double arrow

ЖИЗНЕОПИСАНИЕ. Между тем постройка собора подходила к концу и, наконец, наступил тот давно желанный день, когда матушка Игумения увидела совсем оконченным свое великое

X

Между тем постройка собора подходила к концу и, наконец, наступил тот давно желанный день, когда матушка Игумения увидела совсем оконченным свое великое святое дело. Летом 1885 года храм был вполне закончен и на 8 сентября назначено его освящение, которое совершил Преосвященный Митрофан, нарочито приехавший для этого из Новочеркасска с диаконами, певчими и прочей свитой. Всех же священнослужителей, участвовавших в богослужении, было более 50 человек, что, конечно, придавало особую торжественность службе.
Освящение собора надолго осталось в памяти не только в монастыре, но и между окрестными жителями. Богомольцы за неделю собрались к этому дню целыми толпами, а в самый день торжества народу было до 15 тысяч. Особенно торжественна и трогательна была всенощная накануне освящения. Когда же многочисленный собор духовенства в белых облачениях с возжженными свечами громогласно запел величание Богоматери, нельзя было не проникнуться чувством глубокого умиления и благодарности к Царице Небесной. За обедом, предложенным гостям после освящения в монастырской трапезе, много было прочитано поздравлений на имя матушки Игумении, которую все величали как виновницу торжества, много было сказано речей, в которых восхваляли ее за ее труды и подвиги. С благодарностью и со смирением принимала она все эти вполне заслуженные ею похвалы. В чистом сердце ее не было места для тщеславия. Она от души радовалась и благодарила Бога, что Он помог ей кончить дело, которому посвятила столько труда и сил. А дивный храм сиял какой-то особенной красотой, умиляя всех молящихся в нем.
Незадолго до освящения храма сильно заболела монахиня Аркадия, вследствие чего не могла быть в храме во время освящения его, о чем сильно скорбела, но Господь утешил болящую: в сонном видении видит она, что стоит в новоосвященном храме и в удивлении смотрит, что все стены его покрыты как бы узкими золотыми полосками: она подходит к стене и видит, что это не полоски, а надписи - золотыми буквами написаны имена строителей, благотворителей, жертвователей и трудившихся при построении храма. Вскоре после сего видения она скончалась. Этот случай не показывает ли нам особую милость Царицы Небесной ко всем прославляющим Ее Святое Имя?
15 сентября того же года был освящен и придел в новом храме в честь апостолов Петра и Павла. На этот раз торжество имело более семейный характер. Освящал придел архимандрит Иустин, прибывший из Николо-Бабаевского монастыря с П. А. Брянчаниновым и своими послушниками. Гармонический, необыкновенно приятный голос отца Архимандрита, редкое умение владеть им, а также хорошие голоса его послушников умилили присутствовавших в храме. После Литургии все гости были приглашены в покои настоятельницы, где монахинями была поднесена ей икона Казанской Божией Матери в богатой ризе, приобретенная на наличные средства сестер. Затем гостям была предложена трапеза, длившаяся долго, так как многие говорили речи, провозглашали тосты. У всех присутствовавших замечалась особенная теплота чувств, которые каждый по своему спешил выразить матушке Игумении. Между прочими, монахиней Святославой было прочитано стихотворение, посвященное матушке, а учитель Усть-Медведицкой гимназии Д. Н. Правдин, сделав в начале своей обширной речи краткий исторический очерк монастыря, коснулся потом светлой личности матушки Арсении и в живых, ярких чертах изобразил ее духовную жизнь, ее благотворную деятельность, распространенную далеко за стенами монастыря. "Есть и другой храм, - говорил он, - мыслию о котором прилично закончить наше слово, храм еще более величественный, более прекрасный, более ценный перед очами Того, Кому возвышают эти видимые храмы. Мы говорим о храме души человеческой, над созиданием, устроением и украшением которого уже много лет трудится высокочтимая строительница сего храма. Мы не говорим уже о том, что духом ее живут инокини, что этот дух витает в обители, укрепляет, направляет и возвышает их в подвигах и трудах иноческого делания, но сколько других лиц обязаны направлением своей жизни, своим душевным просветлением и умиротворением ее мудрому совету, ее слову, всегда глубоко западающему в сердце слушателя, всегда основанному на Евангелии и отеческих писаниях. Сколько людей, обуреваемых сомнениями, истомленных внутреннею борьбою, измученных противоречиями, нередко колеблющихся в самых святых верованиях, иногда с разбитым сердцем, сколько несчастных приходило в ее келлию и выходило из нее утешенными, умиротворенными, успокоенными, с обновленной душою, с просветленным душевным взглядом, с любовью к жизни и с верою в добро, в истину, с верою в Бога, по крайней мере, с сознанием необходимости ее и с твердым намерением приобрести ее. Со всеми почитающими Высокопреподобную Игумению, как присутствующими здесь, так и находящимися вдали, я позволю себе высказать пожелание: да продлится жизнь и деятельность, столь необходимая, столь благотворная, столь богатая плодами духовной опытности, да продлится она в славу Бога, Которого она возлюбила паче красных мира сего, во благо обители и окружающего общества, во благо и просвещение многочисленных почитателей ее на берегах тихого Дона на многие, многие лета!"
