В рамках учения о душе

РАЗВИТИЕ ПСИХОЛОГИЧЕСКИХ ЗНАНИЙ

Научная деятельность в трех аспектах. Задачи истории психологии

Публикуется по изданию: М. Г. Ярошевский История психологии от античности до середины 20 века: уч. пос. – М.: Академия, 1997. – С. 12-20.

Итак, если предметом психологии является одна реальность, а именно реальность ощущений и восприятий, памяти и воли, эмоций и характера, то предметом истории психологии служит другая реальность, а именно —деятельность людей, занятых познанием психического мира.

Эта деятельность совершается в системе трех главных координат: когнитивной, социальной и личностной. Поэтому можно сказать, что научная деятельность в качестве целостной системы трехаспектна.

Логика развития науки

Когнитивный аппарат выражен во внутренних познавательных ресурсах науки. Поскольку наука — это производство нового знания, они изменялись, совершенствовались. Эти средства образуют интеллектуальные структу­ры, которые можно назвать строем мышления. Сме­на одного строя мышления другим происходит за­кономерно. Поэтому говорят об органическом ро­сте знания, о том, что его история подвластна определенной логике. Никакая другая дисципли­на, кроме истории психологии, эту логику, эту за­кономерность не изучает.

Так, в XVII веке сложилось представление об ор­ганизме как своего роде машине, которая работает подобно помпе, перекачивающей жидкость. Прежде считалось, что действиями организма управляет душа — незримая бестелесная сила. Апелляция к бестелесным силам, правящим телом, была в научном смысле бесперспективной.

Это можно пояснить следующим сравнением. Когда в прошлом веке был изобретен локомотив, группе немецких крестьян (как вспоминает один философ) объяснили его механизм, сущность его работы. Выслушав внимательно, они заявили: "И все же в нем сидит лошадь". Раз в нем сидит ло­шадь, значит — все ясно. Сама лошадь в объясне­нии не нуждается. Точно так же обстояло дело и с теми учениями, которые относили действия чело­века за счет души. Если душа управляет мыслями и поступками, то все ясно. Сама душа в объяснении не нуждается.

Прогресс же научного знания заключался в поиске и открытии реальных причин, доступных про­верке опытом и логическим анализом. Научное зна­ние — это знание причин явлений, факторов (детерминант), которые их порождают, что относится ко всем наукам, в том числе и к психологии. Если вернуться к упомянутой научной революции, когда тело было освобождено от влияния души и стало объясняться по образу и подобию работающей машины, то это произвело переворот в мышлении. Результа­том же явились открытия, на которых базируется современная наука. Так, французский мыслитель Р. Декарт открыл механизм рефлекса. Не случайно наш великий соотечественник И. П. Павлов поставил око­ло своей лаборатории бюст Декарта.

Цричинный анализ явлений принято называть детерминистским (от лат. "детермино" — определяю).

Детерминизм Декарта и его последователей был ме­ханистическим. Реакция зрачка на свет, отдергива­ние руки от горячего предмета и другие реакции ор­ганизма, которые прежде ставились в зависимость ОТ ДУШИ, отныне объяснялись воздействием внешнего импульса на нервную систему и ее ответным действием. Данной же схемой объяснялись простей­шие чувства (зависящие от состояния организма), простейшие ассоциации (связи между различными впечатлениями) и другие функции организма, отно­симые к разряду психических.

Такой строй мышления царил до середины XIX века. В этот период в развитии научной мысли произошли новые революционные сдвиги. Учение Дарвина коренным образом изменило объяснение жизни организма. Оно доказало зависимость всех функций (в том числе психических) от наследственности, изменчивости и приспособления (адаптации) к внешней среде. Это был биологический который пришел на смену механистическому.

Согласно Дарвину, естественный отбор безжало­стно истребляет все, что не способствует выжива­нию организма. Из этого следовало, что и психика не могла бы возникнуть и развиться, если бы не имела реальной ценности в борьбе за существование. Но ее реальность можно было понимать по-разному. Можно было трактовать психику как исчерпывающе объяснимую теми же причинами (детерминантами), которые правят всеми другими биологическими процессами. Но можно предположить, что она этими де­терминантами не исчерпывается. Прогресс науки привел ко второму выводу.

