Глава девятая

Тем же вечером была объявлена оценка Мейбл. Она получила четыре балла из десяти – и то лишь потому, что Арриман не смог настоять на своем и снизить еще на два балла. Но, как сказал, добрый мистер Чаттерджи, ей все же удалось призвать Кракена из морских глубин, и не ее вина, что все так обернулось.

Прочие ведьмы были рады неудаче Мейбл. Этель Фидбэг, следующая на очереди, всю ночь шумела и буянила у костра, икая от самодельного вина. Наконец ее сморил сон. Ведьма положила голову на свою свинью, вытянула ноги так, что ее резиновые сапоги чудом не загорелись, и захрапела. Одной лишь Белладонне было жаль Мейбл – та обмотала ноги влажными полотенцами и понуро побрела в палатку. Зато Теренс и не думал скрывать радости.

– Вот увидишь, Белладонна, ты непременно победишь. Иначе и быть не может!

Чуть раньше он приносил ей Ровера, и, едва прикоснувшись к розовому гладкому тельцу, Белладонна сумела превратить страстоцвет в налитые кровью глазные яблоки, а золотистые груши – в пыточные тиски. Крольчат она не тронула, объяснив это тем, что совершенно уверена: она могла бы превратить их в гниющие кишки, стоит лишь захотеть.

– А как… ну… он? – вновь спросила она.

– Арриман немного грустен, – отвечал Теренс.

Он знал, как сильно Белладонна любит Арримана, а еще – как больно влюбленному сознавать, что предмет его обожания не совсем идеален. И поэтому Теренс не стал вдаваться в подробности. Арриман не просто грустил. Он был вне себя от ярости из-за маленького Кракена, которого никто не мог разубедить в том, что колдун его отец. Арриману пришлось трижды менять обувь между чаем и ужином: малыш не слезал с его ног. Кракены способны сами обеспечивать себя влагой и дышат на воздухе, как в воде, а потому ничто не мешало ужасному обитателю глубин забраться к папочке на колени и залить слезами его брюки. Великий Маг рвал и метал.

– Отчего не пришел новый колдун? – бушевал он за ужином. – За что мне приходится сносить столько неприятностей! Лестер, унеси это прочь!

– Вы нужны ему, сэр, – с укоризной промолвил людоед. И все же подхватил маленького Кракена и усадил его в супницу.

Меж стенных панелей завывал сэр Саймон, в бутылке похрапывал мистер Чаттерджи, а из уголка рта вурдалака торчала сырая печенка. И Лестер решил, что хозяину и без того сегодня несладко.

На следующее утро все поднялись пораньше, чтобы не пропустить выступление ведьмы номер два.

Этель присмотрела для себя прекрасную травянистую поляну, где весело журчал ручей, а у его истока росли дуб, ясень и боярышник.

С начала времен этим деревьям приписывали особую колдовскую силу. Даже поодиночке каждое из них наделено чарами, а уж когда все три растут рядом… Словом, в таком месте может произойти что угодно.

– Ведьма номер два – выйти вперед! – объявил мистер Лидбеттер, и из-за камня, пошатываясь, показалась Этель Фидбэг.

Ведьма натянула мантию прямо поверх трех плесневелых ночных рубах, перед собой она катила тачку и громко внушала что-то своей толстой грязной свинье.

– Предъявите список! – приказал мистер Лидбеттер, и Этель направилась к установленному на самом ровном месте поляны судейскому столу, чтобы отдать Арриману скомканный клочок бумаги.

Прочитав список, колдун устало отер пот со лба. Ведьме номер два требовались: мужчина, женщина и ребенок.

– Час от часу не легче, – пробормотал он. И громко добавил: – Принесите телефонный справочник.

Теренс помчался в замок и вернулся со справочником «Тодкастер и окрестности». Арриман закрыл глаза, перелистнул страницы и наугад ткнул пальцем. Выпала буква «Б».