Окончив постройку храма, матушка Игумения приступила к внешнем благоустройству обители. На место малых, тесных и к тому же ветхих келлий, она выстроила просторные, двухэтажные, крытые железом корпуса и обновила трапезу. Выстроила она и прекрасные дома священнослужителей, а затем обновила и некоторые экономические постройки, пришедшие в ветхость, но этим не ограничилась ее деятельность. За последние 15 лет своей жизни ею было устроено монастырское подворье в станице Урюпинской, с церковью во имя Приснодевы, в память спасения Царской семьи 17 октября 1888 года. Обновлен и богато украшен монастырский теплый храм с вновь сооруженным иконостасом из белого мрамора изящной работы, и основан скит в имении сестры ее Аграфены Михайловны Мержановой. Похоронив мужа, А. М. не пожелала остаться в миру и просила у сестры Игумении благословения жить возле монастыря, на что, конечно, та с любовью согласилась. За оградой монастыря Аграфена Михайловна выстроила на свои средства большой двухэтажный дом, в котором жила 20 лет, пользуясь всеобщей любовью за свой приветливый характер и безмерную доброту. Впоследствии она приняла монашество с именем Марии и скончалась 19 января 1905 года, за полгода до смерти матушки Игумении, на ее руках. Усадьбу свою с землею Аграфена Михайловна пожертвовала монастырю, где, по общему желанию обеих сестер, был основан скит и выстроена домовая церковь во имя святой Марии Египетской и святой равноапостольной Марии Магдалины. Красивая уединенная местность усадьбы, расположенной на берегу реки Медведицы (приток Дона), старинный барский дом, окруженный террасой и большими деревьями, чрезвычайно нравились матушке Игумении. Она любила летом бывать там, наслаждаться воздухом, тишиною, и не раз в последние годы своей жизни говорила, что желала бы оставить настоятельскую должность, принять схиму и жить в затворе в скиту. К сожалению, вскоре после кончины ее, скит был упразднен и дом вместе с церковью продан Анне Васильевне Чарныш. Дочь покойного брата Игумении Арсении, Василия Михайловича, Анна Васильевна, глубоко почитая память матушки Арсении, не пожелала, чтобы такая дорогая память о ней, как скитская церковь, была продана в чужие руки, как предполагала сделать это преемница матушки Арсении: она упросила игумению Леониду уступить ей дом с церковью за 5000 рублей. Анне Васильевне давно уже хотелось выстроить в своем родовом имении церковь над могилами родителей. Господь благословил ее благочестивое желание, и 17 августа 1910 года была освящена небольшая, красивой архитектуры, церковь. Впервые раздался в этот радостный день церковный благовест над дорогими, родными для нее могилами...
Исполнилось желание и самой матушки Игумении, которая глубоко скорбела, что любимый брат ее был похоронен далеко от Божьего храма. По словам некоторых монахинь, бывших на торжестве освящения церкви, чувствовалось, что точно душа покойной матушки Арсении присутствовала здесь, в храме, разделяя общую радость.

XI

Все эти чрезмерные труды Игумении Арсении, эти непосильные подвиги, эти бессонные ночи, проведенные в сыром, холодном воздухе пещер, этот постоянный внутренний труд борьбы над очищением своего сердца и, наконец, вся тяжесть настоятельской должности, которую она несла более 40 лет, - все это окончательно расстроило слабое и без того здоровье матушки. Зиму 1904-1905 годов она проболела почти всю. К тому же печальные события этого года не могли не отразиться на ее здоровье. Патриотка душою, она далеко неравнодушно переживала неудачи и потери родины. С каким нетерпением ожидала она известия о военных действиях нашей армии, как воодушевлялась она, читая подвиги наших героев, и сильно скорбела об утратах и потерях. А взятие Порт-Артура глубоко поразило ее. "Порт-Артур взят, - с сокрушением и со слезами на глазах говорила она собравшимся у нее сестрам в день Рождества Христова. - Вот какой нерадостный для нас сегодня праздник". Даже за несколько дней до смерти жаловалась она доктору, лечившему ее, как тяжело переживала она это скорбное событие. "Я чувствую, что эта потеря отняла у меня несколько лет жизни", - говорила она.
Весною 1904 года умер горячо любимый ею брат Василий Михайлович, после непродолжительной болезни. Глубоко потрясла матушку Арсению эта кончина: обильно плакала она, собираясь на его похороны и, отдав ему последний долг, измученная, больная вернулась домой. И хотя, отдохнув, опять принялась за монастырские дела, опять, по-видимому, стала жить для других, но от близкостоящих к ней учениц, от домашних не могла укрыться перемена, происшедшая с нею. Она точно жила через силу. В особенности же стала плохо себя чувствовать матушка Арсения по ночам. Сильные ревматические боли во всем теле не давали ей заснуть, а если и случалось ей забыться, то, проснувшись, она несколько времени была не в состоянии произнести слова от крайнего изнеможения. Только сильная вера и любовь к Богу поддерживали ее дух. "Проснешься иногда, - говорила она сама, - и чувствуешь такую сильную боль в руках и ногах, что с трудом начинаешь одной рукой передвигать другую, едва-едва перекрестишься, потом достанешь с полки (которая находилась у самой кровати) книгу Псалтирь, прочтешь несколько слов и точно вдохнешь в себя что-то освежающее, потом встанешь, сделаешь несколько поклонов и, милостию Божию, почувствуешь в себе достаточно силы даже для того, чтобы пойти в церковь, а ночью думали мы с Митрофанией, что не доживем до утра. Так-то сильно слово Божие, и так дух может преобладать над плотию..." - добавляла матушка.
Вероятно, она стала предчувствовать свою близкую кончину, потому что не раз заводила речь о смерти. "Надо привыкать к мысли, что меня не будет с вами, - говорила она одной молодой, преданной ей послушнице, - и учиться жить без матушки". Часто вспоминала она покойную схимницу Ардалиону, ее предсмертные беседы и говорила, вспоминая, что схимница умерла без нее: "Да, монаху хорошо умирать одному, я желала бы, чтобы никто не присутствовал при моей смерти". Что действительно и случилось. Многое и другим говорила она, точно приготовляя всех к своей кончине. "Не будет меня, вспомните все мои слова", - сказала она однажды.
В ее доброй ласковой улыбке, в особенном блеске ее ч!удных глаз, во всей старческой фигуре лежал отпечаток чего-то уже неземного. Какое-то особенное смирение и кротость замечалась в обращении с другими. "Разве наша матушка была прежде такою, - говорили в монастыре, вспоминая свою прежнюю, молодую, полную жизни и иногда строгую, не для всех доступную игумению. - Слаба становится, видно, через силу ходит, а, кажется, готова всех принять, со всеми говорить".
