Продолжение истории Криты Кано

Совершенно голую Криту Кано. Повернувшись в мою сторону, девушка спала, и на ней совсем ничего не было – даже одеяла. Груди красивой формы, маленькие розовые соски, темный треугольник волос под абсолютно плоским животом, напоминающий заштрихованную тень на эскизе, – выставлены на обозрение. Белая-белая кожа отливала блеском, будто девушка только что родилась на Крите из пены морской. Ничего не понимая, я не сводил глаз с ее тела. Во сне колени ее были сведены вместе, ноги слегка согнуты. Рассыпавшиеся волосы закрывали пол-лица, и глаз Криты видно не было, но, судя по всему, она глубоко спала: когда я зажег лампу, она даже не шевельнулась, дыхание оставалось тихим и ровным. У меня сна уже ни в одном глазу не осталось. Вынув из шкафа легкое летнее одеяло, я укрыл им девушку. Потом потушил лампу у кровати и пошел в пижаме на кухню, решив посидеть немного за столом.
Я снова подумал о родимом пятне. Прикоснулся к щеке – это место все еще слегка горело. В зеркало смотреть не стал, и так все ясно – пятно по-прежнему никуда не делось. Эта штука за ночь просто так не рассосется. Ночь пройдет, и надо будет, наверное, поискать в телефонной книге ближайшего дерматолога. Но он ведь спросит, откуда оно у меня. И что ему отвечать? «Я почти три дня просидел в колодце. Нет, с работой это никак не связано. Просто мне захотелось подумать, и я решил, что колодец для этого – самое подходящее место. Нет, еды с собой не брал. Чей колодец? Не мой. Он на другом участке, по соседству. Там еще дом заброшенный стоит. Захотел и залез, разрешения ни у кого не спрашивал».
Я вздохнул. Разве кому скажешь такое?
Положив локти на стол, я поймал себя на том, что в рассеянности, сам того не сознавая, необычайно живо представляю себе обнаженное тело Криты Кано. Она крепко спала в моей постели, а я вспоминал сон, в котором она появилась в платье Кумико и занималась со мной любовью. Ощущения от прикосновения к ее коже, от тяжести ее тела еще жили во мне. Где кончается реальность и начинается ирреальное? Провести четкую границу, не расставив все по порядку, невозможно. Стена, разделяющая эти две области, начинала постепенно таять. В моей памяти, по крайней мере, реальное и нереальное, похоже, уживались рядом, почти одинаково весомые и четкие.
Чтобы прогнать из головы эти беспорядочные сексуальные образы, пришлось пойти к раковине и ополоснуть лицо холодной водой. Потом я посмотрел на Криту. Она по-прежнему крепко спала, одеяло сползло и закрывало тело только до поясницы. Видно было только спину – она напомнила мне спину Кумико в последний день. Теперь, когда я подумал об этом, Крита своей фигурой показалась мне поразительно похожей на Кумико. Раньше, у нее была совершенно другая прическа, манера одеваться и краситься, поэтому я этого не замечал. Оказывается, они одного роста и, кажется, весят примерно одинаково. И размер одежды у них скорее всего тот же самый.
Прихватив свое одеяло, я перешел в гостиную, лег на диван и открыл книгу. Я взял ее недавно в библиотеке. Книжка была историческая – про то, как до войны Япония управлялась с Маньчжурией, и про военный конфликт с Советским Союзом у Номонхана. После рассказа лейтенанта Мамия мне стало интересно, что тогда происходило в Китае, вот я и взял в библиотеке несколько книг на эту тему. Но уже через десять минут подробных исторических описаний глаза стали слипаться. Положив книгу на пол, я закрыл глаза, чтобы дать им немного отдохнуть, и тут же провалился в глубокий сон, так и не выключив свет.
Разбудил меня шум из кухни. Я пошел взглянуть и увидел Криту. Она готовила завтрак. На ней были белая майка и голубые шорты – все из гардероба Кумико.
– Послушай, а где твоя одежда? – спросил я, стоя в дверях.
– Ой! Извините меня, пожалуйста. Вы спали, и я решилась взять на время кое-какие вещи вашей жены. Это, конечно, наглость, но мне совсем нечего было надеть, – сказала Крита, повернув голову в мою сторону. Непонятно, когда она успела опять накраситься и причесаться под 60-е годы. Не хватало только накладных ресниц.
– Ничего страшного. Но где же все-таки твоя одежда?
– Потеряла, – просто ответила она.
– Потеряла?
– Ага! Потеряла где-то.
Я вошел в кухню и, опершись о стол, стал наблюдать, как Крита готовит омлет – ловко разбила яйца, добавила специи и начала проворно сбивать.
