Основные новации:
Дополнение принципа равенства религиозных объединений практикой их правовой градации. Действующее федеральное законодательство о свободе совести и о религиозных объединениях такой практики не знает и не допускает, ограничиваясь предельно общим утверждением: «Религиозные объединения отделены от государства и равны перед законом». Сама эта позиция как универсальная максима, конечно, никакому пересмотру не подлежит. Но будем честны друг с другом: в современных российских обстоятельствах тезис о полном и безоговорочном равенстве слишком легко превращается в лукавство, а затем и в лицемерие. Просто в силу колоссальных объективных различий между теми субъектами, к которым его предлагается применять. Различий чисто количественных: как ни считай что православных, что мусульман, их в России в любом случае окажется на порядки больше, чем представителей всех иных конфессий. И различий качественных: как минимум тех, что обусловлены наличием или отсутствием опыта выживания в жерновах воинствующего безбожия, терзавших страну и народ в ХХ веке.
|
|
Есть, правда, еще фрагмент преамбулы к Федеральному закону № 125-ФЗ от 26 сентября 1997 г. «О свободе совести и о религиозных объединениях», уже ставший притчей во языцех по причине своей исключительной невнятности и двусмысленности. «Федеральное Собрание Российской Федерации, …признавая особую роль православия в истории России, в становлении и развитии ее духовности и культуры, уважая христианство, ислам, буддизм, иудаизм и другие религии, составляющие неотъемлемую часть исторического наследия народов России, …принимает настоящий Федеральный закон». По своей природе этот отрывок, к счастью, не имеет никакого самостоятельного нормативного значения – но путаницу в общественном сознании тем не менее производит немалую. Как можно говорить отдельно о православии, а отдельно – о христианстве, причем о христианстве вообще, игнорируя все его внутренние подразделения и деноминации? Что такое «другие религии», сколько их и как понять, которые из них являются «неотъемлемой частью исторического наследия», а которые – по логике текста – «отъемлемой»? И кто готов взять на себя ответственность и отделить чистых от нечистых? В чем выражается «уважение» – и неужели не упомянутые в законе религии даже уважения не заслуживают? Дальнейшие комментарии излишни.
Правовая градация религиозных объединений, безусловно, необходима. Потому что право – не прокрустово ложе, калечащее под себя социальную ткань, а соразмерный ей гибкий терапевтический каркас. Причем каркас этот должен, с одной стороны, обеспечить адекватное, нестесненное место в обществе большим и сильным; с другой стороны, защитить малых и слабых от давления со стороны больших и сильных, от их претензий на безоговорочное доминирование. Прибегнем к простой метафоре: глупо поместить в одно пространство слона и ежа, выделить им одинаковый рацион, предложить воспользоваться всеми благами формального равенства – и надеяться, что на последствия такого «равноправного» сосуществования можно будет не обращать внимания. Их все равно придется разгребать. Чем мы, собственно, уже вынуждены заниматься.
|
|
Важно понимать, что сама по себе правовая градация не означает (и ни в коем случае не должна толковаться в таком ключе) чьего бы то ни было поражения в правах. Точно так же, как общий конституционный принцип равенства перед законом не препятствует законодательному выделению и наделению специальными статусами особых категорий граждан (например, несовершеннолетних, лиц с ограниченными возможностями, многодетных, ветеранов, героев, судей, судимых… и даже депутатов). Предлагаемый нами способ правовой градации религиозных объединений предполагает дифференциацию не их самих и не степени свободы их социальной деятельности, а возможностей нейтрального взаимодействия с ними государственных и муниципальных органов власти – и только. Объектом дифференцирующего правового регулирования должны стать власти, а не конфессии.
