Иконостас православного храма

Поистине, Храм Божий есть небо на земле и каждая деталь его внутреннего убранства, выработанная на протяжении истории гениальной литургической интуицией Церкви, может быть названа боговдохновенной.

Сам храм есть образ мироздания, в котором алтарь обозначает горний мир, область особенного присутствия Божия, а центральная часть соответствует миру тварному, созданному.

Неудивительно, что между ними возникает преграда. Тем более, что даже условные прототипы наших храмов, какими, по крайней мере в первые века христианства, можно назвать здания синагог и римские базилики, и те имеют четкое иерархическое и функциональное разделение. Книжники в первых и чиновники во вторых были отделены от народа специальным ограждением.

Самые ранние из известных нам и сохранившихся христианских памятников свидетельствуют о четком разграничении мест богослужебных собраний христиан, об отделении в них алтаря от основной части храма.

Какой был эта преграда, какой путь развития она прошла в истории развития христианского богослужения, какое значение придавалось ей в разные эпохи и придается сейчас — на эти и ряд других вопросов мы и попытаемся ответить в настоящем исследовании.

Из древнейших дошедших до нас литературных источников известие о существовании и назначении алтарных преград принадлежит Евсевию Кесарийскому. Этот авторитетный церковный историк сообщает нам, что в начале 4 века епископ города Тира “поместил престол посередине алтаря и отделил его великолепной деревянной резной оградой, чтобы народ не мог к нему приближаться”[1]. Тот же автор, описывая Храм Гроба Господня, построенный святым равноапостольным Константином сообщает, что в этом храме “полукру­жие апсиды (т.е. алтарь — авт.) было окружено столькими колоннами, сколько было апостолов”.[2]

Из жизни св. Василий Великого известно, что по причине неподобающего поведения некоторых из своих клириков, он “повеле быти в церкви пред алтарем завесам и преградам жен ради, да не дерзнет некая проникнути в алтарь во время Божественной службы”.[3]

Употребление завес, по всей вероятности, предшествовало появлению алтарных преград. Об этом говорит хотя бы тот факт, что завесы продолжают употребляться в армянских и эфиопских храмах, то есть тех церковных сообществах, которые откололись от Вселенского Православия не позднее V века.

Обыкновенно, завесы украшались вытканными или вышитыми изображениями как символическими, так и иконографическими. Указания на это встречаются во множестве в книжных миниатюрах, а также в Равеннских мозаиках, датируемых VI в.[4] Параллельно, развивается и иконографическая тематика самой преграды. “Вначале на архитраве высекали или ставили на него крест. Но уже Юстиниан (VI в.), поставив в константинопольской Софии двенадцать мраморных колонн, поместил на архитраве рельефные изображения Спасителя, Богоматери, ангелов, апостолов и пророков. Это все, что мы знаем об иконографическом содержании алтарной преграды до иконоборчества”[5].

Новый период в развитии иконостаса наступает с IX века, когда, вслед за утверждением иконопочитания на Востоке последовало общее упорядочение богослужения и церковного искусства. По мнению А. Грабаря, “в византийских церквах с 11 по 14 век иконостас представляет собой портик с колоннами и свободным между ними пространством”[6]. Некоторым исключением можно считать лишь изображения Спасителя и Пресвятой Богородицы, которые, по некоторым свидетельствам, располагались на столбах, или между ними, справа и слева от царских врат.[7] Перед ними читались и читаются включенные во входные молитвы (судя по контексту — после иконоборчества) тропари “Пречистому Образу Твоему поклоняемся, Благий...” и “Милосердия сущи источник...”.

