Глава 1. Книга вторая. Credo ut intelligam

Владимир КОЛОТЕНКО

ХРОМОСОМА ХРИСТА или ЭЛИКСИР БЕССМЕРТИЯ

Роман

Книга вторая. CREDO UT INTELLIGAM

ВЕРЮ, ЧТОБЫ ПОЗНАТЬ

Создавать не золото, а жизнь.

Тейяр де Шарден

ЧАСТЬ ЧЕТВЕРТАЯ. ГЕОМЕТРИЯ СОВЕРШЕНСТВА

Не короли правят миром, и даже не олигархи. Мир заставляют двигаться идеи.

А любая идея о «правильном» устройстве общества приводит к большим потрясениям, чем полномасштабная ядерная война.

Юрий Никитин

Глава 1

Через какое-то время, точнее сказать — прошла неделя или полторы, Жора отыскался. Как след Тараса у Гоголя. Шок прошел. В том, что Жора был шокирован моим рассказом, не оставалось сомнений. Он явился в лабораторию рано утром и с порога начал излагать дальнейшую стратегию нашей будущей жизни. Стали приходить сотрудники, затем зачастили телефонные звонки. Все это выводило Жору из себя. Он встал, взял меня за руку и потащил к выходу. Было холодно, и мы нашли какое-то тихое теплое кафе. По замыслу Жоры, стратегия заключалась в том, чтобы строить, как он сказал, «тело нового общественного строя, строя нового типа». Сама идея для меня новой не была. Но как?! Строить как? Как этот строй будет называться — не имело значения. Социализм с человеческим лицом, или рябое рыло капитализма, или же лучезарный лик коммунизма со светлым теплым нежно-голубым будущим — все равно, ведь от названия, провозглашал Жора, ничего не меняется.

— Ты как Ленин, — попытался я вставить словцо. Он не слышал.

— … и положим в основу его развития принцип разумного отбора, основанного на подробном тестировании генома человека с выбором тех признаков и качеств его фенотипа, которые свойственны людям продвинутым, детям Света, которые достойны Человека Неба…

Он так и сказал: «Человека Неба», подчеркнув, что оба слова пишутся с большой буквы.

Я не мог не съязвить:

— Опять евгеника, опять махровый расизм, прикрытый налетом достижений современной генетики?..

— Да нет же, — Жора отмахнулся от моих слов, как от мух, — нет-нет!..

Он взял чистую салфетку, сложил ее вчетверо и, достав из внутреннего кармана пиджака шариковую ручку, стал рисовать свой излюбленный нейроцит без аксона. В дальнейшем я не мог даже слово вставить.

— Пусть это будет даже Царство Небесное, Град Божий!.. Христианополис!..

Господи, подумал я, какие смелые слова!

— Архитектоника генома позволяет нам…

Жора иногда поднимал голову и коротко смотрел на меня, но не видел, и в большей степени говорил сам с собой, рассуждал, убеждая самого себя и используя меня в качестве болванчика — любознательного студента-первокурсника, впервые услышавшего о возможностях практического применения новых знаний о генах. Было очевидно, что за эти несколько дней своего отсутствия он хорошенько продумал наши перспективы.

— Понимаешь, все идеи прокисли, нужна новая мысль. Это определенно! Архитектоника генома позволяет нам не только…

Он, мне вдруг пришло это в голову, впервые предлагал человечеству, пусть всего лишь в моем лице, предлагал свою стратегию не только увеличения продолжительности жизни, стратегию преодоления времени, но и стратегию улучшения рода человеческого, его породы, по сути — стратегию совершенства. И, вот что самое главное, — его выживания! А по сути — спасения! Словно в забытьи, он уже тысячу раз произнес свое «Определенно», что свидетельствовало о постоянной работе его ума и потере контроля при подборе слов для точного выражения мыслей. Бешеный поток сознания, настоящий мейстрим лился из него, как вода из лейки, бурный поток слов и ничего больше.

— Почему бук или тис живут тысячу лет? Почему твоя секвойя живет до шести-семи тысяч лет? Это сотни поколений людей?! Тут все дело, я уверен, в геноме. Распознав архитектонику их генома, мы не только сможем…

— Да, пожалуй…

— Я уверен!

— Тут не может быть никаких сомнений…

Нужно было, я знал, помочь ему спуститься с Неба на Землю, но всякая попытка пробраться вопросами в его мозг смывалась горячими струями словесного месива. А сколько было пышно клубящейся жаркой пены!

— Вот послушай, — сказал он и сощурил глаза.

Я весь превратился в слух, надеясь услышать нечто невероятное.

…дайте мне чёрный, чтоб оттенить живое.

Чтоб не забыли, что есть и иные краски.

Дайте мне белый — снова покрасить стену.

Чтоб рассказать сначала другую сказку…

— Понимаешь… Нужна другая сказка, другая, новая, неожиданная… Нужна другая конструкция мира… Понимаешь?!!

Я ждал, не перебивая его, не решаясь спросить, что всё-таки даст нам эта самая архитектоника генома, какие возможности откроет, что позволит.

— Позволяет, а? Как думаешь? — то и дело спрашивал он, и, не рассчитывая услышать ответ, дальше щедро делился своими задумками и планами.

