Глава 2

Шиа стояла, словно неживая, неспособная вздохнуть и даже подумать. Ответ был перед ней во всем своем ужасе? Это существо было замучено и искалечено, и это ее будущее, будущее таких же, как она? Шиа зажмурила глаза, пытаясь спрятаться от действительности. От человеческой жестокости, сотворившей такое. Потекли слезы, когда она представила, какую боль должно было вынести это существо, прежде чем умереть. И почувствовала ответственность за это. У нее такие способности, а она все никак не может найти причину этой болезни, которая приговорила их всех к такому же страданию, как и ее.

Она вздохнула и открыла глаза. Он был еще жив, когда его мучители запечатывали гроб. Он царапал доски, стараясь проделать отверстие в крышке гроба. Шиа душили рыдания и чувство родства с этим бедным убитым существом. Его тело было покрыто тысячей порезов. Рядом с сердцем грудь почти насквозь протыкал деревянный кол. Кто бы это ни сделал, он явно нуждался в уроке анатомии. Она выдохнула, потрясенная. Что этот человек, должно быть, перенес!

Его руки и лодыжки были закованы, на груди лежали, тлея, грязные тряпки, он был похож на мумию. Врач в ней занял свое место и стал проводить методичную диагностику. Было невозможно сказать, как долго он мертв. В условиях подвала и гроба, возможно, прошло несколько лет, но тело еще не начало разлагаться. Гримаса боли словно застыла на его лице. А кожа была серой и туго натянутой на скелете. Сильные признаки страдания были отпечатаны на лице, делая его еще более резким и беспощадным.

Она узнал его. Это был человек из ее снов.

Это казалось невозможным, но ошибки не было, именно его она видела и не раз. Он был человеком с фотографии, которую ей показал Дон Уоллас. И хотя все это, казалось, было за пределами возможного, она чувствовала, что связана с ним, что должна была спасти его. Горе было настолько сильным, настолько реальным. Шиа почувствовала, словно часть ее лежит в этом гробу мертвой.

Она коснулась его грязных, черных, словно крыло ворона волос нежными пальцами. У него, наверное, была такая же редкая болезнь кровообращения, как и у нее. Как они могли это вытерпеть, когда другие охотились на них, мучили и убивали.

— Я сожалею, — прошептала она мягко. — Я подвела всех нас.

Медленное шипение, которое раздалось в воздухе, было единственным предупреждением. Веки были открыты, и она смотрела в глаза, сверкающие ядовитой ненавистью. Взрыв силы разрушил ржавые наручники, и его рука обхватила ее шею. Он был настолько силен, что у нее полностью перехватило горло, она не могла ни дышать, ни кричать. Все, казалось, двигалось в черно-белом безумии, настигшем ее. У нее было недостаточно времени, чтобы почувствовать сожаление, что будет не способна ему помочь, она почувствовала только жгучую боль, когда его зубы разорвали ее горло.

«Пусть это будет быстро».

Шиа не сопротивлялась, зная, что это бесполезно. В любом случае кто-то должен был отдать долг этому замученному существу, а она давно смирилась с тем, что скоро умрет. Она была напугана, но с другой стороны, и странно спокойна. Если можно подарить мир этому существу тем или иным способом, то она хотела бы это сделать. Вина за то, что не смогла найти лекарство, билась у нее в голове. Но было еще что-то, старое как мир, такое же простое и древнее. Необходимость спасти его. Знание о том, что он должен выжить, и о том, что она готова отдать свою жизнь за него.

Шиа чувствовала, как на нее накатывают головокружение и слабость. У нее сильно болела голова, а горло было настолько воспалено, что страшно было даже двинуться. Она нахмурилась, не способная осознать все. Потом услышала свой стон. Шиа лежала в грязи, одна рука была привязана к чему-то сзади. Она подползла, чтобы попытаться освободиться, но ее хрупкое запястье обхватывала его рука. Ее сердце бешено забилось, рука коснулась воспаленного горла, на нее нахлынули воспоминания. Шея опухла и была разорвана. Была большая рана и боль. Во рту стоял странный привкус, слабый медно-красный цвет покрывал ее язык.

Она потеряла очень много крови, что сразу поняла. Ее голова словно раскалывалась, пульсируя, когда давление стало увеличиваться. Шиа знала, что за это было ответственно существо, которое пыталось проникнуть в ее мозг. Тщательно облизав губы, она стала медленно двигаться назад к гробу, пытаясь ослабить давление на свою руку. Его пальцы обхватили ее запястье словно оковы, угрожая сломать кость при малейшем неверном движении. Дугой стон вырвался до того, как она успела его предотвратить. Ей бы хотелось верить, что это было просто кошмаром. Шиа медленно повернула свою голову, чтобы посмотреть на него.

Движение отдалось такой болью, что у нее аж перехватило дыхание. Ее глаза остановились на нем. Шиа попробовала освободиться и уйти. Его глаза были такими же черными как ночь, которая сжигала его. Жестокая ненависть, ядовитый гнев — все это клубилось в их мертвых глубинах. Его пальцы напряглись, пережимая ее запястье, подтаскивая к себе. Вырывая крик боли и страха из разорванного горла. Ее голова откинулась.

— Остановись! — лоб Шиа уперся в поверхность гроба с одной стороны. — Если ты причинишь мне боль, я не смогу помочь тебе. — Она подняла голову, чтобы посмотреть ему в глаза. — Ты понимаешь? Я это все, что у тебя есть. — Она заставила себя выдержать его пристальный взгляд. Огонь. Лед. У него были самые пугающие глаза, которые она когда-либо видела. — Меня зовут Шиа О’Халлорэн. Я врач. — Она повторила это на нескольких языках, под конец, признавая свое поражение. Когда заметила, что он просто продолжает на нее смотреть. Казалось, в нем не было ни капли милосердия.