С телефонным справочником колдовать несложно. Любой маг с этим справится. Всего-то и нужно, что крепко прижать палец к строчке с номером телефона, произнести заклинание – и перед внутренним взором тотчас предстанет семья, которой этот номер принадлежит. Ну, а доставить людей на место с помощью левитации под силу и ребенку. Арриман отверг полковника Беллингботтера, принимавшего ванну (номер 5930), сестер Брискет, занимавшихся аэробикой (номер 2378), и наконец нашел то, что искал: семейство Бикнелл (номер 9549).

Мистер Бикнелл, его жена и дочь Линда в это время завтракали в собственном доме номер 187 по улице Акаций. Миссис Бикнелл все еще была в бигуди и сеточке для волос. Линда уже переоделась в школьную форму. Линда была толстой, а ее мать – худой; Линде исполнилось восемь лет, а миссис Бикнелл – тридцать пять, но любимое развлечение у них было одно: отравлять жизнь мистеру Бикнеллу. Этим они как раз и занимались.

– Зачем ты нацепил эту дурацкую рубашку? – издевалась миссис Бикнелл. – Ты выглядишь в ней как толстозадый страус.

– Папа, у тебя почти не осталось волос на затылке! Ты скоро совсем облысеешь! Ну и глупый у тебя будет вид! – веселилась Линда.

Миссис Пирс из дома напротив покупает новую стиральную машину. Тебе известно, что нашей уже три года?

– Папа Давины обещал ей куклу, которая умеет чистить зубы. Когда ты мне такую купишь?

Мистер Бикнелл, невысокий, немного сутулый, с худым усталым лицом и лбом, покрытым морщинами, молча продолжал есть кукурузные хлопья. Весь день он был занят в зеленной лавке, помогая хозяину получать прибыль, а вечером, приходя домой, принимался помогать по хозяйству. Он убирал дом, вешал полки, копался в саду, но это ничего не меняло. Жена и дочь пилили и пилили его не переставая.

– Ты плохо вычистил клетку с волнистыми попугайчиками, – продолжала миссис Бикнелл, намазывая тост повидлом. – В углу осталась капелька помета.

– Давина говорит, быть зеленщиком глупо. Только круглые дураки работают зеленщиками, говорит Давина.

– Хоть бы раз ты…

И вдруг зазвенели стекла в окнах. Рамы распахнулись – и в комнату ворвался, ревя и беснуясь, ураганный ветер. Он подхватил мистера Бикнелла, его жену и дочь Линду, вынес их в окно, взметнул высоко в воздух… и буквально через мгновение швырнул к ногам Этель Фидбэг.

Деревенская ведьма оглядела семью и удовлетворенно кивнула. Она подцепила носком сапога визжавшую, извивавшуюся миссис Бикнелл и перевернула ее; на спину. Затем проделала то же самое с Линдой которая вопила и лягалась. Трогать мистера Бикнелла не было нужды: он и так спокойно лежал, глядя в небо.

– Объявите тему вашего выступления! – приказал в рупор мистер Лидбеттер.

Этель вынула изо рта соломинку, рыгнула и объявила:

– ЩАС Я ЗАСАЖУ ТЕТКУ В ЯСЕНЬ, ЕЕ МУЖА В ДУБ, А ЭТУ МАЛЯВКУ В КОЛЮЧКУ!

Среди зрителей прокатился восхищенный шепот. Они с уважением смотрели на ведьму номер два. Заточение людей в деревьях – древнейшая магия, и притом черная, как ночь. Ею владели еще друиды и ведьмы Древней Греции и Рима. Даже в наши дни можно встретить тоскливую иву или трепещущую осину, покинутую древесными духами тысячу лет назад, когда в их обитель заточили хвастливого путника или неосторожного пастуха.

Лишь Белладонна опечалилась.

– Бедненькие деревья! – прошептала она.

