Наука жить

Дипак

Решение, которое перевернуло мою жизнь, я принял почти сразу же после встречи с Махариши. Когда мы стояли в Бостонском аэропорту в ожидании багажа, я сказал Рите, что полечу обратно в Нью-Йорк. Я хотел исполнить просьбу Махариши.

Рита несколько оторопела.

– Даже домой не зайдешь?

– Не могу. Мне надо назад.

Моя жена прекрасно знала, что я способен на импульсивные решения. Я уже один раз изменил нашу жизнь коренным образом, когда моя стажировка по эндокринологии кончилась скандалом. Однако это решение все равно потрясло Риту. Она вместе со мной ходила на встречи с Махариши, где он яркими красками рисовал картину переворота в американской медицине, а я играл роль главного выразителя его мнений. Рита любила и уважала Махариши не меньше, чем я. Но бросить процветающую медицинскую практику – это совсем другое дело, не говоря уже о других практических соображениях, вроде необходимости выплачивать ипотеку и растить двоих детей, которым вот-вот поступать в колледж!

Махариши долгие часы уговаривал меня, развеивал мои сомнения, и теперь я попытался уговорить Риту. Я объяснял ей, что практику брошу не сразу, а найду хорошего покупателя и выручу за нее много денег. Я буду пунктуально продлевать лицензию по эндокринологии и по терапии, так что в моей профессиональной квалификации ни у кого не будет никаких сомнений. К тому же я был главным врачом в Новоанглийском мемориальном госпитале в Стоунхеме и не собирался уходить с этой должности, по крайней мере, пока.

И все же я собирался сделать отчаянный скачок, чреватый неведомыми опасностями.

– Я уверен, что так надо, – упирался я, подхваченный непреодолимым порывом энтузиазма. Я не имел права решать, каким станет наше будущее, не принимая в расчет мнения Риты, однако в тот момент думал только об одном: это мое призвание. Махариши уверял, что именно у меня лучше всех получится поведать миру о его новом начинании. Он мгновенно выделил меня из толпы, мгновенно принял решение. Кто может сопротивляться воле просветленного учителя?

Я и сам был готов принять мгновенное решение. Я стану первопроходцем в области медицины, которая ничем не напоминает то, что практикуют на Западе. Махариши ввел в повседневный оборот словосочетание «трансцендентальная медитация», а теперь собирался сделать то же самое с другим аспектом индийской культурной традиции – с аюрведой. Как система народной медицины аюрведа насчитывает тысячи лет, однако в глазах моего отца ее почтенный возраст ничего не значил. Для него аюрведа была деревенским целительством, которое практиковали вайдья – местные знахари, не получившие практически никакого научного образования. Индия должна была превратиться в современную страну, а для этого было необходимо отказаться от всего старого, а лучше и вовсе дискредитировать его. Кому нужны лекарства из трав и ягод, растущих на лугах? А тут меня попросили, чтобы я пропагандировал то, что мой отец считал суеверием, чтобы я импортировал народную медицину в Америку – средоточие самой передовой медицины в мире.

Если я и видел во всем этом парадокс, он меня не задевал. Очень уж я рвался прыгнуть в эту бездну очертя голову. В аэропорту я проводил Риту до машины, и она поехала домой одна, расстроенная и растерянная. А я ближайшим рейсом вернулся в Вашингтон, готовый наконец изучить науку жизни – именно это буквально и означает слово «аюрведа» (или, как называли ее в пресс-релизах, «Махариши-аюрведа»: американский образ жизни научил Махариши все на свете обращать в торговую марку, и он серьезно воспринял этот урок). Все участники движения восприняли мое решение с восторгом. Я глазом не успел моргнуть, как меня уже назначили главным врачом клиники, созданной сторонниками трансцендентальной медитации неподалеку от Бостона; это был довольно-таки нелепый особняк в городе Ланкастере в штате Массачусетс, выстроенный богатым железнодорожным магнатом в самом начале прошлого века. Тяжеловесное, претенциозное кирпичное здание некогда окружали тщательно разбитые сады и населял штат слуг. Однако теперь сады пришли в запустение, слуг не было и в помине, и здание требовало основательного ремонта. Прежние владельцы устроили здесь католическую школу для девочек, не особенно следили, что там делается, и не то чтобы щедро ее финансировали.

Однако начинал я не с нуля. Медитация привлекла солидное количество людей образованных, и среди них были и врачи примерно моей квалификации. Американские и европейские врачи-сторонники трансцендентальной медитации отнеслись к новому начинанию Махариши с огромным энтузиазмом, и индийские доктора старались соответствовать, хотя, как я подозревал, на самом деле были неприятно поражены, примерно как мой отец. Подлинную связь с этой древней традицией наладили аюрведисты-вайдья, которых начали массово поставлять из Индии. Нечего и говорить, что они были потрясены, когда обнаружили, что Запад наконец-то обратил на них внимание. Вашингтонская пресса глядела на это сонмище экзотических гостей с неприкрытым скептицизмом, так что у Махариши впереди была большая работа – не меньше, чем когда он впервые завоевывал сердца журналистов в шестидесятые.