Не мертвый. Животное, пойманное в ловушку. Замученное. Запутанное. Хищник, опасный, без веры, которая была так же мала, как и беспомощная ракушка.

— Я помогу тебе, если ты мне позволишь, — говорила она мягко, словно успокаивая дикое животное.

Она бесстыдно использовала силу своего голоса. Словно снотворное. Нежно. Успокаивающе.

— Мне нужны будут инструменты и транспортное средство. Ты меня понимаешь?

Она наклонилась. Ее свободная рука осторожно коснулась его искалеченной груди. Новая кровь стала вытекать из его ран. Словно они были недавно нанесены. На его запястье была новая рваная рана. И она была уверена, что ее не было ранее.

— Боже мой, ты, должно быть, испытываешь сильную боль. Не двигайся. Я не смогу вынуть этот кол. Пока не перевезу тебя к себе домой. Ты же можешь истечь кровью насмерть. — Неправда, его цвет стал немного лучше.

Существо освободило ее медленно и весьма неохотно, не отрывая свой взгляд от лица. Его рука опустилась вниз, чтобы взять почву и нанести ее на раны. Конечно! Земля. Она помогала ему выкапывать горсточки земли и наносить на его раны. Их было так много. После первой горсточки, он лежал неподвижно, стараясь сохранить свои силы, а его пристальный взгляд был направлен на ее рану. Он не моргал, темные глаза не отрывались от нее.

Шиа весьма нервно поглядывала вверх на выход из подвала. Много времени она была без сознания. Солнце должно скоро взойти. Она наклонилась над ним и стала поглаживать его волосы, испытывая прилив странной нежности. По какой-то необъяснимой причине чувствовала, что ее влечет к этому существу, ощущение было намного сильнее, чем ее естественное сострадание или потребность врача помочь. Она хотела, чтобы он жил. Он должен выжить. Она должна найти способ прекратить его ужасную боль.

— Мне нужно забрать некоторые вещи. Я буду спешить и, как только смогу, вернусь обратно. — Она поднялась на ноги и попробовала сделать шаг.

Он двигался так быстро, что был похож на размытое пятно, когда его руки обхватили ее шею и дернули ее на него. Его зубы снова разорвали ее горло, причиняя мучительную боль. Он пил жадно, словно неконтролируемое дикое животное. Она боролась против боли, против тщетности того, что он делал. Он убивал единственного человека, который мог спасти его. Ее рука вслепую нашла его черные как смоль волосы. Ее пальцы запутались в грязной густой гриве и остались там, когда она резко упала ему на грудь, почти безжизненная. Последнее, что услышала, прежде чем упасть в обморок, это было биение его сердца. Отвратительно, но ее собственное сердце пыталось соответствовать этому устойчивому ритму.

Тишина, потом стали врываться хрипы, когда ее сердце стало бороться за выживание. Существо тупо смотрело на ее мягкое, хрупкое тело. Чем сильнее он становился и чем больше тревожился, тем больше боли появлялось в нем, поглощая его. Он поднял свою руку и прокусил свое запястье, прикладывая рану уже во второй раз к ее губам. Он был не уверен в том, что случилось с ним, боль затмевала все. Он был так долго заживо похоронен, что привык видеть мир в черно-серых оттенках, и не иметь никакой цели. А теперь перед его глазами кружили яркие цвета, вызывая болезненное ощущение. Ему нужно избавиться от этого калейдоскопа оттенков, боль увеличивалась поминутно, а незнакомые эмоции угрожали смести все на своем пути.

Шиа медленно приходила в себя, она лежала лицом в грязи. Ее горло болело и пульсировало, а рот был снова испачкан чем-то медно-красным и странным на вкус. Она была больна, голова кружилась, инстинктивно она поняла, что солнце находится в зените. Ее тело было похоже на желе. Где она? Она была замерзшей и дезориентированной. Шиа попробовала встать на колени, но вынуждена была пригнуть голову. Чтобы не упасть. Она еще никогда не была настолько слаба и беспомощна. Это ее пугало.

Понимание ситуации медленно пробивалось в голову, и она постаралась встать на четвереньки на полу. Она в ужасе посмотрела на гроб в стене, позади нее через всю комнату. Он лежал, словно мертвый. Не было заметно ни дыхания, ни биения. Шиа прижала к своему рту одну из рук, чтобы попытаться не дать себе разрыдаться. Она не подойдет к нему снова, мертв он или нет. И снова появилась мысль о том, что она все еще чувствует потребность найти способ помочь ему. Что-то внутри нее сопротивлялось этому.

Возможно, она ошибалась в отношении болезни нарушения кровоснабжения. Но были ли действительно вампиры? Он воспользовался своими зубами, его резцы были острыми, как бритва, а слюна содержит заживляющий агент. Она потерла свой лоб. Потребность помочь ему была настолько сильной и неослабевающей, что подавляла ее, заставляла чувствовать себя одержимой. Кто-то проводил свое время, мучая этого человека и получая удовольствие от его страданий. Они причинили ему такую боль, какую только смогли, а затем похоронили заживо. Один только Бог знает, как долго он это выносил. Она должна ему помочь, невзирая на возможную для себя цену. Было негуманно бросать его в таком состоянии. Это было больше, чем она смогла бы вынести.

Со вздохом Шиа выпрямилась и, прислонившись к стене, стала ждать, пока подвал перестанет вращаться. Вампир или человек, она не может оставить его здесь, обрекая на медленную смерть от голода. Он сильно страдал от боли и, было очевидно, не понимал, что происходит. И был пойман в ловушку в мире боли и безумия.

— Очевидно, ты не в своем уме, Шиа, — громко прошептала она.

