Книга вторая 13 страница

— И не бойся ощущений во время медитации, — подвел итог Изящный
Кувшин. — Пусть все явления приходят и уходят. Даже смерть — всего лишь
часть такой иллюзии. Не отождествляй себя с этими явлениями, вместо этого
вглядывайся поглубже в Дао и его Источник. Забудь об иллюзии отдельного
существования. Отбрось воображаемые ограничения, отделяющие тебя от
Пути. Пусть все конечное в тебе сольется с бесконечным. Это нисколько не
уменьшит тебя — наоборот, ты станешь собой бесконечным. Когда ты ощутишь это восприятие, только тогда ты поймешь настоящий смысл тайны мудрейших: «Разум того, кто возвращается к Источнику, превращается в Ис­точник».

Глава двадцать седьмая

Золотой зародыш

С

айхун остался с двумя даосскими монахами. Долгие месяцы они неустанно путешествовали, ведя кочевой образ жизни. За это время они иско­лесили вдоль и поперек весь Китай, находя вдохновение в любом месте и любом событии. Где бы ни оказались трое путников — на окутанных туманом заоблачных горных вершинах, среди пестрых лоскутов северных равнин или в многолюдном, бурно растущем городском центре, — даосы объясняли Сайхуну, что все вокруг является частью Пути. Они учили его, что вселенная становится реальной для того, кто мог отождествить себя с ней. Если же человек воспринимал ее как нечто внешнее, она становилась нереальной, иллюзорной. Иллюзии и реальность соотносились как Инь и Ян, а значит, пред­ставляли собой одно целое.

Умение плыть в бескрайних потоках вселенной было не менее важным, чем созерцание в состоянии полной неподвижности. Основной задачей для них являлось практическое ощущение жизни, испытание собственных зна­ний и философии в общении с другими людьми и подтверждение выводов, сделанных на основе наблюдений. Жизнь, говорили монахи, всегда будет иметь превосходство как с точки зрения простого изучения книг, так и для неестественности, свойственной миру монахов.

Их нетрадиционный подход и потрясающая способность проникать вглубь вещей придавали их учению необычные черты. Приводя в подтверж­дение своих поучений даосские пословицы, они нередко давали этим пос­ловицам удивительно новую, непривычную интерпретацию. Например, свою жизнь странников они объясняли фразой: «Не выходя их дверей моего дома, я могу познать все существующее на земле и на небе». Сайхун считал, что смысл изречения безусловно заключался в необходимости совершенство­вания созерцания. Нет, с видимым удовольствием возражали монахи, разви­вая мысль более масштабно: «не выходя из дверей моего дома» означало «не умирая слишком рано». А возможность «познать все существующее на земле и на небе» объяснялась как завершение жизненного задания и связанное с этим устранение всех последствий своих прошлых жизней. Общий же смысл изречения монахи толковали как необходимость завершить данные судьбой земные предначертания в течение одной жизни. Подобную цель нельзя дос­тигнуть за счет простой монашеской жизни, поскольку, чтобы «познать все существующее на земле и на небе», необходимо самостоятельно исследовать земную жизнь.

Несмотря на свою образованность, интеллигентность и начитанность, два старика-даоса отвергали традиционные книжные знания и смеялись над потугами ученых. С иx точки зрения, теории были лишь досужими рассуждениями, рассказы не могли заменить настоящих приключений, а всякие ма­нускрипты и древние тексты не шли ни в какое сравнение с непосредственной передачей знаний от мастера к ученику. Все эти отличия между отдельными школами и стилями, равно как и засекреченность их знаний, были совершен­но бесполезной придумкой, а интеллект был ценен только в случае, если человек проверял и доказывал свою интеллектуальность лично, собственным телом и душой.

Чтение книг осуждалось как надругательство над самой сутью человечес­кой натуры. Этикет был утомительным ярмом, которое довлеет над незакре-пощенной волей. Общественные обязанности лишь несли скуку счастливым душам; моральные же принципы оказались просто репрессиями. В своих бес­конечных странствиях по Китаю они иногда набредали на дальние деревушки или даже на крошечные племена, стоявшие на еще более примитивной сту­пени общественного развития. В примерах этих необразованных людей, сво­бодных от жестких рамок общественного развития согласно канонам кон­фуцианского государства, монахи находили свой идеал более чистого и не­винного человека. Прекрасными отличительными качествами этих общин была честность, удовлетворенность своим существованием, отсутствие ко­рыстных устремлений и простая жизнь поближе к земле и временам года. При этом оба даоса подчеркивали, что неиспорченность таких людей не была почерпнута из книг, хотя сами люди при этом сохраняли мудрость.

