Глава II. Календарная обрядовая поэзия

Весь фольклор с точки зрения его бытова­ния можно разделить на обрядовый и необрядовый. К обрядовому фольклору относятся произведения народного поэти­ческого творчества, которые исполняются во время совершения какого-либо обряда; они сопровождают этот обряд, являются его составной частью^ Необрядовым фольклором называются устные народные произведения, исполнение которых не свя­зано ни с каким обрядом: они бытуют вне обряда, в самых различных условиях жизни.

Обряд — это строго определенные обычаями те или иные дей­ства: печение весной из теста жаворонков, завивание летом венков из веток березы, разжигание зимой костров и прыгание через них, обсыпание жениха и невесты хмелем, зерном и т. д. Назна­чение этих и многих других обрядовых действ— способствовать достижению какой-либо цели. В основе обрядов — реальные заботы крестьянина о большей продуктивности его труда, хорошем урожае, общем благополучии, слаженной семейной жизни и т. п. Поскольку обряды и сопровождающие их фольклорные произведения выпол­няли жизненно важные функции, то каждый раз в момент их исполнения они осознавались как очень нужные, необходимые и по-своему актуальные. В них в той или иной мере отражались реальная бытовая жизнь народа, его мировоззрение. В этом смысле обряды и сопровождающая их народная поэзия были всегда совре­менны.

Вместе с тем следует отметить, что обряды —один из древ­нейших видов народной культуры. Их возникновение относится к глубокой древности. В обрядах и сопровождающих их фольк­лорных произведениях можно обнаружить такие черты мышления человека доклассового общества, как анимизм, антропоморфизм и магизм. Анимизм (от лат. ашта — душа, дух) — вера в существо­вание душ и духов, которые будто бы управляют всеми явлениями мира. Антропоморфизм (от греч. аШЬгброз — человек и тогрЬе — вид, форма) — представление, будто бы все явления природы, животные и растения обладают человеческими качествами (волей, разумом и др.), что смерть, болезни и т. д. существуют в облике человека. Магизм (от греч. та§е!а — колдовство, чародейство) — вера человека в то, что он посредством определенных действий и сло­весных выражений может влиять на течение событий: избавиться от болезней, вызвать хороший урожай, большой приплод скота и т. д. Все это — проявление древней языческой религии.;

К сказанному следует еще добавить, что за последнее тыся­челетие на обряды и обрядовую поэзию определенное влияние оказала христианская религия. С введением на Руси христиан­ства (X в.) церковь, с одной стороны, боролась с языческой культурой, всячески вытравляла из жизни древние народные об­ряды, а с другой — многие из этих обрядов она стремилась при­способить к своим целям, наполнить их христианским содержани­ем. В результате христианские мотивы и образы проникли в народ­ные обряды и поэзию; возникло явление, которое получило назва­ние «двоеверия» (смешение языческих и христианских элементов).

Из сказанного совершенно очевидно, что обряды и сопровож­дающее их словесное искусство имеют большое значение как для изучения жизни и мировоззрения народа в период записи этих обрядов (преимущественно XIX в.), так и для понимания особенностей народного мировосприятия на более ранних сту­пенях истории.

Собирание и публикация обрядовой поэзии. О древних обычаях бракосочетания сообщается уже в самой ранней русской ле­тописи—в своде «Повести временных лет» (начало XII в.). 33 В Ипатьевской летописи под 1178 г. описывается обряд похорон князя Мстислава Ростиславовича и приводится похоронный плач о нем. Свидетельства о календарных и семейно-бытовых обрядах мы встречаем во многих исторических документах и литературных произведениях XIII—XVII вв. Отдельные календарные и семейно-бытовые песни в небольшом количестве публикуются в XVIII в. в сборниках М. Д. Чулкова «Собрание разных песен» (ч. 1—4, 1770—1773) и Львова-Прача «Собрание народных песен с их го­лосами» (1790). Образцы рекрутских причитаний впервые при­водятся А. Н. Радищевым в главе «Городня» его книги «Путешест­вие из Петербурга в Москву» (1795). Некоторые обрядовые пес­ни публикуются в песенниках первой трети XIX в.

Серьезная работа по собиранию обрядовой поэзии начинается с середины 30-х годов XIX в. В результате издаются Такие крупные сборники; «Сказания русского народа о семейной жизни своих предков» (1836—1837) и «Песни русского народа» (1838—1839) И. П. Сахарова, «Русские простонародные праздники и суеверные обряды» И. М. Снегирева (1838—1839). Образцы обрядовой поэзии публикуются в этнографическом труде А. Терещенко «Быт русского народа (1848). Особенно ценные материалы по обрядовой поэзии содержит песенное собрание П. В. Киреевского и его многочислен­ных корреспондентов, относящееся к 30—50-м годам XIX в., но изданное лишь в начале XX в.