Вайдья, как и индийцы вообще, производили противоречивое впечатление. Держались они как люди авторитетные, однако то и дело срывались на жаркие споры между собой. Во время одного публичного выступления знаменитый вайдья так разозлился, что вырвал страницу из труда по аюрведе и стал тыкать ею в лицо коллеге в доказательство своей правоты. Они бывали мудры и обаятельны, но при этом предпочитали держать свои профессиональные секреты при себе. Нет, это были не шарлатаны, а выдающиеся специалисты в своей области. Однако столкновение с западной культурой не раз и не два приводило к комическим эпизодам.

Однажды на пресс-конференции пожилой вайдья очень увлекся рассуждениями о том, что аюрведа лечит любые болезни. Тогда один журналист встал и спросил, как насчет СПИДа. Неужели вайдья хочет сказать, что в аюрведе есть средство и против этого недуга?

Вайдья, старенький и глуховатый, не моргнув глазом, перепутал слова AIDS (СПИД) и age (возраст, старость) и воскликнул:

– Старость? Все должны жить до ста лет! Аюрведа считает это нормой!

Журналист повторил погромче:

– Нет, не старость. СПИД.

Вайдья побагровел и закричал:

– Какой ужас! Один мужчина – одна женщина. Так сказано в писании!

Вскоре стало очевидно, что в то время как западная медицина гордилась научными доказательствами, с которыми могли согласиться все врачи, каждый вайдья гордился тем, что знает больше соперников. Авторитетными источниками считался свод древних текстов, датирующихся тысячей лет до нашей эры, в особенности – своего рода медицинская энциклопедия «Чарака-самхита». И при этом в среде практиков аюрведы царили путаница и жесткая конкуренция, положения аюрведы почти никогда не проверялись и не подкреплялись научными исследованиями, к которым на Западе отнеслись бы с мало-мальским доверием. Поспешу добавить, что аюрведические медицинские институты проводили и проводят и сейчас определенные исследования, чтобы доказать эффективность преподаваемых там методов, но делают это исключительно в своих интересах и не публикуют сообщений в западных журналах. Прошло тридцать лет, однако ничего не изменилось.

Вайдья делали громкие заявления, потому что хотели увлечь западную аудиторию, и это всех бесило. Примирял меня с действительностью лишь выдающийся врач-аюрведист по имени Брихаспати Дев Тригуна – лучшего союзника в этой области Махариши и найти не мог. Доктор Тригуна родился в 1920 году, то есть принадлежал к поколению моего отца. Это был крупный, представительный мужчина, располагавший к доверию. Держался он прямо-таки как монарх в окружении свиты, но на самом деле доктор Тригуна принимал на родине сотни нищих пациентов в своей клинике у железнодорожного вокзала в Нью-Дели – в районе, исторически населенном бывшими крестьянами, перебравшимися в город из Южной Индии. Кроме того, доктору Тригуне придавало весу в обществе то, что он был президентом Всеиндийского аюрведического конгресса, однако меня привлек к нему несомненный талант диагноста. Отец выстроил на подобном таланте свою карьеру, а ведь это в той же мере интуиция, в какой и наука.

Метод Тригуны был основан исключительно на наблюдении за пульсом пациента. Было удивительно смотреть, как он прикасается к запястью больного тремя пальцами и тут же диагностирует самые разные недуги, врожденные расстройства, предрасположенность к заболеваниям и так далее. Когда я спросил, как он выработал у себя подобные навыки, он ответил:

– Сначала понаблюдайте за четырьмя тысячами пульсов. Тогда все станет ясно.

Кроме того, Тригуна готовил аюрведические лекарства высочайшего качества, сделанные в точности по скрупулезным древним рецептам. В сущности, его медицинская практика и сводилась к тому, чтобы день-деньской наблюдать пульс и выписывать лекарства. Сам я не мог заниматься ничем подобным без долгих лет подготовки и тренировки, однако учиться диагностике по пульсу начал немедленно. Клиника в Ланкастере предлагала панчакарму – «пять действий», при помощи которых в аюрведе достигают гармонии в организме и отвращают болезни. Мы никак не ожидали, что она завоюет такую популярность. Для тех, кто к нам обращался, пройти панчакарму стало чем-то вроде спа-процедур. В нее входили ежедневные массажи с теплым кунжутным маслом и процедура, когда кунжутным маслом осторожно капают на лоб, а все остальное подбирали в зависимости от особенностей каждого пациента. Каждому выдавали особые диетические предписания. Прослышав об этом, к нам потянулись знаменитости, не знавшие об аюрведической традиции ровным счетом ничего. Когда за панчакармой обратилась Элизабет Тейлор, то пришла в такой восторг, что устроила потом настоящее театральное представление. После окончания курса процедур она медленно спустилась по пышной главной лестнице особняка, а персонал выстроился в шеренгу, и она подарила каждому по шелковому палантину со своей монограммой.

Дело стронулось с мертвой точки.

* * *

Рита, человек деликатный и милосердный, простила мне ту эскападу, и мы продолжили жить жизнью, переплетенной с жизнью большой семьи. Санджив с Амитой и дальше занимались медитацией. Амита педиатр по специальности, однако помнит духовные наставления отца, который умер, когда она была еще девочкой. Когда она познакомилась с Махариши, то возрождение аюрведы очень воодушевило ее, и я думаю, что будь у нее больше свободного времени – а у нее очень оживленная медицинская практика, – она бы заинтересовалась аюрведой гораздо глубже.

