Безопасно. Разумно. Добровольно

http://ficbook.net/readfic/838941

Автор: Saint Catherine (http://ficbook.net/authors/Saint+Catherine)
Беты (редакторы): Dr. Frankenstein
Фэндом: Ориджиналы
Персонажи: Доминант/сабмассив
Рейтинг: NC-17
Жанры: Слэш (яой), Романтика, Драма, Фантастика, POV, Hurt/comfort, ER (Established Relationship)
Предупреждения: BDSM, Изнасилование
Размер: Миди, 21 страница
Кол-во частей: 1
Статус: закончен

Описание:
БДСМ вселенная.
Написано по заявке, так что лучше заявку прочитать.

Посвящение:
Автору заявки.

Публикация на других ресурсах:
Любое нарушение авторских прав карается ремнем по попе.

Примечания автора:
Фик нацелен далеко не на PWP, так что ничего такого особенного не будет. Лишь история, рассказанная в рамках одной семьи.
Название - русскоязычная расшифрофка абревиатуры БРД - SSC (англ. Safe, sane, consensual) — сокращение, обозначающее основополагающий набор этических норм в практике БДСМ.
Словарь:
БДСМ— психосексуальная субкультура, основанная на эротическом обмене властью и иных формах сексуальных отношений, затрагивающих ролевые игры в господство и подчинение (слово «издевательство» сюда явно не подходит).
Вселенная построена по принципу DS (Domination & Submission) — господство и подчинение; отношения, в которых в результате предварительной договоренности присутствует неравноправие партнеров.
Тёмная(чёрная) комната — слабо освещённое помещение для анонимных, в том числе и групповых, сексуальных контактов, а также для БДСМ-игр.
Сессия – практика БДСМ-игр с установленным временем.
Сабспейс — особая, измененная форма сознания (транс), возникающая в результате выброса в кровь значительного количества эндорфинов.
Сабдроп — не является физиологически обязательным элементом экшена и обусловлен чаще всего непрофессионализмом (верхнего) партнёра, иногда — психологическими проблемами нижнего или стечением негативных жизненных обстоятельств. Характеризуется негативными симптомами различной природы, которые иногда могут отмечаться у нижних через несколько часов или дней после проведения экшена.

- И не надоело тебе?
- А? Что?
В очередной раз я засыпаю на работе – в наглую, в открытую, но хорошо одно – в мой кабинет заходит слишком мало людей и замечательно то, что и на этот раз мне повезло. Вместо всегда недовольного начальника, перед которым приходится семенить на задних лапках, на меня смотрит мой близкий и, наверное, единственный друг и ехидно улыбается.
- Опять Эйден заездил?
- Нет, - тру покрасневшие глаза, но от этого становится только хуже – теперь они начали слезиться. – Проект по внедрению еще одного инкубатора на севере страны… - тяжелый вздох. – Сложно все это.
- Ты же сам хотел, - Маброн швыряет на стол целую кипу папок, - Просто полистай, там приведены все возможные риски, - я тупо пялюсь на разноцветные вкладыши, словно забыл, как ими нужно пользоваться. - Послушай, парень, как только твои чертежи утвердят… Ты же знаешь, что будет.

О, конечно же, я знаю, что будет. Маброн улыбается, еще раз кивает на папки и уходит. За что я люблю этого парня? Наверное, за то, что он один из тех десятков людей, которые не считают меня ненормальным или наркоманом. Чтобы вы поняли, нужно немного рассказать об Эйдене – о прекрасном и всегда юном создании, с которым я живу вот уже семь лет и ни разу об этом не жалею. Мы познакомились довольно интересным образом – этот, тогда еще шестнадцатилетний малыш, ехал рядом со мной в поезде до Форман-сити и крепко спал, периодически укладывая голову мне на плечо, после чего он просыпался, извинялся и засыпал вновь. Когда его светлая макушка коснулась меня в четвертый раз, я уже не обратил на это никакого внимания и подумал, что молодому организму просто требуется много отдыха. Да вот только этот «молодой организм» устроил целую истерику на платформе, мотивируя свое поведение тем, что я должен был разбудить его у Ноксвилля, который мы проехали с полтора часа назад, хотя ничего он, безусловно, у меня не просил. Провалами в памяти я тогда не страдал и сейчас не страдаю.

Парень выглядел довольно забито, но голову держал гордо, что сразу же подстегнуло интерес к нему, но воспитали меня, к счастью или к сожалению, по-другому. Прикоснуться к сабу, а я отчетливо чувствовал, что Эйден был сабом, без разрешения, а тем более еще и знать, что он даже не сформировался – табу. Возможно, кому-то нравится такое, но явно не мне. Почесав голову и еще раз взглянув на парня, потом на часы и опять на парня, я понял, что до дома он сегодня явно не доберется, а оставлять на улице только начинающего свое созревание саба было делом, мягко сказать, безрассудным. Именно так Эйден по моему приказу остался со мной, и с тех самых пор он выполнял исключительно мои приказы и ничьи больше.

Сказать, что мне было с ним сложно – не сказать ничего. Эйден стал для меня проблемой и обсессией, где каждая минута свободного времени, да и не только свободного, была посвящена ему. Его создатели считали меня чем-то вроде упыря, морального урода и педофила в одном лице, хотя на все мольбы Эйда, как он сам выражался, сделать его взрослым, я отвечал строгим отказом. Полтора года я – уже полностью сформировавшийся мужчина, ходил за ним по пятам, чуть ли не выгуливал и встречал с занятий, только чтобы его никто не тронул, но даже если бы я все же спустил с него глаза, то Эйден не посмел бы меня ослушаться. Хоть в этом смысле он был покладист.

Дальше время расставило все на места. К первой сессии, а именно к восемнадцати годам, Эйден вытянулся, стал шире раза в два, его голос окончательно погрубел, а с лица сошел тот глупый пушок, который он так старательно каждый день сбривал моей бритвой, отказываясь пользоваться той, что подарил ему я. И все… Эйден стал объектом обожания многих прохвостов, которые так и норовили подловить его во время сабдропа, но первая сессия все же была моей. Первая и любая другая.

Сейчас моему потемневшему солнцу уже 23, в то время как я сам с пару недель отпраздновал юбилей - тридцать. Не могу сказать, что у меня не было сабов до Эйдена, так как их было чуть ли не сотни, но никто так и не пришелся по душе. Хотя был один, но то, какими испуганными глазами он озирался вокруг во время сессии, сказало мне все – мы не пара, и я не могу продолжить, даже несмотря на то, что все внутри готово разорваться в любой момент. Тогда, спихнув саба на Маброна, я быстро подыскал свободную черную комнату, приковал себя к одной из установок и швырнул ключ в дальний угол. Каюсь, поступок был опрометчивым, но все же меня нашли. Хоть через два дня, но все же нашли.

- Орайон? – я тут же расшвыриваю папки по столу и делаю самый, что ни на есть, заинтересованный в работе вид. – Ты опять задерживаешься? Хвалю, - украдкой переведя взгляд на часы, я понял, что проспал еще около двух часов. – У меня есть к тебе пара вопросов и предложений, но они могут затянуться, - вижу, как мобильник начинает вибрировать и ерзать по столешнице. – Но, как я понимаю, тебя уже ждут.
- Мы можем поговорить у меня дома, сэр, - зачем-то выпаливаю я, и мой босс расцветает в широкой улыбке. – Живем же недалеко друг от друга.
- Эйден будет не против?
- Он любит, когда к нам заходят гости, - читай: «Эйдену будет наплевать, хоть ты голый к нему заявись. Он тебя еще и метлой с порога погонит». – Вы готовы?
- Пару минут, - и шеф с нереально довольным видом покидает кабинет.

Осталось только предупредить Эйдена, чтобы не получилось, как в тот раз, а то его латексный костюм, думаю, порадовал многих, но явно не меня, хотя был нацелен именно на это. Да, я ревнивец, да, я держу своего саба на коротком поводке в прямом и переносном смысле этого слова, но кто же меня за это осудит?

- Козлиная морда едет! – он смеется мне в трубку, попутно убавляя музыку на заднем плане. – Опять ему чего-то надо?
- Хочет обсудить со мной пару вопросов и предложений… - тяжело выдыхаю я.
- А обсудить вопрос о нашем ребенке он не хочет, не?
- Ты же знаешь, что это зависит только от меня.
- Прекрати быть таким серьезным. Помни: «морда» уйдет, а горячая ванна и я никуда не денемся.
- Ты всегда знаешь, что сказать, - теперь настал мой черед улыбаться, как идиоту. – Веди себя хорошо.
- Я подумаю.
- Это приказ.
- Оу… Тогда я не посмею ослушаться, - теперь его голос стал серьезней некуда, но, что радует, я не замечаю ни одной ноты обиды.
- Скоро буду.