Для человека мудрость была необходимостью не только из-за свойствен­ной человечеству врожденной способности делать обоснованные выводы и учиться, но и потому, что правильное понимание могло привести людей к духовному освобождению. Овладение значительным массивом знаний пред­ставляло собой серьезную задачу, поскольку даосы требовали от себя высшей степени совершенства во всем. Но при этом в качестве уравновешивающего элемента даосы использовали понятие необработанного куска дерева. Нахо­дясь в нередко разочаровывающем поиске совершенства, было нелишне вспомнить о том, что идеальное состояние не достигается путем стремления к нему, а открывается внутри. Его не стоило искать рядом с собой или в тридесятом царстве — его нужно было обнаружить, осознав присутствие это­го состояния внутри каждого.

Таким образом, оба даоса воплощали в себе парадокс обучения. Они отвергали всяческое обучение, вместе с тем настаивая, чтобы Сайхун продол­жал свою учебу.

Презрев монашеский образ жизни, даосы, тем не менее, ежедневно ус­транялись от мирских забот во имя занятий медитацией. Они одобряли не­винность во всем, но занимались сложными искусствами. Они вели странст­вующий образ жизни во всех слоях общества, но при этом стремились к весьма дисциплинированным стандартам в вопросах рациона, мышления, поведения и действий.

— С парадоксами встречаешься лишь на границах знания, — объяснял Сайхуну Хрустальный Источник. — Но если хочешь добиться знания, ты должен принимать парадоксы такими, какими они есть. Обычно говорят, что все должно происходить тем или иным, но определенным образом. Еще говорят, что нужно быть либо монахом, либо просто светским человеком. Из. за подобного дуализма в мышлении конфуцианцы и буддисты не могут выйти за пределы своей догматической школы.

Поэтому же они ненавидят даосов. Им не нравится наша свобода от условностей. На самом деле, именно по причине своей негибкой точки зрения они не в состоянии увидеть истинную сущность и творческий потенциал нашей методики.

—В сущности, — добавил Изящный Кувшин, — парадокс обучения состоит в том, что ты должен быть одновременно искусным и безыскусным,

—Это значит, — вмешался Хрустальный Источник, — что ты должен
одновременно быть и тем и другим. Инь и Ян противостоят друг другу, опре­деляют друг друга, дополняют друг друга и уничтожают друг друга. Если хочешь стать знающим человеком, ты должен делать то же самое. Воспринимай парадоксы, мой мальчик, ибо в противном случае ты будешь обречен на борьбу противоречий.

—Прошу прощения, я вас не понял, — переспросил Сайхун.

—Про-ти-во-речий! — огрызнулся Хрустальный Источник. — Не сме­шивай это с парадоксом, иначе мы никогда не отделаемся от бессмысленной
болтовни.

—Прошу прощения, — сказал Сайхун, — не могли бы вы немного под­робнее объяснить все это?

—Все, что я хочу сказать, — ответил Хрустальный Источник, — это то, что все, кто не хочет принять парадоксальное в своем знании, будут вечно спотыкаться о противоречия, которые будут всегда возникав из их рацио­нальных н логических расчетов. И поскольку жесткие рамки их доктрин не позволят им разобраться в этих противоречиях, все их мышление неизбежно окажется стерильным.

З

нание и его история образовывали традицию; а традиция была вещью вполне применимой, даже для даосов-иконоборцев. Даосы объясняли, что традиционное знание служит вспомогательным средством, благодаря ко­торому неуклюжие усилия новичка обретают форму. Это был богатый и раз­нообразный источник всех начинаний, улучшений существующих методик и даже тупиков в исследованиях. Традиция также выступала в качестве опре­делителя границ человеческого воображения: вызывая спонтанные экскурсы в пределах собственных границ, или позволяя совершать разумные попытки расширения собственных границ традиция служила основополагающей мат­рицей всех попыток индивидуума.

