Кризис потребления и кризис глобализации

В начале 21-го века явление, которое принято называть «глобализацией», вступило в период кризиса. Если предыдущие десятилетия развития мировой экономики ещё соответствовали этому названию, то первое десятилетие нового века скорее должно быть описано как кризис глобализации. Этот кризис, как и сама глобализация – многоуровневое явление, он имеет как экономические, так и социокультурные и геокультурные аспекты. В экономике на кризис глобализации указывает, в частности, динамика развития целых индустрий и отраслей и судьба целых товарных категорий – включая те, которые, казалось бы, должны были свидетельствовать о бесконечном прогрессе глобализации: бытовая электроника, «гаджеты» и то, что стало привычным называть «интернет-экономикой».

Причины кризиса изначально присутствовали в глобализации. Первая группа причин: копирование (или навязывание) одной геокультурной экономической модели – имеющей собственное специфическое происхождение, свою особую систему ценностей и экономических императивов – в других регионах мира, где успех, достижения и жизнедеятельность социумов основываются на других ценностях и императивах.

В этом смысле глобализация была одной из возможных форм международной конкуренции – между «мировым экономическим авангардом» и «мировой периферией», – а кризис глобализации, в силу её изначальных противоречий, предоставляет «мировой периферии» целый ряд возможностей и конкурентных преимуществ. Возможности, которые открылись для развивающихся стран в связи с кризисом глобализации, заслуживают своего анализа и должны стать предметом отдельной работы. Одной из начальных предпосылок этих преимуществ и возможностей является то, что хотя глобализация как форма конкуренции фактически предполагает слом (уничтожение, «глубокое реформирование») наличных экономических укладов и природохозяйственных практик (теоретически, их унификацию на основе единого образца), этот слом глобализация в итоге осуществить не сумела.

Второй группой причин кризиса глобализации является несоответствие заявляемых целей – включая политические цели, например, распространение свободы и демократии или политэкономические цели товарного изобилия и потребительского удовлетворения – её сущностным экономическим основаниям. «Идеальная» глобализация предполагала распространение свободной рыночной экономики, в её наиболее радикальных формах, на все регионы мира. Индивидуальное потребление, которое в этой специфической модели экономики является главной движущей силой и ценностным императивом, должно было стать в центре новой глобальной экономики.

Для главного субъекта глобализации, США, индивидуальное потребление действительно стояло в центре процесса: глобализация была призвана решить проблему кризиса потребления. Этот последний выражается в главном противоречии «потребительского прогресса» – экспоненциальном возвышении потребностей и потребительских желаний, с одной стороны, и убыванием прироста потребительской полезности при увеличении количества товаров, с другой. При наложении обеих тенденций потребительские желания могут быть удовлетворены за счёт столь же экспоненциального увеличения количества и номенклатуры товаров. Производство этих количеств, в свою очередь, может быть достигнуто лишь при обращении к «мировой периферии» – к глобальным ресурсам дешёвого труда, относительно недорогих основных фондов (включая производственные площадки), к регионам низких транзакционных издержек. С точки зрения экономической науки, унификация в рамках глобализации не состоялась: в итоге, для субъекта глобализации она выполняла макроэкономическую задачу купирования потребительского кризиса, а в отношении её объекта, «мировой периферии» – микроэкономическую корпоративную задачу снижения стоимости основных производственных факторов, труда и земли. Разнонаправленность, изначальное системное несовпадение обеих задач, поставленных «экономическим авангардом», не привело и не могло привести к глобальной унификации.

Не последнюю роль в кризисе глобализации сыграло представление о мировой экономике и мира в целом как о корпорации и желание, бессознательное или высказанное, реформировать мир в сторону его «корпоратизации». Частично этому способствовали экономические теории о международном разделении труда и международной специализации, в которых преимущества низких издержек при производстве различных товаров в разных регионах мира становились основой и причиной международного обмена и торговли.