Чуть ли не каждый день задумываюсь над тем, как бы, наверное, было легко, умей мы размножаться подобно животным, но жизнь все устроила другим образом, благо технический прогресс не стоял на месте, и теперь мы имеем аж более четырехсот инкубаторов по всей планете. Раньше, когда демографический кризис грозился полным вымиранием, детей выращивали бесплатно и даже на этом настаивали, позже были написаны первые прейскуранты, а потом цены стали заоблачными. Конечно, любой может заказать себе ребенка, но вот будет ли он здоровым и без отклонений уже зависит от расценок, а мне играть в рулетку совершенно не хотелось.

Эйден начал мягко намекать о нашем продолжении еще с пару лет назад, ненавязчиво оставляя книги по воспитанию детей где только можно, включая даже холодильник и мой кабинет, хотя в последний он и не заходит вовсе. Я долго игнорировал эту его причуду, пока он не помрачнел окончательно. Всегда поражался умению сабов управлять своими доминантами, и я говорю о нормальных парах, а не о вечных рабах в строгих ошейниках и их повелителей, которых было не так уж много, но все же они были. Честно сказать, я привык видеть в Эйдене отдушину, и считал его дела и приложенные усилия самой большой работой, даже важнее моей. В его руках все зажигалось новой жизнью, начиная от той рухляди, которую он превратил в наш прекрасный дом, заканчивая кочаном капусты и еще чем-то странным, которые чудом превращались в отличный обед. В общем, Эйден прекратил, как называю это я, творить волшебство, но работу по дому не забрасывал, так что придраться тут было не к чему.

На мой прямой вопрос – хочет ли он завести ребенка, Эйден смутился, но точного ответа не дал, и, зная всю его натуру, до меня, наконец, дошло – моему малышу уже давно нужен свой малыш. В Эйдене теплилась безграничная забота, которую он дарил мне, но и этого было недостаточно. Как только я покидал дом, ему становилось не по себе, и я отчетливо это чувствовал, однако мой мальчик прекрасно понимал, что если он хочет достойно жить и ни в чем не нуждаться, то ему нужно свыкнуться с моим вечным отсутствием. Ребенок мог бы стать отличным решением данной неурядицы, да вот только для меня всегда было огромным страхом потерять Эйдена, потерять его заботу и любовь, потерять его внимание.

- Как у вас дела? – Боже, тебе же уже ближе пятидесяти, а все туда же. Мы уже с полчаса ехали в машине, не проронив и слова, и стоило бы придерживаться этой дивной традиции. – Как Эйден?
- Он прекрасно себя чувствует, занимается домом, в последнее время увлекся садом, - на автомате отвечаю я.
- Тебе действительно повезло встретить свою вторую половину, Орайон, такое в наше время случается довольно редко.

Ох, да ладно?! Я и без тебя знаю обо всем этом, и явно не мои проблемы, что у тебя не хватило ума взрастить в себе человека, а не животное, которое смотрит на моего супруга, словно на кусок мяса. Уже не раз на Эйдена покушались домы всех сортов, видов и возрастов, но я всегда отчетливо знал, когда у нас… Да-да, я из тех придурков, что говорят «у нас». Я отчетливо знал, когда у нас произойдет сабдроп. Обычно перед этим Эйден прекращал заниматься вообще чем-либо и даже запускал себя, а на себя он тратит времени больше, чем на все вместе взятое. Он часами может торчать в ванной и натираться какой-то фигней, которую он сам и варит из неизвестных мне компонентов, но даже это я считал самым, что ни на есть милым действием, особенно, когда Эйден подмечал мой подозрительный взгляд на себе и расстроенно напоминал о проблемах с кожей.

Да, мой мальчик подвержен всем кожным аллергиям и раздражениям, но меня это мало волновало, главное лишь то, что Эйден здоров и счастлив. Возвращаясь к вопросу о ненормальности, хочу вновь напомнить о своем воспитании: с самого детства мне вторили, что если саб будет доволен, то и доминант будет чувствовать себя так же. До встречи с Эйденом я не понимал смысла этой фразы, но зато сейчас чувствую ее отлично. Все мое настроение зависит напрямую от него: наорали на работе – приду домой, а там меня ждет теплый Эйден, ничего не получается – мой ласковый мальчик быстро развеет все тяжелые мысли, невероятно устал – волшебные руки сделают массаж и накроют одеялом, и все это лишь малая толика того, что я получаю от своего саба.

Я не заставляю его работать, я не ругаю его, когда он игнорирует пустой холодильник или пыль на полках, я никогда не поднимал на него руку, и ругались мы только из-за цвета обоев в спальне и мыльницы, но потом я понял, что дом – владения Эйдена, и там будет так, как хочет он. Что странно – не прогадал.

Я прекрасно помню день, когда мы с Эйденом заключили договор. Он уже тогда позволял вписывать туда любые положения и даже не думал ничего оспаривать, прося взамен лишь одно – заботиться о нем и ни при каких условиях не выбрасывать на улицу, как сломанную вещь. В итоге в нашем договоре были прописаны лишь обязанности, а не права. «Я, Орайон С. Кивелл обязуюсь охранять и оберегать тело, душу, психическое состояние и собственность Эйдена М. Кивелла» и наоборот. На этом все. Никакой тысячи пунктов, которая включает в себя даже такие мелочи, что пара может порвать договор на законных основаниях, если одна из сторон прекратит чистить зубы. Глупости. Не хочет – пусть не чистит, когда я перестану его целовать, исправится, как миленький.

- Вы, наверное, голодны? – я насквозь видел игру моего саба и шефа. – Сейчас я все устрою.
- Эйден, право, не стоит, - босс отмахивается, и меня аж трясет от одного его взгляда на Эйдена.
- Нет, я не могу оставить начальника моего супруга без внимания, когда он пришел в наш дом, - Супруга? Спасибо, милый. Теперь мне стало легче. – Чай? Кофе? Может, чего покрепче?
- Мне бы не хотелось тебя утруждать, - все так же мурлыкает «морда».
- О! Я вспомнил! Орайон говорил, что Вы без ума от крепкого кофе с коньяком, - в очередной раз я восторгаюсь его блефом. – Все будет. Разговаривайте и не обращайте на меня внимания.

Эйден оставляет меня один на один с монстром, но я точно знаю, что в его присутствии шеф не посмеет даже голоса повысить. Босс начинает нудный рассказ о процентах, ставках, графиках, ценах и прочих цифрах, в то время как я наблюдаю за своим пританцовывающим на кухне счастьем и думаю, что было бы неплохо сегодня заняться обычным сексом, раз сабдроп еще не так скоро.
- …И поэтому Вы должны уехать через неделю.
- Что? – от такого заявления у меня сперло дыхание. – Уехать? Поэтому?
- Да, без вашего присутствия, дорогой Орайон, там не справиться, - я еще ни разу не слышал, чтобы в мое имя вкладывали столько желчи. – Думаю, Вам стоит закончить с проектом поскорее, если Вы хотите получить отпуск и побыть с вашим первенцем.

Я не успеваю ответить. Эйден что-то щебечет, ставит около меня и «морды» тарелки со всеразличным содержимым, глупо шутит и мило улыбается, в общем, морально продает себя за спасение моей души. Шеф вновь смотрит на него голодными глазами, пытается дотронуться до руки, но Эйд вовремя выскальзывает, делая вид, что ничего такого он и вовсе не заметил, и тут мой взгляд падает на шею саба… Ошейник. Чертов фиолетовый ошейник нагло выглядывает на меня из-под ворота до верха застегнутой рубашки. Эйден не особо терпит подчинение в обыденной жизни, но он всегда будет до конца отстаивать свою принадлежность мне. «Морда» тоже замечает «украшение» и мрачнеет. Все. Финита ля комедия. От командировки мне не отвертеться.

- Сэр, а нельзя как-то перенести? – спрашиваю украдкой, пока во рту шефа перемалывается целая котлетина.
- Есть какие-то проблемы, Кивелл? – отлично, в ход пошла фамилия. Значит, перенести не получится.
- Я не могу бросить Эйдена во время… Вы понимаете.
- Посади его на таблетки, делов-то! Или в вашем союзе доминант подчиняется прихотям сабмиссива?
- Нет… Конечно же, нет…
- Завтра к трем часам вас ждут в северо-западном главном инкубаторе, через месяц можете забирать.