Однако больше всего нас воодушевлял отец, который поначалу был категорически против того, чтобы я бросил врачебную карьеру. Однако когда я стал подробно изучать веданту – самую чистую и древнюю духовную традицию в Индии – он тоже ей увлекся. Они с мамой познакомились с Махариши, когда он приезжал в свой центр в Ноиде – городе примерно в часе езды от Дели. Махариши часами обсуждал с отцом веданту, а я держался в сторонке и почтительно помалкивал. Когда мама обнаружила, что беседа с гуру длится по восемь-десять часов подряд – Махариши обладал кипучей энергией и почти не нуждался в сне – то решила, что ей, пожалуй, лучше вернуться домой.

* * *

Между тем мы с Сандживом – не сразу, рывками, методом проб и ошибок – сделали то, что полагается делать братьям, когда они минуют сначала тридцатилетний, а затем сорокалетний рубеж. Мы поняли, что детских братских уз нам уже мало. Надо выстраивать новые отношения. Иногда мы были словно товарищи по эстафете – нам надо было передать друг другу палочку и не уронить ее. Однако были и два фактора, которые мы воспринимали как данность: мы – братья, наши семьи любят друг друга. У меня хранится фотография, сделанная для статьи в журнале «Гарвард Мэгэзин»: мы с Сандживом сидим рядом, полуобнявшись. И сияем улыбками, которые можно принять и за чистую братскую любовь, и за радость, что у нас в жизни все складывается, и за ностальгию, вспыхнувшую с новой силой.

Мы изо всех сил старались не придавать значения тому, что на перепутье пошли разными дорогами. Мы отдалялись друг от друга, но все равно у нас случались и островки радости, и обострения чувства товарищества. Тесные связи Санджива с Гарвардской медицинской школой, которые возникли сразу после того, как он перебрался в Америку, служили доказательством его талантов и стремления к успеху. Было немного странно смотреть, как он поднимается по лестнице, которую я счел нужным отбросить. Мне было неважно, какая судьба ждет «Махариши-аюрведу» – станет ли она второй трансцендентальной медитацией или потерпит полный крах; так или иначе, вернуться к прежнему положению в медицинской элите мне уже не удастся. Но если кто-то решит, что «настоящему доктору», главврачу, негоже становиться сторонником подобного язычества, я был твердо намерен поставить его на место.

Время я выбрал удачное. Научная медицина отнюдь не лишилась престижа, однако в сознании миллионов произошел фундаментальный сдвиг. Очень многие искали замену лекарствам и хирургии – основе современной официальной медицины. И этот сдвиг даже получил официальное одобрение. Повсюду признавали, что множество болезней, вызванных неправильным образом жизни, можно предотвратить. Сейчас, тридцать лет спустя, уже не для кого не секрет, что рациональное питание, умеренные физические упражнения и снижение уровня стресса радикально снижают риск сердечно-сосудистых заболеваний, инсульта и диабета второго типа, а последние достижения профилактической науки показывают, что правильный образ жизни предотвращает чуть ли не 90 % злокачественных онкологических заболеваний.

Однако в то время тонкий ручеек одобрения тонул в океане противостояния. Все мои знакомые врачи считали словосочетание «альтернативная медицина» чуть ли не ругательством и всячески возражали против подобного лечения – кто с иррациональной яростью, кто с презрительным невежеством. Тогда профилактика не входила в повестку дня практикующего врача. В медицинских институтах такому не учили, а сама мысль о том, чтобы учить студента-медика, как подбирать диету и физические упражнения, казалась смехотворной. Приравнивать травяные снадобья и природные средства к фармацевтическим препаратам – нет, это либо абсурд, либо просто противозаконно. Традиционная медицина, к какой бы культуре она ни принадлежала, была чуждой и отталкивающе странной. Единственную уступку медицинский истеблишмент делал акупунктуре. Запад видел пропагандистские китайские киножурналы, где улыбающиеся пациенты махали в камеру рукой во время хирургических операций без анестезии. Они были в полном сознании – и при этом совсем не испытывали боли. Тут же, конечно, нашлись и скептики, говорившие, что, мол, эти люди подверглись промыванию мозгов и их показывают как образец хороших коммунистов, однако подобные доводы были по меньшей мере неубедительны. Забыть это зрелище – человек в полном сознании и улыбается, когда скальпель взрезает ему грудную клетку – не так-то просто. Перелом настал, когда летом 1971 года Джеймс Рестон – весьма уважаемый журналист, ведущий колонки в «Нью-Йорк Таймс» – оказался в больнице в Пекине из-за острого аппендицита. Аппендикс ему удалили по всем канонам официальной медицины. Однако в послеоперационный период журналист согласился попробовать акупунктуру вместо обезболивающих препаратов. И отправил домой репортаж, где безоговорочно подтверждал действенность этого метода – и это произвело колоссальное впечатление.