Но наиболее заметным сдвигом в этот период стало появление продолговатых икон — темплонов, с изображением деисиса (т. е. образа молитвы святых во главе с Пресвятой Богородицей и святым Предтечей (или же первоначально их одних), обращенных вполоборота к центральному изображению Христа Спасителя), которые ставятся поверх архитрава. “Алтарные преграды в 12-13 вв., — читаем мы в фундаментальном исследовании византийской церковной живописи, — состояли из мраморных балюстрад, столбиков или колонок и архитравов, на которых обычно высекались полуфигуры святых. Чаще всего эти фигуры составляли Деисис. Расположенные на самом видном месте в церкви, они привлекали к себе внимание молящихся. Они воплощали в предельно наглядной форме идею заступнничества, ибо в деисусной композиции Мария и Предтеча выступали ходатаями за род человеческий, моля Христа о снисхождении к его грехам. Возможен был и другой вариант, когда деревянные иконы ставились на архитрав мраморной алтарной преграды.”[8] К XII же веку относят и появление темплонов с изображением двунадесятых праздников.[9] Эти иконы устанавливались, как правило, непосредственно на самой преграде, под деисисом, с таким расчетом, чтобы икону очередного праздника было легко снять и положить на аналой.

Уже в этот период, алтарная преграда вызывает символические толкования. “Посему поверх столбов, — пишет святой Симеон Солунский, — космитис (одно из греческих названий алтарной преграды) означает союз любви и единство во Христе земных святых с небесными. Оттого и поверх космита, посередине между святыми иконами, изображается Спаситель и по сторонам от Него Богоматерь и Креститель, Ангелы и апостолы, и другие святые. Это научает нас, что Христос находится и на небесах со Своими святыми, и с нами теперь. И что Он еще должен прийти”[10]

В таком виде иконостас приходит на Русь и здесь происходит новый виток его развития. Первой особенностью стало появление в 14 веке сплошных, высотой в человеческий рост, каменных преград с тремя отверстиями для дверей. Фрагметы этих преград, расписывавшихся фресками, сохранились, в частности, в Успенском Соборе Московского Кремля и Троицком Соборе Сергиевой Лавры. Второй — перемещение праздничного ряда на самый верх иконостаса; судя по сохранившимся фрагментам дорублевского периода он помещается над полуфигурным деисисом.

И наконец, в Благовещенском соборе Московского Кремля в 1405 году появляется совершенно новая интерпретация деисусного чина. Иконы впервые написаны в рост и сильно увеличены в размерах. В Центре — образ Спас в силах, авторство которого принадлежит по-видимости Феофану Греку. По своему смыслу это икона Страшного Суда, когда Сын Человеческий приидет во славе Отца Своего с Ангелами своими (Мф. 16, 27). Тем самым большую силу приобретает идея ходатайства и заступничества Церкви Небесной за Церковь Земную, а также подчеркивается эсхатологическое устремление последней. А в 1408 году, преп. Андрей Рублев, работая во владимирском Успенском Соборе, доводит высоту икон деисусного чина до 3 метров, и иконостас приобретает невиданную доселе торжественность и выразительность.

В 15-16 веках на Руси к существующим чинам добавляются еще два — праотеческий и пророческий и в таком виде классический пятиярусный иконостас, рожденный, если говорить светским языком, религиозным гением русского человека, приобретает характер законченно образно-богословской системы. Это апофеоз алтарной преграды, вершина ее развития.

Итак, мы видим пять чинов — местный, деисусный, праздничный, пророческий и праотеческий, завершаемый согласно традиции, Распятием, — которые раскрывают перед нами историю Домостроительства нашего спасения. Верхний чин представляет “период дозаконный” — от Адама до Моисея. В центре икона Троицы, явления Аврааму. Ниже — пророки, “период подзаконный”, с развернутыми свитками в руках, содержащими их пророчества о Боговоплощении. В центре образ Знамения Божией Матери, переложение пророчества Исайи. Следующий ярус — праздничный, “период новозаветный”, благодатный — исполнение всего того, о чем возвещают верхние два ряда, евангельская история. За ним следует, центральный чин — деисис, моление, ангелы и святые, во главе с Пресвятой Богородицей и святым Предтечей, обращенные в молитве к центральному образу иконостаса — образу воплотившегося Бога-Слова. Наконец, местный чин, который не имеет своего специального значения. Он изображает то, что наиболее близко молящимся. Иконы Спасителя и Матери Божией, храмовая икона и образы наиболее почитаемых святых.