Мы сидим еще около получаса. Я наблюдаю, как козлиная морда сжирает все, что есть в нашем доме. Он жрет и говорит, жрет и говорит, а мои волосы начинают медленно седеть. В скором времени в нашем доме появится еще один человек. Маленький, крошечный, требующий полной отдачи и заботы. Эйден еще не знает, и я пытаюсь разгадать коварный план этого козла. Что ты хочешь, сволочь? Почему именно сейчас, а не год назад? Интересно, я когда-нибудь повстречаю человека более ненавистного, чем он? Спасает всегда одно - я точно уверен, что после всех страданий, меня ждет отличная награда.

- Ты идешь? – Эйден даже не прощается с боссом, когда тот уходит, и, неизвестно откуда появившись, обвивает мой торс руками и прижимается. – Я уже третий раз наполняю ванну. Жаль, что вода и чувства имеют свойства остывать.
- Их просто нужно время от времени подогревать, - зарываюсь в его мягкие волосы, а он в ответ тащит меня за собой.

Он очень красив. Серьезно. Одно из прекраснейших созданий на этой планете уж точно, что мне даже не нужно заглядываться на других или иметь еще кого-то про запас. Обычно, сабы живут на десяток лет меньше, чем мы, и я не знаю, смогу ли я забыть его темные карие глаза, которые в темноте выглядят практически черными, эти редкие завитки каштановых волос до плеч, яркую улыбку, выдающиеся ключицы и широкую для его роста спину. Спасает одно - наша разница в возрасте, и, если повезет, я скончаюсь на пару лет раньше, а он позже. Да, с того времени, как мы повстречались, Эйден вытянулся, но до меня ему далеко. И, конечно же, кожа. Белая, с множеством родинок и еле видимыми веснушками на плечах. В последнее время это редкость.

Он сложный. С ним просто и непонятно одновременно. Да, все хорошо, но проследить хотя бы половину логических цепочек, которые он выстраивает в своей голове… Нет. Нереально. Эйден бывает грубым, резким, эмоциональным, но я прощаю. Как можно не простить за слабость того, кто по принципу слабее тебя в несколько раз? Порой, он надумывает себе нереальные вещи, а после сам же на них обижается, что страшнее всего – он никогда не признается в том, что произошло, и будет дуться, пока его не отпустят глупые мысли. Непонятный. Но время научило любить в нем все.

Красивый, волшебный, обнаженный и мокрый – он сидит напротив меня, рассказывает сюжет какого-то кино и массирует мне стопы. Его голос только наполовину доходит до ушей, а сам я все глубже погружаюсь в теплую ванну с примесью каких-то ароматических масел и тихо постанываю от блаженства. А после меня называют ненормальным… Глупцы! Если бы вы чувствовали то, что чувствую я, то вам бы не пришлось шастать по черным комнатам в поисках достойного саба или дома, который не разрушит вашу психику, а у меня есть все. Все, что нужно для этой жизни.

- Эйден?
- М? – видимо, я оборвал его рассказ, но мне точно казалось, что он закончился.
- Я так хочу тебя.

Буквально пару секунд он осмысливает слова, и вот уже его горячее тело нависло над моим. Он облизывает мою шею и ключицы, кусает за губы и мочки ушей, глубоко целует, и я чувствую, как его член начинает упираться мне в живот.

Мой Эйден… Он тихий, гибкий, нежный, но все это только когда дело доходит до обычного секса, когда каждый хочет получить просто удовольствие, а не унять животную потребность. Во время же сессий вся комната заполняется его криками и стонами. Даже не смотря на свою покладистость и привычку выполнять любой самый невероятный приказ, он порой вырывается, рычит, царапается, но я-то знаю, что он хочет, чтобы его наказали еще строже. Я знаю, что в тайне он мечтает оказаться на моем месте и управлять, но природа диктует свои правила.

Правая рука упирается между лопаток, другая придерживает за живот. Эйден лежит лицом в подушках и тихо стонет, пока я получаю эстетическое удовольствия от созерцания растянутого тела, от того, как мой член входит в него, от того, как Эйден комкает под собой простыни и зачем-то тянет их на себя. Ему нужно больше, и я вполне могу дать все, что потребуется.

Он кончает первым. Еще ни разу не было так, чтобы я опережал его. Для начала удовольствие получает саб, а потом уже и доминант. Эйден укладывает меня на спину и заглатывает мой член до основания, что у меня из глаз сыплются искры. Он делает это божественно, прекрасно, хотя обычно затягивает, но от этого становится только лучше. В моей голове мелькают мысли о его непорочности, о том, что он только мой, что никто и никогда не дотронется до этого совершенства. Эйден ускоряет темп, и я наполняю его рот спермой, а он в ответ слизывает все без остатка.

- Я хорошо сегодня себя вел? – он вновь нависает надо мной и давит на грудную клетку своим весом, но я не сопротивляюсь, мне приятно чувствовать это давление.
- Просто прекрасно, - глажу его по растрепавшимся волосам и вытираю подтеки слюны с подбородка.
- Он не заставил тебя выходить завтра?
- Нет…
- Тогда мы можем продолжить, - он перебивает меня, затыкает рот поцелуем, но я должен сказать.
- Эйден, послушай…
- Что-то не так? – он всегда пугается, когда я не принимаю его ласки. Ребенок. Для меня ты всегда будешь таким.
- Нас завтра ждут на сдачу образцов, «морда» обо всем позаботился. А еще… Прости. Мне придется уехать.
- Надолго? – страх пропадает, сменяясь тревогой. Он не слышит того, что его мечта скоро воплотится в реальность и ждет ответа.
- Нет, но командировка выпадает на…
- Я понял, - он вновь прижимается ко мне губами. – Не страшно. Твой босс меня любит и, думаю, выделит отличные таблетки, чтобы милый я не мучился.
- А ребенок?
- Пока тебя не будет, я буду смотреть, как он растет. Так что занятие у меня точно есть.

Эйден. Эйден знает выход из любой ситуации.

***

Мне каждый раз больно закрывать за ним дверь, особенно зная, что сегодня и даже завтра вечером он не придет. Я не смотрю ему вслед – так только больнее, а просто закрываю дверь, поворачиваю замок и… И не знаю, что делать. «Везунчик», - именно так зовут меня друзья, но все в этом мире понятие относительное. Он уехал, оставил меня одного, отдав на руки нашу главную банковскую карточку, просил не скучать и больше развлекаться. Отлично. Просто замечательно.

Скоро у нас будет ребенок. Опускаюсь спиной по стенке и пытаюсь найти изъяны в нашей гостиной. Наверное, схожу с ума. Красные точки на шее, руках и в паху неприятно чешутся. Скорее всего, мне придётся перенести еще один приступ аллергии, после всей этой магии с ДНК, но это того стоило, однозначно. Уже через пару дней я смогу посмотреть на свое продолжение, на маленького человечка, у которого только формируются конечности, который растет и развивается в искусственном чреве, наполненным черт знает чем. А ведь когда-то там был и я.

Эти занавески невероятно нервируют! Бесят до дрожи. Мне срочно нужно их поменять. Поменять и сжечь. Когда это я покупал хоть что-то желтое? Не терплю жёлтый цвет. Это все природа… Мое главное проклятье еще не так уж скоро, но я чувствую его приближение. Все, что от меня требуется – объестся таблеток до тошноты и закрыться в подвале или чулане. Если бы только Орайон знал, какого это, если бы хоть раз прочувствовал… Хотя нет, ему и без этого слишком достается от «сильных» мира сего, и не мне ныть на несчастливую жизнь. Да, он уехал, да, это его работа, да, у него есть долг, и я должен все это принимать.

