Великое разделение

«Входите тесными вратами; потому что широки врата и пространен путь, ведущие в погибель, и многие идут ими; потому что тесны врата и узок путь, ведущие в жизнь, и немногие находят их. Берегитесь лжепророков, которые приходят к вам в овечьей одежде, а внутри суть волки хищные: по плодам их узнаете их. Собирают ли с терновника виноград или с репейника смоквы? Так всякое дерево доброе приносит и плоды добрые, а худое дерево приносит и плоды худые. Не может дерево доброе приносить плоды худые, ни дерево худое приносить плоды добрые. Всякое дерево, не приносящее плода доброго, срубают и бросают в огонь. Итак по плодам их узнаете их. Не всякий, говорящий Мне: "Господи! Господи!" войдет в Цар-

ство Небесное, но исполняющий волю Отца Моего небесного. Многие скажут мне в тот день: "Господи! Господи! не от Твоего ли имени» мы пророчествовали? и не Твоим ли именем бесов изгоняли? и не Твоим ли именем многие чудеса творили?" И тогда объявлю им: "Я никогда не знал вас; отойдите от Меня, делающие беззаконие"» (Мф. 7, 13-23).

Община Иисуса не может по своей воле оторваться от общности с теми, кто не слышит призыва Иисуса. Обещанием и заповедью она призвана своим Господом в хождение вслед. Этого ей должно быть достаточно. Всякий суд и разделение она предоставляет Тому, кто избрал ее по своему усмотрению, не по заслугам ее дел, но по своей милости. Разделение осуществляется не общиной, а словом призыва.

Так малое стадо, идущее вслед, отделено от большей части человечества. Учеников мало и всегда будет мало. Этийи словами Иисуса у них отсечена любая ложная надежда на успех их деятельности. Пусть никогда идущие вслед Иисусу' не полагаются на свою многочисленность. "Вас мало...", а других много, и всегда будет много. Но они ходят в погибели. И в утешение ученикам дано лишь одно: обещание жизни, обещание вечной общности с Иисусом.

Путь идущих вслед узок. Легко пройти мимо, легко упустить, легко потерять, даже уже вступив. Трудно найти. Путь по-настоящему узок, с обеих сторон — грозные кручи, куда легко сорваться: быть призванным к чрезвычайному, творить его, не видя сам и не зная, что его творишь, — это узкий путь. Свидетельствовать и исповедовать истину Иисуса, любя при этом врага истины, его и нашего врага, безусловной любовью Иисуса Христа, — это узкий путь. Верить обещанию Иисуса, что идущие вслед наследуют землю, беззащитно идя навстречу врагу, охотней терпя, чем совершая несправедливость - это узкий путь. Видеть и знать другого с его несправедливостью и слабостями, никогда его не судя, непрестанно служить ему вестником, не меча бисера перед свиньями, — это узкий путь. Это путь невыносимый. Всякий миг грозит падением. Пока я вижу в этом пути приказанный мне маршрут и иду по нему, страшась себя самого, — он и впрямь невозможен. Но если при каждом шаге я вижу впереди Иисуса Христа и за Ним следую, то я на этом пути хра-

ним. Если я гляжу на рискованность моих шагов, на сам путь, а не на Того, кто идет передо м ной, то, значит, мои ноги уже заскользили. Он сам есть эт~от Путь. Он — узкий путь и тесные врата. Только Его ва;*=сно найти. Зная это, мы идем по узкому пути сквозь тесн ые врата креста Иисуса Христа к жизни, и сама узость=> пути превращается для нас в уверенность. Как мог бы п ^ т ь Сына Божьего на земле, путь, по которому мы, граждан-ie двух миров, должны идти как по грани между этим М1жром и Царством Небесным, как мог бы он быть широки:м? Верный путь должен быть узок.

