2015-08-21
757
- Я хочу твои губки везде… - специально выдыхаю тебе в рот эти слова, чтобы ты сделал то, чего так хочешь. Ты же сейчас не выдержишь, а я так мечтал о твоих ласках. О твоих, Томми. И ты знаешь, что делать. Нежно поглаживая мои плечи, ты проводишь языком вдоль шеи, оставляя мокрую дорожку на коже, которая сводит с ума на контрасте с твоим горячим дыханием. Наши руки исследуют тела друг друга, ведь это первый раз, когда мы так близко, и нам ничто не мешает. Одной рукой поглаживаю твою поясницу, иногда кончиками пальцев проводя между половинок, а второй зарываюсь в твои дреды. Их так приятно ощущать в руках. Боже, твои губы на моей груди… это пытка, Том. Поцелуй – выдох, поцелуй – стон, поцелуй – вскрик. Как же я хочу тебя, сейчас. Но ты возвращаешь мне всё, что я успел тебе сделать – прикусываешь один сосок, оттягивая второй за колечко в нём. Потом сменяешь пальцы своим горячим, влажным ртом, легонько покусывая. Всё делаешь так же, как и я, также проводишь кончиком языка вокруг. Только очень нежно. Ты боишься сделать мне больно? Стоны рвутся наружу, перестав себя сдерживать, чуть выгибаюсь, ты поднимаешь на меня взгляд почерневших глаз, - Мне продолжать? – в твоих глазах можно утонуть, когда ты смотришь ТАК. Отдаюсь тебе.
Твой горячий член упирается мне в бедро, если бы не… не знаю, что. Я бы дал тебе себя тра*нуть, но не сейчас. Хотя в твоих руках не страшно, ты не умеешь причинять боль. Но я люблю боль, хочу видеть, и тебе придётся её потерпеть. Спускаясь поцелуями ниже, ты вылизываешь низ живота, задерживаясь на звезде, заставляя меня нетерпеливо вцепиться в твои волосы, направляя ниже. Повинуешься. Твои губы порхают по внутренней стороне бёдер, чуть разводя их. Несколько поцелуев у самого основания ствола, покусывая нежную кожу. Пауза, вздох. Обволакиваешь влажным жаром своего рта головку моего члена. Проводишь языком по кругу и, чуть причмокнув на конце, ведёшь им вдоль уздечки. Хочу тебя видеть. Приподнимаясь на локтях, рассматриваю тебя, пока ты увлечённо вылизываешь мой ствол, одновременно лаская его своими тонкими пальцами, иногда переходя на бёдра, мягко поглаживая. Когда пирсинг касается самых чувствительных точек, стоны вырываются из меня, и ты довольно жмуришься. Вбираешь мой член глубоко, на всю длину, заставляя меня почувствовать, как резко стало не хватать воздуха. Позволяешь толкнуться в свой рот, и снова меня окатывает горячей волной, душно, невыносимо.
- Ты так причмокиваешь, Томми, неужели специально? О боже, ещё пару раз так и я кончу… - мои мысли вслух.
- Хочу… - прекратил и смотришь на меня.
- Как хочешь?
- Просто хочу, тебя… твоим… - поднимаешься к моим губам, смущённо и нерешительно выдыхая в них последние слова.
В момент оказываешься подо мной. – Дай же рассмотреть тебя, детка…
Одной рукой зажимаю запястья у тебя над головой, любуясь твоим великолепным телом. В меру рельефный, слегка загорелый торс, уже влажная кожа. Животик подрагивает, когда второй рукой я провожу по груди, задерживаясь на сосках, и веду дальше, чуть надавливая в районе пупка, обхватываю пальцами твой член. Наклоняюсь, почти невесомо проводя языком по бьющейся жилке на шее, ты запрокинул голову, открывая мне больше пространства на себе. Вдохнув твой запах, отрываюсь, чтобы устроиться поудобнее, и ловлю твой смущённый взгляд. Первый раз? Но стоит мне коснуться руками твоих горячих бёдер, как ты послушно раздвигаешь ножки шире. Ласкаешь себя руками, постанывая, от этого вида с ума сойти можно.
- Ты безумно красивый. - наклоняюсь к твоему уху, доставая смазку из-под подушки.