- Эйден? – этот запах я учую за версту. Козья морда решила попробовать еще раз. Бойтесь-разбегайтесь.
- Да, мистер…
- Зови меня просто Савьел.
- Как скажете, - пропускаю его в дом, но пусть даже не надеется. – Вам нравятся эти занавески?
- Что? – мой вопрос явно выбил его из колеи разговора, к которому он так готовился.
- Занавески, Савьел, они Вам нравятся? – он старше меня лет на тридцать не меньше, но сейчас выглядит маленьким мальчиком.
- Очень хорошие.
- По мне, так они ужасны, - громко фыркаю и прохожу мимо него к кухне. Мне срочно нужно что-то съесть, иначе тошнота от таблеток перейдет все грани разумного.
- Токсикоз? – и после этого ты меня еще спрашиваешь? Вообще-то это с твоей легкой руки я сейчас мучаюсь.
- Жуткий, - меня начало мутить еще тогда, когда я собирал Орайона в дорогу. Благо до мигрени еще не дошло.
- Я принес тебе замену, - «морда» кладет на стол оранжевую упаковку без надписей. – Они протестированы, но еще не выпущены в продажу. Тошноты не будет, ты просто уснешь.
- С чего бы это Вам обо мне заботится? – это было слишком резко и необдуманно, но гормоны берут верх. – Простите, я не хотел, - ага, не хотел. Хотел, еще как хотел.
- Когда у тебя следующий прием? – он остается таким же спокойным, будто бы я и не оскорблял его вовсе.
- Два часа… Через два часа.
- Прими эту через час, а те, что были, выкини и больше никогда не принимай, они довольно опасны.
- Вы сами мне их дали, - вновь срываюсь, но в голове крутятся куда более грубые фразы.
- Тогда не было ничего лучше. Мне жаль.
- Я могу заменить их сейчас?
- Нет, будет только хуже, - от его сладенькой улыбочки меня вновь начинает трясти, теперь-то играть незачем.
- Так почему?
- Что «почему»?
- Вы заботитесь обо мне? – медлит с ответом, опускает глаза, вздыхает.
- Мне лучше пойти, не хочу раздражать тебя еще больше.
- Ох, как же Вы чертовски правы, - и откуда во мне столько ехидства?
- Что, прости?
- Пошел вон!

Дамы и господа – взрыв! В чем суть таблеток, предотвращающих сабдроп? Все просто: выброс гормонов перекрывается, добрая часть психических процессов блокируется, а некоторые наоборот спускаются с тормозов, и в итоге вы имеете обозлившегося на все миры саба, который ярой ненавистью прожигает любого дома, что посмеет подойти ближе, чем на пять метров. Все запахи нервируют, цвета летят в ту же печь, погода раздражает, хочется вцепиться кому-нибудь в горло. Радует одно – Орайан никогда не увидит меня таким, а вот «морде» не повезло.

- Пошел отсюда вон! – руки трясутся, сердце набирает бешеные обороты, становится сложно дышать.
- Как скажешь, Эйден, но возьми еще это, - он достает из внутреннего кармана прозрачную банку с яркими зелеными таблетками и аккуратно ставит её на стол. – Будет немного кружиться голова, но станет спокойней.
- Уходи, прошу тебя, уходи.

«Морда» боится повернуться ко мне спиной и пятится к двери, но я уже и правда готов наброситься на него с кухонным ножом, который так противно отблескивает мне в глаза. Он ушел, а я быстрее бегу открывать все окна, попутно срывая ненавистные занавески. Главное сейчас, чтобы этот ужасный запах ушел из дома, главное, больше не чувствовать эту вонь, что уже, как мне кажется, разъела мне нос до кости. Нет, дело далеко не в запахе. Просто одеколон Савьела убивает во мне все человеческое.

Обычно саб и дом реагируют друг на друга… Интуитивно, на каком-то физико-психологическом уровне, где каждый явно осознает свою роль. Я могу чувствовать сильных доминантов и слабых. Серьезно, не знаю, как это происходит, но факт остается фактом – ни один сабмиссив не облажается, указав в сторону доминанта. Не могу сказать, что Орайон сильный, но и слабым назвать его сложно. Он нечто среднее – золотая середина, которая не подминает меня под себя при любом удобном случае, но в правильный момент может и приказать, что я даже не задаюсь вопросом выполнять или нет.

Стало легче. Не намного, но все же лучше, чем ничего. С одной стороны страшно есть непонятно какие медикаменты, но в противном случае я либо кого-то прикончу, либо сам себя изведу. Он не говорил сколько раз и когда есть эти зеленые, и я уже в полном отчаянье высыпаю на ладонь две штуки, забрасываю в рот и тут же глотаю, даже не запив водой. Теперь просто ждем.

«Я люблю тебя, малыш. Надеюсь, ты справишься», - буквы сообщения прыгают перед глазами, а мне хочется всего лишь одного. «Я могу позвонить?» Ответа не приходит, но вместо этого телефон отзывается новой трелью, и на этот раз он оповещает о звонке.
- У тебя все хорошо? – мне просто нужно было услышать его голос и становиться гораздо спокойней.
- Относительно, но я держусь.
- Боже, я так не хочу тебя оставлять, ты бы только знал, - он старается говорить тише, так как вокруг него явно много народа.
- Я знаю.
- Пообещай мне, что закроешь все двери и окна, поставишь дом на сигнализацию, а после просто ляжешь спать, - боится за меня, переживает и правильно делает. Если таблетки отпустят, и ко мне заявится любой доминант, будь то лучший друг Орайона или та же «морда», я сдамся. Я не смогу пойти наперекор природе. – Эйден? – понимаю, что слишком давно молчу. – Я не прощу себе, если с тобой хоть что-то случится.
- Со мной все будет хорошо, обещаю.
- Хорошо, милый, ты можешь мне звонить всегда, когда посчитаешь нужным.
- Да, я… - становится еще легче, даже практически отпускает. – Я пойду завтра… Посмотреть на него.
- Обязательно позвони, я хочу, чтобы ты рассказал мне, - он знает, что стоит ему только чуть-чуть сделать свой голос ниже, и я уже таю.
- Тебе, наверное, пора, да? – слышу, как кто-то зовет его по имени.
- Да, малыш, у меня рейс.
- Хорошего тебе полета, Район, - получилось как-то тихо и однотонно.
- Я буду ждать твоего звонка, Эйд, держись. Если удастся сбежать раньше, то…
- Знаю.
- Пока, Эйден. У нас все будет хорошо.

Кладу телефон на пол рядом с собой. Таблетки подействовали. Орайон подействовал. Мне легче. Запах козьей морды выветрился, я больше его не чувствую, он сменился на легкий и столь привычный аромат парфюма Района. Закрываю глаза, окончательно сползаю на пол и прикрываюсь сорванной занавеской. Если честно, то я обожаю нашу гостиную, и желтый цвет тут был совершенно невиновен.

Когда организация Орайона выделила нам этот дом, я был… В восторге, хотя мой доминант рвал на себе волосы и стыдился, что на работе к нему так плохо отнеслись. Планировка – я тут же влюбился в нее: огромная гостиная с совмещенной кухней, где нет второго этажа над головой, но есть огромные высокие потолки; большое место под сад во дворе, где я даже умудрился соорудить маленький пруд, который почему-то постоянно высыхал, пока Орайон не приложил к нему руку, а после соорудил беседку с мягкой лежанкой, где можно просто почитать или посидеть с планшетом за просмотром какого либо фильма; наша спальня находилась наверху, под самой крышей, где возможность поставить окно есть только в самой крыше, так как стен, по сути, там и не было. Маленькое и узкое пространство, где мы можем быть еще ближе, чем являемся на самом деле. Я люблю этот дом, каким бы он не был.

Нахожу в себе силы встать и дойти до кухонного стола – настало время приема очередного блокатора, и каждый раз мне обещают, что последствия будут не такими жесткими, а я, как идиот, верю. Хотя нет, не верю, - надеюсь. За пятнадцать минут мне удалось закрыть окна, повернуть все замки на входной и черной дверях, взять большую бутылку воды и подняться в спальню. Голова тяжелеет с каждой секундой, но нервяк ушел и, кажется, даже не собирался возвращаться. «Морда» не обманула. Мне легче.

Уже очень давно я не видел снов. Они всегда приходят, как гром среди ясного неба, ведь для меня это большая редкость. Я видел море, красивое, прозрачное море и ясное солнце на чистом небе. Последний отпуск Орайона был больше двух лет назад, но это было великолепно. Три недели чистого воздуха, где я мог наслаждаться вечным вниманием моего мужчины, где каждая минута была посвящена только одному ему. Мы просыпались вместе, вместе же засыпали, вместе готовили, вместе завтракали, вместе гуляли, вместе мечтали. Мы делали все вместе, и тогда я был счастлив.

Когда мы только познакомились, я тихо ненавидел Орайона, хотел, чтобы он поменял свое мнение на счет меня, прекратил называть неразумным ребенком и начал хотя бы считаться с чужим мнением. Только сейчас я понимаю, как он был прав. Орайон встретил меня, когда ему было 23, а мне шестнадцать. Мне сейчас 23, и если бы на моем пути встретился шестнадцатилетний мальчик, то я бы вел себя с ним еще строже, даже не смотря на то, что природа по сути диктует мне мягкость и покладистость. Все, что я мог тогда получить от Района – кроткий поцелуй в лоб или щеку, большего он себе, да что уж, и мне, не позволял.

