2015-07-21
368А. ЛАЗАРЕВ
(Япония сегодня. – 1999. - № 5. – С. 19-21).
14 ноября 1930 г. а платформе Токийского вокзала прозвучали выстрелы. Под пулями террориста, члена шовинистической организации, пал получивший смертельное ранение премьер-министр Японии Осати Хамагути.
Так ультраправые напомнили руководству страны о своем несогласии с политикой умиротворения 20-х годов, какой ограниченной она бы не казалась. В данном конкретном случае премьер Хамагути заплатил своей жизнью за «уступчивость» японской делегации на Лондонской морской конференции 1930 г. После Вашингтонской конференции 1921—1922 гг. были установлены лимиты и пропорции военно-морского строительства США, Англии, Японии и других империалистических держав, в частности относительно линейных кораблей (Линкоров). Однако вне сферы договорного урегулирования оставались крейсера, эсминцы, подводные лодки. Эту недоработку решено было устранить в 1930 году на встрече в Лондоне. Японская делегация привезла на конференцию пакет довольно жёстких требований. Токио выразил готовность согласиться с соотношением сил между флотами США, Англии и Японии в пропорции 1:1:0,7 по крейсерам и эсминцам, а также на полный паритет по подводным лодкам. Надо отметить, что это уже было изменением в свою пользу сложившейся пропорции, ведь по линкорам уже существовала формула 5:5:3 (т.е. японский флот по тоннажу линкоров не мог превышать 60% от американских или английских ВМС).
Однако требования Японии были в основном удовлетворены. Но даже малейший намёк на ограничение вооружений и прав Японской империи был нестерпим для шовинистов. Личную ответственность за национальный позор возложили на Хамагути.
Эти выстрелы на Токийском вокзале поставили своеобразную точку в конце недолгого периода демократизации страны, поисков более умеренных методов и путей во внутренней и внешней политике. Далее подобные кровавые «точки» ставились все чаще и чаще, превратившись в непременную составную политической орфографии страны того периода.
При этом необходимо отметить, что ограниченность курса на вооружение Японии была весьма символической. В армии и на флоте активно осуществлялся процесс перевооружения, замены устаревших систем оружия на новые. Доля военных ассигнований в японском бюджете на 1930 год достигла 28,5%. Для сравнения: в том же 1930 году США тратили на военные расходы 21% бюджета, Великобритания—14%, Франция—22%.
Процесс ускоренной милитаризации шел на фоне мирового экономического кризиса 1929—1933 гг. Кризис болезненно задел и Японию — упало промышленное производство, сократилась внешняя торговля, начался обвал цен. Неудержимо росла безработица, деревня голодала. Это, в свою очередь, вызвало всплеск социальных конфликтов. Все настоятельнее звучали призывы к пересмотру политического курса. На этом настаивали (хотя по разным причинам) и представители крупного бизнеса, и армия, и трудящиеся.
Наиболее активно ратовали за смену курса «новые» концерны, возникшие, главным образом, в годы мировой войны и составившие себе капитал на военной конъюнктуре. Особенно сильны были позиции «новых» в цветной металлургии, самолетостроении, химии. Именно они стали наиболее яростными лоббистами увеличения военных ассигнований и, как следствие, перехода к политике активной внешней экспансии.
В унисон звучали и требования офицерства. Военная реформа, начатая в 1922 голу, привела к вытеснению старого дворянства со средних постов в армии и на флоте. На смену поседевшим самураям пришли представители новых классов — средней и мелкой буржуазии, помещиков. Свою армейскую карьеру большинство из них связывало с перспективами грабительских походов на материк. В это время появился термин «молодые офицеры», обозначавший наиболее амбициозную и радикальную часть Вооруженных сил. В содружестве «новых» концернов и «молодого офицерства» все явственнее проступали ультраправые, ультранационалистические тенденции, граничившие с фашизмом. Из их уст настойчиво звучали призывы к вооруженному переделу мира, развязыванию войны против Китая и Советского Союза.
Фашистские группировки стали укреплять свои позиции не только в армии, но и в пирамиде государственной власти. Наиболее нетерпеливые стремились достичь своих целей путем заговоров и террора. Уже в марте 1931 года группа военных планировала осуществить государственный переворот и установить военно-фашистскую диктатуру в стране. Путч был предотвращен усилиями полиции. Скандал замяли, заговорщиков перевели в дальние гарнизоны — подальше от столицы. Но полгода спустя, в октябре 1931 года, был раскрыт новый заговор — практически с теми же действующими лицами. Они намеревались убить премьер-министра и несколько других членов кабинета, после чего объявить в Токио военное положение, ввести войска и передать власть радикально настроенным генералам во главе с Садао Араки. А спустя полмесяца провалилась еще одна попытка военного заговора.