Она знала, что испытываемое чувство было намного больше, чем просто сострадание или потребность исцелить. Что-то очень сильное внутри нее требовало гарантий его выживания. Странным способом она уживалась с этим человеком столько лет. Он был с ней в любое время, разделяя ее сознание, привязывая ее к себе, прося приехать и спасти. Она оставила его в этом месте боли и ужаса, потому что не верила, что он может быть реален. Шиа не подведет его снова.

В небе светило солнце. Если у него бывает такое же летаргическое состояние, как и у нее, то он спит и не проснется до заката. Надо было двигаться сейчас или рисковать, что он снова нападет на нее, когда пробудится. Солнце может обжечь ей кожу. Она нашла свою сумку и стала рыться в ней, ища темные очки.

Когда она пресекала луг, то думала, что попала в ад. Даже с темными очками солнце жгло ее глаза так, что они постоянно слезились, и она все видела расплывчатыми пятнами. Неспособная четко видеть неровности, она упала и не один раз. Солнце буквально неустанно било ее. В лесной тени пришло некоторое облегчение. Но к тому времени, как она добралась до своего дома, не было ни одного сантиметра кожи, которая бы не покраснела и не вздулась от ожогов.

Оказавшись дома, она сразу осмотрела свою опухшую шею и горло, ужасные ушибы и рваные раны. Она выглядела ужасно, словно отвратительный омар, вся избитая и с синяками. Шиа нанесла на кожу алоэ-вера, а потом стала быстро работать, собирая инструменты за инструментами, веревки и устраивая это все в грузовике. Окна в кабине уже были затемнены, но она должна была чем-то прикрыть его, прежде чем поместить в грузовик. Она вернулась за одеялом.

Волна головокружения заставила подогнуться ее колени. Она была очень слаба. Ей срочно нужно переливание. Если она хочет спасти этого человека, то ей сначала нужно спасти себя. Потребовалось несколько часов, чтобы вернуться домой и ей очень не хотелось впустую тратить время. Однако в данном случае у нее не было выбора, и она стала подготавливать один из пакетиков крови, которые всегда держала под рукой. Казалось, это заняло всего минуту, которая для нее стала похожа на час, давая ей время поволноваться и начать задавать вопросы.

Гроб находится около открытой крышки подвала? Почему она не заметила? А если она оставила его, где солнце может причинить ему вред, он может сгореть заживо, в то время как она уделяет внимание тому, что составляет всего лишь незначительные неудобства. О, Боже, почему она не может вспомнить это? Ее голова болела, горло было изорванным, но хуже всего то, что она боялась. Шиа не хотела снова почувствовать его руку на своей шее. Ей не хотелось верить, что стала такой черствой и смогла оставить его там, где солнце могло достать до него. Одна только мысль об этом причиняла ей боль физически.

Наконец, закончив переливание, Шиа подготовила комнату к операции, раскладывая инструменты, пригодные для того, чтобы вынуть кол и зашить раны. По-крайней мере у нее есть кровь, чтобы дать ему. Она не позволяла себе думать о большем, когда направилась обратно к руинам.

Солнце уже садилось за горы, когда она остановила свой грузовичок перед входом в подвал и, используя лебедку, спустила туда веревку. Вздохнув, испуганная тем, что она может там обнаружить, Шиа начала спускаться по хрупкой лестнице. Немедленно она почувствовала взгляд горящих глаз. Ее сердце дико колотилось, но она заставила себя пересечь комнату, чтобы очутиться в пределах его досягаемости. Он наблюдал за ней, как смотрят только очень опасные хищники. Он проснулся один, все еще пойманный в ловушку. Страх, боль и невыносимый голод грызли его. Его темные глаза обвиняюще смотрели на ее лицо, обещая расплату.

— Послушай меня. Пожалуйста, постарайся понять. — Она была в таком отчаянии, что стала жестикулировать, когда заговорила. — Я должна переместить тебя в свой грузовик. Это причинит тебе боль, я знаю. И если ты похож на меня, то обезболивающее не подействует на тебя. — Она начала запинаться под его пристальным взглядом, расстраиваясь. — Посмотри, — сказала она в отчаянии, — это ведь не я сделала с тобой. Я просто изо всех сил стараюсь тебе помочь.

Его глаза приказывали ей, чтобы она подошла ближе. Она провела рукой по волосам и поняла, что дрожит.

— Я оказалась перед необходимостью согласовать с тобой, как я буду прикреплять трос к …, — она закусила губу и замолкла. — Не стоит так на меня смотреть. Он еще достаточно крепкий.

Она осторожно приблизилась к нему. Потребовалась каждая унция ее храбрости, которой она обладала, чтобы подойти ближе к нему. Он чувствовал запах страха, безумный ритм ее сердца. В ее глазах был страх, в ее голосе тоже, но все равно она подошла. Он не получал ее согласия. Боль сделала его слабым. Он хотел сохранить каждую толику своей силы. Его удивило то, что она подошла к нему, несмотря на страх. Ее пальцы осторожно касались его кожи, притрагивались к его грязным волосам, успокаивая.

— Доверься мне. Я знаю, что прошу слишком много, но это все, что я смогла придумать.

Холодные пристальные глаза не отрывались от ее лица. Медленно, стараясь не потревожить его, Шиа закрывала все свободное пространство вокруг кола полотенцами, надеясь, что перемещение не убьет его. Она накрыла его одеялом, чтобы защитить от солнца. Он просто смотрел на нее, абсолютно безразличный, и все же она знала, чувствовала по тому, как держался, что он сможет напасть, если будет необходимость. Когда она закрепляла его в гробу, чтобы постараться уменьшить резкость толчков, а, следовательно, и кровотечение, он поймал ее запястье, с таким чувством, словно оно принадлежало ему. Она начинала уже привыкать к этому чувству.