Первый раз я узнал, что такое поцеловать другого человека за пару недель до совершеннолетия, когда Орайон, видимо, уже устал выгонять меня из своей кровати. Это было прекрасно. Создатели говорили, что доминанты чаще всего грубые и алчущие власти создания, где роль силы слишком переоценена, но я знал, что мне такое не грозит. Даже в самую первую сессию, когда я уже не слышал слов, Орайон пытался до меня достучаться, поставить рамки дозволенного, хотя, думаю, его уже давно самого накрыло зовом природы, но он держался. Он никогда не делал мне больно без предварительного разрешения, всегда был аккуратным и нежным, даже когда вся моя спина уже была изрешечена красными полосами от плети, он давал мне ощущение защищенности.

Каждая наша сессия, начиная с самой первой, заканчивалась моим сабспейсом, и после Орайону приходилось еще очень долго держать меня, чтобы во время очередного сокращения мышц я не навредил себе. Парадокс – я знаю, что сабспейс это самые невероятные ощущения, которые мне доводилось хоть раз испытывать, но как только процесс заканчивался, я все забывал. И так было каждый раз. Скорее всего, это связано с тем, что у меня довольно большой цикл – 94 дня, то есть через каждые три месяца мне требуется твердая рука доминанта. Моего доминанта, и не дай Бог оказаться на его месте кому-то другому.

Ночь была душной, хотелось открыть окна, но нельзя сейчас рисковать подобным образом. Когда в такие ночи я засыпаю вместе с Орайоном, то мы можем быть уверенными – нам ничего не грозит, но если я остаюсь один… Все может закончиться довольно плачевно, особенно если охранный наряд не успеет доехать вовремя, либо штатная сигнализация даст сбой или… Нервное состояние вновь нарастало, и даже столь привычный аромат Орайона, которым насквозь пропахла вся наша постель, уже не казался привлекательным. Наверное, я все же переборщил с таблетками.

Мое настроение улучшилось, как только я вспомнил, что сегодня еду смотреть на нашего мальчика, на наше продолжение, которому всего лишь день. Как вообще можно о таком забыть? Но мое состояние до сих пор оставляет желать лучшего. Врачи говорят, что там еще совершенно не на что смотреть, но мне все равно хочется. Уж если они могут вырастить нового человека за месяц, то, позвольте, я хочу знать, как выглядит мой ребенок на самой ранней стадии.

Никогда не любил водить машины. Всегда приятней сидеть рядом на пассажирском и просто смотреть в окно, зная, что о тебе позаботятся, что в случае возникновения экстренной дорожной ситуации, твоя жизнь будет зависеть от действия другого человека. Эгоистично? Возможно, но мне так легче. Однако сейчас допускать кого-то к себе близко – дело довольно глупое, а чтобы добраться до кого-то из моих друзей сабов… Лень. Мне просто не хочется никого видеть.

Дорога заняла не так уж и много времени, как я на то рассчитывал, но ничего удивительного в этом, в общем-то, не было. Добрая часть людей находилась на работе, так что дороги были свободны. Юго-западный инкубатор встретил меня запахом химикатов и приторной чистотой, если не стерильности. Странно, но место, где рождается жизнь, насквозь пропитано каким-то унынием и холодом. По правде говоря – отсюда хочется бежать.

Темноволосый парень ближе к двадцати пяти выдал мне все, что необходимо для посещения, как они выражались, плода. Вскоре я был в полном обмундировании: халат, перчатки, штаны глупого синего цвета, маска и шапочка, под которую мне пришлось убирать волосы. Как только я зашел в темную маленькую комнату, где по ушам бил глухой монотонный звук, а посередине стоял крытый резервуар из биологической ткани, мнение об этом месте тут же поменялось.

- Уже придумали ему имя? – к счастью, парень оказался сабом и лишь по этому не нервировал, и меня даже немного к нему тянуло.
- Нет, мой супруг, к сожалению, уехал из города, и у нас не было времени это обсудить, - я кивнул парню на искусственную утробу.
- Только не давите.
- Он… - моя рука коснулась ткани. – Он теплый, - я чувствовал это даже через резиновые перчатки.
- Живой же, - ухмыльнулся саб и подошел ближе. – Смотрите внутрь, вглубь, слушайте звук, и увидите его. А я пока оставлю Вас наедине.
- Постойте… Я могу позвонить?
- Лучше не стоит.
- Тогда останьтесь со мной, пожалуйста.
- Хорошо, - и медбрат отпустил ручку двери. – Вам интересно?
- Что именно? – я пытался разглядеть сквозь плазму хотя бы какой-то признак жизни, но каждая попытка увенчивалась провалом.
- Сабмиссив или доминант.
- А это известно уже сейчас?! – от шока я даже забыл о набирающем обороты сабдропе.
- Тихо, не тревожьте его, - он вновь подошел ближе. – Это известно с того самого момента, как образец помещают в утробу.
- Я…
- Вы можете спросить об этом позже, - взяв меня под локоть, парень подтащил нас вплотную к утробе. – Вот он, Вы видите? Самый центр.
- О боги… - действительно, в самом центре голубоватой плазмы находилось что-то… Кто-то невероятно маленький, меньше моей ладони раза в четыре, и, как мне показалось, тихо двигался. – Кто он?
- Ваши гены взяли верх, так что Ваш малыш будет сабмиссивом.

В голове тут же предстали картины, как Орайон будет носиться теперь не только со мной, но и с ним, и даже представить страшно, что случится лет через шестнадцать-семнадцать, когда наш малыш начнет свое созревание, когда начнет проявлять к кому-то интерес, когда у него произойдет первый сабдроп… И если до того момента он никого не найдет, то мне придется выгнать Орайона из дома. Хотя, думаю, он сам убежит куда подальше, ибо инцест нам будет явно ни к чему. Именно по этой причине я тогда сбежал из дома, боясь очередного взгляда моего доминирующего создателя. Чувства одновременно невероятно приятные и в то же время ужасающие, но все это лишь темная сторона иметь ребенка-сабмиссива.

Мы – сабы - в детском возрасте всегда довольно милы, спокойны, не плаксивы, хорошо воспринимаем информацию и поддаемся обучению, в то время как ребенок-доминант больше похож на ураган из хаотичных действий и мыслей. Маленький саб всегда вертится около одного из родителей и наблюдает, а уже чуть позже предпринимает попытки повторить действия старшего. Доминанта всегда держит за главный авторитет и ищет своего дома по принципу создателя, так что в нашем случае мне бояться нечего. Орайон – лучшее, что я мог бы пожелать любому сабу. Я же для малыша буду самым ярким примером того, как он должен себя вести. Безусловно, в нем будем множество новых черт и качеств, которые он возьмет от моих просоздателей и просоздателей Орайона, но на этот случай у него буду я, чтобы подсказать.

«Абонент недоступен или находится вне зоны действия сети», - уже третий раз пытаюсь дозвониться до Орайана, поделиться с ним нашим счастьем, но, видимо, он занят. Странно, на такое положение вещей меня даже не расстраивает. С самого момента, когда я зашел в комнату, где выращивают нашего сына, мое настроение улучшилось на множество пунктов. У нас будет ребенок… Поставив машину в гараж, я первым делом вновь заглотил две зеленые таблетки, проигнорировав оранжевую упаковку. Сейчас она мне явно не требуется, в противном случае я просто усну, а энергии слишком много, чтобы тратить ее за зря.

Иногда я удивляюсь способностям дома зарастать грязью и пылиться, когда в нем не прибираешься хотя бы день, а я ведь даже не удосужился помыть за собой посуду со вчерашнего дня. Больше четырех часов ушло на уборку, мытье полов и на то, чтобы пропылесосить столь любимый Орайаном диван, и, к счастью, меня это очень отвлекло и даже утомило. Чем старше становишься, тем проще переносить сабдропы – это факт. Факт, который просто не может не радовать.

- Прости, я был занят, - виноватый голос Орайана донесся до моего сонного сознания. Если честно, то я даже не понял, как поднял трубку. – Все эти совещания… Они выматывают. Мне хочется домой.
- Я видел его, - сам удивляюсь своему хриплому голосу и начинаю медленно стягивать с себя одежду, в которой умудрился уснуть. Он молчит, ждет, что я продолжу, но мне, почему-то, нечего сказать. – Хочешь узнать, кем он будет?
- Ты уже знаешь?
- Да. Мне захотелось, и я…
- Оставь пока в секрете, - я слышу, как он улыбается. – Ты доволен?
- Я был бы доволен в любом случае.
- Это для меня самое важное. Я ведь разбудил тебя, да?
- Ничего страшного. Если у тебя есть время, то я хотел бы просто поговорить с тобой. Ни о чем.

