П. Ю. Субботину

Открытое письмо

Директору Государственного архива Белгородской области

П. Ю. Субботину

Павел Юрьевич!

Честно признаюсь: о выходе в свет и презентации вашей книги «Белгород 1918 – 1919 Красный террор» узнал от комсомольцев города. Казалось бы, мне, как историку, надо было бы их проинформировать об этом событии, но получилось так, как получилось. Комсомольцы доставили мне книгу домой, и попросили высказать о ней своё мнение. С удовольствием выполняю их просьбу.

Скажем сразу: книга вредная, несвоевременная и тенденциозная. Вредная потому, что не вписывается в правительственную концепцию о солидарном обществе. Она написана не рядовым историком, а директором областного архива, то есть человеком государственным. Вредность книги ещё и в том, что она, как обозначено в аннотации, «предназначена для преподавателей средней и высшей школы». Какой воспитательный заряд она может нести? Что почерпнёт школьник из её содержания? Или у вас, Павел Юрьевич, нет своих детей, чтобы понять это?

Книга несвоевременная в связи с тем, что льёт воду на мельницу, крылья которой под напором западного ветра создали такую антироссийскую истерию, которой не было даже в самые мрачные годы «холодной войны». Вы не заметили, что в связи с событиями на Украине российские СМИ несколько поубавили антисоветскую риторику, а вы со своим красным террором тут как тут.

И, наконец, книга тенденциозна потому, что кроме красного террора был ещё и белый, который, и это следует подчеркнуть особо, стал первопричиной красного. О нём, белом терроре, автор вообще не упоминает. Не слишком сведущий читатель, познакомившись с книгой, составит о революции, Советской власти, большевиках самое негативное представление. Не в этом ли кроется ответ многих читателей, задающих себе вопрос: «Какую цель преследовал автор, обращаясь к этой теме?»

Но тенденциозность книги этим замечанием не ограничивается, о ней, тенденциозности, следует поговорить более подробно.

В статье «От составителя» вы, Павел Юрьевич, пишите о том, что тенденциозное освещение таких событий, как Февральская и Октябрьская революции, а также Гражданской войны в России «как со стороны советской историографии, так и со стороны либеральной публицистики первых постсоветских лет уходит в прошлое. Наступает время для беспристрастного изучения той переломной эпохи, в том числе и её неприглядных сторон, связанных с ростом обоюдного насилия в ходе революций и последовавшего за ним гражданского противостояния».

Отвечает ли содержание книги этому вашему постулату из вступительной статьи? Фраза красивая, но она адресована кому угодно, только не самому автору. «Беспристрастного изучения» «обоюдного насилия» у него не получилось, и получиться не могло, ибо в книге всё окрашено одним цветом – красным. Симпатии автора по отношению к противоборствующим сторонам обозначились в одной из сносок: «В ходе наступления на Москву Добровольческая армия 11 июня 1919 года освободила Новый Оскол, 24 июня Белгород, 7 августа Обоянь и 20 сентября Курск. В конце ноября – начале декабря эти города были вновь заняты Красной армией». Добровольческая армия освободила, а Красная армия заняла.

Документальную основу книги составили материалы Особой следственной комиссии по расследованию злодеяний большевиков при главнокомандующем Вооружёнными силами Юга России генерал-лейтенанте А. И. Деникине. Этот блок документов родился на основе проведённых комиссией допросов потерпевших и свидетелей, протоколов осмотров, извлечённых из могил и коллективных захоронений тел погибших. Однако в следственных действиях нет главного, а именно: материалов допросов, проводимых карательными органами красных, в которых фиксировались факты преступных действий пострадавших. То есть, нет тех документов, на основании которых можно установить вину того или иного потерпевшего.

Вы пишите: «За полгода вторичного пребывания большевиков в Белгороде в разное время и по различным поводам…» А поводов-то и нет.

Вы можете возразить и сказать, что эти документы были красными увезены при их отступлении и в поле зрения комиссии не попали. С этим можно согласиться. Но пришло время, когда деникинцы отступили, красные вернулись в Орёл, Курск и Белгород и, рано или поздно, эти документы были сданы в архив. И если это так, то вы, Павел Юрьевич, как поборник «беспристрастного изучения обоюдного насилия» должны были найти эти документы и ввести их в книгу. Тогда бы никто не мог обвинить вас в тенденциозности, а читатели знали бы, за что люди подвергались суровым наказаниям и на основе этого могли бы делать выводы о той власти, которая вашей книгой сведена до уровня инквизиции.

И, действительно, полнейший беспредел: озверелые чекисты, подручные маньяка Саенко и всякая красная нечисть носится по городу с наганами, винтовками и саблями, стреляет, рубит, колит, уродует и живьём закапывает недобитых. Кровь, стоны и трупы, трупы, трупы. Вот такое представление о Советской власти и о красных складывается в головах тех, кто набрался терпения и мужества прочитать вашу книгу хотя бы до середины.