Таким образом, мы вкратце рассмотрели впечатляющую историю формирования алтарной преграды — от двенадцати, по числу святых апостолов, колонн Константина Великого до классического русского пятиярусного иконостаса. Но наша тема не была бы раскрыта до конца, если бы мы не остановились специально на вероучительном, символическом и литургическом значении иконостаса.

По этому поводу было высказано немало различных точек зрения.

“Иконостас, — пишет Н. М. Тарабукин, — представляет собой как бы раскрытую для чтения книгу, содержание которой начертано в изобразительных образах. В течение всего богослужения молящийся видит перед собою в развернутом виде зрительно-воплощенную картину Ветхого и Нового Заветов...его взору открывается вся история Церкви...”[11]

“Иконостас показывает, — добавляет другой известный иконовед, Л. Успенский, — пути домостроительства Божия: историю человека, созданного по образу Триединого Бога и пути Бога в истории.”[12]

А о. Павел Флоренский в своей работе, специально посвященной иконостасу, подчеркивает его мистическое значение, как границы двух миров: “Небо от земли, горнее от дольнего, алтарь от храма может быть отделен только видимыми свидетелями мира невидимого, живыми символами соединения того и другого... Иконостас есть граница между миром видимым и миром невидимым,.. явление святых и ангелов, обступивших Престол Божий... Иконостас есть сами святые”[13].

К этой же мысли приводит нас и осмысление чина освящения иконостаса. Неслучайно одна из его из молитв прямо призывает: “Святых же, яко Твоих верных рабов и преискренних другов, в ихже имя и поданную студеные воды чашу прияти и мздою пророчею или праведничею, или ученичею воздати милостиво обещал еси... на сия иконы их взирающе верою призывающих, мольбы и моления и прилежные прошения услышаны быти сотвори, оставление же грехов подаждь и благодать получити сподоби.”[14]

Действительно, велико учительное и благодатное действие иконостаса. Он не только содержит в себе полноту догматов, выраженную в простой и доступной для созерцания форме, но и является объектом нашей молитвы.

Согласное пение, мерцание лампад и свечей, испытующие лики на святых иконах, составляющих алтарную преграду, все неистощимое богатство православного богослужения, приводит молящихся в особое молитвенное состояние души и само по себе является красноречивым свидетельством истинности нашей веры.

[1] Евсевий Кесарийский. Церковная история. кн. X, гл. IV

[2] Евсевий Кесарийский. Жизнь Константина. Церковная история. кн. X, гл. IV

[3] Д. К. Тренев. Краткая история иконостаса с древнейших времен. М., 1902, С. 2.

[4] Г. Филимонов. Первоначальная форма иконостасов р русских церквах. М. 1859 г. С. 25-26

[5] Л. Успенский. Богословие иконы. М. 1996.С. 236

[6] Л. Успенский. Вопрос иконостаса. // Православная икона. Канон и стиль. Сборник статей. М. 1998. С. 235

[7] Л. Успенский. Там же. С. 260.

[8] В. Н. Лазарев. История византийской живописи. М. 1986. Т. 1. С. 99

[9] Там же.

[10] Цит. по: Л. Успенский. Вопрос иконостаса. // Православная икона. Канон и стиль. Сборник статей. М. 1998. С. 236

[11] Н. М. Тарабукин. Смысл иконы. М. 1999. С. 117.

[12] Л. Успенский. Богословие иконы. М. 1996.С. 226.

[13] о. Павел Флоренский. Иконостас. М. 1995. С. 62-63

[14] Цит. по: прот. К. Никольский. “Пособие к изучению Устава” Спб., 1907., С. 22