Что позволяет?!

Я кивнул. Спорить же не имело смысла. Вдруг — как укол в голову: это же стихи Тины! Жора цитировал Тину. Неделю тому назад я сам ему декламировал эти строки! И вот… Ах, Жорочка, да ты тоже подсел на нашу Тину! Поздравляю!

А Жора, не замечая, что я стушевался, лил свое:

— Вся эта вонючая навозная куча, которую кто-то обозвал человеком, вся эта мерзость и мразь…

Нельзя сказать, что «мерзость» и «мразь» были любимыми Жориными жалящими словцами, но их сочетание он часто использовал для выражения презрения и полного отвращения к тем, кто погряз в плотской низости.

— Мир живет в полном дерьме, и теперь каждому олуху ясно, что никакая демократия, никакое народовластие и народоправие не способны остановить его падение в бездну. Ни просвещение, ни сила знаний, ни церковь не способны остановить гибель и этого Рима…

— «И ни церковь, ни кабак…» — начал было я.

— Именно! — воскликнул Жора, — «Ничто не свято!..». Маммона, маммона, деньги, деньги, неудержимая страсть накопительства. Вот на нее-то и требуется накинуть узду! Мы обросли коростой невежества и скупердяйства. Жрать!.. Да, нужна свежая звонкая и холодная мысль… Чтобы из этой плесени, покрывшей всю землю тонким молекулярным слоем, сделать, наконец, хотя бы антибиотик.

— Какой плесени?

— Ну, твоего человечества.

Я знал, что Жора давно растерял все симпатии к современному миру и жадно искал пути к его улучшению. Он все чаще задавался вопросом: почему? И разве ничего нельзя изменить?

Пока Жора экспрессивно расточал филиппики нынешнему устройству мира и несовершенству цивилизации, я вдруг подумал о том, что и меня не все устраивало в этой жизни, в жизни этих людей, этой страны и даже этой планеты. Я поймал себя на мысли, что во многом — во всем! — солидарен с Жорой. И готов за ним следовать. В рай или в ад, куда? Я не знал. Во всяком случае, наши мысли, как это часто бывает у… у братьев по разуму, сходились на одном: пора! Но как?.. Я понимал лишь одно: нужно спешить! Бежать!!! Но куда?.. И что же все-таки позволяет нам разгадка архитектоники генома?

— А тут еще и ты со своими клонами, — огорченно заключил он.

— Прости великодушно, — улыбнувшись, повинился я, — знаешь, эти клоны…

— Да знаю я, знаю я тебя… Ну как тебе Пракситель, — ухмыльнулся он, — как я тебя…

Жора, как гюрза, клюнул головой пространство.

— …клюнул, — подтвердил он.

— Гадюка, — сказал я, — умеешь! Укусить!

— На вот, держи, — он добыл из своего непременного желтого портфеля Тинин томик стихов, — на… почитай-почитай…

— Ааа! — вскрикнул я, — так вот где… А я обыскался весь… А ты, змей… Даже на память… Нравится?

— Да ладно тебе… Забыл отдать… Хорошая подложка под сковородку…

— Что?!!! — я вскочил со стула, как ужаленный, — что ты сказал?!!

— Сядь, — мирно сказал Жора, — не кипятись… ну… стишки… ну, так… Ты ее уже разыскал? Как она?

— Кого разыскал? — я все еще был зол.

— Ну, эту твою Тину-картину… как там ее?

— Ты рехнулся, Жор? Как разыскать, когда разыскать, зачем разыскать?.. Ты, брат…

— А я бы разыскал, — смял он манжету моей рубашки, — будешь потом локти кусать.

— С чего бы вдруг?

— Сам знаешь с чего!

Я так и не сообразил, почему мы вдруг прилипли тогда к этой Тинешэ. А Жора, Жора, совершенно равнодушный не то что к Маяковскому, не то что к Пушкину или Есенину, но даже к «To be or not to be», даже выучил ее Праксителя! Я, конечно же, был поражен, потрясен: что заставило?!!

Когда нас попросили освободить кафе, был третий час ночи. Жора аккуратно сложил салфетку и сунул ее в задний карман джинсов, уложил в переполненную пепельницу дымящийся окурок и, заглянув мне в глаза, спросил:

— Ну что скажешь?

Он вдруг протянул свою правую руку и пальцами доверительно прикоснулся к тылу моей левой ладони.

— Ты совсем не слушаешь меня. Сидишь, молчишь…

Возникла пауза, заполненная тишиной, — мне нечего было ему сказать.

— Ты опять что-то там придумал? — спросил он.

— Нет. У меня проблема — не хватает вдохновения.

Он только хмыкнул.

— Почитай Тину, почитай…

— Я давно уже чту! — сказал я.

— Не понимаю: зачем ждать какого-то вдохновения, когда работы невпроворот! Горы груд!.. И Тина в кармане.

Он так и сказал: «Горы груд!».

— Хорошо сказал, — говорит слушающая меня Лена.

— Хорошо, — согласился я, — теперь-то я понимаю, чем приворожила Жору наша Тина.

— Чем же? — спрашивает Лена.

— О-ох… Это целая песня! Спеть?

— Лучше подкинь дровишек в камин, птичка певчая…