Правовые презумпции и рефлексы права

Автор статьи анализирует определение понятия «рефлекс права» и его соотношение со смежными правовыми категориями. Доказывается взаимная связь между спецификой рефлексов права, порождаемых нетипичными нормативными предписаниями презумптивного характера и непосредственно содержанием правовых презумпций. Обосновывается необходимость учета в процессе правовой регламентации общественных отношений все совокупности следствий, в том числе случайного рефлективного характера.

The article analyses the concept of «reflex of law» and its correlation with similar legal categories. The interconnection between the specificity of law feflexes produced by atypical rules having a presumption character and the substance of legal presumptions in proved. The necessity of taking into account the whole complex of consequences, including those of accidental reflexive character, in the process of rule-making that concerns social relations in substantiated.

Вопросы исследования правовых презумпций являются фундаментальными аспектами научного познания современной юридической доктрины. Немаловажное значение при этом имеет не только изучение их правовой природы и ряда характеристик, интерес также представляет анализ их соотношения с иными правовыми явлениями. Зачастую это позволяет выявить новые стороны их взаимозависимости и более глубоко понять сущность каждого из них.

В качестве методологической предпосылки исследования предмета данной статьи будет использовано понятие правовой презумпции, сформулированное В.К. Бабаевым, являющееся наиболее конструктивным и устоявшимся в современной науке. В соответствии с ним, правовая презумпция – это закрепленное в праве предположение о наличии или отсутствии юридических фактов, основанное на связи между ними и фактами наличными и подтвержденное предшествующим опытом»[1].

В рамках данного подхода правовые презумпции имеют отношение к наличию или отсутствию определенных обстоятельств, имеющих правовое значение и влекущих правовые последствия. Правовая презумпция представляет собой нетипичное нормативное правовое предписание. Следовательно, в процессе реализации презумптивных положений возникают субъективные права и юридические обязанности: право считаться невиновным, пока вина не будет доказана, право считаться добросовестным приобретателем и т.д. Вместе с тем, реализация субъективного права кроме правовых последствий для его носителя иногда влечет выгоды случайного характера для иных лиц. В юридической литературе данные явления получили название «рефлексы права». Например, рассмотрим неопровержимую презумпцию французского законодательства, устанавливающую, что в случае одновременной смерти жены и мужа, наступившей в результате катастрофы (авиационной, автомобильной), муж считается умершим первым; его имущество переходит к жене, а от нее – к родственникам жены. Такое предположение основано на медицинской статистике о большей живучести женщин[2]. И предписание презумптивного характера в этом случае влечет благоприятные выгоды для родственников жены.

В данной статье хотелось бы найти решение двух задач: во-первых, определить природу рефлексов в праве, и во-вторых, выявить, имеется ли закономерная взаимосвязь между спецификой рефлексов, порождаемых нетипичными нормативными предписаниями презумптивного характера и непосредственно содержанием правовых презумпций.

Обратимся к анализу категорий. Впервые понятие рефлекса права было установлено Р. Иерингом в области гражданского права. Он рассматривал рефлективное право в качестве рефлекса субъективного права. Классическим является следующий пример данного ученого: когда в многоэтажном доме квартирант второго этажа кладет на лестницу, ведущую в его квартиру, ковер, то и квартиранты третьего, четвертого, пятого и т.д. этажей, пользуясь общей лестницей, приобретают право ходить по ковру. Но квартиранты третьего, четвертого, пятого и т.д. этажей не приобретают субъективного права на пользование этим ковром. У них есть только субъективное право пользоваться лестницей, и рефлексом этого права является отраженное право пользования ковром. Причем стоит жильцу верхнего этажа прекратить договор или съехать с квартиры, и вместе с прекращением принадлежащего ему субъективного права прекратится и рефлективное действие его на третьих лиц[3]. Таким образом, рефлекс права, по смыслу его учения, суть той выгоды, которую получают третьи лица вследствие осуществления кем-либо своего субъективного права. В силу своего случайного характера данное явление, как отмечает В.Н. Дурденевский, сложно признать юридической категорией, а не простым фактом, для права, в сущности, безразличным[4].