Сам по себе международный обмен не влечёт за собой унифицирующую глобализацию, с необходимостью и неизбежностью. Напротив, мировой обмен сохраняет экономическую «многополярность» и многоукладность, поддерживает геокультурные особенности и природохозяйственные идентичности регионов, благодаря которым снижаются издержки производства тех или иных товаров или групп товаров. Между тем, глобализация по факту стремится превратить региональные преимущества во внутрикорпоративные, превращая отдельные регионы и страны мира в «департаменты» по производству отдельных товаров и блокируя тем самым дальнейшее развитие стран и регионов. Остановка развития может выражаться в том, что специализация страны на отдельном товаре или группе товаров в рамках глобализации становится её «судьбой» – став «департаментом» глобальной корпорации, страна более не в состоянии использовать свои преимущества для производства и экспорта других групп товаров. Так, например, в идеальной версии глобализации Аргентина должна стать единым мировым поставщиком говядины, превратившись в глобальную «коровью ферму». В этой же версии Бразилия не может (не должна) выпускать собственные пассажирские авиалайнеры, а Иран – развивать собственную энергетику, включая атомную.

Предельной формой глобализации, по мнению автора, является так называемая «единичная» специализация. В рамках этой специализации (наверное, было бы точнее назвать её «департаментализацией») отдельные страны и регионы отстранены от производства финального продукта и сосредоточены на отдельных производственных операциях (деталях, комплектующих, полуфабрикатах). По разным оценкам, международный оборот комплектующих составляет от половины до двух третей объёма мировой торговли, а значительная часть этого оборота – внутрифирменные поставки в рамках транснациональных компаний.

Обстоятельства выше приводят к своеобразной «сублимации» микроэкономической внутрикорпоративной деятельности, к её теоретическому и политическому возведению в ранг «глобального», планетарно образцового явления. Однако в момент, когда глобализация становится или объявляется образцом, её диссонансы начинают проявляться в полной мере. На «планетарном» уровне теоретическое изучение мировой экономики и практические попытки постулировать и применить единые для всего мира экономические законы и правила с необходимостью подразумевают обращение к макроэкономическим (внекорпоративным, надкорпоративным) интерпретациям и анализу. С позиций глобализации, эти последние осложняются наличием в природохозяйственной деятельности стран и регионов историко-культурных и социокультурных аспектов и предпосылок. В «глобальном корпоративном» экономическом дискурсе история, культура и социальность являются табу. Глобализация либо отрицает эти понятия, либо объявляет их неплодотворными и вредными, либо, в практическом плане, стремится к их нивелированию и уничтожению, включая репрессии против носителей «неглобальной» культуры. По выражению одного из теоретиков постиндустриальной глобализации, история и культура – «препятствие на пути технического прогресса», а «содержание культуры — это совокупность иррациональных моментов, связанных пережитками предыдущих фаз развития цивилизации».

Как бы то ни было, на практике глобализация не состоялась, несмотря на «корпоратизацию» мировой экономики и «департаментализацию» стран и регионов, что являлось сущностным содержанием и целью глобализации. По факту, мировая экономика остаётся многоукладной, производственные факторы земли и труда национальных экономик включились в глобализацию лишь отчасти, а ряд стран фактически открыто объявили уход от глобализации сознательно выбранным политэкономическим курсом (создание новых региональных экономических и политических союзов, с дистанцированием от главного субъекта глобализации, США).

На практике национальные государства и региональные группы стран готовы включаться и включаются в глобализацию лишь в ограниченном масштабе и на ограниченных пространствах. «Открытый глобальный свободный рынок» в реальном земном воплощении бытует по большей части в виде свободных экономических зон – своего рода «заповедниках» глобализации. Во всех своих форматах и особенностях – от беспошлинных торгово-складских зон до инновационных внедренческих – свободные экономические зоны отделены от национальной экономики правовыми барьерами, отражающими и оберегающими принятую в соответствующем социуме систему ценностей и геокультурных установок.

По-настоящему «глобальным» и унифицированным стал мировой финансовый кризис. Основным вкладом в глобализацию со стороны её субъекта был, в итоге, третий производственный фактор, капитал. Нарастающий выпуск товаров на «мировой периферии» потребовал одновременного роста финансового фактора, что, в свою очередь, прямо или косвенно способствовало «надуванию финансового пузыря», не имеющего товарного и сырьевого обеспечения ни в регионе субъекта глобализации, внутри «мирового экономического авангарда», ни «на мировой периферии».