Митрофания же (старшая келейница матушки), всегда оберегавшая свою горячо любимую игумению от излишней усталости, сильно недолюбливала "всех этих посетителей", как выражалась она; добродушное лицо ее принимало строгое, суровое выражение, когда, бывало, войдя в приемную, почти всегда переполненную народом, на вопрос ее "что пришли?" - получала обычный ответ - "к матушке, по делу".
"Нет, уж мне эти посетители!" - сердито скажет она и со вздохом пойдет докладывать матушке, зная по опыту, как не любила матушка Игумения заставлять себя ждать. "Давай им непременно матушку, - добавляет она, вернувшись, - а того и не знают, как нынче матушка ночь-то провела". А ночь провела матушка Арсения всю без сна, страдая сильнейшей болью во всех суставах. Иногда же случалось и так, что сама Митрофания, помещавшаяся в смежной комнате, проболеет всю ночь, и матушка Игумения, забывая свою болезнь, по целым часам простаивает у кровати своей верной послушницы.
В феврале месяце матушку Арсению постигла новая скорбь. Скончалась ее невестка, Анастасия Михайловна Себрякова, вдова ее любимого брата, проболевшая лишь несколько часов. Эта внезапная смерть особенно почему-то поразила матушку, и она не раз говорила окружающим: "Теперь уже настала моя очередь умирать; мне кажется, что смерть точно преследует меня, точно витает надо мной, и я чувствую ее дыхание". Это ощущение настолько было сильно и так встревожило ее, что она пожелала даже в необычное время приобщиться Святых Таин. Она заказала накануне всенощную, во время которой усердно, со слезами, молилась, а на другой день, исповедовавшись и причастившись, она стала чувствовать себя спокойнее и тверже.
За свое более чем сорокалетнее управление Усть-Медведицким монастырем матушка Игумения Арсения неоднократно получала благословение Святейшего Синода, имела наперсный крест и крест с драгоценными украшениями, пожалованный ей из Кабинета Его Величества Государя Императора, знак Красного Креста за войну 1877-1878 годов, медаль в память царствования Императора Александра III, а в 1905 году была награждена Библией, выданной из Синода за монастырское училище. Библия эта была получена в монастыре уже по кончине матушки. Кроме того, она имела наперсный крест с драгоценными украшениями, поднесенный ей сестрами обители с разрешения высшего начальства в день тридцатипятилетнего юбилея управления монастырем.
25 июня 1905 года сестры Усть-Медведицкого монастыря проводили в Саров свою любимую настоятельницу. Матушка Игумения, несмотря на нездоровье и сильную слабость, пожелала непременно исполнить свое обещание побывать в Сарове и поклониться мощам дивного старца Серафима, к которому имела теплую веру. Она любила иногда побывать в святых местах, где находила отдых от своих многочисленных забот. Частые ревматические боли, иногда продолжавшиеся у нее по месяцам, также принуждали ее заняться лечением, так что она два года ездила в Крым и в Одессу на морские купания. Но никогда не провожали ее сестры с таким тяжелым чувством, как теперь, видя ее такою слабою, изнеможенною. Сама она также точно жалела расставаться с ними. Особенно ласково, приветливо обошлась она с монахинями, пришедшими провожать ее, может быть, предчувствуя, что видит их в последний раз. Накануне отъезда она пожелала отслужить панихиду на могиле своей духовной наставницы схимонахини Ардалионы, во время которой горячо, со слезами, молилась, а по окончании службы подозвала к себе ризничию, монахиню Веронику, и показала ей место где желала бы, чтобы ее похоронили, приказав сказать об этом казначее монастыря после своего отъезда.
Видя матушку такой слабой, многие высказывали свое желание провожать ее, но она пожелала взять с собою лишь одну преданную келейную Агнию, жившую с ней более 40 лет. "Я еду с радостным чувством, - говорила она некоторым, - так хочется мне побывать в Сарове, поклониться мощам Преподобного".
В Москве матушка Игумения заболела и принуждена была пробыть недели две у своей родственницы Софии Александровны Ладыгиной, так что в Саров она прибыла только 12 июля.
Трогательными словами описывает она свои первые впечатления о Сарове в письме к казначее Леониде, полученном в монастыре на третий день по ее кончине. "Приехала я сюда такая радостная, довольная, - писала она. - В первый же день по приезде, после поздней обедни, служила преподобному Серафиму молебен с акафистом, поминала о здравии всех вас, сестер обители, и наших духовных отцов. Потом, напившись чаю, поехала в обе пустыньки батюшки отца Серафима. Самый путь туда лесом я проехала с восторгом, а дальняя пустынь меня привела в умиление и много мне доставила утешения духовного; точно отец Серафим живет еще там, следы его подвигов и теперь живы и говорят о нем так ясно, точно видишь его. Келлия его с внутренним, тайным ходом в тесную пещеру, где он укрывался от людей, когда безмолвствовал 13 лет; место, где он кормил медведя; место, где он молился на камне 1000 дней; место, где был почти до смерти бит разбойниками, - все это говорит о его трудах, о его невыразимых подвигах. И я, недостойная, ходила с духовным восторгом по этим местам, собирая в лесу сосновые шишки, и мне чувствовалось, что сам он, живой, присутствует там. Потом в ближней пустыни, я купалась в источнике. И так я была счастлива и довольна! После вечерни я заболела. Два раза я переносила эту болезнь за дорогу, но здесь с меньшими удобствами, чем в Москве. Если поправлюсь, думаю, никуда не заезжать, даже в Дивеев. За один день здесь я столько получила духовной отрады, что благодарю Господа за Его милость. Думаю прямо ехать домой, где и болеть не страшно, и умереть желаю".