Количественный критерий правовой градации религиозных объединений. Однако какими должны быть критерии правовой градации религиозных объединений? В мировой практике встречаются разные подходы; но какой будет адекватен российским реалиям? Задача настолько важна, что ограничений для свободы правового творчества здесь нет. Мы не обязаны копировать ни один из доступных образцов; мы должны найти решение, отвечающее действительным интересам российского общества – причем как религиозной, так и секулярной его части.
Именно поэтому нам явно не подойдет ни один вариант, предполагающий прямое перечисление в законе закрытого списка «традиционных», «укоренившихся», «особо уважаемых» и т.п. конфессий. Такое возможно только в странах, где подобный перечень является самоочевидным и не вызывает никаких вопросов. У нас не так. Рискнет ли кто-то назвать нетрадиционной религией старообрядчество, во всех его многочисленных разновидностях? А как отнестись, например, к хлыстам, скопцам и дыромоляям, если таковые вдруг объявятся – и, между прочим, более чем убедительно докажут свою «традиционность», и начнут на этом основании претендовать на допуск в образовательные учреждения? Как быть с язычниками-«родноверами», именно что традиционностью своей претендующими переплюнуть все русское православие? Должна ли в России считаться «традиционной», скажем, Армянская апостольская церковь, одна из древнейших в мире? Католики, протестанты, даосы, сикхи… есть множество конфессий, история которых насчитывает века и даже тысячелетия, и любая попытка применить к ним какое-то искусственно измышленное «мерило традиционности» обернется издевательством над здравым смыслом. Да достаточно вспомнить один только вопрос о соотношении «традиционного» и «нетрадиционного» ислама, являющийся причиной не только острейших споров, но и жестокого насилия, чтобы понять – этот путь для нас закрыт. На нем заведомо невозможно исключить произвол, передергивания и подтасовки (причем как со стороны властей, так и со стороны религиозных групп) – а значит, это нечестный путь.
Критерий правовой градации религиозных объединений обязан быть предельно объективным – таким, чтобы к методам его установления и применения невозможно было бы предъявить никаких разумных претензий (неразумные будут в любом случае). Это значит, что он может быть только количественным. Любое религиозное объединение, достигшее некоего порога численности, должно автоматически рассматриваться органами государственной и муниципальной власти как социальный партнер – просто потому, что граждане России именно так обозначили свою идентичность и теперь вправе ожидать и требовать от избранной ими власти ее учета. Но как узнать, в достоверных и сопоставимых данных, подлинную численность российских религиозных объединений? Вопрос нетривиальный, особенно с учетом того рамочного условия, что государство не вправе никого принуждать к обозначению своей религиозной (равно как и нерелигиозной) идентичности – принцип добровольности тут неоспорим и непреложен. Ни о какой принудительной переписи верующих речи быть не может – любое подобное предприятие было бы оскорбительным для миллионов граждан России (причем не только для верующих) и гарантированно вызвало бы бурное сопротивление. Мы предлагаем иное решение этой проблемы – причем такое, что его ожидаемый позитивный эффект способен выйти далеко за пределы изначально поставленного вопроса.
|
|
«Добрый налог». Все физические лица, являющиеся налоговыми резидентами Российской Федерации либо получающие доходы от источников в Российской Федерации, уплачивают подоходный налог (НДФЛ), причем в подавляющем большинстве случаев – по единой ставке, равной 13% от налогооблагаемого дохода. Это дает нам хорошую отправную точку для всей конструкции. Согласно действующему законодательству и многочисленным разъяснениям Конституционного Суда, любой налог по своей природе является безусловным требованием государства, и налогоплательщик не вправе распоряжаться по своему усмотрению той частью имущества, которая в виде определенной денежной суммы подлежит взносу в казну. Но отсюда совершенно не следует, будто государству кто-то запрещает поинтересоваться у налогоплательщика, как именно он желал бы распорядиться определенной долей своего платежа – и обязаться исполнить волю гражданина. Поступает же оно так с пенсионными платежами, предлагая направить их в какой-либо из негосударственных пенсионных фондов по личному выбору? Ведь именно налогоплательщики содержат государство, и именно их мнением государство должно руководствоваться в своей деятельности. Да, в России смысловая связка «налогоплательщик-гражданин» (лежащая в фундаменте всех стабильных демократий) очень слаба. Но это значит только то, что ее нужно постепенно усиливать. Например, предлагаемым здесь способом.