Однако некоторые факты антигосударственной деятельности, можно сказать единичные, в показаниях свидетелей всё-таки проскользнули. Но эти факты приведены в показаниях тех, кто причастен к красному террору. Вот что писал в 1966 году старший оперативный уполномоченный С. П. Набоков. «Во время службы священники выступали с проповедью, проклинали Советскую власть, проклинали правительство и т. п. В этих церквах вокруг церковного духовенства сорганизовывалась крупная белогвардейская контрреволюционная организация. Контрреволюционным духовенством руководил белгородский архиерей… После освобождения Белгорода от немецких оккупантов в многих церквах были произведены обыски белгородской Чрезвычайной комиссией. Во время обысков в некоторых церквах было найдено оружие, винтовки, патрон много, револьверов, в мужском монастыре, винтовки и пулемёт, портреты государя».

А вот что показал председатель Белгородского революционного комитета Л. А. Меранвиль. «Я не поклонник Белгородской ЧК и её деятельности, но могу сказать, что пристрастием к расстрелу она вряд ли страдала. Казнь архиерея Никодима, наглого гетманского палача, использовавшего тайну исповеди для шпионажа и поимки большевиков, вряд ли революционная власть вменить в вину ЧК».

Только эти два факта показывают, что дыма без огня не бывает. Жертвы красного террора в Белгороде не небезвинны, они совершали преступление против власти не только агитацией, но и конкретными правонарушениями. И делали это, несмотря на приказы и объявления советских органов власти.

Некоторые из них, кстати, опубликованы в книге «Приказ об объявлении Белгорода с уездом на военном положении» требовал: «Лица, не сдавшие оружия и не получившие особого разрешения на право ношения на него, будут расстреливаться». В «Объявлении о назначении комендантом города Саенко» говорилось: «Ему предоставлено право вооружённой силой останавливать и пресекать грабежи, кражи, пьянство и т. п., не останавливаясь мерами, вплоть до расстрела преступников на месте преступления».

Или вот, что говорилось в «Объявлении о начале деятельности Управления внутренних дел города Белгорода»: «Все попытки, а также действия, подрывающие и дискредитирующие Советскую власть, откуда бы они не исходили, какими бы формами или именами они не прикрывались, мною будут беспощадно подавляться».

И ведь находились люди, которые не исполняли эти требования новой власти. А не исполняли лишь только потому, что боролись против неё, боролись тайно и открыто, саботажем, подстрекательством, восстаниями и мятежами, с оружием в руках. Власть, против которой они боролись, должна была принимать меры защиты? Должна! И она их принимала. И поверьте, они были не более жестокими, чем со стороны белого движения.

В статье «От составителя» вы ориентируете читателей на то, что в книге приводятся документы из фондов нескольких центральных и региональных архивов и музеев. Это, мягко выражаясь, попытка ввести читателей в заблуждение. Она рассчитана на людей малосведущих в архивных делах. В книге 68 документов. Два из них из бывшего партийного архива, один из вами возглавляемого, один из Белгородского государственного историко-краеведческого музея. Всего четыре. Все они второстепенные. Остальные документы взяты из Государственного архива Российской Федерации.

Что же касается упоминания Российского государственного архива социально-политической истории (РГАСПИ), то ни одного документа из этого архива в книге нет. Таким образом, книга – это всего лишь воспроизведение «Дела о злодеяниях большевиков в городе Белгороде Курской губернии». Зачем вам понадобилась такая подтасовка?

Документальность книги сомнительна, ибо она сплошь и рядом основана на показаниях тех, кто пострадал и кто был свидетелем истязаний, убийств и прочих зверств. Дающий показания пострадавший человек неминуемо сгустит краски при описании издевательств над ним. Дающий показания свидетель неминуемо приукрасит им виденное, дабы поярче опорочить ту власть, которую он ненавидит. В книге таких сомнительных показаний предостаточно. Вот один из них.

Как можно верить «очевидцу» А. А. Протопопову, который, ссылаясь на рассказ некоего красноармейца Германова, поведал об издевательствах Саенко над семьёй князей Гагариных. «Китайцы подвели молодого князя, отрубили тут же ему руки, заставили после этого нагнуться и стали бить шашками по шее, но перерубить сразу не могли. Молодой князь вырвался и стал, обливаясь кровью, бегать по двору». Бегать с отрубленными руками и не перебитой шашками шеей? И вы, Павел Юрьевич, верите этим свидетельским показаниям? Ну, не перебор ли здесь?