Так что с моей стороны наивно было полагать, что обойдется без цензуры. Поначалу, правда, казалось, что эта опасность нам не грозит. Тогда я написал книгу «Сотвори свое здоровье», где прямо заявлял о решении, так сказать, спрыгнуть с корабля. В 1985 году я еще не увлекся аюрведой в полной мере, однако мое внимание привлекали всякого рода аномалии. В уважаемые медицинские журналы не попадала масса удивительных случаев, объяснить которые было невозможно – например, спонтанная ремиссия рака. Не было найдено и удовлетворительного объяснения эффекта плацебо – однако около 30 % больных плацебо-препараты приносили облегчение. Все это полностью противоречило общепринятому представлению о том, что организм не в состоянии проделать все то, что делают с ним фармацевтические препараты. Чем глубже я во все это зарывался, тем отчетливее понимал, что медицина в том виде, в какой меня ей учили, полна пробелов. Меня учили, что у каждого заболевания есть стандартная история и течение, которое у всех больных проходит примерно одни и те же стадии в одни и те же сроки. Только почему тогда одни больные умирают гораздо быстрее, чем другие, или, наоборот, живут гораздо дольше? Тут было мало просто отмахнуться – мол, «причиной смерти стал диагноз».

В книге «Сотвори свое здоровье» собраны данные из многих областей, между которыми в то время не видели связи. Однако не прошло и нескольких лет, как альтернативная медицина заговорила о связи тела и разума, которая при ближайшем рассмотрении объяснила почти все удивительные аномалии. Предположение, что разум влияет на тело, было встречено официальной медициной в штыки (на одной конференции, когда очередной коллега попытался объяснить мне, что эта концепция просто смешна, я не сдержался и ответил: «А как вы тогда шевелите пальцами на ногах?»).

Убедила меня во всем этом даже не аюрведа, а сенсационная книга «Пространство, время и медицина» Ларри Досси (Larry Dossey, «Space, Time & Medicine») которую я проштудировал, словно неофит, жаждущий откровений. Автор книги, техасский врач, а впоследствии мой добрый друг, преисполнился решимости заглянуть дальше связи тела и разума в нехоженые дебри квантовой физики и целительной силы молитвы. Ларри Досси обладал поразительной широтой взглядов, он совершенно не считал, что медицина должна придерживаться каких-то рамок и систем только потому, что кто-то так сказал. Досси написал свою книгу в 1982 году, и она так и лучится восторгом первооткрывателя. Отсылки к квантовой физике заставили большинство коллег-медиков ощутить собственное безнадежное невежество, а поставленные им вопросы нельзя было оставить без внимания. Главным вопросом было заявление о том, что человеческий организм вышел за пределы ньютоновой вселенной, которую разнесли в пух и прах Эйнштейн и другие основатели квантовой физики. Если атомы перестали быть крошечными частицами материи и превратились в сгустки вихрящейся энергии, если вселенная действует не как машина из множества отдельных деталей, а как единая сущность, если время способно искажаться и две частицы, разделенные миллиардами световых лет, мгновенно сообщаются между собой, презрев скорость света, значит, наши представления о человеческом организме необходимо полностью пересмотреть. Ибо что есть человеческий организм, как не совокупность материи и энергии, которая должна повиноваться новооткрытым квантовым законам? Страсть и прозрения Досси не давали мне покоя. Я хотел ответить на его вопросы – и видел в его книге озарение, которое проложит дорогу грядущим открытиям. Если Ларри Досси окажется прав, то следующая эра медицины ничем не будет напоминать эпоху Пастера и Солка.

И я, подобно Дон Кихоту, пустился в путь к переосмыслению человеческого организма.

* * *

Поначалу практиковать аюрведу было словно отправиться в зазеркалье – туда, где древнее лучше современного, а интуиция надежнее науки. Вообще-то мне туда совсем не хотелось, но, к счастью, Махариши дал мне время свыкнуться с этой мыслью. Когда настала пора писать популярную книгу для непосвященного читателя – впоследствии она была опубликована под названием «Идеальное здоровье» – Махариши предостерегал меня: «Только не преврати ее в пособие по доморощенным снадобьям!» Для меня это было большим облегчением, потому что, несмотря на колоссальное впечатление, которые оказали на меня Тригуна и другие вайдья, и на огромное уважение к ним, я покривил бы душой, если бы свел все к диагностике по пульсу и к традиционному траволечению. Передо мной стояла задача доказать, что аюрведа действенна и что ее можно приспособить к западному образу жизни. В восьмидесятые альтернативная медицина предполагала полный отказ от медицины официальной – в основном в противовес явной враждебности Американской медицинской ассоциации ко всему, чему не учат в медицинском институте. Лишь несколько лет спустя было достигнуто перемирие с косыми взглядами с обеих сторон и лишь еще через несколько лет зародилась «комплементарная медицина» – компромисс между враждующими лагерями.

А я оказался как раз на передовой битвы мировоззрений. Чтобы практиковать аюрведу в Индии, нужно пойти в обучение маленьким ребенком и заниматься этим всю жизнь. Вайдья осматривает и опрашивает пациента, чтобы определить его «пракрити» – суть его конституции. Примечательно, что этим же словом называется и природа как целое, поскольку в аюрведе все стихии жизни едины и взаимосвязаны. Считается, что конституция человека состоит из трех первоначал – ваты (воздуха), питты (огня) и капхи (воды). Обычно какие-то из них доминируют, и если знать, например, что ты принадлежишь к типу «вата-капха», можно сделать вывод, что ты предрасположен к тем или иным недугам. В сущности, аюрведа сводится к поиску недостатка гармонии между ватой, питтой и капхой – и каким бы простым это ни казалось, система аюрведы фантастически сложна и запутанна.