Мне совершенно не важно, о чем он говорит, хоть об очередных продвижениях в области инженерии, в которой я ничего не смыслю, главное – слышать голос, почувствовать, что он рядом. Надеюсь, мои односложные ответы его не напрягают. Он не говорит ничего пошлого, возбуждающего, но моя физиология бунтует, и я понимаю, что без оранжевой коробки тут не обойтись. Закидываю в себя две таблетки, и запиваю водой, накрывая эту дозой парой «зеленых». Тембр Орайана убаюкивает лучше любой колыбели, а он все говорит и говорит, и я понимаю, что засыпаю.

Опять сон. На этот раз страшный, холодный, неопрятно-липкий, словно все происходит наяву. Ничего не вижу, лишь только звуки, запахи, ощущения. Я чувствую их, но не могу понять кто это. Доминанты, их, как минимум, трое. Они перешёптываются и суетятся, странно, но они залезают мне в голову. Тошнит. Один из них чертовски близко, он практически рядом, и его запах бьет мне по мозгам, развивая жуткую мигрень. Все же она добралась до меня.
- Он проснулся.
Проснулся? До сих пор пребываю в астрале, где чувства очень далеки от реальности. Я даже не могу понять – стою я, лежу или сижу, все стерлось в одно. Наверное, я просто переборщил с таблетками и теперь галлюцинирую.
- А это еще что? - тот, от кого несет больше всех, хватает меня за руку, а я пытаюсь отдернуться, но не выходит. – Точно, проснулся. Дергается.
- Точки? Это от сдачи образцов. Свежие. Скорее всего, ему выращивают ребенка.
- Может… Тогда не стоит?
- Не хочешь – проваливай! Он все равно ничего не вспомнит.
И только тогда до меня доходит – окно. Я не закрыл чертово окно. Я обдолбался таблетками и уснул. Я не сплю. Я, черт возьми, не сплю.

Меня тошнит, мутит, и я уже готов вывернуться наизнанку. Голова гудит, раскалывается, все тело трясет, а еще больно. Больно и страшно. Под кожу входят иглы, они хотят, чтобы я умолял, чтобы просил их взять мое тело, но мне становится только хуже. Им все равно. Они стягивают с меня одежду, чувствую чужие руки там, где их не должно быть. Вдруг приходит мысль, что я очень голоден. Голоден настолько, что готов сожрать целого кабана. Холодно. После жарко и вновь холодно. Я обливаюсь потом, и кто-то из них бросает, что я ужасный. Сердце бьётся слишком сильно, словно вот-вот и выпрыгнет из груди. Вновь больно. Вновь что-то говорят. Мне кажется, я плачу. Возможно. Пробивает дрожь. Меня отпускают. Падаю. Темно. Темно и ничего не видно.

***

В первый раз за всю мою жизнь я не знал, что делать. Самое страшное – перенести перелет и добраться до больницы. Мне упорно не хотели говорить, что произошло, и от этого трясло еще больше. Савьел вырвал меня чуть ли не с самой главной встречи, попросил передать телефон партнерам, быстро объяснил им ситуацию, а мне приказал лететь домой на первом же рейсе. Я чувствовал их тяжелые и сожалеющие взгляды в спину, чувствовал, что что-то не так, что все даже хуже, чем я предполагал.

Забыв вещи в аэропорту, я кинулся на Маброна с расспросами, но он лишь отвечал завуалированными фразами, которые были совершенно непонятны. Окно, инсулин, похищение, больница, судороги, сон, Эйден. Я в упор не мог разобрать логическую цепочку и чуть ли не с кулаками лез на друга, подвергая наши жизни опасности – один раз Маброн точно мог выехать на встречную полосу и врезаться в кого-нибудь, но нам повезло.

Не знаю уж чьими молитвами, но Эйдена забрали в самый лучший госпиталь, что был в округе, а не в те городское дыры, где приезжаешь с простудой, а потом лечишь гепатит, благо современность научилась излечивать более 98 процентов известных заболеваний. На все просьбы пустить меня к Эйдену отвечали отказом и просили дождаться лечащего врача, чтобы тот прояснил ситуацию для моего же спокойствия. Это были самые долгие десять минут в жизни, а я, словно сумасшедший, ходил кругами по коридору и бросал в пустоту совершенно не относящиеся к делу фразы, распугивая посетителей и пациентов, пока один из медбратьев не принес мне успокоительное.

- Мистер Кивелл? – мне упорно хотелось верить, что врач Эйдена должен быть уже довольно старым, в очках и обязательно с седой бородой, но на меня смотрел светлоглазый доминант на пару лет младше меня самого. – Доктор Кенджи Полш, прошу в мой кабинет.
- Да… Конечно, да, - на ватных ногах я таки прошел эти несчастные двадцать метров и оказался в маленьком, но светлом помещении, где доктор тут же усадил меня на диван и предложил еще одну дозу успокоительных, но я отказался.
- Мистер Кивелл, скажите, Вы знали, что у Вашего супруга была инсулиновая недостаточность?
- Что значит «была»?! – вскакиваю с места, но он жестом останавливает очередную истерику.
- Он жив. А теперь сядьте и спокойно ответьте на все вопросы, и тогда мы обсудим, что делать дальше.
- Хорошо… Да, я слушаю, - обычно врачами всегда были доминанты, причем доминанты с очень крепкими нервами, от которых веяло спокойствием и уверенностью, и сейчас это состояние передалось от Кенджи мне.
- Так Вы знали про диабет?
- Нет, он никогда не говорил ни о чем таком, ел все, что хотел, никогда не принимал никаких препаратов, кроме витаминов. Нет… Я думаю, он сам не знал. Такое же бывает, да?
- Бывает, но обычно симптомы всегда начинают настораживать до своего самого яркого проявления. Когда у Эйдена был последний сабдроп?
- Девяносто… - я взглянул на календарь за его спиной. – Девяносто шесть дней назад.
- Цикл?
- Девяносто четыре – реже девяносто пять.
- И Вас не было рядом?
- Нет, - его слова еще долго отдавались в моем сознании, звуча хуже любого приговора. – Меня не было рядом.
- Не вините себя, - с тем же присущим любому медику спокойствием ответил Кенджи. - На сложившуюся ситуацию можно взглянуть с двух сторон, так что просто слушайте и не перебивайте. В настоящее время мистер Эйден Кивелл находится в гипогликемической коме. Этот вид комы обусловлен резким перепадом уровня концентрации глюкозы в крови. Анализ показал, что причиной резкого перепада было слишком большое количество препаратов, которыми…
- Савьел, сволочь...
- Мистер Эрвал объяснил мне всю ситуацию, связанную с медикаментами. Он тоже посчитал, как и Вы, что кома является прямым следствием от препаратов, блокирующих сабдроп, но это не так. Вашего супруга похитили вчерашней ночью. Думаю, объяснять зачем, нет причин, - я отчетливо чувствовал, как к лицу приливает кровь. – Обычно они используют блокатор второго уровня, который перекрывает действия предыдущих препаратов, чтобы сабмаиссив начал вести себя так, как нужно им и был более покладист, но в случае с Эйденом…
- Они… Они его?..
- Не буду лгать – да, но если мистер Кивелл очнется, то сомневаюсь, что вспомнит об этом. Его мозг отключился и тем самым предотвратил распад личности, который мог произойти осознай Эйден то, что происходит. Так что, возможно, именно кома спасла его от гибели. Сейчас у нас есть большой шанс вернуть его.
- Еще что-то? – я держался изо всех сил, так как было низко рыдать перед тем, кто видит тебя в первый раз, но, скорее всего, Кенджи видел подобные картины не раз.
- Эйден очень хорошо реагирует на лечение и борется. Риск смерти есть, но он совсем мал. Гипогликемическая кома не столь опасна, как диабетическая. Так же стоит предупредить, что когда Эйден очнется, у него могут быть церебральные нарушения, но большинство вполне излечимы, так что Вам остается только верить и ждать, остальное дело за нами и Вашим супругом. Сейчас он находится в четвертой стадии, но если Эйден впадет в глубокую кому, то риск смерти возрастет в несколько раз.
- Те… Кто это сделал с ним… Где они?
- Данный вопрос лучше адресовать полиции, я не располагаю подобными сведениями.
- Могу я?..
- Да, Вы можете побыть с ним и даже оставаться столько, сколько посчитаете нужным. Мистер Эрвал обо всем позаботился и оплатил полную медицинскую страховку на Вашего супруга от лица фирмы. Мы делаем и будем делать все возможное и зависящее от нас, и… Примите мои соболезнования.