Изучение деятельности органов чувств, скоро­сти психических процессов, ассоциаций, чувствований и мышечных реакций, основанное на эксперименте и количественном измерении, позво­лило открыть особую психическую причинность. Тогда и возникла психология как самостоятельная наука.

Крупные изменения в строе мышления о психических явлениях произошли под влиянием социологии (К. Маркс, Э. Дюркгейм). Изучение зависимости этих явлений от общественного бытия и общественного сознания существенно обогатило психологию. В середине XX века к новым идеям и открытиям привел стиль мышления, который условно можно назвать информационно-кибернетическим (поскольку он отразил влияние нового научного направления — кибернетики, с ее понятиями об информации, само­регуляции поведения системы, обратной связи, программировании).

Стало быть, имеется определенная последователь­ность в смене стилей мышления.. Каждый стиль определяет типичную для данной эпохи кар­тину психической жизни з акономерности _этой сме-ны (преобразования одних понятии, категорий, интеллектуальных структур в другие) изучаются исто­рией науки, и только ею одной. Такова ее первая уникальная задача.

Вторая задача, которую призвана решать исто-рия психологии заключается в том, чтобы раскрыть взаимосвязь психологии с другими науками. Фи -зик Макс Планк писал, что наука представляет со­бой внутренне единое целое; ее разделение на от­дельные отрасли обусловлено не столько природой вещей, сколько ограниченностью способности че­ловеческого познания. В действительности суще­ствует непрерывная цепь от физики и химии через биологию и антропологию к социальным наукам, цепь, которая ни в одном месте не может быть ра­зорвана, разве лишь по произволу.

Изучение истории психологии позволяет уяснить ее роль в великой семье наук и обстоятельства, под влиянием которых она изменялась. Дело в том, что не только психология зависела от достижений других наук, но и эти последние— будь то биология или социология — изменялись в зависимости от информации, которая добывалась благодаря изучению различных сторон психического мира. Изменение знаний об этом мире совершается закономерно. Конечно, здесь перед нами особая закономерность; ее нельзя смешивать с логикой, изучающей правила и формы любых видов умственной работы. Речь идет о логике развития, то есть об имеющих свои законы преобразованиях научных структур (таких, например, как названный стиль мышления).

Общение — координата науки как деятельности

Когнитивный аспект неотделим от коммуникативного, от общения людей науки как важнейшего проявления социальности.

Говоря о социальной обусловленности жизни на­уки, следует различать несколько ее сторон. Особен­ности общественного развития в конкретную эпоху преломляются сквозь призму деятельности научного сообщества, имеющего свои нормы и эталоны. В нем когнитивное неотделимо от коммуникативного, по­знание — от общения. Когда речь идет не только о сходном осмыслении терминов (без чего обмен идей невозможен), но об их преобразовании^ (ибо именно оно совершается в научном исследовании как форме творчества), общение выполняет особую функцию. Оно становится креативным, Общение учены не исчерпывает простой обмен ин­формацией. Бернард Шоу писал: "Если у вас яблоко и у меня яблоко, и мы обмениваемся ими, то остаемся при своих — у каждого по яблоку. Но если у каждого из нас по одной идее и мы передаем их друг другу, то ситуация меняется. Каждый сразу же становится бога­че, а именно — обладателем двух идей".

Эта наглядная картина преимуществ интеллекту­ального общения не учитывает главной ценности общения в науке как творческом процессе, в котором возникает "третье яблоко" — когда при столкнове­нии идей происходит "вспышка гения".

Если общение выступает в качестве непременно­го фактора познания, то информация, возникшая в научном общении, не может интерпретироваться только как продукт усилий индивидуального ума. Она порождается пересечением линий мысли, идущих из многих источников.

Реальное же движение научного познания вы­ступает в форме диалогов, порой весьма напряжен­ных, простирающихся во времени и пространстве. Ведь исследователь задает вопросы не только при­роде, но также другим ее испытателям, ища в их ответах приемлемую информацию, без которой не может возникнуть его собственное решение. Это побуждает подчеркнуть важный момент. Не следу­ет, как это обычно делается, ограничиваться ука­занием на то, что значение термина (или высказы­вания) само по себе "немо" и сообщает нечто су­щественное только в целостном контексте всей теории. Такой вывод лишь частично верен, ибо не­явно предполагает, что теория представляет собой нечто относительно замкнутое.

Конечно, термин "ощущение", к примеру, лишен исторической достоверности вне контекста конкрет­ной теории, смена постулатов которой меняет и его значение. В теории В. Вундта, скажем, ощущение оз­начало элемент сознания, в теории И. М. Сеченова оно понималось как чувствование-сигнал, в функ­циональной школе — как сенсорная функция, в со­временной когнитивной психологии — как момент перцептивного цикла и т. д. и т. п.

Различное видение и объяснение одного и того же психического феномена определялось "сеткой" тех понятий, из которых сплетались различные теории. Можно ли, однако, ограничиться внутритеоретиче-скими связями понятия, чтобы раскрыть его содер­жание? Дело в том, что теория работает не иначе, как сталкиваясь с другими, "выясняя отношения" с ними. (Так, функциональная психология опроверга­ла установки вундтовской школы, Сеченов дискути­ровал с интроспекционизмом и т. п.) Поэтому зна­чимые компоненты теории неотвратимо несут печать этих взаимодействий.

Язык, имея собственную структуру, живет, пока он применяется, пока он вовлечен в конкретные речевые ситуации, в круговорот высказывании, приро­да которых диалогична. Динамика и смысл высказы­ваний не могут быть "опознаны" по структуре язы­ка, его синтаксису и словарю.

Нечто подобное мы наблюдаем и в отношении язы­ка науки. Недостаточно воссоздать его предметно-логический словарь и "синтаксис", чтобы рассмот­реть науку как деятельность. Следует соотнести эти структуры с "коммуникативными сетями", актамиоб-щения как стимуляторами преобразования знания, рождения новых проблем и идей.

Если И.П. Павлов отказался от субъективно-психологического объяснения реакций животного, перейдя к объективно-психологическому (о чем оповестил в 1903 году Международный конгресс в Мадриде), то произошло это в ответ на запросы логики развития науки, где эта тенденция намети­лась по всему исследовательскому фронту. Совер­шился такой поворот, как свидетельствовал сам уче­ный, после "нелегкой умственной борьбы". И бы­ла эта борьба, как достоверно известно, не только с самим собой, но и в ожесточенных спорах с бли­жайшими сотрудниками.

Если В. Джемс, патриарх американской психоло­гии, прославившийся книгой, где излагалось учение о сознании, выступил в 1905 году на Международ­ном психологическом конгрессе в Риме с докладом "Существует ли сознание?", то сомнения, которые он тогда выразил, были плодом дискуссий — предве­стников появления бихевиоризма, объявившего со­знание своего рода пережитком времен алхимии и схоластики.

Свой классический труд "Мышление и речь" Л. С. Выготский предваряет указанием, что книга представляет собой результат почти десятилетней ра­боты автора и его сотрудников, что многое, считав­шееся вначале правильным, оказалось прямым за­блуждением.

Выготский подчеркивал, что он подверг крити­ке Ж. Пиаже и В. Штерна. Но он критиковал и са­мого себя, замыслы своей группы (в которой выде­лялся покончивший с собой в возрасте около 20 лет Л. С. Сахаров, имя которого сохранилось в мо­дифицированной им методике Аха). Впоследствии Выготский признал, в чем заключался просчет: "...В старых работах мы игнорировали то, что знаку при­суще значение". Переход от знака к значению со­вершился в диалогах, изменивших исследователь­скую программу Выготского, а тем самым и облик его школы.