Впрочем, западным докторам не было до этого никакого дела. Вся эта система казалась им отступлением в Средневековье, к представлениям о четырех телесных жидкостях, когда диагнозы больным ставили по нарушениям соотношения лимфы, черной желчи, желтой желчи и крови в организме. Дополнительной проблемой стали и предписываемые аюрведой лекарства – ведь они не проходили тестирование в лабораториях, их производство плохо контролировалось, иногда в них содержались ядовитые вещества, в самых скандальных случаях даже ртуть, которые якобы лишались вредоносных качеств благодаря хитроумной обработке обжига и очистки, сопоставимой с алхимией.

Невзирая на эти препоны, «Махириши-аюрведа» двигалась вперед. Основное ядро ее сторонников составляли тысячи тех, кто практиковал медитацию и уже доверял Махариши. Они тянулись в ланкастерский центр, жаждали панчакармы, и на этот счет я был спокоен. Процедуры очищения не предполагали никаких лекарств, а если они и требовались, то мы применяли только те, которые производили в Индии в самых лучших условиях и законно провозили через американскую таможню.

Наши пациенты просто поражались тому, как точна, оказывается, система пракрити, даже при поверхностном знакомстве. Помнится, ко мне на предварительный осмотр пришла одна кинозвезда: трансцендентальная медитация была в Голливуде довольно-таки популярна. Когда я пощупал пульс актрисы и выявил другие красноречивые признаки ее конституции, стало ясно, что у нее сильно преобладает питта.

– Вы человек очень собранный, любите все контролировать, – сказал я клиентке. – У вас много сил, но часто вы доходите до изнеможения, поскольку не чувствуете, когда пора остановиться. Вы привыкли, что можете есть что угодно и не полнеть, однако с возрастом все меняется, и это для вас неприятная неожиданность. Вам нравится горячая острая пища. В теплом влажном климате вы чувствуете себя не очень хорошо.

Она откинулась в кресле, пораженная, и недоверчиво поглядела на меня:

– Вы что, мысли читаете?

Я мог рассказать о ней гораздо больше, что и сделал. Система пракрити, которая охватывает отнюдь не только типы конституции, может сказать о человеке очень многое. Например, представители типа питта в целом разумно относятся к деньгам, но иногда пускают деньги на ветер – тратят на предметы роскоши. Они плохо переносят жару, но им становится легче, если они попьют чего-нибудь сладко-горького, например, тоника. Когда моя книга «Идеальное здоровье» вышла в свет, то мы с коллегами-врачами постарались составить как можно более полные перечни характеристик разных типов конституции и предложить для каждого из них разный рацион и в целом дать советы, помогающие сохранить здоровье. Однако ни по западным стандартам, ни по моим собственным это никак не могло сойти за «настоящую» медицину. Пациенты возводили в принцип питание только теми блюдами, которые подходили, скажем, вате или капхе, если их пракрити оказывались именно таковы, и, болтая на вечеринках, говорили уже не «Я – Водолей», а «Я – вата-питта».

Так вот, по мысли Махариши, передо мной стояла задача переписать аюрведу для западной публики. В Америке никто не вел аюрведический образ жизни с раннего детства, кроме разве что нескольких иммигрантов-индийцев, однако вайдья, которые решили поддержать Махариши, были готовы рассказывать о традиционной аюрведе всем желающим. А я стал, так сказать, «лицом» аюрведы (чем вызвал, мягко говоря, недовольство кучки вайдья-традиционалистов, которые иммигрировали в Америку и вели скромную частную практику, поскольку они были убеждены, что обладают истинным знанием), однако врачом-аюрведистом я не стал. Мне было предписано «свести современную науку с древней мудростью» – на этот девиз клюнули журналисты. Оказалось, что это задача не из легких.

Если считать, будто уже знаешь, как устроен человеческий организм, то с точки зрения научной модели аюрведа совершенно бессмысленна. А медицинская наука и в самом деле знает, как устроен человеческий организм. Это биологическая машина из тысяч хитроумных движущихся деталей. На самом тонком уровне клетки взаимодействуют при помощи химических сигналов и процессов, которые прописаны в ДНК, чья активная двойняшка – вестница-РНК – контролирует переключатели, которые вырабатывают энзимы и белки. Все эти факты прямо наталкивают на мысль о медицинском лечении, о препаратах и процедурах. Врач чинит в машине то, что сломалось, или при помощи химических средств – медикаментов, – или воздействием на крупные движущиеся детали хирургическим путем. Я стараюсь объяснить все просто, но не склонен к упрощенчеству. Современная медицина – это тщательно разработанная система следствий из очевидного на первый взгляд предположения, что наши организмы – это независимые, отдельно стоящие в пространстве объекты, устроенные гораздо сложнее скалы или дерева, однако по природе, по сущности своей такие же.