Значительные материалы по обрядовой поэзии публикуются во второй половине XIX —начале XX в. И до сих пор не утратили. большой научной ценности сборники Е. В. Барсова «Причитания Северного края» (т. 1, 1872; т. 2, 1882; т. 3, 1886) и П. В. Шейна «Великорусе в своих песнях, обрядах, обычаях, верованиях, сказках, легендах и т.п.» (т. 1, 1898: т. 2, 1900).

Обрядовая поэзия собирается и публикуется и в советские годы. Наиболее значительными сборниками обрядовой поэзии, изданными советскими фольклористами, являются книги В. Г. Базанова. и А.П.Разумовой «Русская народно-бытовая лирика» (1962), И.И.Земцовского «Поэзия крестьянских праздников» (1970) и Н.П.Колпаковой «Лирика русской свадьбы» (1973).

Изучение обрядовой поэзии. Вопросы содержания и формы русской обрядовой поэзии так или иначе затрагиваются в раз­личных статьях уже в конце XVIII — начале XIX в. (Н. А. Львов, А. X. Востоков, Н. А. Цертелев, М. А. Максимович). Однако специ­альное изучение ее начинается лишь с 30-х годов XIX в., когда славянофилы И.М.Снегирев и И.П. Сахаров обращаются к изда­нию обрядовых песен. Эти песни, по их мнению, замечательно выражали национальные черты русского народа. Проводя идеи «официальной народности», они утверждали, будто бы в обрядовых песнях получают яркое выражение такие национальные черты русского народа, как религиозность, смирение и покорность. Против славянофилов выступил В. Г. Белинский, указавший на то, что русского человека характеризуют не религиозность и покор­ность, а трезвость ума, атеистичность и практическая рассуди­тельность.

В 1848 г. выходит в 7 частях солидный труд А. Терещенко «Быт русского народа», в котором подробно описываются на­родные обряды.

Мифологи Ф. И. Буслаев, А. Н. Афанасьев и А. А. Потебня в 50—60-е годы XIX в. направили свои усилия на раскрытие ис­конного смысла различных обрядов, определение происхождения образов, сюжетов и поэтического стиля обрядовой поэзии. Их ошибка состояла в том, что генетические корни всех обрядов они видели в древней мифологии.

Представители русской школы заимствования, последователи А.Н.Веселовского В. Ф. Миллер и Е. В. Аничков предприняли срав­нительные сопоставления русской календарной обрядности с обря­дами других европейских народов [см., например, В. Ф. Миллер. Русская масленица и западноевропейский карнавал, 1884; Е. В. Анич­ков. Весенняя обрядовая поэзия на Западе и у славян, ч. I—П, 1903—1904]. В работах этих ученых недооценивалась национальная самобытность русской обрядовой поэзии.

Работы дореволюционных ученых, устаревшие в методологи­ческом отношении, тем не менее содержат ценный фактический материал. Интересные статьи с описанием календарных и семейно-бытовых обрядов публикуются в последней четверти XIX — начале XX в. в журналах «Этнографическое обозрение» (1889—1916) и «Живая старина» (1890—1917).

Советская фольклористика, подвергнув научной критике оши­бочные теории дореволюционной академической науки, с новых методологических позиций решает многие важные проблемы, свя­занные с изучением народной обрядовой поэзии.

Прежде всего, советскими учеными убедительно доказывается положение о трудовом происхождении народных обрядов и сопро­вождающей их поэзии, раскрывается преимущественно материалистический характер выражаемого ими мировоззрения. Ценными в этом отношении являются работы В.И.Чичерова «Зимний период русского земледельческого календаря В.Я.Проппа «Русские аграрные праздники» (1963) и В.К.Соколова «Весенне-летние календарные обряды русских, украинцев и белорусов. XIX — начало XX в.» (19'79).

В ряде исследований историко-этнографическая характеристика обрядов дополняется анализом сопровождающей их поэзии (см например Пропп В.Я. «Русские аграрные праздники», 1963; Аникин В.П. Календарная и свадебная поэзия, 1970; Круглое Ю.Г. Русские свадебные песни, 1978.) Во многих работах рассматривается жизнь старых обрядов и обрядовой поэзии в исторически новых условиях. Все обряды делятся на две группы – календарные или семейно-бытовые. И соответственно сопровождающие их фольклорные произведения относятся к календарной или семейно-бытовой обрядовой поэзии.