- Билл! – обхватываешь руками мою шею, притягивая к себе, когда я резко ввожу в тебя один палец. Закусил губы, брови сдвинулись, а на твоём лице пробежала тень боли. Бисеринки пота над верхней губкой. Слизываю.
- Терпи, сладкий, терпи… - шепчу в никуда, целуя твои ключицы, вставляя второй палец. Выгнулся, но сжав зубы, ты подавил громкий стон. Ласкаю твои горячие стенки, ища заветный бугорок, и найдя его, приступаю к действиям. Ты подаёшься вперёд, насаживаясь на мои пальцы, а я ввожу третий. Ты вскрикнул, и я чувствую, как твои ногти, соскальзывая с влажной кожи, царапают мои плечи.
- Больно… Билли, ааах! – боль вперемешку с удовольствием – я с трудом развёл пальцы внутри, ты сильно сжимаешься. Попробую иначе. Опускаюсь между твоих ног, приподнимая твои бёдра. Покрасневший вход в твоё тело манит жаром, который я только что ощутил в нём.
- Нееет… - проведя языком по сфинктеру, и чувствуя сокращения, услышал я твой громкий всхлип. Почему нет? Снова провожу, ты весь напрягся, а я стал толкаться языком внутрь, проникая в тебя, чувствуя твоё желание. Поднимаю глаза на твой торчащий член, и прикусив яички, возвращаюсь к вылизыванию твоей девственной дырочки.
– Будет больно, мой хороший, потерпишь?
Ты лишь кивнул в ответ, говорить не можешь, только судорожно хватаешь воздух ртом, пытаясь сфокусировать взгляд. Мой член вот-вот разорвётся, так я хочу в тебя. Резко вхожу в твою попку, заставляя закричать. Но ты берёшь себя в руки, пытаясь расслабиться и дышать глубже. Даю минуту и начинаю двигаться, глядя на твою напряжённую грудь и втянувшийся живот. Ты вцепился руками в подушку, болезненно морщась, и рвано вздыхая. Том, ты такой… Вхожу до конца, наблюдая за тем, как широко распахнулись твои глаза, тут же зажмуриваясь, и почти полностью выхожу – твой протяжной стон, и я снова вхожу на всю длину, ощущая, как твои горячие стенки, сжимают мой перевозбуждённый член. Твой опал, тебе больно, но я меняя угол движений в тебе, пробуждаю твоё желание снова. Ты весь дрожишь, извиваясь на простынях, как в бреду повторяя моё имя. Хаотично хватаешь руками то мои плечи, то постель, то свои дреды, а я продолжаю эту пытку, самодовольно ухмыляясь твоему вновь встающему органу. И постепенно ты расслабляешься, начиная двигаться мне навстречу.
- У тебя такой красивый член, Томми… - произношу на выдохе, глубоко входя тебя, резко задевая простату, и сжимая пальцами головку этой красоты. Ты кричишь, сам насаживаясь на меня, и кончаешь мне в руку, обхватив мою талию ногами. Чувствуя твои сокращения внутри и вспыхнувший жар, хватаю тебя за бёдра, натягивая на себя. Толкаюсь всего раз, чтобы сойти с ума от оргазма внутри твоего узкого, горячего тела. В глазах темнеет. Плавно выходя из тебя, падаю рядом, сразу оказываясь в твоих объятиях. И только сейчас замечаю слезинки в уголках твоих глаз, и подсохшие дорожки на щеках. Оглядев себя, замечаю кровь на своём дружке. Это твоя кровь. Прости Томми, но так всегда в первый раз.
- Больно, малыш? – внутри неприятно кольнуло (?).
- Было, чуть-чуть, - в твоих глазах ещё больше нежности и… любви?
- Прости.
- Билл?
- М?
- Тебе понравилось? – обеспокоенный взгляд твоих кофейных глаз. Глупыш, ну как же такое может не понравиться? Провожу пальцами у твоей пульсирующей дырочки, на них остаются алые следы, облизываю пальцы, ловя твой оторопелый взгляд. Ты лучший. Только я тебе этого не скажу.