На фотографиях, которые ей показывали Дон Уоллас и Джефф Смит двумя годами ранее, были несколько из их жертв, ослепленные и с завязанными ртами. Она не могла отрицать, что это существо в точности походило на человека, как из ее снов, так и с одной из фотографий. И все же, смог бы он пережить семь лет, находясь в этом подвале? В гробу были тряпки. Кляп? Повязка на глаза? Ее живот судорожно сжался. Даже чтобы защитить его, она не смогла бы прикрыть ему глаза. Она не имела права повторять ничего из того, что делали те убийцы. Его волосы были очень грязными, длинными и запутанными, падая на лицо. У нее было большое желание откинуть их с его щек. Прикоснуться нежными пальцами. Отогнать далеко воспоминания семи лет.

— Хорошо. Я оставлю твою руку свободной, — успокоила она. Было трудно просто стоять, ожидая его решения. Пристально смотря в его горящие глаза. Казалось, это длилось вечность. Шиа чувствовала, как внутри него все клокотало от гнева. Каждая пройденная секунда подтачивала ее храбрость. Она не была полностью уверена, что он был нормальным.

Неохотно палец за пальцем он разжал руку. Шиа не повторила ошибки, прикоснувшись снова к его руке. Очень тщательно она прикрепила трос к гробу.

— Я должна прикрыть этим твои глаза. Солнце уже садится. Но еще достаточно ярко, чтобы ослепить тебя. Я только положу это сверху. В любое время ты можешь это снять.

В тот момент, когда она положила ткань на его глаза, он сорвал ее и сковал своими пальцами ее запястье, предупреждая. Его сила была огромна, он почти сломал ей кость, но все же у нее было такое чувство, что он не хотел причинить ей боль. Он показал ей другой путь, который был приемлемым для него, и которого она не знала.

— Хорошо-хорошо, дай подумать. Никакой ткани. — Ее язык прошелся по нижней губе, которую потом прикусили зубы.

Его черный пристальный взгляд просто наблюдал за ней, следовал за движением ее языка, потом возвратился к ее ярко-зеленым глазам. Наблюдая. Изучая.

— Я знаю. Ты можешь воспользоваться моими очками, пока я не перевезу тебя. — Она мягко надела свои очки ему на нос.

Затем ее пальцы погладили его волосы с большой нежностью.

— Мне жаль, но это будет больно.

Шиа осторожно сделала шаг назад. Это было хуже. Когда она могла видеть его глаза. Еще один шаг. Его рот искривился в тихом оскале, сверкнули белые зубы. Она опомнилась раньше, чем его рука с неимоверной скоростью попыталась схватить ее. Его ногти оставили глубокую царапину на ее руке. Она вскрикнула. Отдергивая свою руку, продолжая бежать. Пока не оказалась у гнилой лестницы.

Свет ошеломил ее глаза, ослепляя, посылая импульсы боли через мозг. Шиа зажмурилась. Наткнулась на грузовик и стала тянуть лебедку. Она не хотела видеть его после того, как поднимет. Осознание того, что это была она, та, что мучила его, угнетала. Слезы текли по ее лицу. Шиа притворилась, что это была реакция на солнечный свет. Но умом понимала, что он напал из страха, что она оставит его.

Трос застонал и резко остановился. Шиа обошла грузовик, откинула заднюю дверцу, потом открыла кузов и направила трос в его сторону. Лебедка плавно загрузила гроб в кузов грузовика. Шиа очень были нужны ее темные очки, но она не могла заставить себя снова оказаться рядом с ним. Пока это не станет абсолютно необходимо. Скорее всего, в данный момент его охватывает такая боль, что он мог ее убить, не задумываясь, прежде чем она смогла бы объяснить, что не пытается его замучить. И она не могла винить его за это.

Дорога к дому заняла намного больше времени, чем обычно, в основном, из-за того, что ее глаза сильно слезились и мешали четко видеть. Она медленно ехала, стараясь избежать малейших кочек и ямок. С четырьмя приводами на колесах это было не просто. Шиа уже все прокляла к тому времени, как грузовик подъехал к крыльцу.

— Пожалуйста, пожалуйста, не хватай меня и не ешь заживо, — она говорила это мягко, слегка уныло, словно напев или молитву.

Если он еще раз прокусит ей горло, она уже будет не в состоянии помочь ему. Глубоко вздохнув, она открыла заднюю дверцу и убрала крепление, давая ему возможность сползти. Не смотря ему в глаза, она наклонилась над его гробом и стала осматривать.

Он не издал ни единого звука. Не стона, не рыдания, ни проклятья. Но он страдал, она могла это видеть по тому, как его тело покрылось испариной. По морщинам вокруг напряженного рта, по окрашенному в темно-красный цвет лоб, по выражению безумной боли в его глазах, когда уже можно было снять темные очки, не опасаясь солнца.

Шиа выдохлась, ее руки и ноги болели. Она решила выделить минутку, чтобы слегка передохнуть, прислонилась к стенке, ожидая, когда пройдет головокружение. Его глаза снова остановились на ее лице, снова полностью сконцентрировались на ней. Она ненавидела, когда он вот так молчал, инстинктивно понимая, что те, кто его мучил, могли наслаждаться этой болью. Это заставляло ее чувствовать себя одной из них. Малейшее движение было мучительно болезненным для него.

Быстро работая, она доставила его к своему операционному столу.

— Отлично, теперь я собираюсь достать тебя из этого гроба. — Ей было просто необходимо слышать свой голос, даже если он ее не понимал.

Она попробовала уже несколько языков, но он никак не среагировал. Казалось, на мгновение в его глазах промелькнуло что-то. Хотя полностью он не отреагировал, но была возможность, что все-таки понял, что она хотела помочь ему.