Радикализация, хотя и не вполне успешная во внутренней политике, нашла более яркое и продуктивное выражение во внешней сфере. Военные приступили к детальной проработке плана захвата Маньчжурии. После серии организованных японцами провокаций Квантунская армия 19 сентября 1931 года напала на казармы китайских войск в Мукдене (С.19-20).Уже через пять дней все важнейшие населенные пункты Южной Маньчжурии были оккупированы.
Молниеносная акция японской армии произвела настоящий шок в мире. Но с неменьшим изумлением она была встречена и в Токио. Ведь руководство Квантунской армии не согласовало свои действия не только с правительством, но и с военным министром. Премьер Рэйдзиро Вакацуки попытался восстановить контроль над Квантунской армией, но безуспешно. Агрессия в Маньчжурии продолжала развиваться. Правительству пришлось санкционировать действия военных задним числом. Беспомощность кабинета Вакацуки усугублялась тем, что авантюра военных была встречена общественностью Японии с нескрываемым одобрением. Японского обывателя устраивал переход к более активной внешней политике, сулящей в обозримом будущем если не всеобщее процветание страны за счет грабежа Китая, то хотя бы выход из экономического кризиса.
21 сентября 1931 г. Китай обратился в Лигу наций с просьбой остановить агрессивные действия Японии. Из Женевы тут же были отправлены соответствующие телеграммы в Токио и Пекин с предложением ограничить масштабы инцидента и отвести войска. Ответ правительства Вакацуки был обнадеживающим. Япония официально заявила, что не имеет территориальных претензий к Маньчжурии и в кратчайшие сроки прекратит акцию. Но у военных были свои планы. В октябре 1931 года Квантунская армия перенесла военные действия в Северную Маньчжурию. К концу ноября вся Маньчжурия — и Южная, и Северная — оказалась в руках японских агрессоров.
В декабре правительство Вакацуки, не способное справиться с ситуацией, вынуждено было уйти в отставку. Портфель премьер-министра был вручен Цуёси Инукаи. на которого определенные круги в Токио возлагали надежды, связанные не только с выведением страны из экономического кризиса, но и нахождением приемлемой формулы завершения конфликта с Китаем. Противовесом возможных либеральных действий Инукаи должен был послужить военный министр его кабинета — лидер фашиствующего «молодого офицерства» генерал Араки.
Некоторую пассивность Лиги наций в локализации Маньчжурского конфликта можно объяснить тем, что и у Англии, и у США, и у других влиятельных членов этой организации были свои планы, связанные с этим инцидентом. В Лондоне и Вашингтоне надеялись направить японскую агрессию на север, в сторону СССР. (Их обнадеживал и демонстративный отказ Токио в декабре 1931 года от советского предложения заключить Пакт о ненападении.» В таком случае южные районы Китая, ЮВА, Малайя, Голландская Индия (Индонезия) оставались в сфере интересов западных держав. В этой связи Вашингтон даже порекомендовал ставленнику, лидеру партии Гоминьдан Чан Кайши не оказывать сопротивления японским войскам.
Лёгкость, с которой были захвачены три провинции на северо-востоке Китая, опьяняла. Аппетиты японской военщины разгорались. 23 января 1932 года под предлогом зашиты японских резидентов в Шанхае военные действия были перенесены на юг страны. В Шанхае высадился десант японской морской пехоты. Но теперь действия Японии чувствительно затронули интересы других великих держав. Поощряемая американцами армия Гоминьдана оказала японцам ожесточенное сопротивление. Изменилась и тональность депеш из Вашингтона и Лондона. Они не ограничились дежурным протестом, но отправили в Шанхай свои военные корабли. 5 марта 1932 г. японские войска были вынуждены покинуть юг Китая.
Но закрепляться на северо-востоке — в Маньчжурии — японцам никто не мешал. Уверения Вакацуки об отсутствии территориальных претензий к Маньчжурии «оправдывались». Эти китайские провинции не были включены в состав Японской империи. На оккупированной территории Маньчжурии было создано марионеточное государство Маньчжоу-го. Под охраной японского конвоя в Мукден был доставлен Пу И, последний император из маньчжурской династии Цин. свергнутый Синьхайской революцией 1911 года. Он был провозглашен правителем (регентом) Маньчжоу-го, а позже (в 1934 г.) — императором. Послом Японии при дворе Пу И был назначен командующий Квантунской армией Нобуёси Муто. Именно в его руках и находились все реальные рычаги власти в этой стране. Маньчжоу-го и Япония заключили договор о совместной обороне, представлявшей японским войскам право неограниченного пребывания в Маньчжурии. Пу И признал особые права Японии и ее подданных в своей «империи».