И действительно, деревья было жаль. Дуб таил в себе целый мир: в его необъятном корявом стволе зияли щели и дупла, приютившие белок, мышей и суетливых жуков. Корни дуба утопали в мягком зеленом мху; в лабиринте ветвей тут и там виднелись аккуратные желуди, а крона по-осеннему блистала золотом.

Гладкий серый ствол ясеня, гибкого, высокого, отливал серебром на фоне бледно-голубого неба. С гордо поднятых вверх ветвей гроздьями свисали листья. Ясень был моложе дуба, прямой и величественный, будто наследный принц.

А от изогнутого ствола боярышника веяло силой и мудростью. Вокруг черных колючих ветвей лепились кроваво-красные ягоды.

Этель вытащила из тачки мешок и швырнула его рядом с жертвами. На мешке красовалась надпись: «Свекольная подкормка», но кто знает, что в нем было на самом деле! Ведьма зачерпнула горсть порошка и посыпала им зареванную, опухшую от слез Линду, ее дрожащую мать и усталого зеленщика. Чего бы она туда ни намешала, через миг все трое уже лежали без сознания.

Довольно ухмыляясь, Этель задрала мантию и ночные рубашки и извлекла из шерстяных тренировочных штанов длинный ведьмовской кинжал с черной рукояткой. Арриман поперхнулся и побелел как полотно. Он увидел на ногах ведьмы ненавистные резиновые сапоги.

Казалось, Великий Маг сейчас бросит все и ударится в бегство. Но людоед и секретарь мгновенно преградили ему путь, и Арриман со стоном опять плюхнулся в кресло.

Тем временем Этель обмазала ствол боярышника липкой красной массой, взмахнула кинжалом и рассекла кору, оставив длинный надрез.

– Теренс, это невыносимо! – шепотом вскричала Белладонна.

– Кажется, ему совсем не больно. Для этого и мазь, чтобы рана не саднила.

Затаив дыхание, ведьмы наблюдали, как надрез становился все шире и шире, и наконец в стволе дерева образовалось большое отверстие, ведущее к самой сердцевине.

– Неплохо, – заметил Арриман, силясь быть объективным. – Сам я, правда, предпочитаю удар молнии. Проще и аккуратнее.

Этель хрюкнула, пнула свинью и с кинжалом в руке направилась к Линде.

– Может, она зарежет ее? – с надеждой в голосе прошептал Теренс.

Но нет – ведьма просто склонилась над Линдой, бормоча заклинание на очень древнем и непонятном языке, так что никто не разобрал ни слова. Она твердила заклинания вновь и вновь, и вот толстая школьница медленно поднялась с травы, вытянула руки перед собой и шагнула к дереву, со стороны похожая на одержимый бесами масленый пирожок.

– Вперед! – приказала Этель, отвесив девочке смачный пинок.

У всех на виду Линда неуклюже ступила прямо в ствол боярышника, и края раны начали затягиваться. Осталась маленькая щель, но вот и она сомкнулась, замуровав девочку в дереве.

А Этель уже перешла к ясеню. Вновь она обмазала ствол, вновь сделала надрез, вновь открыла путь к сердцевине дерева. Пришел черед миссис Бикнелл, и та покорно, как лунатик, проследовала в дерево; рана затянулась, и женщина осталась одна в темноте.

Этель уже была готова заняться дубом, как вдруг из ветвей боярышника донесск крайне возмущенный шелест. Тут же к нему присоединился второй, раздававшийся в кроне ясеня. Шелест приближался к Этель. Духи ясеня и боярышника – а это были именно они – почувствовали себя оскорбленными.

– Я не собиралась сегодня выходить наружу, – заявила ясеневая дриада.

– Могла бы и разрешения спросить, – добавила дриада боярышника.

Вообще-то древесные духи не видны глазу, для нас они лишь шелест, но всем известно: обрети они форму – оказались бы зелеными и очень раздражительными дамочками.

– А кто просил вас выходить? – хмыкнула Этель. – Места всем хватит.