Несколько иную трактовку рефлексов в праве осуществлял Г. Еллинек. Он рассматривал понятие рефлекса объективного права, основополагающим признаком которого он рассматривал не случайную выгоду, а нормативированную, то есть повторяющуюся. Он отмечал: «когда нормами публичного права предписано государственным органам определенное действие или воздержание от действия в общественном интересе, то результат этого действия или воздержания может служить во благо известным индивидам без того, чтобы правовой порядок ставил себе целью расширение правовой сферы этих именно лиц»[5].

Трудность разграничения рефлексов и субъективных прав признавал сам Г. Еллинек, он опирался на формальный критерий и полагал, что рефлекс, по его мнению, имеется в тех случаях, где нет исковой защиты[6]. То есть данные явления не обеспечиваются чьей-либо юридической обязанностью. Ряд ученых справедливо полагает, что рефлексы объективного права, разработанные Г. Еллинеком, с теоретической точки зрения, являются субъективными правами.

В советской юридической науке также уделялось внимание исследованию рефлексов права. Так, например, Я.М. Магазинер отмечал, что рефлексы можно определить как правомерные выгоды, которые извлекаются данным лицом не из лично ему принадлежащего права, а вследствие случайно благоприятного ему права или обязанности третьего лица [7].

Вместе с тем, понятие рефлексов права весьма близко к понятию категории законного интереса. Отмечая эту зависимость, В.В. Субочев, рассуждая о понимании рефлекса в праве с позиции Я.М. Магазинера, отмечает, что он, по сути, анализирует законные интересы, утверждая, что действительные рефлексы надо отличать от мнимых рефлексов, т.е. субъективных прав с юридически несовершенной защитой. Если интересу дана юридическая охрана, он уже не является рефлексом[8].

Этимологический анализ данной категории показывает, что истоки данного термина основываются на категории «рефлекс». В словаре иностранных слов содержится следующее определение: «Рефлекс – (от лат. reflexus – отражение) 1) физиол. ответная реакция организма на те или иные воздействия, осуществляющаяся через нервную систему; 2) оттенок цвета, возникающий при падении на предмет света, отраженного от других объектов; 3) отражение, следствие чего-либо»[9].

В Большой Советской Энциклопедии «рефлекс (от лат. reflexus — обращенный, повёрнутый назад, отражённый) в живописи (реже в графике), отсвет цвета и света от какого-либо предмета, возникающий в тех случаях, когда на этот предмет падает отсвет от окружающих объектов (соседних предметов, неба и т.д.)»[10]. В иных источниках, содержащих трактовку данной категории предлагаются понятия, сходные с приведенным. Экспортируя представленное понимание в сферу юриспруденции, можно сделать вывод, что в ней внимание должно акцентироваться на случайном и отраженном характере благоприятных выгод, возникающих у третьих лиц вследствие реализации правоотношения.

Думается, что между категориями субъективное право, законный интерес и рефлекс права все-таки можно провести различия. В основе разделения важно использовать несколько признаков: возможность обеспечения юридической обязанностью, степень притязания субъекта и выражение интереса субъекта.

В соответствии с этими критериями можно дать следующие характеристики. Субъективное право определим как юридическую возможность осуществления каких-либо действий субъектом права в целях реализации его интересов, обеспеченную конкретными юридическими обязанностями. Законные интересы – это юридическая возможность, заключающаяся в притязании субъекта на осуществление каких-либо действий в целях реализации его интересов, не обеспеченная конкретными юридическими обязанностями. Степень гарантированности данных притязаний носит вероятностный характер и зависит от возможностей государства. Рефлексы права – это случайно возникающие выгоды, которые не всегда сводятся к возможности осуществления каких-либо действий, они отражают интересы третьих лиц и не обеспечиваются конкретными юридическими обязанностями.

Определенную зависимость между субъективными правами и рефлексами норм, закрепляющих эти субъективные права можно усмотреть в необходимости порождения рефлексов субъективными правами.

Таким образом, определяя понятие рефлекса в праве, следует отметить позицию Я.М. Магазинера, в соответствии с которой «рефлекс права представляет собой выгоду, случайную для данного лица, но необходимо вытекающую из обеспечения чужого, действительно защищенного субъективного права, из удовлетворения чужой юридически обеспеченной потребности»[11].

Определяя взаимозависимость между рефлексами в праве в данном понимании и правовыми презумпциями используем индуктивный путь. Рассмотрим ряд примеров, демонстрирующих последствия, которые влекут правовые презумпции.