довой поэзии.

Остановимся на календарной обрядовой поэзии. Многие народные праздники отмечались в строго определенные дни года. В эти праздники совершались различные обряды, которые в науке называются «календарными»¹.

Календарные обряды сопровождались специальными песнями, которые назывались колядками, масленичными песнями, веснянками, семицкими песнями и т. д.

Колядки. Круг, годовых — (календарных') обрядов открывался новогдними святочными обрядами. Святки праздновались в период зимнего солнцеворота (с 24 декабря по 6 января). В основе святочных обрядов лежала магия первого.дня года.; обряды, совершаемые в это время, по мнению их исполнителей, должны были действовать в определенном направлении на протяжении всего нового года.

Во время святок лроводились различные игры, ряжения и про- чие действа,.имеющие магический смысл. Одним из_самых примечательных явлений святочных праздников было колядование— хожпение до лворам с пением новогодних песенок, которые на­зывались колядками.

Молодежь (главным образом подростки), собравшись небольшими группами, ходила по улице от одного двора к другому и пела под окнами колядки —своеобразные ново­годние поздравления. За эти песенные поздравления коляловшики вознаграждались подарками.—праздничным- угощением (пирогами, вареным мясом и т. д.). Особенно широкое распространение колядование получило на Украине и на юге России.

Замечательное описание его дано в повести Н. В. Гоголя «Ночь перед рождеством».

Термин «колядка» для обозначения поздравительных новогод­них песенок употреблялся всеми славянскими народами, в том числе и русским.

Колядки — это песни новогоднего содержания, в которых, как правило парная рифма. После каждой пары рифмованных стихов идет припев-выкрик, в котором упоминается слово «коляда», «ов-сень» или «виноградье». По этим выкрикам песенки и называются. По объему колядки очень разнообразны (от четырех до двадцати, а иногда и более стихов).

Нередко колядки прямо начинаются с припева-восклицания. В наиболее развернутых формах припев-восклицание включает описание самого обряда колядования, сообщение о том, что колядовщики долго ходили, искали дом, хозяина которого пожелали поздравить песней. Затем идет само вели­чание, что составляет основной смысл колядки. Прежде всего колядовщики дают идеальное описание дома величаемого. Оказы­вается, что перед ними не обычная крестьянская изба, а настоящий терем. Вокруг этого терема «стоит железный тын», «на каждой тычинке по маковке», а на каждой маковке «по золотому венцу». Под стать этому терему и проживающие в нем люди. Типичной формулой для характеристики величаемой семьи явля­ется следующая: хозяин дома — «светлой месяц», хозяюшка — «красно солнышко», а малые дети — «часты звездочки» [5, 60].

В таком же идеализированном плане дается в колядке и опи­сание крестьянского наряда. О крестьянине говорится, что он «надевал кафтан во сто рублей», «подпоясывал кушак в тысячу»

[5, 113].

Все это, конечно, чистый вымысел, фантазия, в реальность которых никто не верил. Но эта фантазия имела глубоко жиз­ненный, определенный социальный смысл. В фантастических картинах народного богатства рисовалось не реальное, а желаемое. Касаясь этого вопроса, Энгельс писал: «Народная книга призвана развлечь крестьянина, когда он, утомленный, возвращается вечером со своей тяжелой работы, позабавить его, оживить, заставить его позабыть свой тягостный труд, превратить его каменистое поле в благоухающий сад; она призвана обратить мастерскую ремесленника и жалкий чердак измученного ученика в мир поэзии, в золотой дворец, а его дюжую красотку представить в виде прекрасной принцессы...»

Фантастические картины богатства мы находим и в других жанрах фольклора (например, в сказках). Однако особое значение они имеют в колядках, выполняющих в какой-то мере функции магического заклинания.

Следующий важный мотив колядки – конкретные пожелания тому, в адрес кого исполняется колядка. Отличительна черта этих пожеланий – трезвость и реалистичность. В.Я. Пропп по этому поводу пишет: «Если величание в несколько абстрактных и условных формах рисовало образ богача-боярина, то заключительная часть пения прямо и непосредственно су яйла крестьянину то, что ему важнее и нужнее всего: не золото, серебро и меха, а урожай, скот, здоровье, сытость, довольство» [9,44]. Так, например, в одной колядке выражается пожелание, чтобы

Велись бы поросятки, Велись бы козлятки, Велись бы цыплятки, Велись бы утятки! [5, 54]

...У хозяина в дому

Велись бы ребятки,

Велись бы телятки,

Велись бы ягнятки,

Велись бы жеребятки,

Заканчивается колядка, как правило, требованием вознаграж-денйя за колядование, за доброе пожелание.. Колядовщики требуют пироги, домашнюю колбасу («кишки»), свиные ножюи и др.. Тем, кто не одаривает, колядовшики высказывают плохие пожелания иногда н шутку угрожают расправой.