***
Оба уснули, прокручивая в мыслях тот вечер, ту ночь и утро, вернее, день совместного пробуждения. Это была далеко не последняя ночь, когда они засыпали и просыпались отдельно, но видели одинаковые сны, а наутро просыпались с улыбками на лицах и мыслями друг о друге. Но это всё потом, а этим утром, Том проснулся с решимостью, наконец, изменить причёску и новой мелодией, а Билл – с температурой и новым планом встречи.
~ Часть II ~
22.04.2009
Charlottenburg/Wilmersdorf
Berlin
- Ну же, Том, давай ещё раз!
- Бииилл…
- Ну что тебе, для меня трудно так это сделать? – скорчив обиженное личико, Каулитц повис на Томе, который сидел за роялем, и сдвинув его косички набок, стал осыпать открывшиеся затылок и шею поцелуями, - Ну хочешь… хочешь я тебе массаж сделаю?
- О боже мой! Какой-то там Том Леманн был удостоен массажа от самого Билла Каулитца! – хохотнул парень, – Ты только перестань на мне виснуть, и так уже спина затекла.
Каулитц тут же поднялся, начиная разминать широкие плечи. – Тебе так идут эти брейды, чёрт, я их когда увидел в первый раз… - Билл блаженно закатил глаза, - у меня дар речи пропал, ты…
- Ага, у тебя и пропал дар речи! Я помню, как он пропал, никогда не думал, что можно впихнуть пять грязных ругательств в фразу из трёх слов, - проговорил Леманн, удовлетворённо жмурясь от приятного тепла, которое стало разливаться по онемевшей спине.
- Просто… ты так на меня действуешь. Ты так повзрослел сразу, - томным шёпотом начал Каулитц, наклонившись к уху Тома, - Такой чертовски сексуальный вид у тебя был, так что не мудрено… - он коротко лизнул ушную раковину парня, вырвав из того лёгкий стон, - Может быть, сделаем небольшой перерыв, а то ты и впрямь устал уже? – с этими словами Билл прижался пахом к спине сидящего Леманна, спускаясь руками на его грудь, и нащупав уже твёрдые соски, стал пощипывать их через ткань футболки.
- Билл…
***
Том уже три дня жил в квартире у Билла, потому как в универе были каникулы, а поскольку европейский тур Monsun был перенесен на начало июня, у Билла появилось время, чтобы подготовить новую песню. Песню, и слова, и музыку которой сочинил Том. Именно она всё не вязалась, когда только начался их роман прошлой осенью. Именно с ней Том так долго мучился, а закончив, именно её исполнил впервые для Билла. У Каулитца был настоящий шок – парень, который никогда не был профессиональным музыкантом, никогда не участвовал ни в каких серьёзных вокальных конкурсах, простой студент Фрайбургского университета, пишет ТАКИЕ песни.
Когда Том только сел за рояль в первый раз, это было в середине января, Билл обратил внимание на то, как расслабленно парень касается клавиш, сразу же сосредотачиваясь на игре. Далее Билл вообще растёкся по крышке этого самого рояля, потому что картина была слишком завораживающей.
Том, к новой причёске которого он всё пытался привыкнуть, мягко касался клавиш своими длинными пальцами, которые именно для этого инструмента, казалось, и были созданы. Том, который пел с закрытыми глазами, совершенно выпав из реальности, казалось, он забыл и о стоявшем напротив него Билле. Том, который на финальных аккордах распахнул, наконец, свои бездонные глаза и посмотрел на Каулитца так, что у того внутри всё перевернулось не один раз, и дышать стало невозможно.
Его голос, проникал глубоко, затрагивая своим тембром что-то внутри, отчего рождалось необратимое чувство тревоги, и единственным выходом было позволить слезам идти своим путём. Ещё больше хотелось убежать и больше никогда не слышать, потому что голос всколыхивал со дна сердца какой-то мутный ил, какие-то забытые воспоминания, боль прошлого и осознание беспросветности будущего. Слушая пение Тома, Билл уже не пытался сдерживать слёзы. Ещё больше ему хотелось закричать и выкричать из себя тот самый осадок, который, как он понял, и мешал ему видеть и ощущать настоящее. От голоса Тома внутри него будто бы что-то переменилось. То, что раньше он прятал, не желая даже вспоминать, сегодня встало на первое место, а то, что он считал нужным, первым необходимым, как-то само собой отошло на второй план. Пока он пел, Биллу казалось, что вот оно – то, чего он так долго искал. Человек? Нет, скорее чувство. Чувство к этому самому человеку. Том настоящий. Он поёт. Он творит. А сам он, Билл, стал казаться себе подделкой в красивой упаковке. Ком подступил к горлу, голова стала кружиться. Он вспомнил, что сам так хотел когда-то – творить и отдавать это. А теперь он только брал. Брал деньги, брал тела, брал души.