Значительно превосходя любые потуги отдельного человека, традицион­ное знание предлагало ищущему целый набор самых различных вариантов. Даосы пояснили Сайхуну, что традиция стоит гораздо выше попыток нович­ков, сомнений тех, кто ее презрел, и просто невежд. Чтобы достигнуть границ реальности, было целесообразным изучить все, что необходимо, а потом, сохранив свои творческие усилия благодаря изучению уже известного, можно было использовать эти творческие возможности для скачка в неизвестное.

Стремление к знаниям извечно заложено в природе человека; но при этом следует помнить, что даже гений не обладает действительно энцикло­педическими познаниями. Отдельно взятый индивидуум не в состоянии ов­ладеть всеми человеческими знаниями. Например, существует двенадцать тысяч официально зафиксированных видов трав; но даже самый выдающий­ся доктор не использует все эти травы. В толковом словаре китайского языка приводится более десяти тысяч слов, но даже самый великий ученый не мо­жет объяснить каждое из них. Стремление к знаниям выглядело как исследо­вание бесконечной вселенной, которая загибалась вовнутрь себя самой, пере­ходя по краям в парадоксы и противоречия. Важнее всего было, чтобы Сай­хун продолжал учиться и собирать жизненные впечатления, дабы избавиться от свойственного самодовольному индивидууму трупного окоченения разу­ма и глубже проникнуть в сущность Пути.

Отношение двух даосов к знаниям лучше всего можно было подыто­жить в их любимой максиме, которая гласила: «Знай магию, избегай магии». Магия существует в действительности, убеждали они Сайхуна. Ее следует изу­чать — не для того, чтобы использовать, но чтобы умело избегать послед­ствий ее применения. Невежество превращает человека в жертву магии, зато знание дает защиту. Лишь понимая смысл магии, человек может освобо­диться от ее влияния.

Потом они развили пример дальше, подставляя вместо магии целый пе­речень других понятий: знания, традиции, боевые искусства, политика. Об­щая схема подходила для всех номинаций и не только.

Еще один шанс заново пересмотреть собственную философию появился у Сайхуна тогда, когда он понял, что за все время пребывания в обществе двух даосов ему ни разу не угрожала опасность. На них никогда не нападали раз­бойники; хищные звери не угрожали их жизни; солдатам не приходило в голову останавливать их в пути. Без всяких внутренних конфликтов и перес­троек Сайхун осознал, что, пока он будет с этими монахами, ему не понадо­бятся навыки боя. Его учителя давно преодолели границы обычного искусст­ва и искусности. Точно так же, как они бесшумно переходили мост, монахи следовали избранному Пути, не вызывая конфликтов ни между собой, ни с Другими. Без всякого страха они путешествовали там, где им хочется. Они Действительно воспринимали парадоксальность бытия, оставаясь глубоко образованными и при этом совершенно спонтанными и естественными. Не­сомненно, объяснение этому заключалось в том, что монахи знали магию, но избегали ее.

Сайхун отметил это наблюдение как раз в момент, когда два даоса просто Указали ему на возвышавшийся вдалеке храм.

— Магия существует для простаков. Идолы создаются для тех, кто не Умеет думать, — сказал Хрустальный Источник. — Истина — материя тонкая и неощутимая. Ты замечаешь то, что не является продуктом знания, а предс тавляет собой нечто гораздо большее. Да, знание совершенно необходимо; ионо не является конечно необходимой вещью.

—Что есть истина? — риторически вопрошал Изящный Кувшин, ––Чему может доверять человек? Во всяком случае, не окружающему миру. Так или иначе, мир является иллюзией. Это всего лишь сценическая постановка с продуманными до мелочей костюмами, ошеломляющими декорациями, дурманящей музыкой и потрясающими персонажами. Мир полон пафоса, трагедийности, счастья и вдохновения; но он не более реален, чем те оперы, в
которых тебе некогда довелось выступать. Все, что ты воспринимаешь и видишь, является лишь игрой невидимых элементов. Мы можем видеть пять цветов, ощущать пять вкусов и слышать пять звуков; мы воспринимаем это как реальность, но это не так. «Знай магию, избегай магию», — говорим мы тебе. И еще: «познавай мир», «путешествуй, следуя Дао». В конце концов, даже эти фразы — всего лишь удобный инструмент. Они просто помогают
тебе сыграть твою роль на этой смехотворной оперной сцене. Мир — это фарс, калейдоскопическая смена теней, оттенков и отражений.