Схватив из сумки ее самый острый нож, Шиа наклонилась над ним, чтобы разрезать толстые веревки. Мгновение и он поймал ее запястье, предотвращая движение. Ее сердце остановилось. Все-таки он ничего не понял. Она зажмурилась и приготовилась к боли, когда он разорвет зубами ее плоть. Но ничего не случилось, и она открыла глаза и посмотрела на него, ожидая встретиться с горящим взглядом.

Он осматривал глубокую рану у нее на руке, его глаза были слегка сужены и затемнены крышкой. Он поворачивал ее руку то одной, то другой стороной, словно очарованный длинной линией крови на ее запястье. Шиа немедленно захотелось отойти.

Его пальцы осторожно прослеживали этот путь, при этом он не смотрел на ее лицо. Он медленно поднес ее руку к своему рту, и ее сердце чуть не остановилось. Его дыхание теплом согревало ее кожу. Он дотронулся до нее мягко, почтительно, с продолжительной нежностью, которая буквально убирала боль из раны. Его язык был, словно грубый бархат, покрывающий ее рану с заботой. Все это неожиданно послало волну жара через нее.

Интуитивно она понимала, он хочет возместить тот вред, который сам нанес. Она взглянула вниз на него, не верящая, что он способен заниматься ее дурацкой царапиной, когда сам так сильно искалечен. Жест казался таким трогательным, что у нее навернулись слезы на глазах. Она нежно погладила его лохматую гриву волос своими пальцами.

— Мы должны поторопиться, варвар. У тебя снова открылось кровотечение.

Он освободил ее очень неохотно, и Шиа разрезала веревки.

— Если будет сильно больно, то кричи на меня, — говорила она впустую. Удаление наручников заняло уйму времени. Даже с напильником ей пришлось очень трудно. Когда его запястья, наконец, оказались свободными, она торжествующе усмехнулась.

— Я освобожу тебя в мгновение ока.

Она стала снимать тяжелые цепи, которые пересекали грудь, открывая обугленную плоть сверху вниз к его ногам, и через его грудь…

Шиа выругалась, в бешенстве оттого, что можно совершать такое злодейство.

— Я думаю, что те люди, которые сделали это с тобой, узнали и о моем исследовании. У нас, скорее всего, одинаковое нарушение кровоснабжения. — Наконец, она освободила и его лодыжки. — Это очень редкая вещь, знаешь ли. Несколько лет назад появились фанатики и заявили, что такие люди, как мы, — это вампиры. Но я думаю, ты это уже слышал, — добавила она извиняющимся тоном.

Последний наручник спал, и она отбросила напильник прочь.

— У тебя более развитые зубы, чем у меня. — Она языком прошлась вдоль своих зубов, проверяя, что действительно не походила на него, а потом начала отламывать и откидывать прочь гниющее дерево гроба. — Судя по всему, ты не понимаешь ничего из того, что я говорю, и если честно, меня это радует. Я бы не смогла укусить кого-то. Плохо уже то, что мне нужна дополнительная кровь, чтобы жить. Скоро я срежу с тебя эту гниющую одежду и постараюсь вытащить это из тебя.

Его одежда и так почти истлела. Она никогда не видела столь израненное тело.

— Будь они прокляты. — Шиа с трудом сглотнула, через поврежденное горло. — Как они могли сделать это с тобой? Как ты смог выжить после этого? — Она отерла пот со своего лба и вытерла руки, прежде чем снова наклонилась к нему. — Я должна переместить тебя на этот стол. И знаю, что будет больно, но это единственный путь.

И он сделал невозможное. Когда Шиа оперла его на свои плечи и изо всех сил постаралась передвинуть его, он переместился на стол самостоятельно. Кровавые капельки окрасили его лоб и стали скатываться по лицу.

На мгновение Шиа замерла. По ее телу прошла дрожь, и она опустила голову, чтобы скрыть слезы. Она едва могла вынести вид его страданий.

— Когда же это прекратится?

Потребовалось несколько минут усиленной борьбы за самообладание, прежде чем она почувствовала его пристальный взгляд черных глаз.

— Я собираюсь это вытащить. Это единственный способ, который я знаю. Если анестезия не подействует, то просто шандарахну тебя чем-нибудь по голове. — Она думала об этом. Она не хотела мучить его так же, как это делали другие.

Он нежно дотронулся до нее кончиками пальцев, смахивая слезу. Он прикасался к ней некоторое время, прежде чем поднес ее слезу к своему рту. Она наблюдала за этим, задавая себе вопрос, почему ее сердце словно таяло, ведь такого не было никогда.

Шиа полностью вымылась, переоделась, надела хирургические перчатки и хирургическую маску. Когда она попыталась надеть маску и ему на лицо, он оскалил клыки и сковал ее запястья так, что она не могла пошевелиться. То же самое случилось, когда она попыталась использовать иглу. Его глаза сверкнули. Она покачала головой.

— Пожалуйста, не заставляй меня поступать, как они. Я же не мясник. И не хочу так поступать. — Она пыталась быть твердой и не плакать. — Я не буду этого делать. — Они уставились друг на друга в немом противоборстве.

Его черные глаза впивались в нее, требуя подчинения, его гнев, всегда кипевший внутри, начал вырываться наружу. Язык Шиа увлажнил ее нижнюю губу, а потом прошелся по ее зубам, нервно. Удовлетворение зажглось в его глазах, и он откинулся назад уверенный в своей победе.

— Ну почему ты такой упрямый. — Она очистила область вокруг кола и стала устанавливать зажимы, желая от всей души хорошую медсестру и большой молоток. — Проклятье на голову тех, кто это сделал с тобой. — Сжала она зубы и потянула изо всех сил.

Он дернулся, по мускулам прошла дрожь, потом он замер, но она знала, что ему безумно больно. Кол не сдвинулся ни на миллиметр.