Основу книги составили материалы «Особой следственной комиссии». Именно – комиссии. Однако все документы подписаны одним лицом. Это вызывает не только удивление. Почему все допросы пострадавших и свидетелей вёл только один В. С. Гостковский? Почему он «временный» член комиссии? Почему нет сведений о других членах комиссии, в том числе и о её председателе? Почему нет приказа А. И. Деникина о её создании?

В одной из книг я нашёл о комиссии такие сведения: «Прежде всего, с пропагандистскими целями, была создана 4 апреля 1919 года «Особая комиссия по расследованию злодеяний большевиков», перед которой ставилась задача «выявлять перед лицом всего культурного мира разрушительную деятельность организованного большевизма». Комиссию возглавил Деникин, а после его отставки – Врангель. Публикуемые документы предназначались не столько для российского обывателя, сколько для создания антибольшевистского общественного мнения в странах Антанты и эмигрантских кругах». Такое предназначение комиссии говорит о многом – собиратели фактов меньше всего беспокоились об их юридической обоснованности, они больше были озабочены их пропагандистской целесообразностью.

Сомневаться в достоверности материалов комиссии заставляет и такой факт. Вы пишите: «Предполагалось, что после разгрома большевиков эти материалы лягут в основу уголовного дела по привлечению к ответственности всех инициаторов и исполнителей красного террора в городе. Но жизнь распорядилась иначе». Нельзя в этой фразе не заметить оттенка вашего сожаления по поводу того, что «жизнь распорядилась иначе». Но не это главное.

А главное то, что под нажимом Красной Армии деникинцы покинули Белгород. Это случилось 20 декабря 1919 года. Документы «Особой следственной комиссии» под чьей-то охраной, возможно в портфеле или чемодане, возможно в вагоне поезда или в машине, покатили вместе с отступающей армией на юг страны. Где, в чьих руках они находились? Кто имел к ним доступ? А ведь на территории России они путешествовали более трёх месяцев. В марте 1920 из Феодосии А. И. Денники отправился морем в Константинополь. Ушли ли документы с ним? А может быть они оставались некоторое время в России? Кто их охранял? Кто вообще в это время имел к ним доступ? Если они оказались в Константинополе вместе с А. И. Деникиным, а затем в Англии, то кто ими ведал?

Далее вы пишите о том, что документы «отложились в различных архивохранилищах, в том числе в русском заграничном историческом архиве в Праге (Чехия). После освобождения Праги во время Второй мировой войны советскими войсками, архив русской эмиграции был вывезен в Москву и поступил в ведение НКВД». Если документы отложились в различных архивохранилищах, то можно представить себе, сколько рук, и какой чистоты их касалось. Есть ли гарантия в том, что они не подверглись обработке? Есть ли гарантии, что в них не было вброса?

Русский заграничный исторический архив в Праге был создан в 1923 году. В 1928 году он вошёл в структуру МИД, затем МВД Чехословацкой республики. В период оккупации Чехословакии в архиве хозяйничали немецкие спецслужбы, рукописные документы были изъяты и переданы в филиал архива Сухопутных сил Германии в Праге. Часть документов была даже вывезена в Германию.

Следовательно, документы «Особой следственной комиссии» более трёх месяцев путешествовали по России, ещё три года находились неизвестно где, а затем целых 22 года к ним имели доступ далеко не лояльные к СССР структуры и люди. Достоверность таких документов весьма сомнительна.

Вот ещё на какой факт хотелось бы обратить ваше внимание, Павел Юрьевич. За все годы существования советской власти историки Белгорода к теме белого террора не обращались, по крайней мере, книг под таким названием я не встречал. Почему так произошло, объяснить трудно. Но вместе с тем это и примечательно. Если бы такая книга была издана, то у вас было бы хоть какое-то моральное право на издание своей – мол, если есть о белом терроре, то надо написать и о красном. Но такой мотив отсутствовал. Так что же вас сподвигло на этот «подвиг»? Простой научный интерес? Или политическая бацилла? Если простой научный интерес, то почему бы не начать с белого террора? Ответ на второй вопрос сам по себе очевиден.

Человеку, заражённому такой бациллой, трудно понять, что Великая Октябрьская социалистическая революция, отвоевав Россию у богатых (у меньшинства) для бедных (для большинства) впервые за всю историю человечества установила самый справедливый строй на земле. Справедливый по распределению в обществе материальных благ. Знаете ли вы, что при взятии власти у буржуазии погибло всего шесть человек.

Свергнутые революционной волной капиталисты и помещики, опираясь на реакционных генералов и офицеров бывшей царской армии, стали на путь вооружённой борьбы против народной власти. Сегодня в исторической литературе всё чаще и чаще делаются выводы о том, что Гражданскую войну развязали большевики. Это вопреки всякой логики. Зачем им, взявшим власть, да ещё практически бескровно, развязывать гражданскую войну? Её развязывают те, кто эту власть потерял и пытается её возвратить.