—Всякое знание бесконечно, — говорил ему Хрустальный Источник. — Но если сравнить его с истиной в последней инстанции, оно покажется неточ­ным приближением. Ты должен познать знание, чтобы уметь избегать его; всю свою веру ты можешь использовать только для целей внутреннего восприятия. Должны ли мы проверять наши истины на богах? Ведь мы знаем о них очень мало. В действительности они ничем не напоминают то, что мы
представляем о них. Все эти храмы и древние тексты суть лишь религиозный театр для человеческой серости. Боги нисколько не напоминают наши пред­ставления о них. Нет, истина должна основываться не на идеале, каким бы предположительно божественным он ни был, а на чем-то другом.

—Но ведь писания священны, — запротестовал Сайхун. — Разве они не
являются истинными?

—Писания созданы человеком, — терпеливо пояснил Изящный Кув­шин. — Они применимы лишь как весьма грубый поводырь. В сравнении с опьяненным состоянием обыкновенного человека они содержат просто не­вообразимое количество правды. Но для просветленного писания напомина­ют скорее милостыню и сонм соломенных божков.

—Когда я жил в горах Хуашань, мне говорили, что необходимо овладеть книгой «Семь бамбуковых табличек». Я никогда не читал этой книги и ни разу не определял, насколько далеко мне удалось продвинуться. А теперь вы пытаетесь доказать мне, что все мои усилия были чистой иллюзией?

—Согласно легенде, «Семь бамбуковых табличек» появились на земле благодаря Богу Долголетия, — сказал Хрустальный Источник. — Даже в древности земля не была очищена духовно, и потому боги отправляли своих посланников в помощь людям. Иногда они преподносили людям священные писания, оставляя свои наставления достойным. Одним из таких даров и был
текст «Семь бамбуковых табличек».

Но боги оставили эти таблички в пещере высоко в горах Куньлунь. Что­бы доказать, что оно достойно такого дара, человечество должно было пое­шь героя, которому следовало отыскать и принести таблички. Тогда мудре­цы избрали одного из младенцев и с младых ногтей воспитывали его, готовя к единственной и главной цели: найти дар богов. Этот младенец был весьма необычным: как гласит предание, он родился из яйца, найденного кресть­янином во время собирания хвороста. В семье крестьянина детей не было, так что он взял яйцо домой. В положенный срок из яйца вылупился прекрасный мальчуган. Именно этого мальчика выбрали для исполнения столь важной задачи.

Много веков назад юноша принес людям эти таблички. Они существуют до сих пор, только во время войны с Британией их спрятали в горах Маошань. На сегодня существуют копии со множеством комментариев, написанных многими поколениями мастеров. Кроме того, есть отдельные варианты тек­ста, которые соответствуют определенным традициям и сектам.

«Семь бамбуковых табличек» в основном детально описывают триста шестьдесят способов, с помощью которых можно достигнуть просветления. Само число «триста шестьдесят» соответствует количеству градусов в круге. Поэтому с данной книгой соотносится длинный перечень различных мето­дик, начиная с сугубо аскетических и медитативных техник и заканчивая сом­нительными сексуальными методами двойного совершенствования. Фило­софия, дыхание, алхимия, лекарственные средства, ритуалы, церемонии и обеты — в древнем тексте описываются, анализируются и увековечиваются во имя грядущих поколений все возможные средства достижения высших состояний. В этом священном первоисточнике описываются даже боевые искусства — не как искусства собственно боя, а как совершенный способ учебы, дисциплины и практики.

То, что «Семь бамбуковых табличек» содержат в себе все, чем тебе необ­ходимо овладеть, — правда. Однако смотри не ошибись, овладевая книгой вместо того, чтобы овладеть знанием. Важно, чтобы ты полностью выполнил свое духовное поручение.

