Пьер Буаст

Родителям следует разобратьсяь и выянить, кто растлил их ребенка.

Увы, понимаю: в нашей стране не стоит ждать, что растлитель будет наказан. Даже среди моих высокопоставленных пациентов есть педофилы. А именно они заседают в Думе, творят законы... Чего им хочется, то и творят. Именно потому я отказываю в консультации многим высокопоставленным пациентам (а я считаюсь секстерапевтом суперкласса, мои услуги дороги, и многие хотели бы иметь меня в качестве приватного секстерапевта).

Случись (упаси Боже!) нечто подобное с моей дочерью, - я просто убью растлителя. И пусть меня посадят, - я его, гада, убью!

А пока я реализую свой девиз: кара должна постигнуть виновного! - в своих романах.

Приведу еще один отрывок из своего романа, и это тоже правда жизни, случай, когда мне пришлось быть в роли эксперта-психиатра:

“Я отвезла Ленку домой, а потом поехала в поселок, - продолжала Алла ровным тоном. - Окна нижнего этажа были закрыты ставнями. С той стороны, с которой я прошла, между створками ставней света не было. На втором этаже тоже было темно. Я обогнула дом с другой стороны и увидела, что сквозь ставни двух окон пробивается свет. Заглянула в щель между ставнями и увидела такую картину: полурастерзанная девочка, на вид совсем сопливая пацанка лет одиннадцати-двенадцати, рыдая, отбивается от мужчины, отталкивает его, а тот хватает ее и откровенно лапает, потом вдруг ударил по лицу. Я и взъярилась. Терпеть-ненавижу растлителей. Всех педофилов самолично бы расхерачила. Заколотила кулаком в ставень, они замерли, уставились в окно, но за ставнями меня не видели. Окна высоко, на уровне моего лица, так просто не влезешь. Я побежала к веранде, она не застекленная, на нее выходят дверь и три окна. Разбила стекло, влезла. Когда влетела в комнату, девчонки уже не было, видно, успела сбежать через главную дверь - потом уж я увидела, что на двери, помимо замка, есть щеколда. Видно, Сашхен закрылся на щеколду, чтобы незваный гость не смог открыть дверь ключом. Сам растлитель почему-то не спасся бегством. Ну, я и врезала ему от души.

- Чем? - спросил Матвей.

- Сначала кулаком по скуле, потом ногой по яйцам. Мой коронный удар. Чтоб этому уроду неповадно было девчонок растлевать.

- Он потерял сознание?

- Нет. Выл и матерился. Ну и я, соответственно, не осталась в долгу. Доходчиво и популярно разъяснила ему все его мерзкое поведение: и свое мнение о поганых педофилах, и про то, что нехорошо избивать беззащитную женщину да еще ногами.

- А он что?

- В выражениях, оскорбляющих мое женское достоинство, грозился сотворить из меня отбивную и попрактиковаться в разных пакостях на моем красивом теле”.

В тот раз моей гкроине Алле не удалось наказать растлителя. Зато она наказала его потом, когда благодаря действиям ее подруг (но отнюдь не правоохранительных органов) растлитель оказался арестован:

“Отойди, капитан, - угрожающим тоном сказала Алла. - А то неровен час, и тебе достанется. Имей ввиду, рука у меня тяжелая. А мой адвокат рядом, как чувствовала. Да и свидетельница Москвина честно подтвердит, что ты случайно споткнулся и вдребезги разбил себе лицо.

Небрежно отодвинув в сторону растерянного капитана Самойлова, который не отважился силой удерживать столь изысканно одетую даму, к тому же, озаботившуюся и свидетельницей, и адвокатом, Алла левой рукой схватила перепуганного Бориса за одежду и подтянула к себе.

- Ссышь, когда страшно, урод? - спросила она приторно-ласковым голосом, резко контрастирующим с выражением ее лица, не предвещающим ничего хорошего. - Правильно делаешь. На даче, считай, ты отделался легким испугом. А сейчас получишь за всю масть.

Разжав левую руку, она тут же нанесла удар правым кулаком. Голова Бориса мотнулась влево, он схватился за скулу и тихонько заскулил, а Алла удовлетворенно сказала:

- Раз.

И тут же удар кулаком слева, голова Бориса мотнулась вправо и опять удовлетворенное:

- Два.

Она подула на костяшки пальцев и задумчиво спросила саму себя:

- Оставить ему зубы или выбить? - и сама же ответила: - Пожалуй, лучше выбить... Потом педрилам в камере будет сподручнее его в рот иметь.

- Прекратите! - подал голос капитан Самойлов, предусмотрительно державшийся на расстоянии.

- Капитан, не встревай, я тебе потом все объясню, - ровным тоном произнесла Алла.

Когда она занесла кулак для очередного удара, Борис завыл уже во весь голос.

- Ага, зубов тебе жалко, - издевательски констатировала Алла. - Ладно, не буду больше пачкать об тебя руки, оставлю это удовольствие для педрил. Но твои поганые яйца в организме явно лишние, поэтому сейчас ты их лишишься за то, что насиловал и мучил несовершеннолетних девчушек и беззащитных женщин.

Ее коронный удар ногой в пах отбросил Бориса к стене. Не устояв на ногах, он мешком свалился на пол и завыл еще громче. Алла подошла к нему, занесла над его пахом ногу, обутую в сапог на тонкой высокой шпильке, и многообещающе произнесла:

- Такой вот шпилькой я напрочь лишила мудей одного отпетого бандита по кличке Михай, рецидивиста со стажем, а уж с тобой-то, мразь, и подавно разделаюсь.

Поверженный Борис пытался закрыть руками пах, но Алла не спешила наносить удар.

- А ну-ка признавайся, скотина, это ты Ромку Скворцова убил? Говори быстро, иначе превращу в отбивную и твои яйца, и твою морду.

Тот торопливо кивнул, не переставая подвывать.

- За что?

- Не знаю, - захныкал Борис. - На меня что-то нашло, ничего не помню. Пьяный был.

- На протокол все расскажешь и подпишешься? - напористо спросила Алла и опять занесла ногу будто бы для удара.

- Расскажу, - хнычущим голосом отозвался он из-под локтя, прикрывавшим лицо, и перекатился набок, подтянув колени к животу.

Обернувшись к капитану Самойлову, Алла произнесла с милой улыбкой:

- Капитан, я чуток органам подсобила. Этот подонок - садист, насильник, педофил и убийца”.

Мне часто пишут мои читательницы, как им нравится Алла - такая решительная, смелая. Кто-то даже думает, что Аллу я списала с себя. Нет, в жизни я совсем другая. Но стремление защитить слабых мне тоже присуще. И мне тоже хочется, чтобы зло было наказано адекватно, и справедливость торжествовала.