Стихи 15—20. Община и мир рэзделены. Но теперь слово Иисуса, судя и деля, входит в с=-амое общину. Раздел должен совершиться уже среди уче!—шков Иисуса. Пусть ученики не полагают, что смогли првосто убежать от мира и теперь малым стадом безопасно пребывают на узком пути. Среди них появятся лжепророкиз, и наряду со смятением возникнет и взаимное отчуждение. Вот кто-то стоит около меня, внешне — член общиньп, стоит пророк, проповедник, судя по видимости, по слговам и делам — христианин, но внутренне его к нам npиводит что-то темное, внутренне это хищный волк, его слово — ложь и дела — обман. Он умеет хорошо хранить свсэю тайну, но продолжает свое темное дело. Он попал к нам, он приведен в общину не верой в Иисуса Христа, а дьяволом. Наверно, он ищет власти и влияния, денег, славьы для своих мыслей и пророчеств. Он ищет этого мира, а нье Господа Христа. Он прячет свой темный замысел под по кровом христианства, зная, что христиане - народ доверчивый. Он рассчитывает, что невинный облик спасет его —от разоблачения. Еще он знает, что христианам запрещена судить, и в нужную минуту он им об этом напомнит! Н икто не читает у другого в сердце. Поэтому он многих совращает с верного пути. Возможно, он и сам этого не понимает, так как влекущий его дьявол не дает ему ясно видеть себя самого.

От такого предостережения ученсики могли бы впасть в страшную тревогу. Кто же знает другого? Кто поймет, не таится ли за христианской внешностью ложь, не спряталось ли совращение? Эти страхи м«эгли бы вызвать в общине глубокое недоверие друг к држугу, придирчивую подозрительность и трусливый дух о-суждения. В ответ на эти слова Иисуса могли бы начаться не имеющие любви приговоры всякому впавшему в грех брату. Но Иисус из-

бавляет верных от недоверия, способного разрушить общину. Он говорит: дурное дерево приносит дурные плоды. В свое время оно само себя выдаст. Нам и незачем никому заглядывать в сердце. Надо выждать, чтобы дерево принесло плод. По плоду в свое время вы и распознаете дерево. А плод не заставит себя долго ждать. Здесь имеется в виду несовпадение не между словом и делом лжепророка, а между видимостью и реальностью. Иисус говорит нам, что человек не может долго прожить в видимости. Настает время плодоношения, время распознавания*. Раньше или позже станет ясно, что он такое. Дереву не поможет, если оно не захочет приносить плоды. Плод приходит сам по себе. Поэтому время, когда нужно будет отличить одно дерево от другого, то есть время плодоношения, всё и откроет. Когда настанет решительный ча с в отношениях мира и общины, а он может настать в любой день, не только в важных, но и в самых ничтожных повседневных решениях, тогда и станет ясно, что дурно и что хорошо. Тогда останется одна реальность, без видимости.

Иисус считает учеников способными ясно отличит ь в такие минуты видимость от реальности и отделиться от мнимых христиан. Этим они, с одной стороны, избавлены от пустого любопытства по отношению друг к друг но с другой — им предписана правдивость и решимость, чтобы признать решение Бога, когда оно прозвучит. В любую минуту может случиться, что из нашей среды будут вырваны мнимые христиане или что нас самих изобличат как мнимых христиан. Значит, ученики призываются к более прочной общности с Иисусом, к более верному хождению вслед. Дурное дерево будет срублено и брошено в огонь. Ему не поможет никакая пышность.

Стих 21. Но призыв Иисуса идти вслед проводит раздел еще глубже. После раздела между миром и общин ой, между мнимыми и истинными христианами, разделение вторгается и в исповедующее стадо учеников. Павел говорит: никто не может назвать Иисуса Господом как только Духом Святым (1 Кор. 12, 3). По собственному разуму, силам и решению никто не может предоставить свою жизнь Иисусу, назвать Его своим Господом. А здесь выставлена на свет сама эта возможность, что кто-то назовет Иисуса своим Господом без Святого Духа, то есть- не слышав призыва Иисуса. Это тем загадочнее, что в то время назвать Иисуса своим Господом не сулило никакой