По приезде в Саров, рассказывала Агния, матушка Игумения пожелала пользоваться кушанием из монастырской трапезы. Пища оказалась грубой и тяжелой, в особенности на больной желудок. На другой же день она опять заболела желудком и так сильно ослабела, что дня четыре пролежала почти без движения. Пришлось обратиться к доктору, который несколько облегчил болезнь, так что 19 июля, в день празднования открытия мощей Преподобного Серафима, матушка, хотя и через силу, но могла быть в церкви. Во время обнесения мощей Преподобного, она с Агнией стояла на высокой паперти теплого храма "Живоноснаго Источника", откуда хорошо был виден крестный ход. Со слезами умиления молилась матушка, вспоминая, вероятно, в эту торжественную минуту свою родную обитель, а, может быть, душа ее, переполненная духовными утешениями, отрешившись от всего земного, готовилась к переходу в иной мир. Ничего особенного не говорила матушка Арсения об этом своей послушнице, так что Агния, видя ее бодро стоящей, далека была от мысли, что матушка доживает последние дни. Только в этот день вечером она встревожила ее, сделав ей следующий вопрос: "Агния, а в случае, если я умру, куда ты денешься?" - "Я вас не оставлю тут", - невольно как-то вырвалось у нее в ответе. - "В таком случае надо сейчас металлический гроб заказывать", - сказала матушка. Вспоминая после эти слова, Агния разочла, что если бы тогда же был выписан гроб, то он как раз получился бы ко дню кончины матушки.
На другой день, чувствуя, что силы у нее не возобновляются, матушка решила остаться еще в Сарове и начала готовиться к говению, предполагая приобщиться Святых Таин 21 июля. В монастырь она послала депешу, что по болезни не может вернуться к 22-му, как хотела. Несмотря на слабость, она стала посещать ежедневно церковь, и Господь помогал ей с великим подвигом, как сама она сказала, выстаивать службы, чему немало удивлялась Агния. Последние дни, по словам ее, матушка проводила почти все в молитве. И ходя, и сидя, и лежа в номере на кровати, она напевала ирмосы: "Ты моя крепость, Господи, Ты моя и сила, Ты мой Бог, Ты мое радование, не оставль недра Отча и нашу нищету посетив, тем с пророком Аввакумом зову Ти: силе Твоей слава, Человеколюбче!" И другой: "Услышах, Господи, смотрения Твоего таинство, разумех дела Твоя и прославих Твое Божество!"
20-го, возвращаясь из церкви, матушка встретила рясофорную монахиню своего монастыря Лию, приехавшую в Саров на поклонение. Обрадовавшись ей, матушка Арсения велела переходить ей к ним в номер. Лия не ожидала видеть матушку Игумению такой слабой, больной, и с радостью осталась около нее, желая чем-нибудь послужить ей. Утром 21-го, готовясь приобщиться, матушка Арсения сказала своим послушницам: "Так как вы одни тут со мною из всех сестер обители, то я прощаюсь в лице вашем со всеми сестрами". Затем, чувствуя, вероятно, особенную слабость, обратясь к Агнии, прибавила: "Может быть, в церкви со мною сделается дурно, будет обморок, то ты не пугайся". Так до последней минуты заботилась она о покое других.
Пешком в церковь матушка не могла уже идти и велела нанять извозчика. Приехав в церковь Преподобного Серафима, где всегда служат раннюю обедню, матушка пожелала прежде приложиться к мантии Преподобного, а потом пошла на левый клирос, где монахи приготовили ей место. Приобщалась матушка на ногах, но силы почти совсем изменили ей, так что и в гостиницу она не могла идти пешком. При выходе из храма матушка особенно щедро подавала милостыню и велела Агнии подавать, не жалея денег. Тут же встретила она сестер Самарского монастыря и их обильно оделила деньгами, прося молиться за нее. Слабая телом, но радостная, бодрая духом, вернулась матушка из церкви и, подкрепившись немного пищею, пожелала проехаться - подышать свежим воздухом. Агния наняла экипаж. Поехали сначала на почту, а потом к источнику, где она умылась. По дороге, встречая калек и нищих, матушка Игумения и тут много раздавала милостыню.
К вечерне и всенощной она не могла уже идти. Слабая до крайности, она под вечер стала чувствовать какую-то тоску, вспоминала свою обитель, близких, сестер и говорила, что душа ее тоскует, что хотя смерть не страшит ее, но что она желала бы умереть в родной обители. Желая подышать свежим воздухом, она села возле открытого окна. Уже темнело. Вдруг у нее вырвался какой-то необыкновенный, протяжный вздох, сильно встревоживший Агнию. Заметив перемену в лице матушки, Агния стала настойчиво просить позволения позвать доктора, на что матушка с неохотою, но все же согласилась. Доктор успокоил Агнию, сказав, что не находит ничего опасного, посоветовал поставить горчичник на грудь и прописал лекарство. По его уходу Агния хотела помочь матушке лечь, но вдруг она сама быстро легла на спину. Глаза ее стали большие, блестящие и радостные. Видно было, что она созерцает что-то для нее необыкновенно радостное. Медленно, молча, вздохнула еще раза два, и лицо ее делалось все светлее и радостнее. Потом еще один последний вздох, и душа ее мирно отлетела к Господу, без стона, без мучений, а глаза остались открытыми, точно продолжала она видеть ими. Агния сама уже закрыла их, удивляясь такой мирной, безболезненной кончине.
Был одиннадцатый час ночи. Глубоко потрясенная и растерявшаяся, Агния не могла сама убирать тело почившей. Одевала ее Лия с помощью Дивеевских монахинь, которых матушка видела утром в церкви.
Уважаемая всеми при жизни, известная даже высокопоставленным лицам, так горячо любимая в своей родной обители, матушка Игумения Арсения умерла одинокой странницей, и чужие люди убирали ее тело. Даже монашеской мантии не было с нею, и настоятель Саровской пустыни прислал свою, кожаный пояс дала Лия, а параман для покрытия лица почившей по уставу монашескому, привезли из Дивеева. Услышали о кончине матушки Арсении и Самарские монахини, и тотчас же поспешили прийти, предлагая читать Псалтирь у ее тела, помня, как обласкала их матушка. На другой день прах почившей положили в гроб, покрыли мухояром и перенесли, при пении Самарскими монахинями Святый Боже, в кладбищенскую церковь, где она и находилась до отпевания. К сожалению, в церкви не позволили читать Псалтирь, ее читали в номере. 26-го был привезен из Москвы матушкиной родственницей Ладыгиной металлический гроб, в который и опустили деревянный гроб с прахом матушки Арсении после панихиды, совершенной четырьмя иеромонахами.