Можно полагать, что в период наиболее полного расцвета колядки имели композицию, в которой ее отдельные мотивы шли в рассмотренной нами последовательности: описание поисков дома для колядования, величание хозяина и его семьи, выражение ему пожеланий на новый год и требование подарка. Однако в дошедших до нас колядках эта композиция выдерживается далеко не всегда. Чаще всего встречаются колядки, в которых оказывается утраченным один или два из названных мотивов. Есть колядки, состоящие всего из одного мотива — требования подарка.

Подблюдные песни. С новогодним праздником святок связаны также всевозможные гадания, в том числе гадания девушек с пением гак называемых подблюдных песен. Вечером девушки собирались в какой-нибудь избе, устилали стол белой скатертью, ставили на него блюдо с чистой водой. Каждая девушка опускала в воду какую-нибудь вещь, чаще всего кольцо, серьги или другие украшения, и блюдо накрывали платком. Затем девушки усажи­вались около блюда.и начинали петь песни.

Во время пения подблюдных песен_одна из девушек (чаще всего — не принимающая участия в гадании) с закрытыми глазами доставала по одному положенные в блюдо предметы. К той, чей предмет доставался, и относилось.содержание исполняемой в это время песни.

Подблюдные песни были очень небольшими по объему — от четырех до десяти стихов. Основу их содержания составлял какой-нибудь один образ, имеющий магически-символическое значение. Этот образ в подблюдной песне получал бытовую разработку. Так, на основе бытовой разработки образа кольца, являющегося симво­лом любви и брака, создавалась такая подблюдная песенка:

Рылася курочка На завалинке, Вырыла колечушко Серебряное.

Ладо, ладу,

Кому мы поем,

Тому честь воздаем.

Подблюдными назывались песни, исполняемые во время гаданий с помощью блюда

Девушка, вещица которой во время исполнения этой песни доставалась из блюда, по поверию должна выйти замуж в на­ступающем году.

Смысл подблюдных песен для гадающих был довольно про­зрачным. Все, например, знали, что песни, в которых упоминался хлеб и все, связанное с ним (поле, снопы, скирды, зерно, каравай, блины, пироги и т. д.), предсказывали хороший урожай, богатство,, общее благополучие. И наоборот, песня, в которой рисовался порт­рет оборванной старушки, означала бедность; песня, в которой упоминалась каркающая ворона, обозначала смерть и т. д.

Гадания с исполнением дадбдюдных песен имели характер не заклинания (что наблюдалось в не­которых колядках), а предсказания. Но в это предсние глубоко верили. Именно поэтому многие под блюдные песни заканчивались та­кой устойчивой формулой:

Кому вынется, Тому сбудется

Тому сбудется, Не минуется.

Слава!

Подблюдные песни в большинстве случаев создаются на основе народных поверий. В них нередко используются образы и мотивы других жанров фольклора. Так, например, на основе загадки «сидит девица в темнице, а коса на улице» возникла под­блюдная песня:

Сидит девка в клетке, Кому выйдется,

Коса на поветке. Правда сбудется,

Ладу, ладу! Тому добро!

Эта песня предвещала счастье.

По подбдюдым песням гадали о счастливой или несчастливой судьбе. Особенно же много подблюдных песен было сложено на тему замужества. И это вполне естественно, так как, гадали преимущественно девушки! В девичьих подблюдных песнях широко используется символика свадебных песен: символом брака в_них_выступают кольцо, перстень, венец, подушка и др.