|
|
Та доля подоходного налога, о которой идет речь, может быть совсем малой – например, для ровного счета, составлять от 1/13 до 1/130 годичного платежа (справочно: даже при таких нормативах обсуждаемая сумма в масштабах страны в 2012 г. составила бы от 174 до 17,4 млрд руб соответственно, то есть все равно оказалась бы существенной). Пусть государство предложит гражданам свободно и самостоятельно выбрать в своем регионе конкретного получателя этих средств – религиозную организацию, благотворительный фонд, социально ориентированную НКО – и исполнит их поручение. И пусть процент тех граждан, которые собственным рублем (точнее, всего лишь копейкой) поддержат ту или иную религиозную организацию, и станет единственным критерием – понятным, неоспоримым, легко проверяемым – предоставления или непредоставления той или иной религиозной организации статуса социального партнера в том или ином субъекте Российской Федерации (расчетной единицей тут должен быть именно субъект, поскольку НДФЛ поступает в региональные и муниципальные бюджеты, делясь между ними в пропорции 60/40). Пусть не будут забыты и граждане, не являющиеся плательщиками НДФЛ (пенсионеры, домохозяйки, безработные) – количество тех из них, кто в частном порядке сделал добровольный взнос на нужды религиозной организации и представил в налоговые органы соответствующее документальное подтверждение, можно просто прибавлять к количеству плательщиков «доброго налога». Пусть пороговый процент опять же будет предельно низким – например, 1% от численности зарегистрированных налогоплательщиков региона. Пусть и статус социального партнера на федеральном уровне присваивается всякой централизованной религиозной организации, получившей его хотя бы только в десяти – да даже в пяти! – субъектах, пусть и этот порог окажется символическим… Но пусть все это будет. Потому что столь простой механизм сыграет гигантскую роль в преодолении той обоюдной невидимости конфессий и государства, о которой уже говорилось. Невидимости, которая позволяет плодить бессознательные заблуждения и сознательную ложь, отравляющие религиозно-государственные отношения и дезориентирующие общество.
NB! Мы также предусматриваем альтернативные способы получения статуса социального партнера, обеспечивающие максимальный учет российского многообразия и местной специфики. Во-первых, религиозные организации, по номинальной и фактической сути своей неразрывно связанные с пользующимся специальной правовой защитой коренными малочисленными народами, должны получать его автоматически – тут религия, культура и этничность настолько тесно слиты, что искусственно разрывать их было бы несправедливо. Во-вторых, статус социального партнера может быть предоставлен религиозной организации на территории одного или нескольких муниципальных образований – по результатам муниципального референдума, инициированного самими гражданами. Такое совершенно необходимо, например, в случае Агинского Бурятского округа – бывшего субъекта Федерации, а ныне «административно-территориальной единицы с особым статусом» в составе Забайкальского края. Большинство населения этой небольшой земли, имеющей свою уникальную историческую судьбу, составляют буддисты; но на уровне Забайкальского края в целом применение стандартного механизма, скорее всего, оставило бы их незамеченными. Значит, для более тонкой настройки нужна резервная оптика – но именно резервная, не подменяющая собой основную.