XII

Между тем, в Усть-Медведицком монастыре сестры ожидали возвращения своей Игумении. 16 июля казначея послала за ней лошадей на станцию Себряково. Хотя получилась потом депеша, что матушка по нездоровью не может вернуться к 22-му и опечалила многих, но особенно никто не встревожился. Только самые близкие, преданные ученицы чувствовали в душе тоску и тягостное предчувствие чего-то страшного. И страшное совершилось!..
22 июля в два часа дня казначея получила роковую депешу от Агнии с известием о кончине матушки Игумении. С быстротою молнии разнеслась эта весть по монастырю и ужасом наполнила сердца сестер. Стоны и плач поднялись невообразимые. Казалось, вся обитель слилась в один скорбный вопль... Кто спешил бежать к казначее узнавать подробности, кто, более крепкий духом, успокаивал малодушных. Некоторые, не обращая внимания на других, плакали навзрыд, как осиротелые малые дети. Скорбь близких, келейных и духовных дочерей невозможно было описать.
В 3 часа первый заунывный удар колокола раздался над монастырем и медленно, удар за ударом, понесся заупокойный звон, созывая осиротевших сестер в храм на первую панихиду по дорогой, горько оплакиваемой ими настоятельнице. Тяжело вспомнить, что это была за панихида! Плакали все, начиная со священнослужителей и кончая мирским народом окрестных хуторов, успевших узнать о кончине всеми почитаемой, всеми любимой матушки Игумении. Монахини, послушницы, монастырские ученицы, - все спешили в храм% одни выплакать свою, казалось, непосильную скорбь, другие помолиться за упокой души дорогой для всех, незаменимой в эту минуту матери. Действительно, она была незаменима для них!
Казалось, со смертью ее монастырь лишился всего. Она была и наставница, и мудрая руководительница, и любящая мать, и тот возвышенный идеал самоотверженной, созерцательной жизни, подражать которому каждая стремилась по мере своих сил. При ней им жилось легко, беззаботно. "Как матушка благословит", "про это матушка знает", - говорили они, отдавая, как дети, все свои заботы и поступки на ее решение. Случилось ли испытать какое сомнение, спешили к ней, и она нередко одним мудрым словом разрешала вопрос, над которым продумывалось несколько дней. Скорбь ли какая постигнет кого, матушка умела утешить ласковым взглядом, иногда одним каким-нибудь добрым словом, улыбкой... Ужасно было теперь сознавать им, что все кончено, что они не увидят ее больше, не услышат ее голоса, что они осиротели, остались беспомощными, а она, их горячо любимая мать, умерла далеко-далеко от них, в одиночестве, может быть, в сильных страданиях. И только мысль, что она своей праведной жизнью заслужила награду у Господа, Которого возлюбила всем сердцем, всей душою, ради Которого несла непосильные подвиги, мысль, что она своей бессмертною душою видит и чувствует их скорбь, и там, у престола Царя Славы возносит свои молитвы за них, - как отрадный луч солнца, разгоняла мрак уныния и тоски, давая возможность сказать: "Да будет воля Твоя!"
Тут только, после ее смерти, узнали сестры и стали передавать друг другу еще об одном подвиге своей настоятельницы. Оказалось, что матушка Игумения, несмотря на свое слабое здоровье, подражая древним подвижникам, носила на своем изнеможденном трудами и болезнью теле тяжелые железные вериги. Теперь они, вместе с другими вещами матушки Игумении, находятся в стеклянном шкапе в ризнице, и сестры, с умилением глядя на них, удивляются великим самоотверженным подвигам их блаженной Игумении.
Между тем, казначея Леонида немедленно распорядилась послать депешу Преосвященному Афанасию, Донскому Архиепископу. Сообщая ему о кончине матушки Игумении, она просила разрешения перевезти ее прах в родной монастырь. С тревогой ожидали монахини ответа на эту просьбу. Мысль, что могут не разрешить перевезти прах матушки, ужасом наполняла их сердца. Но Богу угодно было хотя немного утешить их. Дня через два был получен ответ от Архиепископа.
Высказывая свое сочувствие о кончине матушки Арсении, Владыка сообщал, что по его просьбе архиерей и губернатор Тамбовские разрешили перевезти тело почившей в родную обитель. Все вздохнули облегченно и стали готовиться для подобающей встречи матушкиного праха. По желанию казначеи, в Саров за матушкой поехал ее духовник, отец Феодор Прокопиев, в сопровождении нескольких монахинь, а в монастыре начали готовить склеп в нижней церкви преподобного Арсения, где ежедневно служили теперь заупокойные обедни и панихиды. Только в молитве находили сестры утешение и облегчение своему горю. С нетерпением ждали они встретить у себя дорогой для них прах матушки Арсении. Поклониться ему, поплакать у гроба, рассказать ей, как живой, свое горе казалось для них большим облегчением.И вот, наконец, получилось известие из Сарова, что гроб с прахом матушки должен прибыть на станцию Себряково в ночь под 30 июля.
Взволновались сестры, всем хотелось поскорей встретить дорогой прах, и некоторым удалось выпросить у казначеи разрешение выехать для встречи на станцию. В числе их была и я, грешная. Что это была за поразительная ночь! Кажется, во всю жизнь не забыть ее нам. Еще с вечера вокзал был переполнен народом. Кроме монахинь, тут собрались жители из села Михайловки и Себрово, большею частью дети и внуки крепостных крестьян Михаила Васильевича. Все они знали матушку Игумению, некоторые слышали про ее подвиги, другие же не раз были в монастыре, воочию видели ее богоугодные дела, и многим при жизни своей она успела оказать какую-либо помощь, дать добрый совет, поддержать в трудную минуту. Все они спешили теперь встретить ее прах, поклониться ему и отдать последний христианский долг. Приехала также и племянница матушки Арсении, Александра Васильевна Комлева, а за час до прихода поезда прибыло и духовенство из села Михайловки, пожелавши встретить тело почившей и отслужить панихиду. Ожидая с напряженным вниманием прихода поезда, народ расположился группами на платформе; часто слышалось в толпе или подавленное рыдание, или молитвенный вздох, или сдержанный шепот голосов. Говорили вполголоса про матушку Игумению, вспоминали случаи из ее жизни, расспрашивали у монахинь о поездке ее в Саров, о письмах, полученных в монастыре уже после ее смерти.