В книге Досси это базовое предположение подвергается критике на основании квантовой механики, и я с радостью развил и продолжил эту идею в своей собственной книге «Квантовое исцеление» («Quantum Healing»). Там говорится об одной стороне этого вопроса – о главной медицинской загадке, тех редчайших случаях, когда рак проходит сам собой. Меня завораживала проблема спонтанной ремиссии – и, по всей видимости, в моей практике тоже была такая пациентка, ее звали Читра. Это была индианка, стюардесса, жившая в Вашингтоне; у нее, как и у многих индианок, недавно вышедших замуж, была очень деспотичная, вздорная свекровь. Невестки в матриархальном обществе относятся к подобному со своего рода фатализмом – мол, что тут поделаешь, – однако Читра боялась свекровь гораздо сильнее обычного. Когда она нащупала у себя в груди уплотнение и ей поставили диагноз «рак груди», она не могла вынести даже мысли, что свекровь – а Читра с мужем и свекровью жили вместе – узнает, что она больна. И Читра приняла иррациональное решение – скрыть свою болезнь и не лечиться.

Прошло несколько месяцев, и на очередном осмотре врач направил ее на анализы. И тут оказалось, что от злокачественной опухоли не осталось ни следа. Поначалу Читра ликовала, но затем испугалась. А вдруг на самом деле она не выздоровела? Вдруг рак вернется? Она впала в отчаяние – и тогда-то мы с ней и познакомились. Она хотела, чтобы я применил аюрведические методы или еще что-нибудь, что угодно, лишь бы болезнь не возобновилась, а сама Читра перестала тревожиться. «Квантовое исцеление» – книга, написанная ради Читры, начало моего пути к реакции спонтанного исцеления.

Я тут же обнаружил, что исцеление – это непроходимая чаща противоречивых открытий и представлений. Патофизиолог может исследовать способность организма к исцелению под микроскопом, наблюдать изменения в клетках, и всем нам, конечно, доводилось на себе ощутить, что такое поправляться после болезни. Однако видеть эти признаки – это будто смотреть, как пляшут на листе бумаги железные опилки, не зная, что под бумагой двигается магнит. Исцеление – процесс столь сложный, что, видимо, суть его и составляет так называемая «телесная мудрость».

Мы склонны предполагать, что мудрость, разум, интеллект – это свойство человеческой натуры, продукт развитого мозга, вышедший на эволюционную сцену спустя миллиарды лет после того, как зародилась жизнь. Лишь в восьмидесятые исследователи начали говорить о некоем безмолвном интеллекте, встроенном в иммунную систему. Поворотный пункт настал, когда было сделано открытие, что нейротрансмиттеры и нейропептиды, при помощи которых обмениваются информацией клетки мозга, встречаются по всему организму. Однако некоторые авторы медицинских книг, наблюдая, с какой сверхъестественной точностью иммунная система принимает меры, чтобы оградиться от болезней и заживить травмы, стали называть иммунную систему плавучим мозгом, поскольку она коренится именно в жидкости, в лимфатической системе и кровеносных сосудах.

Одной из величайших медицинских загадок считается эффект плацебо и его противоположность – эффект ноцебо: выходит, что если человек просто ожидает, что ему станет лучше, это может запустить процесс исцеления. Это естественным образом привело к предположению, что на процесс исцеления сильнейшим образом влияют некоторые факторы, которые ранее не учитывались, например, эмоции и особенности характера. Я собрал поразительные факты, мне было что обсудить. В ходе одного исследования больным, страдавшим тошнотой и рвотой, давали таблетки и говорили, что это противорвотное, и в определенном проценте случаев симптомы у них и в самом деле проходили, вот только на самом деле таблетка была, наоборот, средством, вызывающим рвоту. В одной статье рассказывается о больном, у которого был запущенный рак лимфатической системы – настолько запущенный, что лимфоузлы у него выступали по всему телу буграми, – и вот этот больной за два дня вышел в полную ремиссию. Врачи считали, что он на пороге смерти и лечить его бессмысленно. Поэтому кололи ему физраствор, а говорили, что это совершенно новая, необычайно сильная разновидность химиотерапии. Потом пациент прочитал в газете, что это лекарство не прошло клинических испытаний. Он утратил надежду, лимфома вернулась, и он угас в считаные недели.

Связь между разумом и организмом – не псевдонаучный курьез, здравомыслящий человек не станет сомневаться в ее существовании. Конечно, некоторые врачи отмахивались от эффекта плацебо – говорили, что это «не настоящая медицина», и это, конечно, узколобость и предвзятость, – однако и те доктора, которые хотели бы разобраться в этом механизме, не могли понять, как задействовать разум, направить его на процесс исцеления. Они то и дело заходили в тупики. Вспыхнул было интерес к так называемым личностям типа А – вспыльчивым, требовательным, напряженным, восприимчивым к всевозможным факторам стресса. Было доказано, что личности типа А больше подвержены ранним инфарктам и инсультам. Однако, как нетрудно догадаться, четкая классификация по краям поплыла, а официальная медицина была так увлечена разъяснением широкой публике, как опасен холестерин, что не стала заниматься психологическими особенностями, которые невозможно вылечить фармацевтическими препаратами.