– Ты хочешь сказать, что сюда пришла голая?
– Да, – сказала Крита так, будто это самое обычное дело – расхаживать в голом виде. – Совсем без всего. Вы же знаете, Окада-сан. Вы ведь одеялом меня накрыли.
– Действительно, – пробормотал я. – И все-таки хотелось бы знать, где и как ты умудрилась потерять одежду и как добралась сюда без нее.
– Сама не пойму, – отвечала Крита, встряхивая сковородку, чтобы дать яйцам как следует перемешаться.
– Сама не поймешь, – повторил за ней я.
Крита разложила омлет по тарелкам, добавила гарнир – вареную брокколи. Поджарила тосты, поставила их на стол вместе с кофе. Я достал масло, соль и перец, после чего мы, как молодожены, уселись друг против друга завтракать.
Тут я опять вспомнил про пятно. Крита, глядя на меня, ничуть не удивилась и ничего не спрашивала. Дотронувшись до пятна, я почувствовал тепло и понял, что оно никуда не делось.
– Не больно, Окада-сан?
– Совсем нет.
Крита посмотрела на меня.
– Похоже на родимое пятно.
– Мне тоже так кажется. Вот думаю: идти к врачу или нет.
– У меня такое впечатление, что врач здесь не поможет.
– Может, ты и права. Но я же не могу его оставить в таком виде.
Держа вилку в руке, Крита на минуту задумалась.
– Я вместо вас могу ходить за покупками или если будут какие-то дела. Можете сидеть дома, сколько хотите, если вам неудобно выходить на улицу.
– Спасибо, конечно. Но у тебя же свои дела есть, да и я не могу здесь вечно сидеть.
Крита еще немного подумала и сказала:
– Тогда, может быть, Мальта знает, что делать.
– Ты не могла бы все-таки ей позвонить?
– Мальта сама связывается с кем ей нужно и никому не позволяет вступать с ней в контакт, – сказала Крита, проглотив кусочек брокколи.
– Но ты ведь можешь связаться с ней?
– Разумеется. Мы же сестры.
– Значит, ты можешь спросить у нее про пятно? Или попросить, чтобы она мне позвонила?
– Извините, но это невозможно. Я не могу ни о чем просить сестру за кого-то другого. У нас такое правило.
Намазывая маслом тост, я вздохнул:
– Выходит, если у меня к Мальте какое-то дело, надо ждать, пока она сама со мной не свяжется?
– Совершенно верно, – кивнула Крита. – А что касается вашего пятна, то если оно не болит и не чешется, лучше забыть о нем на какое-то время. Вот я на такие вещи внимания не обращаю и вам советую не обращать. С людьми иногда такое бывает.
– Ты думаешь?
Некоторое время мы молча жевали. Я уже давно не ел в компании. Все было очень вкусно. Я сказал об этом Крите, и мне показалось, что ей приятно это слышать.
– Что же все-таки случилось с твоей одеждой?
– Вам, наверное, неприятно, что я без разрешения надела вещи вашей жены? – встревожилась Крита.
– Да нет, нормально. Надела и надела. Все равно Кумико все оставила. И все же никак в голову не возьму, как ты могла потерять одежду.
– Не только одежду – туфли тоже.
– Как же это вышло?
– Не помню, – сказала Крита. – Знаю только, что проснулась в вашей постели совершенно голая. А что до этого было – совсем не помню.
– Ты в колодец залезла, помнишь? А я ушел.
– Это помню. И еще – я там уснула. А что потом – никак не вспоминается.
– То есть ты совсем не помнишь, как выбралась из колодца?
– Абсолютно. У меня в памяти разрыв. Вот такой. – Крита расставила указательные пальцы сантиметров на двадцать. Сколько по времени могло значить это расстояние, я понятия не имел.
– А с лестницей что сделала? Тоже не помнишь? Лестница-то пропала.
– Про лестницу я вообще ничего не знаю. Не помню даже, вылезала по ней из колодца или нет.
– Можно посмотреть твои пятки? – спросил я, внимательно разглядывая чашку с кофе, которую держал в руке.
– Конечно. – Крита села рядом со мной на стул и вытянула ноги, демонстрируя пятки. Держа ее за лодыжки, я стал изучать их. Абсолютно чистые и очень красивой формы. Ни царапин, ни грязи.
– Ни грязи, ни царапин. Ничего нет, – сообщил я.
– Ага!
– Вчера целый день шел дождь, и если ты шла оттуда босиком, ноги у тебя должны быть грязные. Ты же проходила через сад, значит, и на веранде должны остаться следы. Так ведь? А что мы имеем? Пятки у тебя чистые, на веранде никаких следов.
– Да.
– Это значит, что ты не шла босиком.
Крита с заинтересованным видом слегка наклонила голову.
– Вы очень логично рассуждаете.
– Может, и логично, но пока мы ни к чему не пришли, – сказал я. – Где же ты потеряла одежду и туфли и как оттуда пришла?
– Понятия не имею, – покачала головой Крита.