— Будь все проклято! Я же говорила, что не смогу это сделать, пока ты бодрствуешь, я недостаточно сильная.

Он сам обхватил кол и выдернул его. Кровь полилась ручьем, а она стала быстро работать, стараясь остановить кровотечение из всех ран. Шиа не смотрела на него, полностью сконцентрировавшись на работе. Шиа была кропотливым хирургом. Она работала последовательно, обрабатывая раны в быстром и четком темпе, замечая все вокруг. Все ее существо было направлено на хирургическую операцию, а мозг был спаян с его, чтобы не позволить ему умереть.

Жак понимал, что она не осознает, насколько твердо держит его. Она была так увлечена, что казалось, не заметила, как полностью слилась с ним, чтобы позаботиться о нем. Мог ли он так сильно ошибиться в ней? Боль была мучительной, но ее ум, слитый с его, позволял ему удерживать остатки здравомыслия.

Дважды она добавляла свет для близкой работы, продолжая зашивать его в течение многих часов. Она сделала очень много стежков, чтобы зашить его грудь, но это было еще не все. Все его другие раны были так же вымыты и обработаны. Самая маленькая из них и та потребовала хотя бы один стежок, а большая — сорок два. Она продвигалась все вперед и вперед, когда ночь накрыла их. Ее пальцы почти оцепенели, а глаза болели от перенапряжения. Она стоически выдержала срезание омертвелой плоти, заставляя себя использовать слюну и землю, хотя это противоречило всем правилам, и всему тому, что она изучала в военно-медицинской академии.

Опустошенная, едва понимавшая, что делает, она сняла маску и перчатки и посмотрела на свою работу. Он сильно нуждался в крови. Его глаза почти обезумили от боли.

— Тебе нужно переливание, — сказала она устало.

Она указала на аппарат по переливанию крови подбородком. Черные глаза, не отрываясь, смотрели на нее. Шиа пожала плечами, слишком опустошенная, чтобы бороться с ним.

— Прекрасно, никаких игл. Налью в стакан, и ты выпьешь.

Его пристальный взгляд, не отрывался от ее лица, когда она поворачивала стол в сторону кровати, а потом с его помощью переместила его на чистую постель. Она дважды споткнулась, настолько она была усталой, и уже наполовину спала, когда дошла к кровати.

— Пожалуйста, помогай, варвар. Тебе это необходимо, а я так устала, чтобы спорить с тобой снова. — Она оставила стакан в нескольких дюймах от его пальцев на ночном столике.

Как робот, она вымылась, стерилизовала инструменты, вымыла стол, сложила в мешок остатки гроба, полусгнивших тряпок и пропитанных кровью полотенец, намериваясь при первой возможности их закопать. К тому времени как Шиа все закончила, до рассвета оставалось всего два часа.

Ставни были плотно закрыты, чтобы скрыть их от приближающегося солнца. Она добежала до двери и вынесла два ружья из туалета. Положив их на единственно свободный стул, она взяла одеяло и подушку, приготовившись защищать жизнь своего пациента. Она знала, что ей необходимо поспать, но обещала, что ему больше никто не будет причинять боль.

В душе она позволила себе постоять под горячей водой, смывая с себя кровь, пот, грязь с ее тела. Шиа засыпала, стоя. Через несколько минут в ее голове появилось странное ощущение, словно к ней прикасались крылья бабочки, заставляя ее проснуться. Она обернула вокруг своих длинных волос полотенце, оделась в одежду зеленого цвета и пошла проверить пациента. Выключив генератор, она подошла к кровати. Стакан все еще стоял на тумбочке. Полный. Шиа тяжело вздохнула. Очень мягко она прикоснулась к его волосам.

— Пожалуйста, сделай, как я прошу и выпей кровь. Я не смогу заснуть, пока ты не сделаешь это, а я так устала. Только один раз послушай меня, пожалуйста.

Его кончики пальцев очертили ее тонкие черты лица, как будто запоминая ее форму, мягкий атлас ее губ. Его рука обхватила ее горло, пальцы напряглись вокруг ее шеи. Он потянул ее к себе медленно, но неотвратимо.

— Нет. — Это было единственное слов, которое больше походило на стон, чем на протест.

Он увеличил давление почти нежно, пока не уложил ее маленькую фигурку рядом с собой на кровати. Его палец ласкал ее пульс отчаянно бьющейся на ее шее. Шиа должна была бы сопротивляться, но ее это не заботило, ведь это была бы неправда. Она чувствовала, как его губы прикасаются к ее коже, как они двигаются искушая. Его язык нежно ласкал. Она закрыла свои глаза, пытаясь отрешиться от волн, которые накатывали на ее голову. Он был там. В ее голове. Испытывая ее чувства, разделяя ее мысли. Жар заполыхал, когда его рот снова вернулся к ее пульсу. Его зубы покусывали, а язык ласкал. Ощущения были странно эротичными. Боязнь боли уступила чувству теплоты и сонливости. Шиа расслабилась рядом с ним, доверяя. Он мог решать, будет жизнь или смерть. Она так устала, чтобы беспокоиться об этом.

Неохотно он поднял голову, тщательно закрывая языком рану. Он смаковал ее вкус — горячий, экзотический, в нем присутствовало обещание страсти. С ним было что-то не так, он осознал это. Часть его была потеряна, так что у него не было никакого прошлого. Фрагменты памяти чем-то напоминали осколки стакана, проникающие в его череп. А он пытался не позволить им войти. Она была его миром. Он понимал, что она одна единственная была его здравомыслием, единственным путем, который мог помочь выйти из тюрьмы боли и безумия.