Но вот, наконец, показался вдали поезд. Трудно описать тот потрясающий душу момент, когда под неудержимое рыдание сестер поезд, замедляя ход, подошел к станции. Не выдержали сестры и с громкими рыданиями бросились навстречу вагону, в котором находился прах оплакиваемой ими игумении. Но и тут их ждало испытание. Железнодорожное начальство не хотело открывать вагон до утра, только слезы и их неотступные просьбы смягчили сердце начальника станции, и он разрешил открыть вагон.
И вот гроб с телом матушки на платформе! С благоговейным чувством окружили его все присутствовавшие... Кто плакал, кто молился, кто прикладывался к нему, выливая в слезах свою скорбь. Тут же на платформе приготовили все, что нужно для службы, и вскоре началась скорбная панихида. Что это была за служба! Шел третий час ночи. Тишина какая-то особенная, торжественная, ни звука кругом, точно все замерло, внимая святому песнопению, только изредка слышалось чье-то сдержанное рыдание, шепот молитвы, и на миг прерванное заупокойное пение снова неслось к небу, усеянному мириадами звезд. Внизу же, кругом гроба, масса народу с зажженными свечами возносили вместе с кадильным фимиамом свои молитвы Творцу вселенной об упокоении новопреставленной. Было так тихо, что ни одна свеча не погасла, точно свидетельствуя, что жизнь усопшей, подобно огню, всегда горела любовью к Богу.
Странно. В эту трогательную минуту, когда, казалось, скорбь дошла до крайних пределов и слезы неудержимо текли по лицу молящихся, вдруг какое-то сладкое, отрадное чувство наполнило душу, заглушило горе, вливая мир в сердце. Отчего же это случилось? Подействовало ли так успокоительно на окружающих тихое церковное пение, тишина ли ночи утешала бурю душевной скорби, небо ли звездное ниспослало с высоты мирный привет? Кто может объяснить? Жив Господь и жива душа праведных. Думается мне и чувствовалось тогда всем переполненным скорбью до глубины сердца существом, что в этот миг праведная душа самой матушки Арсении покинула блаженные селения, чтобы присутствовать тут около своего праха, утешая неземным утешением скорбный дух ее осиротевших духовных детей, собравшихся встретить ее. И не я одна чувствовала это, многие, даже мирские, говорили, что испытывали во время панихиды по матушке Арсении неземное, блаженное успокоение. "Несомненно, - говорил епископ Игнатий в одном из своих поучений, - что почивший находится под милостию Божиею, если при погребении тела его печаль окружающих растворена какой-то непостижимой отрадой".
Да, несомненно, что душа матушки Игумении Арсении наслаждается там, в загробном мире, райским блаженством, уготованным Господом для любящих Его. Доказательством этого не служит ли вся ее долгая жизнь, представлявшая из себя целый ряд подвигов, дивного самоотречения и беспредельной святой любви. И если Господь обещал дать награду за чашу воды, поданной одному из малых сих, то тем более получит ее та, которая с юных лет отдала всю себя на служение Богу и ближним...
Солнце уже взошло, когда процессия с гробом матушки, поставленным в деревянном ящике на приготовленные заранее дроги, двинулась от станции Себряково через село Михайловку, где возле церкви, по желанию местного духовенства была отслужена лития и сказано соответствующее событию слово священником Иоанном Минервиным... При пении монахинями Святый Боже медленно двигалась процессия по улицам села в сопровождении множества народа, желавшего проводить прах матушки до усадьбы Василия Михайловича Себрякова, находящейся в 8 верстах от станции, где предполагали сделать остановку. Усадьба была в это время пуста, так как владелица ее, младшая дочь Василия Михайловича Анна Васильевна Чарныш, проживала с больным мужем в Одессе и не могла присутствовать на похоронах матушки Арсении. За садом, недалеко от барского дома, где возвышался крест над фамильным склепом Себряковых, остановились теперь с прахом матушки Игумении и снова, по усердию Михайловского духовенства, была отслужена панихида. Много было здесь пролито слез теми, кто знал семейство Себряковых. Живо вспомнилось, с какою любовью и почетом встречал всегда Василий Михайлович свою любимую сестру, Игумению, когда она приезжала к нему погостить, отдохнуть от монастырских забот среди родной семьи. Горячо любимая всеми родными, она своим приездом вносила всегда радость в их семью. В особенности в последние годы, когда они с женой состарились, часто болели и оба имели нужду в духовном утешении. Теперь же все было так чуждо и пусто кругом. Только преданные дворовые высказывали свое сожаление и сочувствие. Отсюда процессия двинулась через станицы Арчадинскую, Кепинскую, хутора Зимник и Подольховский, куда прибыли поздно ночью и где решили ночевать. С благодарностью и теплым чувством вспоминается теперь та любовь и ласка, которые оказывали простые жители станиц сопровождавшим прах монахиням. Около селений их встречала целая толпа народа, с благоговением присоединявшаяся к процессии и сопровождавшая матушкин гроб далеко за хутора. Женщины выносили хлеб, дыни и арбузы, останавливая экипажи, они простосердечно угощали, чем Бог послал, стараясь ласковым словом утешить скорбных. Когда же клиросные монахини пели Святый Боже, все усердно молились, даже со слезами. В Подольховском хуторе женщины-казачки просили разрешения положить на гроб матушки Игумении венок из цветов и зелени. Они приносили детей на руках прикладываться к гробу и особенно заботились чем только возможно успокоить монахинь. Так трогательно было видеть эту неподдельную любовь простых людей к памяти покойной матушки Игумении!