Специфика обр'азного содержания подблюдных песен в том, что в них причудливо сочетаются мир реальный и мир идеальный. С одной стороны, это идеальные образы народной поэзии; «добрый молодец», «красна девица» и др., а с другой — наоборот, как будто нарочито приземленные образы реального мира: корова, кошка, жук, бочка, хомут, узда, дуга и т. п. Это нашло свое отражение и в поэтическом стиле подблюдных песен. Так, симво­лом парности, замужества в них выступают и идеально-возвы­шенные «два голубочка», «сокол и голубушка», «соболь и куница», и сниженно-реальные «два клубочка», «петух и курочка», «груздочек и беляночка». В эпитетах, с одной стороны, отражается меткая наблюдательность крестьянина над окружающими его предметами и образами жизни («медведь-пыхтун», «заинька-повиляенька», «курочка-загребушечка», «серая капустка», «зеленый кочанок»), а с другой — отражаются его мечты об идеальной жизни, сказочном богатстве. Так, например, героиня подблюдных песен, простая крестьянская девушка, живет в «высоком тереме», у нее «золотая парча», «золотое кольцо», жених-«груздочек» называется «боярским сыном», а невеста-«беляночка» — «боярышней».

Масленичные песни. Следующим за святками большим годовым праздником была масленица. Исследователи считают, что в глубокой кой древности масленица была весенним праздником.

С_введением же христианства и запретом проводить различные увеселения в весенний семинедельный предпасхальный пост ее празднование было отодвинуто на более ранние сроки. Масленица стала празд­новаться в самом конце зимы, в период с конца января до начала марта.

Масленица – самый веселый, самый разгульньй народный праздник-продолжавшийся целую неделю – с понедельника до воскресенья). Причем это празднование включало в себя как общинные, так и семейные мотивы и совершалось по строго рас­писанному порядку, что отразилось на названиях дней масленич­ной недели. Понедельник назывался «встречей» — это начало празд­ника; вторник — «заигрыши»; с этого -дня начинались разного рода развлечения, ряжения, катания, среда —«лакомка»: она открывала угощения во всех домах блинами и другими яствами; четверг именовали «разгулом», «переломом», «широким четвергом», на этот день приходилась середина веселья и гульбы: пятница — «тещины вечера»: зятья угощали тещ; суббота — «золовкины поси­делки»: молодые невестки принимали родных в гости. Воскре­сенье — это «проводы», «целовник», «прощальный день», конец масленичного веселья.

Обязательным предметом масленичных угощений были блины. Масленичная еда имела обрядово-ритуальный характер: предпо­лагалось, что чем обильнее будет угощение в этот праздник, тем богаче будет весь год.

Масленичные игры носили преимущественно развлекательный характер: езда на лошадях_г-катание с гор на санках, игры в снежки, борьба, кулачные—бои и т. п. Во всех этих играх с осо­бой силой проявлялся удалой характер русского человека.

Масленичных песен, до нас дошло немного. Все они по своей тематике делятся на две группы: одна из них связана с обрядом встречи, а другая – с обрядом проводов («похорон») Масленицы.

. Обряд встречи Масленицы был следующим. Делали из соломы чучело, придавали ему при помощи старой одежды вид женщины, насаживали это чучело на шест и с пением возили на санях по деревне. Затем.чучело – Масленицу. Ставили на снежной горе, где проходили игры и катания на санках.

Песни, сопровождающие обряд встречи Масленицы, отличает мажорный, жизнерадостный тон. Это прежде всего величальная песня в честь Масленицы, получившей свое антропоморфическое выражение в образе соломенного чучела:

Дорога наша гостья Масленица

Авдотьюшка Изотьевна,

Дуня белая, Дуня румяная,

Коса длинная, триаршинная,

Лента алая, двуполтинная,

Платок беленький, новомодненький

Брови черные, наведенные,

Шуба синяя, ластки красные,

Лапти частые, головастые,

Портянкибелые, набеленные.

Перед нами идеальный портрет русской красавицы, в создании которого заметны и черты реалистичности («лапти частые, голо­вастые, портянки белые, набеленные»).

В песнях, посвященных встрече Масленицы, разрабатывается мотив изобильного угощения. В них говорится, что Масленицу с радостью встречают «с блинами, с караваяами, с варениками», «с сыром, маслом, калачом и печеным яйцом». Подчеркивание богатства и праздничного изобилия в масленичных песнях имело магическое значение.

В последний день праздника провожали Масленицу. Соломен­ное чучело Масленицы вывозили за деревню, и там его либо сжигали, либо разрывали на части и закапывали в снег. Скатывли с гор горящие колеса, символ солнца. Этот обряд нашел отражение в масленичных песнях.

Обряд проводов Масленицы и сопровождающие его песни отличает уже совершенно иная, минорная тональность. Если песни, которыми встречали Масленицу, напоминали собой свадебные величальные, то песни, сопровождающие обряд про­водов Масленицы, были похожи на свадебные «корилъные» песни. В них Масленица упрекается в том, что она обманула людей: разорила их, все поела и посадила на великий пост.