Почему она не приехала к нему, как только он стал звать ее? Он чувствовал ее присутствие в этом мире. Он приказывал ей повиноваться, но она ждала. У Жака было желание наказать ее за всю ту боль, которую он вынес. Теперь в этом не было смысла. Она и так сильно пострадала от его рук. Была ли какая-то причина, почему она сопротивлялась его приказу? Возможно, предатель или убийцы преследовали ее. Невзирая на причины, она уже и так настрадалась в его руках. Не было никакого смысла, что она покинула его намеренно, продлевая его муку. Он чувствовал в ней сострадание. Он чувствовал в ней готовность отдать свою жизнь за него. Когда он прикасался к ее уму, то чувствовал себя таким спокойным, совершенным. Это не могло относиться к той жестокости и предательству, которые, как он думал, она совершила.

Жак был слишком слаб в своем теперешнем состоянии и неспособен защитить любого из них. А Шиа была маленькая и хрупкая. Он был таким одиноким. Без света и цветов. Он потратит всю вечность, но больше никогда не вернется к тому уродливому, темному миру. Он сжал рану на своей груди, укачивая ее голову в своих руках приказывая ей пить. Это было так же естественно, как и дыхание. Он не мог позволить ей уйти. Шиа принадлежала ему, и прямо сейчас она очень нуждалась в крови в таком количестве, сколько он мог дать. Обмен крови произошел. Их ментальная связь усилилась. Когда его тело вылечится, он закончит ритуал, чтобы безоговорочно привязать ее к себе навечно. Это был инстинкт такой же древний, как сам мир. Он знал, что делать, и он должен будет это сделать.

Такая маленькая, Шиа чувствовала себя в его руках хорошо, словно была его частью. Все это не имело значения, даже в его маленьком мирке. Как раз когда она пила его кровь, скользя своими губами по его израненной плоти, он взял стакан и небрежно опрокинул его содержимое себе в рот. Когда он почувствовал, что она засыпает там, в душе, он разбудил ее, боясь разделения. Теперь она спала около него, там, где и было ее место, где у него был шанс защитить ее, если вдруг убийцы найдут их. У него еще не было его полной силы, но монстр внутри него был очень силен и смертельно опасен. Никто не сможет навредить ей.

Единственное, что осталось в его памяти, что навсегда было выжжено в его мозгу, это запах двух людей и предателя, который привел его к этому аду. Он узнал бы голос мучителей и их запах. Демоны. Боже, как же они заставляли его страдать, как они наслаждались его мучениями. Смеялись, насмехались, мучили его, пока его не накрыло безумие. И это было так. Он понимал, что он боролся за свое здравомыслие.

Он никогда не забывал чувства голода, потому что они полностью осушили его. Голод сжигал его изнутри, ползая внутри него, съедая его внутренности. Чтобы выжить, он был вынужден спать, останавливая сердце и легкие, чтобы сохранить те капли крови в его теле, которые еще были. Он просыпался, только когда пища была рядом. Всегда один, неспособный переместиться, с дикой болью. Он излучал ненависть. Излучал гнев. Он узнал место, где не было ничего кроме абсолютной, уродливой пустоты и острого желания мести.

И эти животные пытались охотиться на Шиа? Мысль о том, что она окажется в их руках, вызывала отвращение у него. Он прижимал ее близко к себе так, чтобы мог чувствовать ее присутствие. За ней охотились? Они шли по ее следу? Если бы он сильно наказал ее за отказ помочь ему, он бы никогда не простил себя. Он хотел убить ее и почти сделал это. Но что-то в нем было не способно совершить это. А затем она прекратила сопротивляться, предлагая свою кровь и жизнь ему. Он думал, что его невозможно смягчить, невозможно задеть, но что-то в ней заставило его одуматься после ее предложения. А то, как она прикасалась к его волосам кончиками пальцев, заставляло его сердце ускорять свой бег.

Он проклинал свою слабость, обе ее ипостаси — и ума, и тела. Ему было необходимо больше крови, горячей человеческой крови. Это бы ускорило процесс исцеления. В нем было какое-то странное отклонение. Это проникало в его ум, причиняя боль. Если бы Жак смог хотя бы на мгновение удержать свою память, но ее возвращение никогда не было настолько длительным, чтобы он смог за что-то зацепиться, все это сводило его с ума. Было очень грустно, что память оставила его.

Шиа мягко застонала, и этот звук прошел сквозь него, словно нож. Она дрожала даже в своей теплой одежде. Его пристальный взгляд прошелся по ее лицу. Ей было больно. Он чувствовал это в ее уме. Инстинктивно стала гладить ее живот своими пальцами. Что-то было не так с ее телом. И снова его голова, чуть не раскололась от боли, когда попытался поймать фрагмент воспоминаний. Он должен был это знать. Это было важно для нее.

Шиа перевернулась, прижимая колени к животу. Ее глаза широко распахнулись от страха. Ей было очень холодно, словно она уже никогда не сможет согреться. Дрожа, она могла только раскачиваться взад и вперед, когда волны боли и конвульсий проходили через ее тело. Жар сжигал ее, питаясь ее внутренними органами, сжимая сердце и легкие. Она скатилась с кровати на пол, тяжело упав, пытаясь защитить своего пациента от любого вируса, который она, судя по всему, подхватила. Полотенце свалилось, спутанные волосы рассыпались вокруг ее головы, словно лужа крови. Ее живот был в огне. Все ее тело блестело от пота, а на лбу появлялись красные капельки.

Жак пытался передвинуться, чтобы добраться до нее, но его тело, казалось, не принадлежало ему, было тяжелым и бесполезным. Ее рука не могла дотянуться до нее. Каждое его движение приносило боль, спазмы проходили сквозь него, но его миром так долго была боль, что он почти не обращал на это внимание. Это была единственная действительность в темной проклятой вечности. Боль только закалит его. Он выжил бы в этой вечности, чтобы найти тех, кто сотворил это. Он сделал бы все лишь бы помочь Шиа, найти способ.