Наконец настал день, когда сестры Усть-Медведицкого монастыря встретили у себя прах горько оплакиваемой ими Игумении Арсении. С самого раннего утра 31 июля большая часть из них отправилась в станицу Усть-Медведицкую, жители которой просили разрешения принять у себя прах матушки Игумении. В ограде Воскресенской церкви гроб извлекли из ящика, и сестры сами внесли его в церковь, где шестью священниками, при громадном стечении народа, была отслужена панихида, а настоятель церкви отец Митрофан Петров в нескольких трогательных словах выразил всеобщую скорбь о кончине глубокопочитаемой и искренно любимой всеми Игумении Арсении.
После панихиды гроб был поднят и на руках монахинь пронесен через всю станицу при заупокойном перезвоне и погребальном пении. Сестры желали нести его и до монастыря, но силы изменили им, пришлось снова поставить гроб в ящик и на дрогах везти его до горы Пирамиды, откуда виден монастырь. Здесь процессия была встречена всеми монахинями и послушницами во главе с отцом Феодором Прокопьевым, прибывшим в монастырь накануне вечером.
Казначея монастыря Леонида с другим монастырским священником Петром, гостившим в это время в монастыре у своей родственницы, и еще двумя священниками - отцом Поликарпом и иеромонахом Петром, приехавшими к погребению, а также со всеми монахинями, которые по старости лет или по болезни не могли прийти к Пирамиде, встретили с почетом, подобающим Игумении, тело почившей матушки у Святых ворот.
При трогательном пении Святый Боже в сопровождении тысячной толпы гроб внесли в собор, где поставили посреди церкви, и вслед за тем отец Феодор сказал несколько трогательных слов, выражающих свою и общую скорбь всего монастыря, а отец Поликарп произнес следующее слово, надолго оставшееся в памяти сестер обители:
"Достоблаженная приснопамятная мати наша, Игумения Арсения! Окончен твой благочестивый подвиг, подъятый ради Бога; окончилось твое паломничество в обитель Преподобного Серафима Саровского и, увы, окончен вмес-те с тем и подвиг земной жизни. Вот ты в родной своей обители, в созданном тобою храме, сестры обители, духовные твои чада и знавшие тебя окружают, ожидая утешения и привета. Взгляни на них своими глубокими, любвеобильными очами! Промолви им слово любви! Поделись с ними теми духовными восторгами, теми чувствами, которыми переполнена была душа твоя в местах великих подвигов и трудов Преподобного. Но, увы, очи твои, всегда светившие любовию, лаской, доброжеланием, навеки померкли и сокрыты во гробе; уста твои, вещавшие глаголы жизни духовной, уста, которые изливали целительный бальзам в страждущие души, подкрепляли немощных, подымали падающих, замкнулись навсегда, и никто больше не услышит сладостных словес твоих. О, велия скорбь! Невыразима тяжесть внезапной потери. Но, сестры, не скорбите чрезмерно, яко не имущие упования. Блажени мертвии, умирающие о Господе. Воистину блаженна матерь наша, умершая о Господе, Которому всю жизнь верно служила. Посему Господу угодно было, чтобы она предала Ему свою праведную душу при великом молитвеннике Преподобном Серафиме и с ним вместе предстала пред Господом. Не будет ошибочно и ничьему убеждению не противно, если мы вложим в уста почившей слова апостола: Подвигом добрым подвизайся, течение скончах, веру соблюдох, и прочее соблюдается мне венец правды, его же воздаст ми Господь, в день он - праведный Судия. Кто знал ее в монашестве, в начальстве над монашествующими, тот знает и подвиги ее, и течение, и веру ее, и не может не видеть уготованного ей праведным Господом венца правды. Помяните подвиги девства, чистоты, нестяжания, постничества, воздержания, уединения и молитвы, ревности о славе Божией, послушания и труды до последних сил, терпения и кротости, матерней о всех заботы и снисхождения, и возрадуйтесь упованием, что Господь вселит ее в небесный чертог славы и радости, где раздается глас празднования и празднующих непрестанный, где вкушает она неизреченную сладость от созерцания неизреченной доброты и красоты лица Самого Бога. Утешьтесь, сестры! Почившая и по смерти так же близка к вам, как и при жизни, и прах ее здесь будет семенем святым, одною из духовных основ святой обители сей. Жизнь ее будет великим примером для подражания. Взирая на окончание жительства почившей, подражайте вере ее и примите, сестры, в наследие от нее образ непоколебимой веры, твердого упования и евангельской любви. Прими от нас, незабвенная наша мать Игумения, как последнюю дань любви и благодарения, обильные слезы, горячие надгробные молитвы и с высоты небесной благослови осиротевшее твое духовное делание на терпение, благодушие, на добрую жизнь. Вспомни пред Богом и нас, по долгу пастырства стоящих у гроба твоего, а нам да пошлет Господь Бог поминать тебя вечно!"