—Ты должен смотреть за пределы этой книги, — продолжил Изящный Кувшин. — В ней описаны триста шестьдесят способов, так что ты должен стать совершенным и полноценным человеком. Не старайся придерживаться Ущербных доктрин. Воспринимай их лишь как внешнюю оболочку. Стоит нам постоянно возвращаться обратно к традиции, как мы снова можем стремиться вверх и вперед.

—При этом совершенно неважно, — подытожил Хрустальный Источ­ник, — прочел ли ты «Семь бамбуковых табличек» или нет. Ты вполне мог прочесть эту книгу, и она могла показаться тебе скучной, словно словарь. Вообще-то она должна восприниматься именно так. Вместо этого ты должен использовать отдельные ее элементы, находить положительное в ее традиции, использовать отдельные ее части в качестве сплавов, из которых предс­тоит отлить всю пестроту жизни, сплавляя их в твою неповторимую индивидуальность. Ты никогда не должен догматически следовать за книгой, если это будет самое священное писание. Глупо считать, что любая книга это мир божественного.

— В конечном смысле, истина состоит не в обучении, поскольку человек всякий раз неизбежно достигает границ собственного искусства, — заявил Изящный Кувшин. — Следовательно, достигнуть истины можно, лишь пре. одолев рамки собственной индивидуальности. Мелочная индивидуальность продолжает быть частью этой всеобщей комедии. Духовное — вот та сила, которая оживляет пьесу. Благодаря медитации человек может слиться с духовным. На высших стадиях индивидуальность поглощается более широким сознанием. Таким образом, индивидуальность утрачивается, а достигнутое благодаря собственному умению совершенство оказывается ничего не зна­чащим. Стремление к знаниям жизненно необходимо для продолжения раз­вития и улучшения здоровья занимающегося; оно также полезно для того, чтобы помогать другим и попутно вырабатывать в себе перфекционистский подход. Однако все усилия в конце концов оказываются в сфере безыскусно­го искусства медитации, где рано или поздно превосходятся любые умения.

Истина. В Сайхуне что-то пробудилось. Все это время он искал возмож­ности накопить побольше знаний, старался достигнуть совершенства в мето­диках, собирал древние манускрипты и учился у многих известных учителей. Несмотря на годы практического опыта и накопленного в результате мона­шеской жизни понимания, он все же остался ни с чем. Он вновь задумался над притчей о путнике и его сумке, а заодно и о «Семи бамбуковых табличках из небесной котомки». Его мастера были правы, говоря, что в сумке нет ни­чего, кроме пожелтевших листьев. А чего стоит эта Небесная Котомка! Какая чудовищная шутка! Какое сострадание! Все знание мудрых представляло со­бой изящный способ подвести ученика к пониманию того, что за пределами знаний и возможностей есть еще нечто, находящееся по ту сторону вершин знания. Вся человеческая цивилизация была лишь театром теней, грубой проекцией от правды ко лжи, не нуждающейся ни в объяснениях, ни в теоре­тической базе.

Он решительно поднялся. Вот что надо осваивать! Каким же глупцом он был до этого! Вместе с тем он напомнил себе, что лучше пережить тяжелый момент, чем тянуть жизнь, полную стыда. Он взбежал на гребень горы и огляделся, с благодарностью вспоминая своего хуашаньского учителя. Имен­но Великий Мастер начал этот процесс, годами с терпением подготавливая Сайхуна к данному конкретному моменту в жизни.

Г

оры всегда успокаивали Сайхуна. По сравнению с равнинами возвышен­ное величие гор вызывало у него абсолютно другой взгляд на жизнь. Чис­тота и грандиозность превращала города с тысячами вечно занятых чем-то жителей в крохотные точки. Изысканная красота пейзажей делала его собст­венные чувства и волнения незначительными и поверхностными. Там, на высочайшем пике из чистого гранита он чувствовал себя так, словно стоит на самом краю мира, совсем рядом с границей неба. Стоило ему взглянуть на бескрайний горизонт — и он избавлялся от всех своих страхов, освобождался _о1- всевозможных проблем. Среди гор его душа стремилась воспарить, взле­там раствориться в этой узкой полоске скал и неба. Тот день был теплым и солнечным. Сайхун присел в тени старой благородной сосны, чтобы вновь услышать урок Изящного Кувшина.