Хрупкое тело Шиа, корчилось, замирало, снова корчилось. Она попробовала встать на колени, чтобы подползти к своей медицинской сумке. И не думала, движение было слепым и чисто инстинктивным. Шиа понятие не имела, где она, и что с ней случилось, но должно было быть что-то, что прекратит тот огонь, сжигающий ее.

Он боролся, бесился от своей неспособности переместиться и помочь ей. Наконец, он откинулся назад, входя в ее ум, как он делал не раз, пытаясь спасти себя.

«Ползи ко мне, в мою сторону».

Звук, шепот, ниточка здравомыслия появилась в ее голове. Шиа понимала, что он не говорил громко. У нее появились галлюцинации. Она застонала и свернулась в позе эмбриона, пытаясь сделать себя как можно меньше. И не поползет к нему. Если это инфекция, то он не переживет такой тяжелый грипп.

А что если она не выживет? Что если она перевезла его сюда, а потом оставит одного, и некому будет позаботиться о нем, что если она обрекла его на смерть от голода? Так или иначе, она должна сказать, что в холодильнике есть кровь. Но было уже слишком поздно. Другая волна ударила ее, разрывая ей внутренности, прикасаясь к каждому органу. Она могла только встать на колени, как смертельно раненное животное и ждать, когда это спадет.

«Ты должна придти ко мне. Я могу помочь ослабить боль». — Слова проникли в один из моментов затишья.

Они звучали так нежно, в отличие от того, как он смотрел. Ей было все равно, сходила ли она с ума, когда слышала его голос. Это успокаивало ее. Его голос в ее уме был словно прикосновение нежных и прохладных пальцев к ее телу.

Шиа было очень плохо. Что-то в ней, возможно, смешной клочок достоинства, заставило ее ползти в ванную. Он мог слышать ее, борясь, чтобы остановить бесконечные судороги в животе. Ее мука для него была хуже, чем его собственная. Он бесился от своего бессилия, растущего в нем от этого. Ногти, длинные острые ногти прорывали простыни. За окном поднялся ветер, завывая, качая деревья. Низкое рычание появилось в его горле, уме и стало усиливаться. Она пыталась защитить его. Он был мужчиной своего вида, его обязанностью было заботиться о себе, и все же она терпела адский огонь, отказываясь от его помощи, чтоб только не заразить. Он знал, что это было, что огонь, который сжигал ее, говорил о чем-то важном. Она должна быть возле него, он не знал почему, но каждый инстинкт, каждая клеточка вопила об этом, требуя ее согласия.

«Ты должна добраться до меня. Я не могу дойти до тебя. Для меня это не заразно, маленькая Рыжеволоска. Я должен заставить тебя повиноваться».

Это был приказ, в его голосе слышалась сталь. Все сильнее звучал акцент выходцев из Старого света. В то же время его голос прикасался к ее коже, успокаивая, обещая помочь.

В ванной Шиа щедро плескала себе в лицо холодную воду и полоскала рот. У нее была минута или две передышки, прежде чем придет очередная волна. Она испытывала смешанные чувства к этому варвару. Он был расстроен своей неспособностью помочь ей и намеревался добраться до нее, несмотря на то, что она не отвечала. Поразило его желание поддержать ее. Это было странное чувство, которое витало в воздухе. Шиа хотела сделать, как он приказывал, но боялась заразить его. Ее тело все пульсировало и билось в конвульсиях от боли, она была уверена, что это убьет его. И все же она хотела поддержку другого существа.

«Я не могу придти к тебе. Ты должна сама придти ко мне». — Его голос был низким, словно черное бархатное искушение, которое невозможно было проигнорировать.

Шиа отлепилась от стены и стала пробираться в спальню, ее лицо побелело, а под глазами залегли глубокие тени. Ушибы и раны на голове ярко выделялись. Она выглядела такой хрупкой, что он боялся, что если она снова упадет, то сломается. Жак протянул руку к ней, а его глаза смотрели с выражением требовательности и мягкости.

— Ты, вероятно, заразил меня водобоязнью, — побормотала она придушенно, но огонь уже начинал пожирать ее изнутри, акцентируясь на почках, распространяясь на каждый слой кожи, мускул и капельку крови.

«Иди сюда! Я не могу больше таким способом забирать твою боль».

Преднамеренно он использовал свой гипнотический тон, чтобы у нее появилось желание, подавляющая потребность поступить так, как он просил. Голос словно отдавался эхом в ее голове, заставляя идти вперед, пока она не подошла к кровати и не упала, как шарик, лицом в подушки, надеясь на смерть.

Его рука мягко, нежно, перебирала и откидывала ее волосы от лица, прослеживая большим пальцем контур ее шеи. Он пытался найти в своем уме хоть какую-то информацию. Где-то был ключ к способу, который мог позволить закончить ее страдания, но все это ускользало от него. Он подводил ее, когда она стольким пожертвовала, чтобы он выжил. Он хотел кричать в небеса, разорвать чье-то горло. Это все они сделали ему.

Два человека и один предатель. Они забрали его прошлое, разрушили его ум и заключили его в тюрьму, заставляя жить в аду. Самое худшее из всего этого, что они отобрали способ, возможность защищать свою Спутницу жизни. Они создали такого монстра, о котором даже не думали.

Он прикоснулся к ее воспаленному горлу, исследуя раны. Шиа была около него, заключенная в своем собственном мире страдания. Это было так неправильно. Его голова безумно болела, просто раскалывалась. Проклиная себя, он обнял ее руками за талию, предлагая ей успокоение, какое только мог дать. Настал рассвет, и он неосознанно сделал одну единственную вещь, которую должен был сделать. Он приказал им спать.