В древности обряды встречи и проводов Масленицы имели аграрно-магическое значение: проводы («похороны») Масленицы означали проводы зимы и заклинание, приветствие наступающей весны. Особенно ярко это выражено в масленичной песенке, приводимой А. Н. Островским в пьесе-сказке «Снегурочка». Думая о весне, крестьяне-«берендеи» пели:

У нас с гор потоки, Заиграй овражки, Выдерни оглобли, Налаживай соху!

Масленица мокрохвостка!

Поезжай долой со двора,

Отошла твоя пора!

Однако постепенно аграрный характер масленичных обрядов забылся, и они стали восприниматься просто как праздничное развлечение. Во время этих развлечений «стали употребляться песни и не имеющие обрядового значения. Некоторые из них по своему ритму и эмоциям напоминали плясовые частушки.

Веснянки. После масленицы наступал семинедельный, так называемый «великий пост». В это время, разумеется, никаких празднований не было, всевозможные молодежные увеселения («посиделки», «вечеринки» и т. п.) прекращались. Все думы кресть­ян были сосредоточены на новом хозяйственном годе, подготовке к весенним полевым работам. Для крестьян быяе очень важно, чтобы теплые весенние дни наступили как можно раныщьше, а погодные„условия сложились бы так, чтобы был хорошим урожай, с которым было связано все благополучие крестьян.

Однако весну не пассивно ждали, но_стремились активна воз­действовать не ее быстрейший приход.

С этим был связан например, обычай печения из геста жаворонков и игра с ними..Этих жаворонков дети усаживали на плетни, заборы, бегали с ними по улице, призывая прилет птиц — символов и предвестников весны. Этим же целям призыва весны служили и специальные короткие песни — веснянки, которые не пелись, а выкрикивались собравшимися в небольшие группы девушками.

.В веснянках девушки обращались к_жаворонкам (а иногда к куликам или пчелкам, чтобы они побыстрее прилетали и принесли с собой «красную весну», «теплое лето»).

С приходом хорошей весны ожидался год «добрый», «хле­бородный», «жито густое», «колосистое».

Специфика содержания веснянок – призыв, закликание) весны, и ее восхваление — обусловила собой и особенности их художест­венной формы.

В веснянках своеобразно сочетаются признаки песенных величаний и заговорных заклинаний.

С величаниями веснянки сближает их повышенная эмоциональность. Они, как и величания, часто начинаются с обращений. Это обращения к весне, жаворонкам, пчелкам и т. д. Их стилистику отличает светлая, радостная тональность, что проявляется в соответствующих эпитетах («весна красная», «лето теплое», «трава шелковая», «рожь зернистая», «пшеница золотистая») и широком употреблении слов с уменьшительными суффиксами («весняночка», «летечко», «жавороночек», «пташечка», «ласточка», «касаточка»). С заговорами веснянки роднит прежде всего их образность. В них, как и в заговорах, широко употребляются образы замка и ключей. Самым распространенным мотивом веснянок является обращение к весне (или жаворонкам) с просьбой принести ключи, чтобы ими замкнуть «холодную зиму» и отомкнуть «теплое летеч­ко». Веснянкам свойственны обращения в повелительном наклоне­нии. Так, например, одна из них начинается с такого императив­ного пожелания-требования:

Приди к нам, весна,

Со радостью

Со великою к нам

Со милостью!

Егорьевские песни. Весенний Егорьев день отмечался 23 ап­реля. В этот день, как правило, первый раз выгоняли стадо в поле. Это важное событие крестьянами обставлялось обрядами. Накануне Егорьева дня молодежь, как и при святочном колядова­нии, ходила по дворам и пела песенки, в которых выражалось поже­лание хозяину и его скоту. Одна из таких песенок, например, заклинала:

Телоньки, телитесь!

Свинки, пороситесь!

Курочки, неситесь!

Эти песенки, как и колядки, обычно заканчивались требовани­ем подарка.

Если хозяева хорошо одаривали исполнителей егорьевских «колядок», то им выражались самые добрые пожелания, напри­мер: «двести коров, полтораста быков, семьдесят телушек». Если же их не одаривали, то они с обидой говорили; «Ни кола, ни двора, нет ни куричья пера!», «Дай вам бог тарака­нов да клопов!».

Под красным солнышком, От волка хищного, От медведя лютого, От зверя лукавого.