Первый пример – использование презумпций при правовом регулировании изъятия органов у умершего человека. Существуют три способа данного изъятия: рутинное изъятие, на основании презумпции несогласия и презумпции согласия. Суть принципа рутинного забора заключается в том, что тело после смерти человека согласно этому принципу становится собственностью государства. Это означает, что решение об изъятии органов принимается исходя из интересов и потребностей государства. Такая модель имела место в советской системе здравоохранения с 1937 г. и сохранялась до 1992 года. Рутинное изъятие утратило свою силу в современном обществе. Презумпция согласия действует в России, Австрии, Бельгии, Испании, Чехии и Венгрии и ряде других стран. Презумпция несогласия закреплена в законодательствах США, Канады, Германии, Франции, Португалии, Голландии[12].

В соответствии с презумпцией несогласия предполагается, что каждый человек заранее не согласен с тем, что его органы будут пересажены другому человеку. Органы можно изъять только в случае получения прижизненного согласия от самого человека, либо согласия родственников после его смерти.

В соответствии с действующей в нашем государстве презумпцией согласия предполагается, что каждый россиянин изначально согласен, что его органы после смерти будут использованы для пересадки другим. В статье 8 «Презумпция согласия на изъятие органов и (или) тканей» Закона РФ № 4180-I от 22 декабря «О трансплантации органов и (или) тканей человека» закреплено: изъятие органов и (или) тканей у трупа не допускается, если учреждение здравоохранения на момент изъятия поставлено в известность о том, что при жизни данное лицо либо его близкие родственники или законный представитель заявили о своем несогласии на изъятие его органов и (или) тканей после смерти для трансплантации реципиенту[13].

Т. е. если на момент смерти человека у врачей не будет документа от пациента, что он против, или не придут и не заявят об этом родственники, то будет осуществлен забор органов. Отсутствие выраженного отказа трактуется данным законом как согласие. Положительной стороной «презумпции согласия» является то, что этот принцип формирует источник большего количества органов для трансплантации. Это происходит за счет того, что органы изымаются у тех, кто не выражал никакого мнения по этому поводу. Для врачей существенно облегчается процедура получения органов, им не нужно получать согласие от родных. Это влечет выгоды гораздо большего количества нуждающихся в данных органах людей.

Второй пример. В уголовном праве существует презумпция непонимания малолетними опасности своего деяния. Она предрешает по существу вопрос об уголовной ответственности. Если уголовно-правовой запрет нарушило лицо в возрасте до 14 или 16 лет, то согласно ст. 20 УК РФ уголовно-правовые отношения не возникают или прекращаются. Уголовный закон предусматривает, что к уголовной ответственности могут привлекаться лишь лица, которым до совершения преступления исполнилось 16 лет, а в некоторых случаях – 14 лет. С учетом индивидуального развития личности, возможно предположить осознанное поведение лиц, не достигших указанного возраста. Но законодатель не принимает во внимание это исключение из общего правила и не допускает возможность доказывания факта, что лицо, хотя и не достигло соответствующего возраста, но в силу своего развития может быть признано виновным в совершении преступления. Данное обстоятельство создает случайную выгоду как раз для категории лиц, подпадающих под данный случай – осознанно осуществляющих противоправное поведение и не подлежащих юридической ответственности.

Зачастую неопровержимые презумпции, как отмечает Е.Ю. Веденеев, могут приводить к ущемлению прав одной из сторон в связи с необоснованным доминированием одной стороны в процессе доказывания в результате искусственных преимуществ, установленных в законе[14].

Разделяя мнение В.К. Бабаева, следует акцентировать внимание на том, что неопровержимый характер презумпции ставит ее в один ряд с императивными нормами, а придание презумпции характера неопровержимости продиктовано общественно-политическими интересами[15]. Развивая это положение, следует заметить, что общественно-политические интересы влияют на специфику содержания правовой презумпции. В частности, будет ли это презумпция согласия или презумпция несогласия, как упоминалось в рассмотренном выше примере.

