Глава XV

Луна сияла -- июльская ночь была тиха -- изредко подымался ветерок, и легкий шорох пробегал по всему саду.

Как легкая тень молодая красавица приблизилась к месту назначенного свидания. Еще никого не было видно, вдруг из-за беседки очутился Дубровский перед нею.

-- Я всё знаю, -- сказал он ей тихим и печальным голосом. -- Вспомните ваше обещание.

-- Вы предлагаете мне свое покровительство, -- отвечала Маша, -- но не сердитесь -- оно пугает меня. Каким образом окажете вы мне помочь?

-- Я бы мог избавить вас от ненавистного человека.

-- Ради бога, не трогайте его, не смейте его тронуть, если вы меня любите -- я не хочу быть виною какого-нибудь ужаса...

-- Я не трону его, воля ваша для меня священна. Вам обязан он жизнию. Никогда злодейство не будет совершено во имя ваше. Вы должны быть чисты даже и в моих преступлениях. Но как же спасу вас от жестокого отца?

-- Еще есть надежда. Я надеюсь тронуть его моими слезами и отчаянием. Он упрям, но он так меня любит.

-- Не надейтесь по пустому: в этих слезах увидит он только обыкновенную боязливость и отвращение, общее всем молодым девушкам, когда идут они замуж не по страсти, а из благоразумного расчета; что если возьмет он себе в голову сделать счастие ваше вопреки вас самих; если насильно повезут вас под венец, чтоб навеки предать судьбу вашу во власть старого мужа...

-- Тогда, тогда делать нечего, явитесь за мною -- я буду вашей женою.

Дубровский затрепетал -- бледное лицо покрылось багровым румянцем, и в ту же минуту стало бледнее прежнего. Он долго молчал -- потупя голову.

-- Соберитесь с всеми силами души, умоляйте отца, бросьтесь к его ногам: представьте ему весь ужас будущего, вашу молодость, увядающую близ хилого и развратного старика -- решитесь на жестокое объяснение; скажите, что если он останется неумолим, то... то вы найдете ужасную защиту... скажите, что богатство не доставит вам ни одной минуты счастия; роскошь утешает одну бедность, и то с непривычки на одно мгновение; не отставайте от него, не пугайтесь ни его гнева, ни угроз -- пока останется хоть тень надежды, ради бога, не отставайте. Если ж не будет уже другого средства...

Тут Дубровский закрыл лицо руками, он, казалось, задыхался -- Маша плакала...

-- Бедная, бедная моя участь, -- сказал <он>, горько вздохнув. -- За вас отдал бы я жизнь, видеть вас издали, коснуться руки вашей было для меня упоением. И когда открывается для меня возможность прижать <вас> к волнуемому сердцу и сказать: Ангел умрем! бедный, я должен остерегать<ся> от блаженства -- я должен отдалять его всеми силами... Я не смею пасть к вашим ногам, благодарить небо за непонятную незаслуженную награду. О как должен я ненавидеть того -- но чувствую -- теперь в сердце моем нет места ненависти.

Он тихо обнял стройный ее стан и тихо привлек ее к своему сердцу. Доверчиво склонила она голову на плечо молодого разбойника. Оба молчали.

Время летело. -- Пора, -- сказала наконец Маша. Дубровский как будто очнулся от усыпления. Он взял ее руку и надел ей на палец кольцо.

-- Если решитесь прибегнуть ко мне, -- сказал он, -- то принесите кольцо сюда, опустите его в дупло этого дуба -- я буду знать, что делать.

Дубровский поцаловал ее руку и скрылся между деревьями.