– Да чтоб я делила дом с этой гадкой девчонкой! – возмутилась дриада боярышника. – Не дождешься! Я ухожу к маме! – И она пошелестела к старому боярышнику на вершине холма. А за ней, постанывая от негодования, поспешила ясеневая дриада.

Этель равнодушно пожала плечами. Фидбэгов не смутить каким-то шелестом. Она уже надрезала ствол дуба, и тот со скрипом и стоном медленно раскрывался. Белки и лесные сони в ужасе разбегались.

Затем Этель взялась за мистера Бикнелла: тот покорно встал и вошел в темноту. Щель сомкнулась за ним.

Осмотрев деревья, судьи остались довольны. У самых корней боярышника, там, где находился толстый зад Линды, образовался бугор. А сам ствол покрылся, словно нарывами, тугими узлами. Желтые листья ясеня мелко, тревожно дрожали. Но случись тут оказаться обычному путнику, ему бы и в голову не пришло, что в этом мирном уголке заточены три насмерть перепуганных человека.

Но время выставлять оценку еще не пришло. Настоящая ведьма должна уметь не только заколдовать, но и развеять чары.

– Пусть все вернется на свои места! – приказал Арриман.

Этель, сидевшая на земле рядом со свиньей, вскочила и поплелась к боярышнику. Взмах кинжалом – и на траву выкатилась скукоженная, как личинка жука, Линда Бикнелл.

Затем ведьма рассекла ясень, и тот словно облегченно вздохнул, выпуская миссис Бикнелл, всю в липком соке и потерявшую три бигуди.

Ухмыляясь, Этель направилась к дубу. Сделав надрез, ведьма замерла в ожидании.

Только на этот раз ничего не произошло.

– Выйди вон! – приказала ведьма, тряхнув головой.

Тишина.

Под маской круглое лицо Этель покраснело от злости.

– Вон! – рявкнула она и топнула ногой.

Ответа не последовало. И лишь через минуту из глубины дуба донеслось:

– Не выйду.

Этель сделалась свекольного цвета.

– Все кончено! – прошипела она. – Быстро вылезай оттуда!

Но зеленщик и не пошевельнулся. Вместо него наружу вышла дриада. Подобью духам ясеня и боярышника, она тоже была лиин\шелестом, но шелестом старым и мудрым.

– Не трогай его, – сказала дриада. – Он не хочет выходить. Ему там нравится. Он выйдет не раньше, чем его жена состарится, сядет в инвалидное кресло и не сможет больше его пилить, а дочь вырастет и покинет отчий дом.

– Не хочет выходить? – взревела Этель, разъяренная, как бык.

– Ну да, – подтвердила дриада. – Он говорит, что в жизни не был так счастлив. Мне он не в тягость, почти все время дремлет. Его жена вечно храпела и ворочалась, так что ему хочется наконец отоспаться. Я не против, мне с ним не так одиноко, а главное – дуб не возражает.

И действительно, если боярышник весь покрылся узлами, а крона ясеня дрожала от ужаса, величественный дуб стоял спокойно и недвижно. Зеленщик внутри нисколько не мешал ему.

– Милочка, закрой, пожалуйста, щель, – потребовала дриада. – Что-то сквозит. Он пробудет здесь лет пятьдесят; я пригляжу, чтобы плесень его не коснулась. А затем кто-нибудь сможет выпустить его наружу, и у бедолаги начнется достойная жизнь.

И Этель закрыла щель. А что ей оставалось? После того как Линда с матерью вернулись на улицу Акаций, судьи объявили оценку. Этель получила всего четыре балла из десяти – как и Мейбл Рэк. И неудивительно: если жертва сама мечтает быть заточенной в дереве, при чем тут черная магия?

Этель была в ярости. Зато Арриман веселился, как ребенок. Как бы дальше ни развивались события, ему нести к алтарю ведьму в резиновых сапогах. За ужином он шутил и смеялся. А потом поднялся в спальню, услышал мерное капанье воды – и нашел в своей постели маленького Кракена.