— Наши тела, воображение и дыхание представляют собой единственные имеющиеся в наличие инструменты, с помощью которых мы можем начать заниматься духовным совершенствованием. Более глубокие состоя­ния и мощные силы невозможно удержать одним махом. Вначале мы долж­ны использовать те части себя, которые проще всего подвергнуть сознатель­ному контролю. Потом эти части можно постепенно направить в сторону приобретения более специальных способностей.

Парадокс заключается в том, что, если эти части нас остаются без при­смотра, они могут стать нашим недостатком. Например, наши тела могут настолько ослабнуть, что занятия будут невозможны из-за плохого здоровья. Наше воображение может понестись вразнос, одурманивая истинную душу дикими, безумными фантазиями. Наше дыхание, если оставить его под авто­матическим контролем подсознания, никогда не превзойдет свою роль пос­тавщика кислорода в нашу физическую оболочку.

Первый этап духовных занятий начинается с осязаемого. При этом тело дисциплинируется за счет растяжки, определенных поз и стоек, трав, боевых искусств и медитации. Именно этот исходный материал в сочетании с хо­рошим здоровьем становится основой дальнейшего развития.

Воображение используется для постановки целей и направления потока энергии, которая в обычном состоянии находится вне сознательного контро­ля. Мощные информационные импульсы воображения могут изумить не только разум, но и тело. Дыхание представляет не только единственный ор­ган, которым мы можем управлять сознательно; оно также служит физичес­кой связью с разумом. Различные ритмы, соотношения и пропорции дыха­ния могут заставить разум отвечать на это соответствующим изменением своего состояния.

Достижения становятся возможными благодаря дисциплине. Вожжи управляют лошадью; ограничения управляют духом. Когда стрелок натягива­ет тетиву лука, стрела направлена в цель в момент, когда лук согнут наиболее всего. Стоит стрелку отпустить тетиву — и стрела мощно устремится к цели. Сегодня я хочу научить тебя совершенно особой технике, которая жизненно необходима для твоего развития: она называется «Создание Золотого Зародыша». Золотым Зародышем мы называем создание мощного силового поля в нижней части живота. Оно укрепляет тело и улучшает работу органов. Пост­епенное облысение, появление морщин, уменьшение подвижности суста­вов, ухудшение зрения и слуха, потеря памяти, ослабление мышц, дряхлость ⁸оли и общее снижение жизнеспособности — все это признаки нарастающе­го старения органов и желез. Но если правильно выполнять технику Золотого Зародыша, она станет настоящим хранилищем энергии, которое будет снаб­жать тебя жизненной силой и омолаживать твое тело.

—Значит, таким образом можно стать бессмертным? — спросил Caйхун.

—Да, но не в смысле бесконечной жизни в нынешней смертной форме, — ответил мастер. — Смысл в том, что твое дыхание и продолжительность жизни будут увеличены по силе и продолжительности — так, чтобы тебе хватило времени реализовать свою цель. Вместе с тем техника Золотого Заро­дыша тесно связана с весьма щекотливым моментом духовной смерти.

—Духовную смерть переживают не только даосы, — серьезно сообщил Хрустальный Источник. — Буддисты называют это нирваной, индуисты — махасамадхи; даосы называют такое состояние «слиянием с пустотой». Разве не странно? Вот почему, обсуждая вопрос о Золотом Зародыше, мы должны поговорить и о смерти.

Монахи рассказали Сайхуну, что в каждом человеческом существе при­сутствуют три сущности: животная, астральная и духовная. Животная сущ­ность воплощает инстинкты, побуждения и стремления к удовольствиям. Она возникает при рождении и находится в ловушке тела до самой физичес­кой смерти, после чего разлагается вместе с телесной оболочкой. Астральная сущность представляет собой индивидуальную наследственность; она пере­носится в виде родительского наследия. Астральная сущность — воплощение генетического кода, но не только физическое, но также эмоциональное и интеллектуальное. Такая унаследованная индивидуальность определяет ос­новные условия возможного развития личности и содержит в себе метафизи­ческие качества родителей; поэтому она во многом определяет судьбу конк­ретного человека. Последние кирпичики в здание судьбы вкладывают роди­тельское воспитание, образование и конкретные действия индивидуума. Кро­ме того, функция астральной сущности заключается в том, чтобы выносить суждения, находить логическое обоснование и учиться.