Гроб с телом матушки оставался в монастырском Казанском храме несколько дней, так как кроме сестер обители со всех сторон ехали и шли прощаться с матушкой и поклониться ее праху. Много пролито было тут искренних, горьких слез... Вспоминали благодеяния, которыми матушка при жизни осыпала всех, обращавшихся к ней... Храм не запирался: днем и ночью над гробом читали Псалтирь. Но вот незаметно подошло и 2 августа, день, назначенный для погребения. К поздней обедни прибыли из станицы священнослужители. При громадном стечении народа служба прошла вся в слезах. Некоторыми из духовенства были сказаны трогательные поучительные слова, в которых проповедники высказывали сочувствие, сожаление о почившей, вспоминали ее жизнь, полную разнообразных подвигов, ее любовь к страждущим и скорбящим, которых всегда она утешала делом помощи или добрым словом, всегда полным веры и упования на промысл Божий. Восхваляли ее постническое житие, ее труды по управлению обители, ее высокое суждение и понимание христианских догматов, рассуждение о духовных предметах, о которых так любила она беседовать с лицами духовно развитыми. "Мне приходилось беседовать с усопшей, - говорил в своем слове законоучитель, священник Алексей Лазаревский, - о самых возвышенных предметах: о Господе Боге и Его отношении к миру и человеку, об ангелах, добрых и злых духах, о воплощении Сына Божия, о страдании, смерти и Воскресении Господа нашего, о Церкви Христовой, о святых угодниках Божиих, о последних судьбах мира и человека. С каким глубоким благоговением, с каким восторгом, с каким духовным услаждением она излагала свои мысли и суждения речью ясною, плавною, точною, изящною, и с каким глубоким вниманием слушала мое немощное, слабое слово о сих высочайших истинах! Какие глубокие суждения высказывала она по вопросу о свободе воли разумных существ, о грехе, о внутренних сердечных греховных движениях, о средствах борьбы с ними! Насколько тонки и основательны были суждения почившей о противохристианских направлениях мысли!" Удивляясь ее праведной кончине, он говорил: "Душа ее, отделившись от тела, на крыльях молитв Пресвятой Богородицы и Преподобного Серафима понеслась к Престолу Воскресшего Господа созерцать в доступной ей степени безусловную истину, бесконечное добро и неизреченную красоту в лице Самого Господа нашего Иисуса Христа".
По окончании Литургии началось отпевание почившей в присутствии девяти иереев и трех диаконов. Стройно, молитвенно, тихо неслось пение сестер, а поразительно-трогательные слова монашеского погребения так и проникали в душу, и слезы неудержимо текли у всех присутствующих. В конце погребения было прочитано отцом Феодором завещание матушки Арсении, написанное ею за несколько дней до отъезда в Саров. В нем она, между прочим, советовала избрать после себя в настоятельницы казначею Леониду, что сестры и исполнили со всегдашней безграничной преданностью и послушанием к словам почившей наставницы.
После отпевания погребальная процессия медленно двинулась из собора через западные двери. Гроб с телом матушки обнесли вокруг всех церквей, ее трудами и заботами построенных и обновленных, а затем внесли в Арсеньевскую церковь, где опустили в только что приготовленный склеп, на месте, указанном самой матушкой Арсенией.
При опускании гроба в могилу, казалось, вся скорбь сестер вылилась в один захватывающий душу вопль, наполнивший церковь. Плакали и старицы, помнившие матушку молодой, только что поступившей в монастырь послушницей, готовой мужественно, Бога ради, нести все лишения. Свидетельницы ее высоких подвигов в зрелом возрасте, разделившие ее труды, - некоторые из них через силу пришли теперь отдать ей последний долг, сказать последнее "прости". Плакали и те, которые детьми были привезены в обитель, оставлены родителями на ее попечение, жизнь которых протекла под ее надзором, окруженные ее заботами, согретые ее любовью и ласкою. Они любили ее как родную мать, и потеря ее была незаменима для них. Лишенные ее привета, лишенные духовного живого слова, всегда в минуту душевной скорби и смущения поддерживавшего их, они, как дети, безутешно рыдали над могилой и, казалось, не могли оторваться от нее. И долго, долго после того как кончилось погребение и склеп был закрыт навеки, можно было видеть в полумраке нижней, почти опустевшей церкви, темные фигуры монахинь, припавших к земле и горько, безутешно плакавших. Полные невыразимой тоски и скорби, разошлись они, наконец, по своим келлиям, чтобы и дома молиться и плакать, а вечером опять собраться к дорогой могиле на общую панихиду.
Заботами игумении Леониды (правившей обителью по кончине матушки шесть лет) над могилою матушки Арсении воздвигнут величественный памятник из белого мрамора, с таким же мраморным аналоем, на котором лежит икона Смоленской Божией Матери, благословение ее отца при ее поступлении в монастырь, с вечно теплящейся теперь перед нею лампадой.
Но жизнь матушки Игумении Арсении лучше всякого памятника ярко горит светлым воспоминанием, отрадным лучом в сердцах не только преданных ей послушниц, но и далеко живущих мирян.
Прошло уже несколько лет со дня кончины матушки Арсении, но обитель полна памятью о ней. Эти чудные, полные неземной красоты храмы воздвигнуты ею, эти благоустроенные монастырские келлии, эти пещеры - место дивных подвигов и уединенных молитв, - все напоминает ее, ее труды, ее заботы об удобствах сестер, ее самоотверженную любовь к Богу. Имя матушки Арсении произносится с благоговением живущими в монастыре. Многие из сестер часто видят во сне свою усопшую Игумению-подвижницу. Так, через год после ее смерти одна послушница видела ее во сне в чудном одеянии, окруженную необыкновенно приятным, дивным светом. Другой раз, утешая ее же во сне, матушка сказала: "Не бойся, ведь я всегда с вами".
Недавно избранная игумения Святослава, одна из близких духовных дочерей и верная последовательница учения матушки Арсении, особенно старается поддержать дух матушки во вверенной ей обители. Часто беседуя с сестрами, она напоминает им живое слово своей незабвенной наставницы, ее любовь к ним, ее великие подвиги и добродетели. Перед началом всякого дела по управлению обители она имеет обыкновение посещать могилу матушки Арсении, нередко служит по ней панихиды, как бы испрашивая ее благословения на начинаемое дело.
Но не одна игумения - и другие часто посещают могилу матушки и находят там утешение и духовное общение с почившей. В полумраке пещерного храма, освещенного лишь кротким сиянием лампады, в молитве за нее, в воспоминаниях о ней, о ее словах, полных духовного смысла, так много находит успокоения мятущаяся душа. Чудится, что матушка близко, около нас, что она видит нас, чувствует нашу скорбь, видит все наши немощи, уклонения от заповедей Божиих, от ее слова и, как при жизни, покрывая все своею бессмертною любовью, она вместе с нами возносит за нас свои молитвы к Богу, Вечному Источнику Света и Жизни, к Которому с младенчества стремилась она так неуклонно своею пламенной самоотверженной душою.


Понравилась статья? Добавь ее в закладку (CTRL+D) и не забудь поделиться с друзьями:  



Сейчас читают про: