От транснациональных корпораций к глобальным монополиям

«Старые добрые» торгово-производственные ТНК, воспетые еще Кукрыниксами, больше не могут даже претендовать на роль хозяев мира. На смену им идут новые глобальные монополии, во многом вырастающие из старых торгово-производственных структур и контролирующие развитие уже не столько производства и торговли, сколько технологий и мировоззрений.
Такое усиление и углубление монополизма в мировом масштабе усугубляет все негативные последствия традиционного монополизма, обогащая их качественно новыми, попросту не представимыми в прошлой реальности.
Глобальные монополии зачастую даже не формализованы, что затрудняет их анализ, не говоря уже о внешнем регулировании. Но их эффективность, мобильность и разносторонность на порядок превышают аналогичные качества ТНК, обычно входящих в их состав либо являющихся их устойчивыми партнерами.
Об актуальности проблемы увеличения роли и влияния глобальных монополий свидетельствует такой институциональный факт, значение которого очевидно всякому советскому человеку, как совпавшая с ростом видимых проявлений их активности передача еще в 1993 году исследований ТНК от специализированного органа ООН (UNCTC), который в целом справлялся с задачей, на более низкий уровень, - соответствующему отделу ЮНКТАД.
Этот отдел рассматривал развитие всех ТНК и, в частности, глобальных монополий с позиций этой организации, то есть с точки зрения обеспечения торговли и развития, а не с точки зрения комплексного влияния ТНК на мировую экономику. В результате он даже по институциональным причинам не мог справиться со все более необходимым комплексным анализом их деятельности. Так, он не может с должным вниманием рассматривать важнейшую сферу деятельности наднациональных монополий - финансовые рынки, критически значимая часть которых находится далеко за пределами поля зрения ЮНКТАД.
В конце 90-х годов положение было отчасти исправлено: в результате осмысления уроков мирового финансового кризиса 1997-1999 годов начался подробный мониторинг и эффективный международный анализ процессов слияния и поглощения корпораций. Однако это бесспорное достижение - лишь шаг вперед; в целом же глобальные монополии остались ненаблюдаемыми величинами. Те политики, государственные и общественные деятели, которые призывали к установлению международного контроля хотя бы только за глобальными финансовыми спекулянтами (наиболее последовательным в этом направлении был «план Миядзавы», названный по имени выдвинувшего его министра финансов Японии), были в лучшем случае проигнорированы мировым общественным мнением, формируемым глобальными СМИ.
Замалчивание самого существования глобальных монополий свидетельствует об их значении. Действительно, хорошо известно, что первый признак обретения той или иной группой «порогового» влияния - это прекращение неприятных для этой группы (то есть как минимум любых независимых, а при отсутствии необходимости в рекламе - вообще любых) исследований ее деятельности.
Как мы увидели в параграфе …, один из технологических лидеров человечества У.Гейтс даже в 1998 году еще только собирался обеспечивать информационную прозрачность клиентов и потенциальных конкурентов, причем на значительно более очевидном для наблюдателя страновом уровне. Наднациональные же, глобальные монополии опережали этого «лидера» более чем на пять лет, превентивно ликвидировав в мировых масштабах возможность даже примитивно-статистического исследования своего развития.
При этом не только глобальные монополии, но даже и уступающие им по влиянию традиционные ТНК труднонаблюдаемы. Ведь их присутствие в той или иной стране отнюдь не обязательно выражается во владении пакетами акций зарегистрированных в ней предприятий или иной собственностью, находящейся на ее территории. Помимо того, что они могут работать (и работают!) через своих «дочек», «внучек» и «внучатых племянниц», многие из них используют субконтракты, франчайзинг, исследовательские соглашения и почти неуловимый для внешнего наблюдателя контроль за рыночными условиями работы предприятия.
Выбор подобных форм вызван объективными причинами и прежде всего - естественным стремлением к минимизации риска. В условиях распространения информационных технологий и глобализации не только финансовых, но и информационных потоков минимизация риска начинает корреспондировать с минимизацией распространения значимой информации о соответствующей структуре. (Поэтому, в частности, призывы к открытости и прозрачности часто носят односторонний характер и служат не более чем орудием конкурентной борьбы.)
Важное качество глобальных монополий - управление потоками не только финансов, но и информации, доступных участникам рынка. Формирование сознания осуществляется во многом не прямым действием, но формированием «информационного поля» - причем не вокруг отдельного участника рынка, а вокруг всего этого рынка в целом, в глобальном масштабе. Естественно, при этом навязывается не только информация и ее истолкование, но и общий эмоциональный фон, влияющий на бессознательном уровне, в том числе заставляющий поступать вроде бы необъяснимо, вопреки доводам разума и формальной логики.
Подобные возможности на порядок увеличивают мощь и конкурентоспособность глобальных монополий (правда, снижение эффективности управления ими в соответствии с закономерностями, выявленными в главе 4, отчасти компенсирует это увеличение).
Таким образом, новый аспект влияния технологий на процессы монополизации связан с принципиальным изменением характера производимого товара. Значение имеет даже не его универсальная важность- определенного (и, как правило, относительно устойчивого) состояния живого человеческого сознания (как индивидуального, так и массового), но все большая уникальность и неповторимость методов его производства. Эта уникальность и неповторимость создает е технологические предпосылки для монополизации - особенно с учетом «обработки» интеллектуального, то есть человеческого, исключительно разнообразного сырья, требующего поэтому все более сложных и индивидуализированных методов воздействия.
Существенно и то, что на современных глобальных, в том числе финансовых рынках скорость движения капитала равна скорости движения информации и намного превосходит скорость ее осмысления. Поэтому в краткосрочном плане движение капитала все больше зависит от психологических факторов - настроений, ожиданий и инстинктивных, подсознательных реакций участников рынка, а не объективных экономических процессов.
А так как объемы перемещающихся по миру «горячих» денег до сих пор превышают 1 трлн.долл., и эта «ударная волна», как показали 1997-1998 годы, способна превратить в руины почти любую экономику, настроения и ожидания нескольких сотен операторов, работающих на нескольких мировых биржах, становятся более важным фактором развития, чем труд и ожидания миллиардов остальных людей, живущих в неразвитых странах.
Таким образом, как уже было показано выше (см. параграф …), воздействие на сознание нескольких сотен специалистов, определяющих принятие ключевых решений в области финансов, является ключом к господству как минимум на мировых финансовых рынках. Понятно, что это создает серьезнейшие объективные предпосылки для монополизации глобальных финансовых рынков со стороны владельцев наиболее эффективных технологий high-hume.
В силу описанных причин процесс возникновения глобальных монополий опережает развитие «обычных» ТНК. Глубина и жесткость этого монополизма также превышает все, что мы видели и к чему привыкли за последние десятилетия. Новый глобальный монополизм, преимущественно финансово-информационный, развивается сейчас в двух основных направлениях:
формирование глобальных монополий на глобальных рынках финансовых и информационных инструментов;
формирование единой глобальной монополии в результате интеграции указанных рынков.

9.4. США: глобальная монополия

Глобализация - это Америка
(У.Б.Клинтон)

В силу объективно доминирующей на всяком нерегулируемом рынке тенденции к концентрации единый глобальный рынок испытывает сильнейшую тягу к складыванию единой глобальной монополии. В ее роли, как это ни парадоксально, все больше выступает не коммерческая организация, но целое общество - США, ставшие основным двигателем глобализации и, соответственно, главным приобретателем выгод, приносимых ею человечеству.
Формирование подобной совокупной, огосударствленной монополии - по сути дела, империи, - является вершиной, объективным завершением процессов концентрации производства, монополизации рынков и влияния на них (включая информацию и технологии), сращивания корпоративных структур с государственными.
В 90-е годы крупнейшая экономика мира росла наибольшими среди развитых стран темпами (табл. - подтвердить!). Доля США в валовом мировом продукте близка к 30%, доля в собственности (в акционерном капитале) составила около 50%, а в новейших технологических разработках - около 80%. Чем более значим тот или иной показатель развития, тем выше в нем доля США.
Однако количественное доминирование США - сущий пустяк по сравнению с вытекающим из него качественным доминированием: правила и стандарты, действующие для американских компаний, распространяются и на их неамериканских партнеров. Это происходит как вследствие относительного удобства американских правил (помогающему американскому бизнесу опережать конкурентов) и естественного в бизнесе следования обычаям экономически более мощного партнера, так и вследствие политики США по распространению своих деловых стандартов.
Осознаваемая в мессианских терминах распространения «американского образа жизни» как единственно справедливого и достойного, эта политика направлена на повышение конкурентоспособности США за счет насаждения их стандартов. Они наиболее соответствуют американскому образу мысли и действия и именно поэтому, облегчая экспансию американского общества, затрудняют и сдерживают развитие его потенциальных конкурентов - тем сильнее, чем больше их культура отличается от американской.
Благодаря многолетней успешной «экспансии стандартов» речь уже длительное время идет даже не о преобладающем влиянии на ряд международных рынков, но о прямом установлении их правил, о придании национальному законодательству и национальным традициям США международного, глобального характера. Сегодня американское общество - это уже не только наиболее сильный участник глобальной конкуренции, но и «играющий судья».
За счет чего оно добилось столь завидного положения?

9.4.1. Ключ к успеху: симбиоз государства и бизнеса

Стратегическое технологическое превосходство США над остальным миром, описанное в параграфах …., …. и ….., реализуется формально не связанными друг с другом, а на деле образующими единое целое финансовыми, информационными и политическими рычагами, управляемых многократно осмеянной, но тем не менее самой эффективной бюрократией мира, превратившей самосовершенствование (в частности, совершенствование системы государственного управления) в постоянный процесс, не мешающий выполнению повседневных функций.
Прежде всего, США обеспечивают свои интересы в глобальной конкуренции при помощи доминирования в ряде формально независимых международных организаций. В военно-политическом плане это НАТО, в экономическом - МВФ, ВТО и, в меньшей степени, Мировой банк.
Контроль США за МВФ, как особенно ярко показали переговоры России с ним в 1998-1999 годах, носит абсолютный характер и обеспечивается даже не столько максимальным взносом США в ее уставной фонд, сколько составом ее высших руководителей.
Назначенные на свои посты прошлым (а иногда и позапрошлым) поколением европейских политиков, топ-ме-неджеры МВФ из «политических комиссаров» своих правительств, присланных отстаивать национальные интересы, переродились в заматерелых бюрократов, держащихся за места и всецело преданных «главному акционеру» - США. Недаром в жестких дискуссиях о замене директора-распорядителя МВФ М.Камдессю, ушедшего из-за невыносимого даже для этого тренированного бюрократа давления США, их категорическим условием было сохранение в неприкосновенности всего высшего менеджмента МВФ.
Роль международных организаций в обеспечении конкурентоспособности США исключительно велика.
Однако ключевой причиной их поистине оглушающего успеха, особенно в 90-е годы, представляется не просто тесное взаимодействие государства с базирующимися на территории США и занимающими в целом доминирующее положение в мире ТНК. Главную роль сыграло успешное превращение в один из безусловных национальных приоритетов их укрепления и «выращивания» обычных национальных американских корпораций до наднационального уровня и, далее, до уровня мирового доминирования.
Эта политика является едва ли не наиболее эффективным способом национального развития, так как в среднем более половины прибыли, получаемой ТНК за рубежом, репатриируется, то есть вывозится в страну их базирования, в данном случае - в США.
Именно концентрация ТНК на территории США - и, соответственно, в юрисдикции американского государства - является одной из наиболее непосредственных причин коммерческого доминирования США в современном мире.
Американские ТНК являются сегодня, как представляется, практически безусловным лидером: 35 из них входят в число 100 крупнейших (на Европу приходится 42, на Японию - 21, на остальные регионы мира - 2). При этом они осуществляют четверть мирового объема инвестиций, сами получая их пятую часть. ДИНАМИКА 500 крупнейших!!!!
Это предопределяет изначальную ограниченность и ущербность любой борьбы с доминированием США как страны в отрыве от ее делового сообщества. Ведь ключевую роль в ее лидерстве играют уже не национальные, в той или иной мере контролируемые национальным государством, но наднациональные коммерческие структуры, находящиеся в тесном и многообразном симбиозе с ним.
Сегодня подобный симбиоз представляется условием поддержания национальной конкурентоспособности.
Именно благодаря ему система национального управления США влияет на весь мир, оказываясь наднациональной по характеру своего воздействия. В результате американская внешняя политика не то что не отделена от внутренней, но является простым отражением американской внутренней политики в окружающем мире. Осознание этого вызывает в США даже дискуссию о том, а нужна ли им вообще внешняя политика как отдельная сфера деятельности. В самом деле: не будет ли более эффективным прямое, автоматическое, лишенное специализированных дипломатических передаточных механизмов распространение внутренней политики США на остальное человечество?
Несмотря на сложные и изменчивые формы симбиоза государства и бизнеса, его механизм прост. С одной стороны, государство использует транснациональные монополии как один из ключевых инструментов эффективной реализации своих национальных целей за пределами собственной территории. С другой стороны, сами эти цели вырабатываются государством под сильнейшим воздействием монополий и выражают их собственные интересы.
Принципиальная новизна этой схемы состоит в том, что американскому государству удалось добиться весьма близкого, а в долгосрочном плане - почти идеального сходства между целями корпораций, ориентированными на повышение собственной конкурентоспособности, и целями общества, заинтересованного в закреплении той же самой конкурентоспособности, но уже на ином, формально более высоком, а на деле более низком, национальном уровне.
Американские ТНК и государство, как правило, преследуют единые общенациональные цели, помогая друг другу решать соответственно преимущественно экономические и преимущественно политические задачи. При решении коммерческих задач государство выступает в роли «младшего партнера», а при деятельности во всех остальных направлениях в роли ведомого выступает бизнес.
Неразрывная связь американских ТНКс государством реализуется прежде всего в постоянном взаимодействии его представителей с ФРС, Казначейством (Минфином), налоговой и таможенной службами. При этом прославленные американские лоббисты играют весьма ограниченную роль.
Значительно более важен механизм постоянной ротации кадров между государством и бизнесом, при которой человек может, условно говоря, несколько раз подряд с поста министра уходить на пост вице-президента крупной корпорации и наоборот. Эта система обеспечивает единство интересов и взаимопонимание между коммерческим сектором и государственным управлением (конечно, это возможно лишь в условиях действенного ограничения коррупции).
Данный порядок намного эффективнее японской системы, которая также предусматривает горизонтальную ротацию, но лишь в пределах отдельно взятого государства и отдельно взятой корпорации. Она создает достаточно эффективные классы профессиональных менеджеров и чиновников, однако эти классы оказывается отделенными друг от друга. В результате чиновники недостаточно знают реалии делового мира, который они регулируют, а менеджер корпорации - реалии государства, на которое он опирается.
В США же горизонтальная миграция руководителей между государством и бизнесом стирает грань между чиновником и бизнесменом и выковывает качественно новый тип универсальных топ-менеджеров, эффективных и в коммерческом, и государственном секторе. Результат - если и не слияние крупных корпораций и государства (ибо их мотивы и интересы по-прежнему объективно различны), то во всяком случае формирование у них единых представлений о национальной конкурентоспособности. В итоге американское государство и американский бизнес участвуют в мировой конкуренции не как союзники, пусть даже близкие, но как единый организм, что качественно повышает эффективность их действий.
Однако главным механизмом объединения государства и крупного бизнеса США в мировой конкуренции является даже не горизонтальная ротация топ-менеджеров, а деятельность американского аналитического сообщества.

Пример 15.

Аналитическое сообщество:
источник глобальной власти

Термин «аналитика» понимается в США шире, чем в России. В США крупные аналитические центры часто участвуют в реализации своих разработок, предоставляя тем самым «услуги по корректировке реальности полного цикла». Начиная с прогнозирования ситуации и ее оценки через определение механизмов корректировки, конкретных целей и методов их достижений они заканчивают свою работу прямым участием в реализации этих методов, в том числе и в управлении теми или иными кризисами.
Термин crisis management, вопреки дурному переводу, означает не «антикризисное управление», то есть управление, направленное на предотвращение кризисов или исправление их последствий, а «управление кризисами», то есть их использование как инструмента преобразования.
В основе американской «аналитики полного цикла» лежит системный анализ, позволяющий математически анализировать процессы развития, включая кризисы. Именно опора на современные методы математического анализа отличает «аналитику полного цикла» от public relations, использующего «теневые» методы. Разница видна, например, при сопоставлении трилогии А.Азимо-ва «Установление» (в которой мощь стратегической аналитики фантастически преувеличена) и кинофильма «Плутовство, или когда хвост виляет собакой», в котором показана интуитивное и успешное из-за огромных ресурсов и локальной задачи применение методов «теневого» public relations. Характерно, что авантюрный характер интуитивной работы порождает ряд провалов и приводит в итоге к гибели одного из героев.
Аналитическое сообщество США выросло из антикризисных подразделений корпораций, вынужденных преодолевать кризисы сначала на уровне предприятий, затем - на уровне отраслей (отраслевых монополий), а с Великой Депрессии 1929-32 годов - и на общенациональном уровне.
Соответственно, оно сохранило теснейшую связь с корпорациями, финансируясь ими и обслуживая в первую очередь их интересы. Группа стратегического анализа - такая же неотъемлемая часть каждой серьезной фирмы США, как юридическая группа или бухгалтерия.
В то же время на деньги корпораций аналитическое сообщество обеспечивает «сопровождение» деятельности политических партий, служа их аналитическими структурами. Победа того или иного политика на выборах ведет к переходу в его аппарат многих сотрудников этих структур. Они понимают, что пришли в госаппарат временно, и сохраняют «производственную базу» в аналитических структурах, формально не являющихся частью государства.

Аналитические структуры становятся подлинным «мозгом» государства. Решения, реализуемые госаппаратом, разрабатываются на деньги коммерческих организаций при помощи коммерческих технологий управления и, соответственно, с коммерческой же эффективностью, что повышает эффективность государства.
С другой стороны, аналитические структуры оказываются важнейшим звеном, соединяющим корпорации и государство в единое целое. Существенно, что это звено состоит не только из лоббистов, отстаивающих краткосрочные интересы корпораций, как принято думать, но в очень большой степени - из стратегических аналитиков, ориентирующихся на глобальные процессы и ценности.
Таким образом, аналитическое сообщество служит важнейшим элементом «цемента», который скрепляет симбиоз американского государства и корпораций, обеспечивает взаимную защиту ими интересов друг друга и, тем самым, исключительную конкурентоспособность США.
Американский путь отличается от характерной для неразвитых стран «олигархии» тем, что сращивание государства и корпораций идет на уровне не только лоббистов, но в наиболее важной части - на уровне стратегических аналитиков, то есть на базе не узкокорыстных интересов корпораций, а на основе долговременных стратегических интересов.
Вместо того, чтобы сначала порознь выработать системы корпоративных и государственных интересов, а затем приспосабливать их друг к другу при помощи громоздкой, прожорливой и эгоистичной политической машины (включающей и лоббистов), США при помощи аналитического сообщества с самого начала вырабатывают систему национальных интересов как единое целое, объединяющее интересы бизнеса и государства. Это смягчает противоречия и повышает осознанность развития, а с ним - и эффективность общества как участника глобальной конкуренции.

9.4.2. Внешняя экспансия
как средство снятия внутренних противоречий

Одним из проявлений описанного сознательного подхода к своему развитию стало снятие после войны противоречия между интересами монополий и общества. Конструируя свои национальные интересы при помощи аналитического сообщества, США развернули экспансию своих монополий не внутрь страны, но вовне ее, превратив их в наднациональные, но национально ориентированные (прежде всего благодаря тождеству системы ценностей государства и общества с одной стороны и корпораций - с другой) структуры и сделав их, таким образом, главным инструментом обеспечения национальной конкурентоспособности.
При этом возникло болезненное противоречие между внутринациональным характером процесса принятия решений (практически любых - политических, экономических, коммерческих, культурных) и, главное, интересов, на основе которых они принимаются, с одной стороны, - и глобальным воздействием этих решений, с другой.
В результате судьбы мира все более определяются незначительными, микроскопическими по сравнению с ними факторами внутриполитической жизни США (достаточно вспомнить поддержку «Солидарности» в Польше, во многом вызванную, как сейчас выясняется, влиянием ничтожного даже в общеамериканских масштабах польского лобби в Чикаго!). - ссылка на Сороса
Потенциальная разрушительность этого «имперского провинциализма» как для человечества в целом, так и для эффективности политики США такова, что рядом с ней меркнут все ее, даже самые болезненные и потенциально опасные частные следствия (вроде «ползучего» распространения американских юридических норм сначала на международные отношения, а затем и внутреннюю жизнь формально еще независимых государств). - ссылка 9 в книге
Дело идет к тому, что мировая политика скоро перестанет существовать на межгосударственном уровне, переместившись, с одной стороны, на наднациональный уровень глобальных групп капиталов и технологий, а с другой - на уровень внутриполитической жизни США, контролирующих основную часть этих групп.
Такая мировая политика неминуемо перестает (если еще не перестала) учитывать интересы большинства человечества, утратит адекватность и перестанет соответствовать стоящим перед ним реальным историческим задачам.
О масштабах ее распространения и глубине укорененности свидетельствует то, что еще в 1997 году, во время расцвета проамериканской «команды молодых реформаторов», российские лоббисты обнаружили, что сфера наиболее эффективного решения ключевых вопросов внутренней российской политики переместилась с уровня администрации президента и правительства России на уровень Конгресса и администрации США. Наиболее близкий аналог - советские времена, в которые для решения значимых вопросов развития регионов надо было «выходить» не на их руководство, но на кураторов соответствующих направлений в Москве - в ЦК КПСС и Совете Министров СССР. Это свидетельствует о масштабах утраты национального суверенитета - причем не только Россией, но и другими странами мира.
Доминирование в мировой экономике глобальных монополий, базирующихся в США, вкупе с углублением глобализации ведет к размыванию и исчезновению понятия «национального суверенитета». Тезисы о «ликвидации Вестфальского мира» (основанного на примате национально-государственного (?) суверенитета), представления об объективном и окончательном разрушении понятия суверенитета как такового из категории интересных, но теоретических построений превратилась в базовые, общепринятые.
Сегодня отсылка к самой идее национального суверенитета воспринимается как нечто ретроградное и, более того, реакционное. При этом бросается в глаза кричащее исключение из правила, одно-единственное государство, в отношении которого не применяется и тем более не обосновывается фундаментальное правило естественности и прогрессивности «размывания суверенитета», - США.
Исключения из правил говорят об их содержании и значении не меньше, чем их формулировки. «Размывание суверенитета» - реальность для всего мира, кроме американского общества. Глобализация лишает или по крайней мере ослабляет суверенитет всех стран мира, - кроме США. Тем самым суверенитет самих США укрепляется - если и не абсолютно, то, во всяком случае, относительно.
Та самая глобализация, которая размывает суверенитет американских конкурентов, собственный суверенитет США - укрепляет и тем самым становится инструментом повышения конкурентоспособности США. Идея же национального суверенитета не исчезает, но плавно трансформируется в идею доминирования: суверенитета одного сильнейшего государства над всем остальным миром.

9.4.3. Блеск и нищета концепции «гуманитарных интервенций»

Логическим завершением этой идеи стала весьма распространенная концепция «гуманитарных интервенций». Она предоставляет развитым странам (а точнее - США как единственной среди них действенной военной силе) право вмешательства в устанавливаемых ими самими формах и масштабах, вплоть до нанесения военных ударов, во внутренние дела стран, в которых, по их мнению, происходит нарушение установленных ими же «прав человека».
Эта доктрина, продолжающая восприятие США как «мирового жандарма», была простой реакцией развитой части человечества на принципиально новые обстоятельства, возникшие после поражения СССР в «холодной войне» и начала глобализации.
С одной стороны, развитые страны лишились военно-политической и идеологической сдерживающей силы, оказавшись в положении полных и никем не контролируемых хозяев мира. С другой стороны, повсеместное противостояние двух систем, бывшее содержанием «холодной войны», создавало могучее и всепроникающее «силовое поле», которое структурировало человечество и способствовало развитию или хотя бы оцивилизовыванию его наименее развитых регионов. Исчезновение этого «силового поля» обнажило неспособность ряда человеческих обществ не то что к самоуправлению, но даже к простому самосохранению.
Это проявилось не только в распаде социумов в «конченых странах», не только в их причудливых и трагических мутациях (классический пример - захват власти в Афганистане талибами) и в череде локальных конфликтов, но и в чудовищных зверствах ряда неразвитых государств по отношению к своим гражданам. Наиболее страшными примерами выхода неразвитых обществ из оцивилизовывающего их «силового поля» глобального противостояния был геноцид в «африканской Швейцарии» - Руанде, где было истреблено около 2 млн.чел., и гражданская война в постсоветском Таджикистане, сопровождавшаяся убийствами людей по факту их прописки. Глубокое впечатление (особенно на сторонников демократизации даже не готовых к ней обществ) производит грабеж и истребление белых фермеров в Зимбабве и ЮАР черным «демократическим» большинством, в том числе при поддержке государства.
О последствиях подобных «социальных преобразований» свидетельствует приводимое без каких-либо купюр и комментариев (хотя и под другим заголовком) информационное сообщение, в принципе не выделяющееся из потока похожих сообщений.

Пример 16.

Голод в Зимбабве

Хараре. 4 января (2003 года). ИНТЕРФАКС - Полиция Зимбабве арестовала в субботу 39 человек из 4 тыс. осаждающих склад с продовольствием в провинции Булавайо. Стражи порядка использовали слезоточивый газ и огнестрельное оружие, чтобы разогнать толпу. Среди бунтующих, возмущенных отсутствием еды, были женщины и пожилые люди.
Сельское хозяйство в Зимбабве потерпело полный крах. С начала прошлого года в стране нет даже кукурузы - основной пищи местного населения. Согласно данным ООН, в Зимбабве 8 млн. из 11,6 млн. жителей страдают от голода и могут умереть от истощения.
Наблюдатели считают, что основная причина нынешнего голода - передел собственности, когда белые фермеры были с применением силы лишены своих земель.

О росте напряженности и конфликтов в мире, избавившемся от структурирующего и оцивилизовывающего воздействия «силового поля» глобального противостояния двух систем, свидетельствует усиление активности главного международного органа, призванного обеспечивать стабильность, - ООН. Указание ее Генерального Секретаря на то, что в 90-х годах «было достигнуто и подписано в три раза больше мирных соглашений, чем за предыдущие три десятилетия», а ООН «ввела больше режимов санкций, чем когда-либо ранее», означает рост не только активности ООН, но и потребности в ней. Увеличение количественных показателей работы органа, урегулирующего конфликты, - признак роста количества конфликтов.
Столкновение ничем более не ограничиваемого всесилия США, опьяненных легкой и неожиданной победой в «холодной войне», с целым рядом расширяющихся по всему миру «гуманитарных катастроф» не могло не вызвать их реакцию, которая закономерно увенчалась выдвижением концепции «гуманитарных интервенций».

Пример 17.

Генеральный Секретарь ООН
о концепции «гуманитарных интервенций»

«Сейчас формируется новая концепция безопасности. Если раньше обеспечение безопасности означало защиту территории от внешнего нападения, то теперь оно включает в себя защиту …от насилия, порожденного внутри государства.
…В 90-х годах войны велись в основном внутри государств. Причем эти войны были жесточайшими и привели к гибели более пяти миллионов человек. Эти войны не столько стирали границы, сколько губили людей. Гуманитарные конвенции повсеместно нарушались, мирные граждане… становились «стратегическими целями», а детей принуждали становиться убийцами. Эти войны часто порождались политическими амбициями и стремлением к обогащению, и их питательной средой были этнические и религиозные различия. В основе их часто лежат зарубежные экономические интересы (выделено автором - М.Д.), и их подпитывает гиперактивный и в основном незаконный мировой рынок вооружений.
…Гражданское население и …инфраструктура стали прикрытием для …повстанческих движений, объектами для возмездия и жертвами … произвола, вызванного, как правило, разложением государства. В экстремальных ситуациях невинные становятся главными жертвами этнической чистки и геноцида.
…Выступая перед Генеральной Ассамблеей в сентябре прошлого года, я призвал государства… объединиться для выработки более эффективной политики, чтобы положить конец организованным массовым убийствам и вопиющим нарушениям прав человека. Хотя я подчеркивал, что интервенция охватывает широкий ряд мер реагирования - от дипломатии до применения вооруженных сил, - именно последняя мера вызвала больше всего споров….
Некоторые критики были озабочены тем, что концепция «гуманитарной интервенции» может стать прикрытием для необоснованного вмешательства во внутренние дела…. Другие считали, что она может подтолкнуть сепаратистские движения к …провоцированию правительств на …нарушение прав человека, …чтобы затем последовало вмешательство извне, которое содействовало бы успеху их дела. А третьи отмечали, что в силу неизбежных трудностей…, а также …национальных интересов в практике применения интервенций было мало последовательности. Исключением, пожалуй, является то правило, что у слабых государств… больше шансов стать объектом такой интервенции, чем у сильных… (выделено автором - М.Д.).
…Ни один …принцип - даже… суверенитета - не может использоваться в качестве прикрытия преступлений против человечности… Когда совершаются такие преступления, а мирные средства… не дали результатов, у Совета Безопасности есть моральный долг действовать от имени международного сообщества. …Вооруженная интервенция …должна оставаться крайним средством, однако перед лицом массовых убийств от этого средства нельзя отказываться».

Популярность концепции «гуманитарных интервенций» достигла апогея в конце 90-х, когда она стала обоснованием агрессии США и их партнеров по НАТО против Югославии. Однако уже эта агрессия обнажила неустранимую противоречивость и ограниченность концепции, которые привели к потере интереса к ней.
Прежде всего, она носит выраженный асимметричный характер и опирается на применение «двойного стандарта»: Запад объявляет свою систему ценностей единственно верной и универсальной и начинает силовым образом внедрять ее в не соответствующие ей общества. При этом выясняется, что часть неразвитых обществ не поддается приспособлению к внедряемой системе ценностей, и успех Запада означает для них цивилизационную катастрофу.
Более того: оказывается, что методы, при помощи которых Запад насаждает свою систему ценностей, противоречат самим этим ценностям и перечеркивают их. Принуждение к соблюдению прав человека при помощи массовых убийств, продемонстрированной США и их сторонниками по НАТО в ходе агрессии против Югославии, является нонсенсом, узаконить который пока не в силах даже самые совершенные технологии формирования сознания.
Внедрение ценностей при помощи опровергающих их методов свидетельствует о фиктивном характере как самих ценностей, так и официально прокламируемой задачи их распространения и обнажает реальное содержание доктрины «гуманитарной интервенции» - оправдание агрессии развитых стран и инструмент их глобальной конкурентной борьбы с остальным человечеством.
Существенной при этом оказывается неоднородность развитых стран. Наиболее сознательным, инициативным и сильным участником глобальной конкуренции является наиболее развитая страна мира - США, которая контролирует НАТО и определяет характер реализации концепции «гуманитарных интервенций». В результате практику применения этой концепции (включая угрозы ее применения) отличает следование их интересам, что затрудняет ее применение, так как она подразумевает международный, а не исключительно американский характер действий.
Более того: так как конкурентами США являются отнюдь не потенциальные объекты реализации концепции «гуманитарных интервенций», но в первую очередь другие развитые страны, эта концепции применяется (в ситуации с агрессией против Югославии это проявилось предельно отчетливо) для сдерживания их развития.
Понятно, что жертвы такой политики вскоре теряют доверие как к ней, так и к концепции «гуманитарных интервенций» как инструменту ее реализации, что снижает ее популярность и вынуждает находить ей замену (на время написания настоящей книги это «борьба с международным терроризмом» и свержение Саддама Хусейна, а затем - подчинение американской политике Сирии, Северной Кореи и Ирана). Указанная замена устранила и другой врожденный недостаток концепции «гуманитарных интервенций» - отсутствие глобального врага, мобилизующего все относительно развитые страны и сплачивающего их вокруг США, в том числе и вопреки их собственным, текущим экономическим интересам.
Фактически к настоящему времени США, во многом помимо своей воли, объявили остальному миру ту самую тотальную, цивилизационную войну, в которой наиболее оголтелые пропагандисты их ценностей обвиняют маргинализируемый ими исламский мир (или, в умеренном случае, наиболее интенсивно маргинализирующуюся часть этого мира). Их не стоит в этом винить: исключительность лидерства и доминирования объективно ставят их в ситуацию жесткого противостояния и конкуренции за ресурсы и модели развития со всем остальным человечеством. Но не стоит и забывать, что обусловленность войн не делает их бескровными и безопасными, особенно для слабых жертв неспровоцированных агрессий.
Ход этой глобальной конкуренции за ресурсы и модели развития и развитие многоуровнего, «эшелонированного» противостояния США с остальным человечеством и будут составлять содержание всемирной истории по крайней мере в ближайшие десять лет.
Можно предположить, что доведение до логического конца идеи доминирования и суверенитета США над миром ведут к их перенапряжению, подрыву их доминирования и, таким образом, к самоотрицанию этой идеи. Однако ждать на основании этого умозаключения коренных изменений в описанном выше соотношении сил в ближайшие годы не следует. Перспективы подобных изменений, как и перспективы отношений США с их основными стратегическими конкурентами, будут рассмотрены ниже - в параграфе ….