Между тем недовольство наиболее радикальных слоев в Японии «сдержанностью» военных операций на континенте, подогретое неудачей Шанхайской операции, продолжало нарастать. Террористические акции стали чуть ли не повседневным событием. 9 февраля 1932 года был застрелен Дзюнносукэ Иноуэ, бывший министр финансов в кабинете Вакацуки. 5 марта был убит управляющий компании «Мицуи» — одного из «старых» концернов Японии — Такума Дан. 15 мая 1932г. «молодые офицеры» решили избавить страну от «партократов», организовав путч. Заговорщики убили премьер-министра Инукаи, попытались захватить Банк Японии, банк «Мицубиси», полицейское управление, электростанцию. У арестованных путчистов нашли списки приговоренных к смерти лиц, среди которых были лидеры основных буржуазных политических партий и руководители «старых» концернов — «Ясуда», «Окура», «Мицуи», «Мицубиси», «Сумитомо». Во время процесса над террористами в суд шел непрерывный поток писем с просьбой помиловать «истинных патриотов и верноподданных императора».
Профашистские элементы обнаружились даже в среде японских социалистов. Их наиболее правое крыло откололось и в апреле 1932 года образовало японскую государственно-социалистическую партию, выступившую с откровенно фашистскими лозунгами. Но и сохранившиеся в социал-демократическом движении политические лидеры пытались доказать трудящимся, что война в Маньчжурии носит исключительно справедливый характер и служит делу построения социализма в Японии. Путч удалось подавить, однако «по требованию общественности» в целях безопасности государства был создан «надпартийный кабинет», т.е. страна возвратилась к практике назначения премьер-министра - императором, что означало отказ от демократических принципов формирования государственной власти.
После убийства Инукаи правительство возглавили один за другим два отставных адмирала — Сайто Макото и Окада Кэйсукэ. Оба они были тесно связаны со «старыми» концернами и потому настойчиво продолжали курс закрепления военного присутствия Японии на севере Китая.
По настоятельной просьбе китайского правительства Лига наций вынуждена была послать в Маньчжурию специальную комиссию, возглавленную лордом Литтоном. Готовность эмиссаров Лиги защитить интересы Китая вызывала немалые сомнения, но обнаруженные комиссией факты было трудно утаить. В октябре 1932г. комиссия Литтона опубликоваладоклад, в котором признала, что термин «самозащита» никак не мог быть применен к действиям Квантунской армии, которые носили характер спланированной операции. Иными словами, Япония была признана агрессором (С. 20-21). В докладе подвергалась сомнению и информация японского правительства о том, что местное население Маньчжурии с восторгом встретило приход японских войск и провозглашение Маньчжоу-го.
Впрочем, выводы комиссии небыли однозначно антияпонскими. В докладе признавались особые интересы Японии в Маньчжурии, которую, в свою очередь, предлагалось наделить широкой автономией под международным (т.е. с американским и английским участием) протекторатом.
24 февраля 1933 года Ассамблея Лиги наций 42 голосами против одного — представителя Японии — приняла этот доклад. Чувствовавшая силу своих позиций в северном Китае, Япония не захотела ни отступать, ни делиться захваченным. В марте 1933 года она заявила о своем выходе из Лиги наций. Но перед этим, демонстрируя готовность силой отстаивать свои интересы в регионе, Япония молниеносным ударом захватила китайскую провинцию Жэхэ и присоединила ее к Маньчжоу-го. Не удовлетворившись этим, Квацтунская армия вступила в другую провинцию Внутренней Монголии — Чахар, а затем проникла в Хэбэй, подойдя к концу мая 1933 года вплотную к Пекину. Напуганное правительство Чан Кайши вынуждено было пойти на капитулянтское соглашение, превращавшее значительную часть провинции Хэбэй в демилитаризованную зону и оставлявшее Северный Китай в руках японцев. По следам этого соглашения японский министр иностранных дел Коки Хирота заявил о своем намерении начать переговоры с Китаем, с тем чтобы создать трехсторонний блок — Японии, Китая и Маньчжоу-го — для «поддержания мира и порядка в Восточной Азии». Предполагалось, что это закроет доступ западным державам в Китай и закрепит там монопольное господство Японии.