В его палате было холодно, словно в холодильнике, а Эйден - кусок мяса, который должен содержаться при минусовой температуре, чтобы не испортиться. Мой бледный мальчик лежал на кровати и тихо дышал, словно какой-то взбесившийся художник превратил его в набивную куклу и подарил возможность жить. Возможность, но не саму жизнь. Я боялся дотронуться до него. Лишь одно касание, и он рассыплется. Хрупкий, белый, такой родной… И эта легкая улыбка на лице, как будто ничего не произошло, что с минуты на минуту он проснется, спросит почему он здесь и тут же потребует, чтобы я забрал его домой.

- Как ты? – Маброн кладёт ладонь мне на плечо, а я все боюсь подойти ближе к Эйдену.
- Сам как думаешь?
- Я один, парень, мне не понять, - и вновь в палате повисает тяжелое молчание, где тишину нарушает лишь противный писк приборов. – А он у тебя сильный. Кома наступила лишь в больнице.
- Как он вообще сюда попал? – складываю несложное уравнение и понимаю, что Эйдена вообще не должны были найти.
- Судороги. Думаю, он напугал их приступом эпилепсии, - вижу, Маброн знает побольше меня. – Они оставили его, а он боролся. Выбрался каким-то чудесным образом, выполз. Его нашли, стали звонить тебе, но ты был недоступен. Дальше уже был я.
- Это Савьел… Сука… Морда козлиная, - руки сами сжались в кулаки, а я уже готов был взорваться. – Ему всегда свербело до Эйдена. Старый хрыч всегда его хотел.
- Его там не было, можешь мне поверить, - так же спокойно ответил Маброн. – Его… Ты понял. Было около пяти утра, а хрыч пришел ко мне уже в шесть. Ты же знаешь, ему всегда неймётся обсудить свои гениальные идеи, особенно если это ранее утро. Он бы физически не успел.
- Почему ты его выгораживаешь?! – наконец, срываюсь и зачем-то бью кулаком по стене. – Что он такого сделал?!
- Все, Орайон, он сделал все. Когда я был в полном шоке, Савьел распорядился о лучшей палате, вызвал хорошего врача, попросил предоставить все анализы, и уже через пару часов мы знали что, как и почему. Теперь я придерживаюсь мнения, что «морда» просто влюблен в Эйдена, но мозгом он понимает – ничего не светит.
- Глупые предположения…
- Скажи, как думаешь – Савьел бы сделал хоть что-то подобное для тебя или меня? – внутренне, я понимал, что Маброн прав. Зажиточная морда ни гроша бы не отдала, случись что с его работниками, но для Эйдена он сделал все, что мог и даже больше. – Поговори с ним, - Маброн кивнул на больничную койку. – Говорят, они слышат.

А потом потянулись долгие дни, перерастающие в недели, где я все время проводил рядом с Эйденом в надежде увидеть, как он открывает глаза, но ничего не происходило. Мой мальчик был все так же неподвижен. Врачи ничего не обещали, лишь говорили, что надо ждать и пытались отправить меня домой, а когда не получалось, то просили хотя бы поесть. Я перестал разговаривать с ним где-то уже на пятый день. Нет, я не похоронил его заживо, просто мне было больше не о чем рассказать, а умолять его очнуться уже просто не было сил.

Все же один раз мне удалось взять себя в руки и съездить домой за некоторыми вещами для Эйдена. У моего маленького мальчика всегда, еще с тех самых пор, как мы встретились, сохла кожа на руках, локтях и икрах. Не знаю с чем это связано, но он каждый день по несколько раз натирал раздраженные участки кремом, и только тогда ему становилось легче. Врачи в голос твердили, что Эйден сейчас не чувствует боли, что даже уколы, которые в сознании воспринимаются человеком, как укус злобного насекомого, останутся для него незамеченными, однако я все равно натирал его кремом, зная, что когда Эйден очнется, он явно не простит мне такую оплошность.

На десятый день доктор Полш оповестил меня, что они вылечили Эйдена от диабета, что больше подобных вещей никогда с ним не повториться, но на мой вопрос о том, придет ли мой супруг в сознание, он корректно промолчал. Через 18 дней ко мне подошел главный врач больницы и спросил не хочу ли я отключить Эйдена от аппаратов и если нет, то сколько мне нужно еще времени, чтобы прийти к этому решению. Скорее всего, именно это стало критической точкой поведшее за собой объявления мной полной голодовки и отрицания того, что происходит. Я спал сидя уже больше двух недель, держа моего малыша за руку, чтобы быть рядом, когда он проснется. Я не мылся около десяти дней и, думаю, от меня несло хуже чем от бездомного на вокзале. Моя обычно смуглая кожа начала бледнеть, Маброн, который заходил каждый день, ужасался всем этим видом и просил хоть что-то сделать с собой, но его голос лишь обрывками доходил до сознания. На двадцать пятый день ко мне привели психолога, ради которого мне пришлось таки встать, чтобы выставить его за дверь, а на тридцатый день… На тридцатый день мне позвонили и сказали, что у меня есть пять дней, чтобы забрать нашего ребенка.

Я забыл о том, чего так долго ждал, к чему так сильно стремился, но ведь все это было ради Эйдена, ведь только он знал, что делать с ребенком, а я… Даже понятия не имею, чем его кормить, сколько он должен спать, как его одевать и пеленать. Я не знаю ничего. Каждый чертовый день Маброн минимум по три часа сидел рядом со мной и нудел на тему того, что я должен вернуться к жизни, что не надо отпускать надежду, но пора бы уже и двигаться вперед, но у него ничего не выходило. Моя апатия была сильнее, но как только он узнал о ребенке, о том, что мне нужно его забрать, у Маброна тут же появился козырь в рукаве.

- Слушай, возможно ты заедешь мне по морде за такие слова, но… Если Эйден не проснется, то этот ребенок единственное, что у тебя от него останется.
Весь месяц я крепко держался, проронил лишь пару скупых слез, но после услышанного моя защита разлетелась в щепки, и я разрыдался так, как никогда в жизни. Только тогда до меня дошло – Эйден действительно может не вернуться, уже прошло слишком много времени, а я все так же надеюсь и жду.
- Ты же знаешь, что они уничтожат ребенка, если ты за ним не придешь? – он старался говорить тише, боясь попасть под горячую руку, но у меня уже не было сил чтобы даже встать.
- Да… Я знаю… - скрывая лицо в ладонях, я пытался унять подступающую к горлу истерику, но было поздно – я начал задыхаться. Маброн вызвал медбрата, и он тут же прибежал со шприцом и ампулой успокоительного в руках. Раньше бы я сопротивлялся, но депрессия вымотала окончательно и слишком сильно.
- Ты… Ты должен поехать со мной, - я не просил – я умолял. – Помоги мне, пожалуйста.
- Сейчас я повезу тебя домой, - мой друг говорил так, словно я никогда и не был доминантном, но перечить ему совершенно не хотелось. – Ты ляжешь спать, выспишься, помоешься, я приеду, мы заедем поесть, а после заберем тво… Вашего ребенка. Идет?

Увидев нашу спальню, меня вновь передернуло. Именно отсюда его забрали, именно здесь начался отсчет минут до комы Эйдена. Именно так выглядела кровать, когда моего мальчика украли. Спать на диване было совершенно не удобно, но всяко лучше чем в сидячей позе, уткнувшись головой в больничную койку. Я совершенно не заметил, как проспал больше девятнадцати часов – засыпал было темно, проснулся – тоже темно. Маброн, видимо, таким раскладом вещей не удивился, так что выехали мы уже ближе к ночи, благо работали инкубаторы круглосуточно, и когда устраивать «роды» им было абсолютно все равно. От купленной на вынос еды меня вновь затошнило, и тогда я понял насколько сильно скучаю по домашней кухне, по экспериментам Эйдена, которые порой не удавались, по нашим поздним ужинам, по задушевным беседам… Я невероятно скучаю по Эйдену.

- Я тут… - прервав тишину, начал Маброн. – Прикупил некоторые вещи. Думаю, они тебе понадобятся, - я с неподдельным удивлением взглянул на друга. – Говорят, что малышам лучше спать рядом с родителями первые пару месяцев. Тебе нужна… Не знаю, как это называется, но больше напоминает корзину, - он замялся и как-то глупо пожал плечами. – Мне сказали, что они пользуются популярностью. Еще тебе нужно будет его кормить, а еще… Надеюсь, три пачки памперсов пока тебе хватит. Точнее не тебе…
- Я понял. Спасибо, - что же я за отец-то такой? Поехал за ребенком и даже не удосужился проверить смогу ли я его содержать в хороших условиях.
- Не нагоняй. Я же вижу, что нагоняешь. Понадобится помощь – знай, я всегда неподалеку.