Чем глубже я исследовал связь разума и тела, тем больше понимал, что нужно полностью пересмотреть всю систему исцеления. Никто не станет отрицать, что разум приносит человеку и великое благо, и великое зло. Каждое новое открытие указывает, что организм – цельная, холистическая система. Миллиарды клеток организма в конечном итоге взаимосвязаны, они подслушивают каждую мысль человека, улавливают все перепады его настроения. Это наталкивало на неизбежный вывод: медицина никогда не поймет ни тело, ни разум, если не начнет воспринимать их как единое целое. Сознание первично, материя вторична. Это видно и на снимках МРТ мозга – те области, которые на них «подсвечены», на самом деле не светятся, а вырабатывают определенные химические вещества. МРТ – это картина невидимой мозговой активности. Связь между тем, что больному вводят физраствор, и тем, что он исцеляется от рака, исключительно ментальная, иначе и быть не может. Впервые в истории исцеление можно было свести к процессам в сознании.

Я изучил массу литературы по спонтанной ремиссии и обнаружил, что все те, кто исцелился от рака, отнюдь не следовали одной и той же программе – наоборот. Они пробовали все на свете – исцеление молитвой, виноградный сок, лаэтрил (экстракт из горького миндаля) и кофейные клизмы. Официальная медицина считала все эти методы без исключения чистым суеверием. Кого-то они исцелили, однако не помогли тысячам больных. Похоже, общее у всех выздоровевших было лишь одно. Все те, кто спонтанно исцелился от рака, непоколебимо верили в благополучный исход. В медицинской литературе сплошь и рядом встречаются курьезные истории о крестьянках, которые обнаруживали у себя опухоль в груди, шли к врачу, получали диагноз – и отправлялись домой, потому что у них было много дел и лечиться было недосуг. Может быть, кто-то из них и в самом деле впоследствии исцелился, как клялись их родные?

Я обдумал эту загадку и решил, что одного оптимизма, конечно, недостаточно, нужно что-то куда более мощное. Разум, полный тревог, способен силой заставить себя мыслить оптимистично, и просто загонит тревоги вглубь. Те, кому удалось исцелиться от рака, на самом деле не то чтобы были уверены в выздоровлении – нет, им удалось достичь душевного покоя, а тогда уже вопрос, поправятся они или нет, перестал вызывать у них страх и ощущение беспомощности. Они смирились с любым исходом – и тем самым избавились от тревоги, волнений, перепадов настроения, хрупкой надежды, всего того, что так распространено среди онкологических больных. Этот фатализм не имел, однако, ничего общего с обреченностью – ведь обреченность, в сущности, то же поражение. Нет, они дали организму возможность задействовать собственные целительные силы, самостоятельно вернуть равновесие. Не в этом ли секрет?

К несчастью, мои объяснения ничем не помогли Читре. Ее страхи оказались пророческими. После краткой ремиссии рак вернулся, и Читра умерла. Однако это вовсе не опровергает предположения, что именно разум властен добиваться перемен в теле. В случае Читры связь разума и тела сработала ей во вред – обратила страх в болезнь. Поскольку я вовсе не отказывался – и не отказываюсь – от канонов западной медицины, которой меня учили, то обратился к онкологам и спросил, как принято объяснять спонтанные ремиссии в их среде. Мне казалось, что даже если хотя бы один человек исцелился от рака, скажем, от меланомы, нужно тут же всесторонне исследовать этот случай. Меланома – хороший пример, поскольку этот вид рака очень агрессивен, однако при этом и спонтанных ремиссий при нем наблюдается больше среднего. Однако все равно речь идет о единицах больных. Все онкологи на мой вопрос лишь пожимали плечами. В нашем ремесле работает закон больших чисел, говорили они. Спонтанные ремиссии бывают редко, это исключительные случаи, медицинские диковины. Сколько их ни изучай, это не поможет сотням тысяч «нормальных» онкологических больных, которые обращаются к врачам каждый год. По всей видимости, «нормальными» они считались без малейшего учета процессов в сознании.

* * *

Теперь-то те годы, когда я занимался «Махариши-аюрведой», видятся мне как переход по канату – я все время пошатывался, но ни разу не упал. В клинической практике я разработал комплементарный подход. Если у пациента было какое-то серьезное заболевание, я лечил его аюрведой, однако настоятельно рекомендовал обратился за официальной медицинской помощью. Иначе было бы неэтично. Я морщился, когда сам Махариши или кто-нибудь из его преданных сторонников с медицинской степенью рассуждал о западной медицине в том ключе, что она якобы исключительно вредит больным и рано или поздно приведет к тому, что в обществе будут изобиловать неизлечимые недуги. Отрицать это по существу было трудно. Мне было прекрасно известно, сколько накопилось претензий к современной официальной медицине. Ошеломляющему количеству больных назначали лечение, которое катастрофически подрывало их иммунную систему. Многие умирали от госпитальных инфекций или в результате врачебных ошибок – это называется «ятрогенные заболевания». Одержимость чистотой и гигиеной привела к распространению «супербактерий», не реагирующих на антибиотики. У всех лекарств были побочные эффекты, многие препараты со временем теряли эффективность. К тому же, рисуя эту мрачную картину, нельзя пренебрегать и тем неучтенным множеством смертей, которые произошли, поскольку больные верили в волшебную таблетку и пренебрегали профилактикой: неумение и нежелание заботиться о себе – это настоящий серийный убийца.

Все это было, конечно, правдой. И я все дальше и дальше углублялся в сферу альтернативной терапии. Не то чтобы я при этом поверил в аюрведу как в единственный выход из положения – а ведь именно этого, к сожалению, и хотел от меня Махариши. На фоне просчетов западной медицины аюрведа выглядела очень многообещающе. Надо сделать еще очень многое, объяснял я Махариши, чтобы набрать достаточно доказательств, что аюрведа в самом деле лечит болезни, которые не способна исцелить западная медицина.