Следовательно, можно сделать вывод, что правовые презумпции в отдельных случаях влекут возникновение определенных рефлексов права, которые предопределяют содержание правовых презумпций. В процессе правовой регламентации общественных отношений, используя такое технико-юридическое средство как правовые презумпции, законодатель должен учитывать всю совокупность следствий, в том числе случайного рефлективного характера. Бесспорно, что случайные явления далеко не всегда являются значимыми. Так, например, В.П. Тугаринов полагает, что «случайность отличается от необходимости тем, что она лишь возможна, но необязательна»[16]. Но, с другой стороны, Н.И. Матузов и Н.В. Ушанова весьма справедливо отмечают, что случайность не только возможна, но и действительна. Она возможна в том случае, когда то событие, которое связано со случайностью, еще не произошло. Но она сразу станет реальностью, как только данное событие произойдет. Значит, нельзя сказать, что случайность всегда априори «не обязательна» и «недействительна»[17].

Разделяя приведенные позиции можно утверждать, что если имеет место случайная выгода, следствием этого еще не является тот факт, что это случайное событие не произойдет. Кроме того, Я.М. Магазинер справедливо отмечал, что рефлекс «необходимо вытекает из обеспечения чужого субъективного права»[18].

Проанализированные примеры свидетельствуют еще и о том, что случайные выгоды в результате реализации презумптивных предписаний могут носить как позитивный, так и негативный характер. Первый вид отражен в первом рассмотренном примере, второй – в последующем.

В результате проведенного анализа можно сделать вывод, что между правовыми презумпциями и рефлексами в праве существует взаимная зависимость, это обстоятельство необходимо учитывать как в процессе регламентации общественных отношений, так и в процессе реализации правовых предписаний. Учет данной закономерности, несомненно, будет способствовать повышению эффективности правового регулирования.

[1] Бабаев В.К. Презумпции в советском праве. – Горький, 1974. – С. 14.

[2] Бабаев В.К. Презумпции в российском праве и юридической практике // Проблемы юридической техники: Сборник статей / Под ред. д.ю.н., проф., академика РАЕН и ПАНИ, заслуженного деятеля науки РФ В.М. Баранова. – Н. Новгород, 2000. – С. 330.

[3] Тарановский Ф.В. Право в объективном и субъективном смысле // Хропанюк В.Н. Теория государства и права: Хрестоматия. – М., 1999. – С. 173.

[4] Дурденевский В.Н. Субъективное право и его основное разделение // Правоведение. – 1994. – № 3. – С. 84..

[5] Цит по: Дурденевский В.Н. Субъективное право и его основное разделение // Правоведение, 1994. – № 3. – С. 84.

[6] Дурденевский В. Н. Субъективное право и его основное разделение // Правоведение. – 1994. – № 3. – С. 85.

[7] Магазинер Я.М. Общая теория права на основе советского законодательства // http://www.ex-jure.ru/law/news.php?newsid=120.

[8] Субочев В.В. Законные интересы. – М. – 2008. – С. 33.

[9] Словарь иностранных слов. – М., 1989. – С. 443.

[10] Большая Советская Энциклопедия // http://slovari.yandex.ru/~книги/БСЭ/Рефлекс/.

[11] Магазинер Я.М. Общая теория права на основе советского законодательства // http://www.ex-jure.ru/law/news.php?newsid=120.

[12] Ляуш Л.Б. Этические проблемы трансплантации органов и тканей человека. Этические проблемы ксенотрансплантации // http://old.rsmu.ru/deps/caf_bioet/lect/l11.htm.

[13] Закон Российской Федерации от 22 декабря 1992 года №4180-1 «О трансплантации органов и (или) тканей человека» (в ред. от 14.02.2007
и 09.02.2007) // ВСНД РСФСР и ВС РСФСР. – 1993. – № 2. – Ст. 62.

[14] Веденеев Е.Ю. Роль презумпций в гражданском праве, арбитражном и гражданском судопроизводстве // Государство и право, 1998. – № 2. – С. 48.

[15] Бабаев В.К. Презумпции в советском праве. – Горький, 1974. – С. 48.

[16] Цит. по: Матузов Н.И. Возможность и действительность в российской правовой системе / Н.И. Матузов, Н.В. Ушанова. – Саратов, 2010. – С. 22.

[17] Там же. – С. 22.

[18] Магазинер Я.М. Общая теория права на основе советского законодательства // http://www.ex-jure.ru/law/news.php?newsid=120.