Остальную часть дороги мы ехали молча. Скорее всего, все действия я совершал исключительно на автомате, в противном случае, думаю, меня бы тут уже давно не было. Маброн, отобрав у меня документы чуть ли не силой, заполнил все бланки, и нас повели по веренице светлых коридоров, от которых разболелись глаза. Врачи о чем-то беседовали, задавали какие-то вопросы, а я, словно болван, лишь кивал головой. Наконец, мы оказались в темной комнате, и только тогда до меня дошло все, что сейчас происходит.

Мне хотелось протестовать, закричать «нет, не надо!», но было уже поздно. Один из докторов отключил приборы и полоснул скальпелем по искусственной утробе. На пол тут же полились литры непонятной жидкости с какими-то отвратительными ошметками, остальные врачи быстро засуетились, и все это было похоже на всеобщую панику, однако паниковал только я. Что случилось дальше, к счастью или сожалению, в моем мозгу не отпечаталось, и следующее, что я помню, как у меня на руках лежит что-то теплое. Оно шевелится. Шевелится и кричит.

- Поздравляю, мистер Кивелл, Ваш ребенок полностью здоров. Все прошло хорошо.
- Я… Мы… - понятия не имею, что я пытался сказать, но что-то точно было надо.
- Он сабмиссив. Три сто, пятьдесят один сантиметр. Отличный малыш. Вы уже придумали ему имя?

Сабмиссив? Наконец, я взглянул на ребенка. Белая кожа выдавала в нем все, чтобы я окончательно убедился – гены Эйдена обошли меня практически полностью. Даже выражение лица, хаотичные движения – все напоминало в малыше моего саба.
- Джей… Я назову его Джейден.
- Ты точно в этом уверен? – немного напуганный голос Маброна раздался из-за моей спины. – Разве это не будет обозначать?..
- Что я попрощался с Эйденом? Нет. Я просто так решил.

Прижимая маленькое тельце, завернутое в одеяло, к своей груди, я сидел в коридоре и ждал, пока Маброн по доверенности дозаполнит все документы. Ждал, чтобы нас отпустили. Джей практически не плакал, лишь изредка издавал странные звуки и умолкал, что я забеспокоился о его состоянии, но медбрат убедил, что подобное поведение для новорожденного саба вполне приемлемо, что ребенок на эмоциональном уровне чувствует рядом с собой доминанта, и от этого ему спокойно. Глупо, но я успокоился тоже.

За этот самый ужасный месяц в жизни, я натерпелся столько, сколько не пожелаю испытать никому за всю жизнь, но сейчас у меня появилась цель – Джейден, мой маленький сабмиссив требующий заботы и защиты раз в сто больше, чем требовал того Эйден. Малыш, который зависит сейчас исключительно от меня, который подвержен совершенно любой опасности, который ничего не сможет без моей помощи. Стало легче. Нет, я действительно не похоронил Эйдена, я так же верю, что он проснется, что он обязательно увидит нашего ребенка, что будет растить его вместе со мной. Просто у меня действительно появилась цель. Дело, которое я не могу ни отложить, ни бросить совершенно никаким образом.

- Тебе понадобится моя помощь? – Маброн вышел из кабинета и посмотрел на меня довольно странным взглядом. - Хорошо смотритесь.
- Знаю, - и я, как последний идиот, расплылся в улыбке. – Мы справимся. Ведь так, Джей?
- Говорил же, что это пойдет тебе на пользу, - он отдал мне свидетельство о рождении Джея, и мы, наконец таки, пошли прочь из этого холодного места.

Уж не знаю, на инстинктах ли или на подсознательном уровне, а возможно и вечные разговоры Эйдена о ребенке дали мне отличную картину того, что я должен делать, но первое кормление далось нам более, чем успешно, и мне даже удалось вновь уложить Джея спать, спев ему единственную колыбельную, что я знал. Малыш лежалу меня на руках и сладко сопел, словно маленький паровоз, а я тихо укачивал малютку, чтобы он спал спокойно. Данный процесс действовал на меня словно гипноз – успокаивал, наполнял новой энергией, и я уже забыл о своей депрессии.

- Завтра я познакомлю тебя с твоим вторым папой, - я вглядывался в это маленькое личико, и на глаза вновь накатывались слезы. – Правда он не сможет с тобой понянчиться… Он… Он устал. Когда папа проснётся, то вы обязательно пообщаетесь. Хорошо? - не знаю каким чудом мне удалось избежать очередной истерики. Скорее всего, огромную роль сыграл Джей, ведь только благодаря ему я вновь более ли менее встал на ноги. – Пойдем спать? Папа тоже устал.

Поставив «корзинку» для Джея на место Эйдена, я повернулся на бок к своему малышу и еще около двух часов просто смотрел на него. Возможно, я начал сходить с ума, но мне показалось, что руки Эйдена обняли меня сзади, что он прижался ко мне и тихо гладил по голове, как он делал это всегда. Я не поворачивался. Не поворачивался лишь только потому, что боялся потерять это ощущение. Пусть это всего лишь мираж, но хотя бы сегодня я буду счастлив.

Видимо, обслуживающий персонал был в шоке, приметив меня в нормальной чистой одежде, без этой глупой и хаотично растущей бороды, да еще и с кульком на руках. За месяц я успел стать легендой этой больницы, где каждый считал нужным предложить мне свою помощь. Даже за первые сутки жизни Джея я понял одно - он очень много спит, часто ест, пачкает подгузники и редко плачет, за последнее я был ему особо благодарен, так как я и сам мог разрыдаться вместе с ним в любой момент. Эйден неподвижно лежал на своем месте и тихо улыбался, ровно так же, как я его увидел в первый раз после отъезда, и сегодня мне было, что рассказать ему.

Именно так начался мой новый период в жизни. За неимением сабмиссива, который бы мог заботиться о Джее, контора отправила меня в декрет, причем странно – без ругани, лишних вопросов и каких либо претензий. Джейден рос, как на дрожжах, с каждым новым кормлением я увеличивал его порции, а он радовался самым чистым счастьем, размазывая еду по физиономии, и еще через месяц подарил мне первую улыбку. Каждый божий вечер мы приходили к Эйдену, и я говорил ему о том, чем мы занимались прошлым вечером и этим утром. Врачи уже не настаивали на отключении аппаратов и даже не задавали вопросов, но я сам все больше и больше понимал, что мне пора отпустить Эйдена, что его время слишком затянулось, но не мог. Я дал ему год. Ни больше, ни меньше.

Так прошло еще две недели. Джей радовал меня, а я уделял ему все свое время. Наш малыш не болел, мало капризничал, правильно развивался, а еще… Он превращался в Эйдена, в его точную копию. Знаете, наверное, в жизни каждого человека происходит чудо. Нет, конечно, хорошие события происходят довольно часто, но чудо один раз. Таким чудом для меня стала одна дождливая осенняя ночь, в которую я проклинал звонящий на весь дом телефон из-за того что он разбудил Джейдена. Я просто не знал причин.

- Мистер Кивел? – на противоположной стороне был Кенджи Полш. – Вы можете приехать?
- Эйден?.. Он?..
- С ним все хорошо. Нам нужно, чтобы Вы приехали, чем скорее, тем лучше.

Сорвавшись с места, я кинулся собирать Джея и себя. Малыш сопротивлялся, капризничал – ему хотелось спать, но мой сон сняло, как рукой. За все два с половиной месяца комы Эйдена я в первый раз слышал, чтобы голос доктора Полша был настолько взволнованным. Джей проплакал всю дорогу, и мои попытки уложить его обратно увенчивались провалом. Как только я – весь растрепанный и на взводе вбежал в больницу, то тут же понял – что-то изменилось. Люди смотрели на меня по-другому: без сожаления, без грустного выражения лица. Нам понадобилось не больше минуты, чтобы оказаться на втором этаже у палаты Эйдена, где я услышал то, во что никак не мог поверить.

- Что вы со мной сделали?! – даже через дверь крик Эйдена разносился на все отделение. – Приведите мне его! Не трогайте! Отпустите!
- Мистер Кивелл! – Кенджи опередил меня и встал в дверях палаты так, чтобы ни я, ни Эйден не могли видеть друг друга