Ближайшими аналогами предлагаемого решения в мировой практике являются германский «церковный налог» (Kirchensteuer) и особенно итальянская практика расщепления подоходного налога (otto per mille). Но наш вариант не повторяет их механически – он адаптирован к реалиям современной России. Назовем его «добрым налогом» – юридически это не вполне корректно, зато совершенно точно по моральному смыслу. И мы увидим, что:
– «добрый налог» является по сути своей не узко конфессиональным и даже не собственно религиозным, а национальным начинанием;
– «добрый налог» не влечет за собой никакого увеличения налоговой нагрузки на граждан;
– «добрый налог» не означает никакого вторжения во внутренние установления и обычаи конфессий относительно приема и распределения пожертвований – все эти практики остаются неприкосновенными, новый источник только дополняет традиционные;
– «добрый налог» создает мощный стимул к возрождению практики индивидуальной благотворительности – и российский «третий сектор», и страна в целом буквально задыхаются от ее полумертвого состояния;
– «добрый налог» формирует конкурентное пространство благотворительности, в котором как религиозные, так и светские структуры на абсолютно равных правах и в условиях абсолютной прозрачности соревнуются за привлечение гражданского финансирования – и тем самым со-ревнуют общему благу;
– «добрый налог» во множестве аспектов проясняет истинное положение дел: реальный удельный вес религиозных и нерелигиозных граждан в общей численности населения России (пусть даже только в общей численности налогоплательщиков – это уже огромный шаг вперед по сравнению с нынешней полной неизвестностью), реальную численность деятельных, а не номинальных верующих; реальную конфессиональную карту страны и т.д.
Легко предвидеть характер возражений против этой идеи. В основном они будут группироваться вокруг трех позиций. Против будут региональные власти, которые увидят в «добром налоге» угрозу выпадения части доходной базы из и так перенапряженных местных бюджетов. Против будет министерство финансов, которое всегда против покушений на его монопольное право распоряжения государственной казной и к тому же не склонно менять даже в мелочах единожды установленные правила. И против будут те лидеры и спикеры религиозных объединений, которые заподозрят, что при таком методе счета их действительная социальная база окажется существенно меньше той, которую они ранее невозбранно декларировали – и на том основании требовали от государства разнообразных льгот и привилегий. Все эти возражения имеют под собой невымышленные основания и заслуживают опережающего ответа – чтобы дальнейшая дискуссия оказалась более сфокусированной и конструктивной.
Региональным властям можно сказать, во-первых, что изымаемый из их распоряжения объем доходов будет настолько незначителен, что не отразится ни сколько-нибудь критическим, ни даже сколько-нибудь заметным образом на показателях бюджетной обеспеченности. Во-вторых, что эти деньги все равно останутся в регионе – и будут к тому же истрачены совершенно целевым образом на его ключевые социальные нужды, так что никаких претензий к распоряжению ими заведомо предъявлено не будет. А вот доверие к власти существенно возрастет.
Министерству финансов можно сказать, что не надо путать свои привычки и профессиональные предпочтения (при всем к ним уважении) с национальными интересами, а нормы действующего законодательства (опять же при всем к ним уважении) – с непреложными законами бытия. Безусловно, реализация нашей инициативы потребует внесения многих поправок в бюджетное законодательство и утвердившиеся практики налогового администрирования. Некоторые нюансы ясны заранее: например, продолжая аналогию с пенсионным законодательством и учитывая его очевидные изъяны, очень важно не допустить появления категории «молчунов». Конечно, гражданин должен иметь возможность отказаться от самостоятельного выбора, оставить распоряжение и этой малой толикой на усмотрение государства – но пусть он сделает это в явной форме, а не по забывчивости или незнанию. Другие аспекты подлежат тщательной разработке профильными специалистами и не могут быть детализированы в самом Религиозном Кодексе – это отдельная юридическая задача. Но ничего заведомо невозможного в том, чтобы ее решить, нет – политическая воля тут необходима и достаточна. И она должна быть проявлена. Просто потому, что политическая воля призвана служить моральному благу, а не бухгалтерскому удобству.
А тем лидерам и спикерам религиозных организаций, кто выступит против «доброго налога» как основания для правовой градации конфессий, достаточно сказать, что ищущим света негоже прятаться в тени.
И это будет честно.