Противники народной власти не остановились даже перед тем, чтобы призвать себе на помощь армии капиталистических государств. Более гнусного предательства интересов страны мировая история ещё не знала.

Не кажется ли вам, что Гражданская война в России в 1922 году не закончилась, что она продолжается и по сей день. Тогда, почти 100 лет тому назад, белые в открытой вооруженной борьбе потерпели поражение. Часть из них погибла, другая часть, изрядно обагренная кровью, покинула Родину. Но была ещё одна часть, и притом самая значительная, которая перелицевалась, встроилась в советскую систему и, применяя другие формы и методы, продолжала борьбу. О том, что они были и на что готовы, показала Великая Отечественная война. Что с ними стало, общеизвестно. Это было второе поражение белых

Неприятие советского строя белые первой и второй волны сумели передать новому поколению. Контрреволюционный переворот девяностых годов – дело их рук. Белые победили, красные проиграли. Гражданская война продолжается. Нынешние белые стараются правдами и неправдами опорочить советское прошлое. Красные вынуждены защищаться. Костёр гражданской войны тлеет. В него вы бросили солидную охапку дров и вызвали ответные меры. Своей книгой вы толкнули Белгородское отделение РУСО на ответные меры. Точно так, как в своё время красный террор стал ответной мерой белому террору.

Для начала познакомьтесь с некоторыми фактами белого террора деникинской Добровольческой армии.

«Шпаковский приехал в штаб корпуса в Белгороде… Первый разговор его с Кутеповым произошел при мне. Шпаковский начал прямо: «Чтобы был порядок, надо вешать. Вы, Ваше Превосходительство, как смотрите на это? Вешать или не вешать?» Кутепов, который всегда был на стороне вешающего, а не вешаемого, ответил: «Конечно, вешать». И после короткого разговора бесправное население было передано в полную власть зверя. Шпаковский привез свою контрразведку, которая деятельно принялась за работу…

Шпаковский буквально не мог спокойно заснуть, если в течение дня он никого не повесит. Скоро среди населения начались вопли, это заставило его еще более усилить террор.

Приговоренных к смертной казни Шпаковский водил лично на место казни, и зимой их водили в одном белье и босиком. Однажды посланный в управление начальника тыла за справкой мой адъютант прибежал взволнованный и доложил мне, что приказания исполнить не мог, так как, придя в управление, он застал такую картину — передаю дальше словами его рапорта: «Еще при входе я услышал какие-то стоны и крики, несшиеся из комнаты адъютантов Шпаковского. Войдя в нее, я увидел компанию офицеров, совершенно пьяных, в числе которых были адъютанты и контрразведчики Шпаковского.

Они сидели за столом, уставленным бутылками. Перед ними стоял голый человек, один из смертников, предназначенных в ближайшую ночь к расстрелу. Все лицо, голова и грудь его были в крови, и кровь стекала по телу. Руки были связаны на спине. Пьяные офицеры царапали тело смертника вилками и столовыми ножами, тушили зажженные папиросы о его тело и забавлялись его криками. Зрелище было так отвратительно, что я не мог исполнить Вашего приказания и ушел. Но справку получить все равно нельзя, так как они все пьяны».

Мой доклад Кутепову об этом результатов не имел, и Шпаковский остался на своем месте».

Этот эпизод всего лишь капля в море крови, пролитой белыми. Не подумайте, Павел Юрьевич, что он взят из книги какого-нибудь советского историка, нет! Он из воспоминаний эмигранта, начальника штаба 1-го армейского корпуса Добровольческой армии генерал-лейтенанта Е. И. Достовалова, занимавшего крупные посты в деникинской и врангелевской армиях.

Вы пишите: «Данное издание не призвано обелять какую-либо из сторон, принимавших участие в Гражданской войне». И ещё: «Боль и ужас сломанных человеческих судеб должны перестать служить для оправдания сторон гражданского конфликта».

Но это чистое лукавство! Книга, рассказывающая о красном терроре, как раз и обеляет тех, кто под него попал. Книга, рассказывающая о сломанных человеческих судьбах одной стороны гражданского конфликта, как раз и служит для оправдания другой стороны.

Может, действительно, пора прекратить обелять одну сторону, а, обеляя, чернить другую? Обе они достаточно преуспели в кровавых злодеяниях друг против друга. Зачем поднимать тему об обоюдном позоре, тем более подавая её в одностороннем порядке? Однако своё неблаговидное дело вы сделали, книга вышла. Теперь она, растиражированная в 1000 экземпляров, продолжит ваше неблаговидное дело. И если вам уже удалось внедрить её в школьные библиотеки, отзовите! Не калечьте души детей! Честь имею!

Председатель Белгородского отделения общественной организации «Российские учёные социалистической ориентации» (РУСО), кандидат исторических наук А. М. Сергиенко.