земной выгоды, напротив, было крайне рискованным исповеданием. "Не все говорящие мне: Господи, Господи! — войдут в Царство Небесное..." Говорить: "Господи!" — это исповедание общины. Не всякий, произносящий это исповедание, войдет в Царство Небесное. Прямо посреди исповедующей общины пройдет разделение. Исповедание не дает на Иисуса никаких прав. Никто не может сослаться на свое исповедание. Быть членом Церкви с верным исповеданием — перед Богом это не значит ничего. На основе исповедания мы не спасемся. Подумав так, мы совершим грех Израиля, превратившего милость призвания в свое право перед Богом, и согрешим против милости Призвавшего, Бог нас спросит не о том, были ли мы членами Евангелической Церкви, а о том только, исполняли ли мы его волю. Он спросит об этом всех — и нас тоже. Границы Церкви — это не границы какой-то привилегии, а границы милостивого выбора и призвания Божьего. "Pas ho legon" и "all'ho poion" — "говорящий" и "делающий" — здесь имеется в виду не просто соотношение слова и дела. Скорее,здесь говорится о двух разных позициях человека перед Богом. "Но legon kurie" — "говорящий: Господи!" — это человек, на основе своего исповедания заявляющий притязание, "ho poion" — "делающий" — это смиренный в послушном деянии. Первый своим исповеданием сам себя оправдывает, а второй — это строящий на милости Божьей, послушный человек. Здесь речь становится парой самооправдания, а действие — парой милости, по отношению к которой человек может одно: смиренно повиноваться и служить. Первый, "говорящий: Господи!", сам, без Святого Духа, позвал себя к Иисусу или превратил призыв Иисуса в собственное право. А второй, делатель волиБога, призван, помилован, повинуется и следует. Он считает призыв не своим правом, а судом и помилованием, волей Бога, которому одному он и хочет повиноваться. Милость Иисуса требует делателя, поэтому действие становится правильным смирением, правильной верой, правильным исповеданием милости Призвавшего.

Стих 22. Раздел на только исповедающих и на делающих произошел. И теперь разделение идет еще дальше, до конца. Наконец, говорят лишь те, кто до сих пор устоял. Они из числа делателей, и ссылаются не на свое исповедание, а как раз на свои дела. Они творили дела именем

Иисуса. Зная, что исповедание не оправдывает, они пошли и делами возвеличили имя Иисуса среди людей. Теперь они приступают к, Иисусу и указывают на эти дела. Тут Иисус открывает ученикам возможность демонической веры, которая ссылается на Него, которая творит чудесные дела, до неразличимости сходные с делами настоящих учеников, дела любви, чудеса, даже дела святости, но которая тем не менее отрекается от Иисуса и хождения Ему вслед. Об этом же говорит Павел в 13 главе Первого послания к Коринфянам: можно проповедовать*, пророчествовать, иметь все познания, даже всю веру, движущую горами, — и все это без любви, то есть без Христа, без Святого Духа. И более того: Павел даже показывает возможность того, что и дела самой христианской любви, от раздачи имущества вплоть до мученичества, могут де-наться — без любви, без Христа, без Святого Духа. Без побви — значит во всех этих делах нет хождения вслед, то есть того действия, источник которого в конечном счете никто иной как Призвавший, сам Иисус Христос. Вот самая глубокая, самая загадочная возможность сатанинского в общине, вотдоследнее разделение, которое случится, конечно, только в Судный День. И оно будет окончательным. Но идущие вслед спросят, где же тогда последнее мерило того, кто принят Иисусом и кто нет. Кто же тогда устоит и кто не устоит? Все сказано в ответе Иисуса от-нерженным последнего разделения: "Я никогда вас не шал". Вот она, вот тайна, сохраняемая с начала Нагорной проповеди до самого конца. Вопрос только в этом: знает пас Иисус или нет. На что нам опереться, когда мы слышим, как слово Иисуса проводит раздел сперва между общиной и миром, потом внутри самой общины, вплоть до < удного Дня, когда у нас не останется больше ничего — пи нашего исповедания, ни нашего послушания? Тогда остается только его слово: Я тебя узнал. Вот его вечное слово, его вечный призыв. Здесь конец Нагорной пропо-педи смыкается с ее первым словом. Его слово на Страшном Суде — оно звучит для нас в призыве идти вслед. С начала до конца есть только его слово, его призыв. Кто, идя вслед, только за это слово и держится, кто бросает все остальное, того это слово проведет через последний суд. 1-го слово — это его милость.