Когда я занял эту позицию, между нами пробежала первая трещина. Встречи продолжались по-прежнему – Махариши планировал глобальную кампанию «Аюрведу – в каждый дом» и вместо данных исследований прибегал к пышной риторике. Эта тактика в свое время блестяще сработала с медитацией. Трансцендентальная медитация претендовала на многое, и потребовались десятилетия, чтобы подтвердить ее заявления солидными научными данными. Медицина же требует немедленных доказательств. Подобная реальность выводила Махариши из терпения. Он требовал, чтобы в ту минуту, когда очередной аюрведический продукт был готов к выпуску на рынок, на него назначали непомерную цену (в Индии аюрведические средства обычно очень дешевы, кроме тех, в состав которых входят экзотические ингредиенты вроде золота или жемчуга), и стоило гуру пошевелить пальцем, как все преданные сторонники медитации толпой неслись покупать препарат и кричать на всех углах, какую пользу он принес их здоровью. Во время этих собраний я сначала нервничал, а потом все сильнее раздражался и злился. Какая глупость – меня раздирают две противодействующие силы, которые вполне можно направить в одну сторону!

Между тем чаша весов качнулась в сторону альтернативной медицины. К началу девяностых в передовице «Новоанглийского медицинского журнала» с горечью говорилось об одном обстоятельстве, глубоко тревожившем медицинский истеблишмент: к специалистам по альтернативной медицине американцы обращались чаще, чем к дипломированным врачам. Уже никак нельзя было говорить, что все эти люди суеверны или стали жертвой мошенников. Однако позиция официальной медицины была именно такова – и официальная медицина пошла на крайние меры и стала сеять панические настроения. Когда произошло несколько случаев отравления лекарственными травами, подняли большой шум, что травы тоже должны подпадать под юрисдикцию Администрации по контролю за продуктами питания и лекарствами – и почему-то позабыли о том, что смертельно опасные реакции на хирургическую анестезию и антибиотики бывают гораздо чаще.

Остановить подъем альтернативной медицины было уже невозможно, и Махариши уловил эту тенденцию одним из первых. Больше не было нужды возводить аюрведу в абсолют, ставить больного перед однозначным выбором: или медицина, которая лечит, или медицина, которая убивает. Однако лично я никогда не был склонен к однозначному выбору, поэтому меня гораздо больше тревожила тенденция превращать аюрведу в своего рода назойливую торговлю лекарствами, которой должен был заниматься врач в своем кабинете с утра до вечера. Правда, на сей раз речь шла не о таблетках, произведенных той или иной крупной компанией, а о травах, и это вселяло надежду. Однако при этом мы уходили в сторону от глубинных основ аюрведы. Подлинная революция в медицине могла произойти только через сознание. Надо было донести до человечества, что материя – лишь маска сознания. Человеческое существо – не машина, которая учится думать, мы есть мысль, которая учится строить машину.

С этими афоризмами я объехал весь мир. Это, конечно, упрощенчество, однако я вкладывал в них весь свой идеализм. Похоже, это завораживало слушателей, и из этого я делал вывод, что им очень нужен новый способ исцелять, исцеляться и сохранять здоровье. Они понимали, что погрязли в зависимости от медицинской профессии, а ведь здоровье – это естественное состояние, которого способен достичь каждый.

Наверное, в Америке было слишком много циников, и идеализм оказался не в моде. Однако в других странах, от Южной Америки и Австралии до Ирландии и Великобритании, меня принимали с большей охотой. Я выступал по национальному телевидению, говорил о безграничном потенциале сознания и старался подбирать слова, которые заставляли ведущего подаваться вперед с искренним интересом.

– Чтобы представить себе розу, вы обращаетесь к тому же источнику, к которому припадает вселенная, чтобы создать звезду.

– Макрокосм – то же самое, что микрокосм. Ваш организм – это целая вселенная. Буквально.

– Каждая клеточка вашего тела участвует в космическом танце.

Все это привлекало слушателей – а меня отвлекало от проблем, которые плодились, как грибы, вокруг Махариши. Точнее, в его ближнем кругу. Ашрамы печально знамениты своими гнусными интригами. Конечно, ближний круг сторонников трансцендентальной медитации – это не ашрам, однако приближенные Махариши соперничали за внимание гуру еще за много лет до того, как на сцене появился я. Зарубежные турне становились все продолжительнее. Практику я продал, а через два года отказался и от должности главврача. Для журналистов мое имя стало синонимом аюрведы. Слово «Махариши» они добавляли, только если я их специально просил. Эта крошечная оговорка свидетельствовала о трещине, которую было уже не заделать. Однако сам я не видел, что все идет к расколу. У меня было достаточно других причин для досады и беспокойства.

Когда просветленный учитель велит тебе отказаться от каких-то убеждений и подавить сомнения, он лучше тебя знает, что полезно твоей душе. Чувство абсолютной собственной правоты порождает Крестовые походы – правда, стоит ему иссякнуть, и они прекращаются.

Мне стало окончательно ясно, какой дорогой идти.