* * *

Пока Крита усердно терла в раковине посуду, я сидел за кухонным столом и думал обо всем этом. И конечно, ни до чего не додумался.
– С тобой такое часто случается? Ну, что ты забываешь, где была? – спросил я.
– Это уже не в первый раз. Не часто, но время от времени бывает. Куда ходила, что делала, – не могу вспомнить, и все тут. Я уже как-то забывала где-то свои вещи. Но чтобы всю одежду и туфли в придачу – такого еще не было.
Крита выключила воду, стерла со стола.
– Крита-сан, ты так и не рассказала до конца свою историю. Начала тогда и вдруг исчезла куда-то на полпути. Помнишь? Может, расскажешь? Эти бандиты тебя поймали и заставили заниматься проституцией – работать на них. Ты встретилась с Нобору Ватая, переспала с ним… А потом что было?
Облокотясь о раковину, Крита взглянула на меня. Капли воды скатывались с ее рук по пальцам и падали на пол. На груди под белой майкой остро обозначились соски. Взглянув на них, я живо представил минувшую ночь, ее обнаженное тело.
– Ладно. Расскажу все как было.
Она снова уселась напротив.
– Тогда я убежала посредине нашего разговора, потому что не была еще до конца готова к тому, чтобы рассказать обо всем, что произошло. И все же, подумала я, лучше выложить вам всю правду, если получится. Начала, но не смогла закончить. Вы, наверное, удивились, что я исчезла так неожиданно?
Положив руки на стол, Крита говорила, глядя мне прямо в лицо.
– Конечно, удивился, но это было не самое удивительное из того, что произошло в последнее время.

* * *

– Я была проституткой, и как уже говорила, последним моим «физическим клиентом» оказался Нобору Ватая. Когда мы встретились с ним второй раз – мне эту работу поручила Мальта, – я его сразу узнала. Забыть его было невозможно. Вспомнил ли он меня, не знаю. Ватая-сан не из тех, кто показывает свои чувства.
Но давайте лучше по порядку. Сначала о том, когда Нобору Ватая стал моим клиентом. Это было шесть лет назад.
Помните, я говорила, что потеряла тогда всякую чувствительность к боли? И не только к боли – я вообще ничего не ощущала, не воспринимала абсолютно ничего. Нет, конечно, я не хочу сказать, что не чувствовала жара, холода, уколов… Но все эти чувства, казалось, существовали в другом, далеком, никак не связанном со мной мире. Поэтому ничто во мне не противилось, когда я спала с мужчинами за деньги. Что бы со мною ни делали, мне было все равно – то, что я испытывала при этом, не имело ко мне отношения. Моя бесчувственная плоть мне не принадлежала. К тому времени якудза уже втянули меня в проституцию по полной программе. Они заставляли меня спать с мужчинами – и я спала, давали мне деньги – я брала. На этом мы в прошлый раз остановились?
Я кивнул.
– В тот день меня послали на шестнадцатый этаж одного отеля в центре. Номер был заказан на фамилию Ватая. Имя редкое – не из тех, что все время мелькают. Постучав, я отворила дверь и увидела сидевшего на диване мужчину. Он пил заказанный в номер кофе и, похоже, что-то читал. На нем была зеленая тенниска и коричневые хлопчатые брюки. Волосы коротко пострижены; он носил очки в коричневой оправе. На низком столике перед диваном стоял кофейник и его чашка, лежала книга. Мне показалось, что мыслями он оставался в книге – в глазах еще не угасло возбуждение. В лице ничего особенного, только глаза светились необыкновенной энергией, в которой чувствовалось что-то сверхъестественное, зловещее. Увидев эти глаза, я на какое-то мгновение подумала, что обозналась и зашла не в тот номер. Однако ошибки не было. Мужчина сказал, чтобы я вошла и закрыла дверь.
Сидя на диване и не говоря ни слова, он разглядывал меня с ног до головы. Так обычно бывает: приходишь к клиенту, и тебя начинают разглядывать со всех сторон. Извините, Окада-сан, вы когда-нибудь покупали проститутку?
– Нет, – отвечал я.
– Это как обычная покупка. К таким взглядам быстро привыкаешь. Они же покупают тело и платят за него – естественно, товар надо проверить. Но этот человек смотрел как-то особенно, как бы рассматривая сквозь мое тело что-то позади меня. От его взгляда мне стало не по себе: я будто сделалась полупрозрачной.
Я немного замешкалась и уронила сумочку. Она слабо стукнулась об пол, но я так растерялась, что даже не сразу это заметила. В конце концов я все-таки нагнулась и подняла ее. От удара она расстегнулась, и из нее высыпалась моя косметика. Подобрав карандаш для бровей, крем для губ и маленький флакончик одеколона, я положила их обратно в сумочку. Все это время он все так же смотрел на меня.
Когда я собрала в сумочку свои вещи, он велел мне раздеться. «Можно сначала принять душ? Я немного вспотела», – спросила я. День был очень жаркий, и в метро по дороге в отель я вся стала липкая от пота. Он сказал, что это его не волнует, что у него мало времени и чтобы я скорее раздевалась.
Я разделась, и тогда он сказал, чтобы я ложилась на кровать лицом вниз. Я подчинилась. Он приказал лежать тихо, закрыть глаза и молчать, пока не спросят.
Одетый, он сел рядом – только сел, не коснувшись меня пальцем. Просто сидел и смотрел на мое обнаженное тело. Так продолжалось минут десять. Я до боли остро ощущала его пронзительный взгляд у себя на затылке, на спине, на ягодицах, на ногах. Может, он импотент, подумала я. Попадаются иногда такие клиенты. Купят проститутку, заставят ее раздеться и смотрят. Некоторые раздевают девушек и кончают у них на глазах. Всякие люди берут проституток, и причины у всех разные. Неужели и этот из таких?
Однако немного погодя он вытянул руки и начал меня ощупывать. Его пальцы что-то искали, не спеша перемещаясь от плеч к спине, от спины к пояснице. Это было не заигрывание и явно не массаж. Пальцы двигались осторожно, словно прокладывали маршрут по карте. Прикасаясь ко мне, он, казалось, все время думал о чем-то. Не просто думал, а размышлял, сосредоточенно и серьезно.
Пальцы, только что вяло блуждавшие туда-сюда, вдруг неожиданно замирали и долго не шевелились. Впечатление было такое, будто они то сбивались с дороги, то снова находили ее. Вы понимаете, о чем я говорю? Мне чудилось, что каждый его палец жил и думал сам по себе, подчиняясь собственной воле. Это было очень странное ощущение, от которого становилось не по себе.
И тем не менее прикосновения его пальцев возбуждали меня. Первый раз в жизни. До того как я стала проституткой, секс причинял мне только боль. При одной мысли о нем меня охватывал страх, что опять будет больно. Но все изменилось, когда я втянулась в это занятие, – я вообще перестала что-либо чувствовать. Боли больше не было, но вместе с ней пропали и другие ощущения. Чтобы ублажить клиента, я стонала и изображала страсть, но то был обман, профессиональный спектакль. Тогда же, под его пальцами стоны были самые настоящие. Они вырывались непроизвольно, поднимаясь откуда-то из глубины. Я чувствовала внутри какое-то движение – похоже, центр тяжести тела стал куда-то смещаться.
Наконец пальцы перестали двигаться. Держа руки у меня на талии, он, казалось, о чем-то думал и пытался выровнять дыхание. Мне это передавалось через кончики пальцев. Потом он медленно начал раздеваться. Зажмурившись, я уткнулась лицом в подушку и ждала, что будет дальше. Оставшись без одежды, он раздвинул мне руки и ноги.
В комнате повисла пугающая тишина, лишь слабо гудел кондиционер. Мужчину почти не было слышно, даже его дыхания я не могла уловить. Он положил ладони мне на спину. Его пенис коснулся моих ягодиц, но все еще оставался мягким.
В этот миг у изголовья кровати зазвонил телефон. Я открыла глаза и взглянула в лицо клиенту, однако он словно ничего не замечал. Прозвонив восемь или девять раз, телефон затих, и в номер опять вернулась тишина.

* * *

Крита прервала рассказ и негромко вздохнула. Она смотрела на свои руки и молчала.
– Извините, – сказала она, – можно передохнуть? Вы не против?
– Конечно. – Я подлил себе кофе и сделал глоток. Крита выпила холодной воды. Минут десять мы просидели молча.

* * *

– Его пальцы снова задвигались, поглаживая каждый сантиметр моего тела, – продолжала Крита. – Не осталось места, которого бы они не коснулись. Я уже ничего не соображала. Сердце стучало в ушах, и я подумала: как странно оно бьется – редко, но так громко. Я уже не могла больше себя контролировать и раз за разом вскрикивала в полный голос под его руками. Пыталась сдержать крик, но кто-то другой стонал и кричал за меня моим голосом. Было ощущение, будто все винтики, скреплявшие мое тело, разом развинтились. Я долго лежала ничком в таком состоянии и вдруг почувствовала, как что-то вошло в меня сзади. И сейчас не знаю, что это было. Что-то очень твердое и огромное – и уж конечно не его пенис. Это точно. Я еще тогда подумала: а он в самом деле импотент.
В общем, не представляю, что он в меня воткнул, но мне стало больно – впервые после того, как я хотела покончить с собой. Именно мне, а не кому-то другому. Боль была невообразимая. Ну, как сказать… Как будто что-то разрывало меня изнутри надвое. Но вместе с жуткой болью нахлынуло наслаждение. Наслаждение и боль слились воедино. Вы понимаете? Боль вызывала наслаждение, а наслаждение – боль. Эти два чувства входили в меня как единое целое. Тело, погруженное в боль и наслаждение, быстро раскалывалось, и я ничего не могла с этим поделать. А потом произошла какая-то чертовщина. Изнутри, из разверзшейся плоти, протискиваясь, выбиралось нечто, чего раньше я никогда не видела и не касалась. Большое оно было или маленькое – не знаю, но оно было мокрым и скользким, как только что родившийся ребенок. Абсолютно не представляю, что это было. Оно жило во мне с самого начала, а я об этом не знала. И вот он вытащил это из меня наружу.
Мне хотелось знать, что это. Очень хотелось. Хотелось видеть собственными глазами. Ведь это же часть меня! Я имею на это право! Но я так ничего и не увидела. Поток боли и наслаждения захлестнул меня. Превратившись в стонущую плоть, я судорожно двигала бедрами, роняя капельки слюны, и даже глаз не могла открыть.
Наконец, наступил пик экстаза. Нет, не пик. Ощущение было другое – скорее меня сбросили вниз с высокого обрыва. Я громко закричала, и все, что было в комнате из стекла, мне показалось, разлетелось вдребезги. И не только показалось: я действительно заметила, как оконные стекла, стаканы и другие стекляшки разнесло на мельчайшие осколки, которые дождем посыпались на меня. После этого накатила ужасная дурнота. Сознание уплывало, тело похолодело. Вам такое сравнение покажется странным, но я чувствовала себя кастрюлей с остывшей кашей – клейкой, липкой, расплывшейся массой, что вяло и судорожно корчилась при каждом ударе сердца. Я вспомнила эти болезненные судороги – много времени не понадобилось. Ту же самую тупую роковую боль я ощущала тогда – перед тем как пыталась покончить с собой. Боль, будто ломом, взламывала крышку сознания, взламывала с необыкновенной силой и против моей воли вытягивала из меня превратившуюся в желе память. Это странно, наверное, но я напоминала себе мертвеца, наблюдавшего за собственным вскрытием. Как вам это? Видеть со стороны своими глазами, как разрезают твое тело и постепенно вытаскивают внутренности?
Я лежала, содрогаясь в конвульсиях, изо рта стекала струйка слюны. Я даже обмочилась – понимала, что надо себя контролировать, но сдержаться так и не сумела. Все соединявшие мое тело винтики окончательно разболтались и выпали из своих гнезд. А в затуманенном мозгу громко стучало: до чего же я одинока, до чего слаба и беспомощна! Плоть быстро теряла свое содержание. Все внутри меня – все, что имело какую-то форму, и все бесплотное, бесформенное – растекалось и медленно, по каплям, выходило из меня, как слюна или моча. «Нет, так нельзя, – шевелилось в голове. – Ведь так и в самом деле все вытечет, и от меня ничего не останется». Но остановить эту течку мне было не под силу. Оставалось только бессильно смотреть на это. Сколько так продолжалось – понятия не имею. Я, казалось, полностью лишилась памяти и сознания. Все, что было во мне, вышло наружу. Потом на сцену будто опустился тяжелый занавес – темнота в один миг поглотила меня.
И когда я пришла в себя, я была уже другим человеком.
Крита Кано замолчала и взглянула на меня.
– Вот что тогда случилось, – тихо сказала она.
Я молчал и ждал, что она скажет дальше.