В Егорьев день вместе со стадом в поле выходило несколько мужчин, которые «окликали» Егория, т. е. пели песенки такого же содержания, что и егорьевские «колядки». В одной из таких песен они обращались к Егорию с просьбой:

Ты спаси нашу скотину

В поле и за полем,

В лесу и за лесом,

Под светлым месяцем,

Вьюнишние песни. Вьюнишними назывались песни, которыми в субботу или воскресенье первой послепасхальной недели поздрав­ляли молодых супругов, обвенчавшихся в прошедший год. Основное содержание этих песен — пожелание молодым счастли­вой семейной жизни. Образ гнезда — символ семейного счастья — является центральным в этих песнях. Так, в одной их них вначале идет обращение к вьюнице и вьюнцу, упоминаются «угожие 45 дерева», а затем говорится:

Как в вершине тех дерев Соловей гнездо свивал, В середине тех дерев

Пчелы гнезда вьют,

Во корнях тех дерев

Горностай гнездо свивал...

Во вьюнишних песнях яркое отражение получили устои патриархальной крестьянской семьи, в которой женщина была на положении рабыни. Так, в одной из таких песен молодке дается такой совет: свекру-батюшке «рубашечки помывай», свекровушке «избушечку помывай», деверьям «платки на руки давай», золовушкам «русы косы заплетай», а «свово мужа почитай — крепче к груди прижимай».

Как и при колядовании, с пением вьюнишных песен молодежь ходила по дворам, за их исполнение требовала подарки. И в зависимости от того, как одаривали исполнители этих песен, молодой чете высказывались добрые, или наоборот недобрые пожелания.

Семицкие обрядовые песни. Седьмая неделя после пасхи назы­валась семицкой. Четверг этой недели назывался Семиком, а ее последний день (воскресенье) был праздником Троицы. На семицкую неделю совершались особые обряды, которые сопровож­дались песнями.

Главным обрядом семицкой недели был обряд «завиванья венка». Одев праздничные наряды, девушки шли в лес. Там они облюбовывали себе молодые сочные березы и совершали с ними обряд, который имел определенное магическое значение. Они при­гибали ветки березок к земле и сплетали их с травой, полагая, что растительная сила березы передастся земле.

Затем девушки «завивали венки». На концах отдельных ветвей березы, не отламывая их, они сплетали («завивали») венки, напевая песню, в которой были слова: «Завивайся ты, березка, завивайся ты, кудрявая».

Обряд завивания березы в древности имел несомненное аграрно-магическое значение.

При совершении этого обряда девушки пели:

На овес росистый, На гречиху черную, На капусту белую.

Мы завьем веночки

На годы добрые,

На жито густое,

На ячмень колосистый,

Затем через несколько дней эту березку срубали, носили ее по деревне, потом топили в реке или бросали в рожь, что также имело аграрно-магический смысл; растительная сила зеленой березы будто бы должна была передаться земле, воде.

Однако весенний обряд с березой впоследствии стал иметь не только аграрное значение. Наклонив две рядом стоящие березки и связав их вершины, делали своеобразную зеленую арку, под которую попарно проходили девушки и «кумились», т. е. целовались. Таким образом выражалось желание девушек быть хорошими «кумушками», верными подругами.

Через несколько дней после «завивания венков» девушки шли в лес, отделяли эти венки от березок и шли с ними к реке, где гадали на женихов. Они бросали венки в воду: куда поплывет венок, там будет и жених.

Если венок плывет хорошо, ровно, то замужняя жизнь будет спокойной, счастливой. А если же венок плывет плохо, цепляясь за берег, перевертывается и т. п., то жизнь будет тяжелой.

Эти песни, сопровождающие гадания на венках, отличают задушевность, лиризм, а иногда и подлинный драматизм. Такой, например, является песня, в которой рассказывается о том, как девушка вместе с подругами пошла «на Дунай-реку» и бросила в нее свой венок. Предсказание оказалось очень печальным, и девушка тихо и грустно поет:

А мой не прислал. Все друзья домой идут, А мой не пришел..

Все венки поверх воды,

А мой потонул.

Все друзья гостинцы шлют,

Тема замужества и семейных отношений постепенно занимает все большее место в семицких песнях, она является главной и в хороводных песнях, исполняемых в это время; в частности, в тех из них, которые исполняли девушки во время вождения хоровода вокруг «завитой» березки.