Духовная сущность представляет собой элемент человека, находящийся в постоянном путешествии, — бессмертный дух, который никакая физичес­кая сила не в состоянии уничтожить. Единственная цель этой сущности сос­тоит в возвращении к космическому Источнику. Для этого духовная сущ­ность должна учиться, очищаться, избавляясь от всего отрицательного, что­бы в конце концов слиться с великим Единым.

В повседневной жизни участвуют все три сущности. Какое бы действие ни предстояло совершить человеку, эта троица выступает в роли трибунала. Однако в результате на принятое решение может влиять какая-либо одна сущность — из-за этого действие приобретает индивидуальную окраску.

Монахи напомнили Сайхуну, что состояние духовной смерти, когда че­ловек сливается с Пустотой, является самой критической точкой в жизни. Чтобы сделать это, вначале необходимо освободиться от циклической после­довательности перевоплощений. Другими словами, следует полностью изба­виться от всех земных привязанностей. Один из важных моментов заключалсяв том, что рождение детей автоматически привязывает человека к этому циклу перевоплощений. Да и может ли быть иначе? Ведь передавая свою метафизическую и физическую генетическую информацию, человек продол­жает следовать своей земной карме. Вот почему у мудрых не бывает биологических наследников.

Если предположить, что занимающийся выполнил все поставленные требования, он мог с помощью особых аскетических упражнений добиться слияния всех трех сущностей в единую, новую, сверхподвижную сущность. В нужный момент этот сложный дух вознесется из физического тела, преодо­лев цикл земных перевоплощений, а потом поднимется как можно выше, достигнув другого плана бытия. Но даже среди мудрых лишь единицы могли сразу же вернуться к Источнику. Скорее всего, новый Дух приходил в ас­тральную реальность, где нет ни рождения, ни смерти и где все совершается посредством одной только мысли. После этого духу предстояло пройти еще одно изменение, прежде чем воссоединиться с Пустотой.

Кроме того, монахи напомнили Сайхуну еще об одном: каким бы сверх­человеческим достижением ни была задача объединить все три сущности ради преодоления земного плана бытия, одного этого было все равно недо­статочно. Они считали, что для возвращения в Ничто человек должен пройти через тридцать девять уровней бытия, причем земная жизнь была самым нижним уровнем.

Все рассказанное самым непосредственным образом относилось к тех­нике Золотого Зародыша. В сущности, в этом и заключалась цель этой техни­ки — иначе она превращалась просто в достаточно сложное упражнение для поддержания здоровья. Именно Золотой Зародыш позволял накопить доста­точно энергии, чтобы в конце совершить это финальное вознесение.

Но было в этой теории и одно интересное примечание: мастер мог непосредственно перед смертью спроецировать свой Золотой Зародыш в тело сво­ею ученика. Такое действие фактически превращало ученика в ребенка-на­следника своего учителя. При этом ученик получал в свое распоряжение ог­ромную силу — но с одним условием: вместе с этим он обретал и судьбу своего учителя, какой бы хорошей или плохой она ни была. Это означало, что ученику предстоит использовать свою экстраординарную силу для преодоления более сложной судьбы и что его учитель еще вернется снова на эту землю. Эту возможность использовали сравнительно редко.

Чтобы овладеть техникой Золотого Зародыша, Сайхуну было вначале необходимо овладеть сложной системой цигун, или искусством управления дыханием. Перед молодым даосом открылись многие возможности, включая микрокосмическую орбиту, медитацию на двенадцати меридианах и использование ци для открытия восьми меридианов психики. Сайхун уже занимался этими упражнениями там, в горах Хуашань. Все эти методики открывали в телe двенадцать обыкновенных и восемь психических меридианов.

Покончив с этим, Сайхун должен был научиться не просто воображать, а воспринимать свечение Таинственного Портала. Этот свет представлял собой чистую жизненную силу. Потом ему предстояло направить эту силу вниз к центру дань-тянь, или Полю Созидания. Далее он должен был многократно поднимать жизненную силу к расположенному в основании сердца Красному Дворцу и опускать обратно в дань-тянь. Этот поток энергии и создавал Золотой Зародыш.