Выйдя из Лиги наций, Япония продолжила политику отказа от международных договоренностей и обязательств, данных ею ранее. В декабре 1934 года она отказалась соблюдать Вашингтонское соглашение 1922 года о морских вооружениях и потребовала паритета с военно-морскими флотами США и Великобритании. Не встретив понимания у великих держав, японская делегация демонстративно прервала переговоры, начавшиеся в Лондоне. Противоречия с США и Англией нарастали.
Одновременно усиливалась и грызня между представителями «старых» и «новых» концернов внутри страны, между «умеренными» и радикальными кругами военных. Вынужден был оставить пост военного министра генерал Араки. Но пришедшие на смену «аракистам» генералы, выступавшие за более взвешенную внешнюю политику, неоднократно подвергались террористическим атакам со стороны фашиствующих сил.
Прошедшие в феврале 1936г. стране парламентские выборы засвидетельствовали, что позиции «ультра» стали заметно ослабевать (относительный успех рабочих партий на выборах – 23 места в парламенте), в стране, к тому же, крепли антивоенные настроения. Очевидно, именно эти ощущения подтолкнули «молодое офицерство» на внутриполитическую авантюру — 26 февраля 1936 года в столице произошел военный путч. Под лозунгами защиты чистоты «императорского пути» офицеры вывели на улицу около 1400 солдат столичного гарнизона. Надо отметить, что под идеями «кодо» («императорского пути») скрывалось стремление ввести в стране военную диктатуру, уничтожить все демократические или псевдодемократические инструменты государственной власти. Именно с этого и начали свои действия мятежники. Разбившись на отдельные отряды, путчисты бросились расправляться с противниками. Был убит бывший премьер-министр — адмирал Сайто. Премьер Окада избежал смерти лишь случайно — вместо него погиб его зять. Под пулями и саблями «молодых офицеров» пали престарелый министр финансов Такахаси и генерал Ватанабэ, заменивший «аракиста» Мадзаки на посту главного инспектора военного обучения. Ранение получил главный камергер императора — адмирал Судзуки. Чудом сумел избежать смерти советник императора — князь Сайондзи. Мятежники захватили здание парламента, военного министерства, главного полицейского управления. Под их контролем оказался весь центр столицы.
Во главе путча стояли офицеры довольно низкого ранга, но они пользовались негласной поддержкой ряда высокопоставленных армейских деятелей. Определенное понимание они нашли и у военного министра Ёсиюки Кавасимы, позиция которого позволила представить требования путчистов как единую точку зрения Токийского гарнизона.
В столице было объявлено военное положение, к дворцу стали стягиваться лояльные правительству войска, в Токийский залив вошли военные корабли. Долгое время против путчистов не предпринималось решительных действий. Возможно, и с той, и с другой стороны ожидали, что инцидент разрешится — как и во время предыдущих попыток путча — сдачей оружия и не слишком жестоким наказанием восставших. Ведь находившихся по разные стороны баррикад разделяли не принципиальные противоречия, а лишь оттенки толкования некоторых аспектов внешней и внутренней политики. Одни были сторонниками национализма, другие — ультранационализма. Но и те, и другие сходились в безусловной верности императору и экспансионизму внешнеполитического курса. Окончательное слово оставалось заимператором. Но Хирохито в этот раз не был склонен смотреть на «шалости» офицерства сквозь пальцы. Он понимал, что приход к власти военного правительства во главе с Араки или Мадзаки будет означать урезание императорских полномочии по рецепту; разработанному еще лидером самураев Такамори Сайго вскоре после реставрации Мэйдзи и предусматривавшему передачу полноты власти военным (т.е. возвращение к сёгунату) с оставлением за императором исключительно символических функций. Это и определило жесткость позиции императора, к тому же разгневанного убийством его ближайших советников. Он приказал силой подавить путч и расправиться с заговорщиками.
Противостояние продолжалось три с половиной дня. Постепенно солдаты, поверившие путчистам и примкнувшие к восстанию, стали бросать оружие и разбегаться. Оставшихся офицеры 29 февраля вернули в казармы. Двое из путчистов предпочли покончить жизнь самоубийством. 19 других заговорщиков, включая идеолога ультраправых Икки Кита, были преданы суду военного трибунала и казнены. Стоявшие за спиной восставших представители «новых» концернов отделались легким испугом (японский писатель Юкио Мисима (1925-1970), посвятил событию рассказ «Патриотизм»).
После подавления путча правительство Окады ушло в отставку. Премьером был назначен бывший министр иностранных дел Коки Хирота, продолживший путь милитаризации страны. В тот момент военным не удалось захватить руководящие позиции в стране. Но путч 1936 четко обозначил тенденцию, которая нашла свое воплощение в последующие годы, когда страна встала на путь подготовки в большой войне (С.21).