Летние обрядовые песни. Семицкие песни были последними обрядовыми весенними песнями. После этого наступало лето период напряженных полевых работ. Обрядов в это время было' мало. Да и песен, сопровождающих эти обряды, сохранилось немного. Среди них выделяются песни, связанные с обрядом похо­рон Костромы и днем Ивана Купалы/

Обряд похорон Костромы не имел строгой приуроченности и совершался в период после Троицы и до Петрова дня¹. В древ­ности этот обряд имел аграрное значение. Предполагают, что слово «Кострома» происходит от слова «костра», которым называли отхо­ды, полученные после обработки льна и конопли. Обряд похорон Костромы совершался следующим образом. Сделанное из соломы чучело клали в деревянное корыто или колоду и разыгрывали сценку похорон. В основе этого действа лежало представление об умирающем и затем воскресающем боге растительности. Потом смысл этого представления забылся. Обряд превратился в здбаву. Кострома стала интерпретироваться как образ умершей когда-то веселой и гулливой женщины. Так, одна песня, сопровождающая «похороны» Костромы, начинается словами;

Кострома, Кострома,

Ты нарядная была,

Развеселая была,

Ты гулливая была!

А теперь, Кострома,

Ты во гроб легла! [4, № 1258]

И далее в песне идет шутливое описание оплакивания Костромы, у которой при ее жизни были «блины масленые, браги сыченые, ложки крашеные, чашки липовые».

{Праздник Ивана Купалы отмечался в день летнего солнце­ворота, в ночь с 23 на 24 июня. В эту ночь собирали травы (особен­но папоротник), которые будто бы обладали целебной силой. В это же время разжигали костры и прыгали через них, обливали друг друга водой, купались. Все это, по народным повериям, имело очистительное значение.

Купальские обряды нашли свое отражение в соответствующих песнях. Так, одна из них начиналась словами;

Ходил чижик по улице,

Сбирал девок на Купальню:

«Ну, девки на Купальню,

Ну-те да вы, девки, на Купальню!»

[5, 474]

В ряде песен Купала выступает перед нами в антропоморфи­ческом образе женщины-матери. Так, в одной песне на вопрос, где ее дочь, Купала отвечает, что ее дочь «грядки полет, руки колет», «цветочки рвет, веночки вьет», «своему дружку на голо­вушку» 15, 465].

'Осенние обрядовые песни. Осенью, в связи с занятостью на полевых и других работах, обрядов проводилось еще меньше, чем летом. Те немногие обряды, которые совершались в это время, все были связаны с заботами о хорошем урожае. Примером может служить обряд <<завивания_б_ор.о.ды>>. Так называли обычай связы­вать в один пучок специально оставленные на пашне несжатыми несколько колосьев. Предполагалось, что таким образом закрепля­ется за землей, оставляется на следующий год ее «урожайная сила». Об этом обряде «завивания бороды» рассказывается в песнях.

Первый и последний снопы жатвы нередко торжественно вно­сили в деревню. Сила этих снопов считалась магически целебной. Их зерна всыпали в корм больному скоту, ими начинали сев зерновых. Эти обряды также получили свое отражение в соот­ветствующих песнях [4, № 1273].

Известны также песни, в которых выражалась радость в связи с окончанием полевых работ, молотьбы и уборки хлеба в закрома. Например:

Ох и слава богу,

Что жито пожали,

Что жито пожали

И в копы поклали,

На гумне стогами,

В клети закромами,

А с печи пирогами. [4, № 1281]

К настоящему времени календарные обряды почти полностью ушли из жизни. Однако в прошлом как календарные обряды, так и сопровождающие их песни занимали большое место в духовной жизни народа. В них выражались думы народа о хорошем урожае, приплоде скота, общем благополучии и благосостоянии. Основ­ная их тематика аграрно-хозяйственная. Но наряду с этой основной тематикой в них проступают и семейно-бытовые мотивы; выра­жаются мечты о хорошей семье, здоровом потомстве и т. д.

В основе обрядовых песен — стихийно-материалистическое мировоззрение народа. Ведущие образы этих песен берутся из окружающей крестьянина реальной действительности. Однако следует заметить, что многие образы календарных песен несут следы древних анимистических представлений (антропоморфиче­ские образы Коляды, Масленицы, Костромы и др.).

Основное назначение календарных песен утилитарно-практиче­ское. Эти песни вместе с обрядами, которые они сопровожда­ли, должны были^ по мнению их исполнителей, оказывать влияние на повышение урожая, здоровья людей и животных.

"Вместе с тем необходимо подчеркнуть, что календарная поэзия выполняла и немалые эстетические функции: она передавала атмосферу праздничности, художественно выражала всевозможные мысли и чувства. Для многих календарных песен характерна высокая поэтичность.