Пока Том пел, Билл понял, что хочет спрятаться от себя самого. Сразу вспомнилась та четырнадцатилетняя девочка, Аманда, которую родители нашли в ванной с перерезанными венами. Она прожила после этого всего час, так и не придя в себя. А после осмотра патологоанатомом, Дэвиду пришлось заплатить ему же немалую сумму, чтобы он не рапортовал о недавнем насильственном сексуальном контакте. Вспомнился мальчишка, имя которого Билл даже произносить теперь боялся, которого он приручил, словно зверька, рассказывая страшные небылицы про Йоста и Анди. А потом, когда Каулитцу пришлось разыграть спектакль о Дэвиде, который не разрешает ни с кем общаться, и даже телефон в руки брать, парень ничего лучше не придумал, как пойти и утопиться. Это было в Гамбурге. И опять пришлось платить деньги, чтобы утаили информацию о том, что в предсмертной записке ясно было написано, что «Ангела-Билла жестоко использует его продюсер, а будучи не в состоянии защитить любовь всей своей жизни…» парень решил покончить с собой.
Биллу вспомнился первый раз, когда он попробовал кокаин, потом экстези, потом… Много чего ещё. Вспомнил он и то, как насильно впихивал наркотики в тех, кто никогда в жизни этим не увлекался. Потом вспомнил, как сделал это же с НИМ… В итоге, когда зазвучали последние ноты, а Том, наконец, взглянул на него, Билл с облегчением выдохнул, с радостью погружаясь в медово-сладкий поцелуй, который Том поспешил ему подарить, притянув к себе. Леманн долго пытался выяснить, почему у его любимого раскраснелись глаза и ресницы стали мокрыми. Он очень испугался, подумав, что такой тонкий человек и опытный музыкант, как Билл, расплакался от разочарования в таком бездаре, как он. И когда он это выразил словесно, у Каулитца невольно поднялось настроение, и он стал смеяться, потому что вид перепуганного Тома был очень забавным.
После того случая они виделись немало, и каждый раз либо репетировали, либо Том показывал Биллу свои новые наброски и делился идеями по аранжировке и ритму. И такого Том больше не замечал, однако прокручивал тот момент в голове уже сотню раз. Прошло три месяца с тех пор, и за это время они несколько раз переписывали всю песню, некоторые аккорды были изменены, но в итоге решили вернуться к тому, с чего начали. Слова остались, но теперь её исполнял Билл под аккомпанемент игры Леманна.
И сегодня они дорабатывали последние штрихи. Через день должны были начать запись в студии, а потому ребята играли почти все двадцать четыре часа. Каулитц добился того, чтобы репетировать с Томом, хотя никто в группе этого вообще понять не мог. Анди догадался сразу, в чём дело, и на пару с Дэвидом они точили на Тома зуб, но пока Билл собственной персоной был готов перегрызть им горло за то, чтобы Том был с ним, изменить они ничего не могли. Барабанщику с басистом было всё равно. Анди было дело по самой банальной причине, которая только может быть. Ревность. И он вполне осознанно себе ревновал. Когда-то они с Биллом расстались временно, для того чтобы пересмотреть отношения. Вернее сказать, это Анди честно пересматривал их, а Каулитц просто нашёл возможность избавиться от надоедливого собственника в его лице. Прошло два года, оба имели не одну пассию за это время, но Анди всё ещё надеялся, а Билл даже не вспоминал.
Йоста же Билл успокаивал по-своему. В последний раз они хорошенько выматерили друг друга, и брюнет выиграл. Том был кладезем идей, музыкальных идей, а не идей громкого пиара. И хотя Йост не особо поддерживал творчество в творческом коллективе, он нашёл задумку Билла весьма рациональной – платить за песни, платить проценты от прибыли, тратить время на поиск удачных композиций, так необходимых для поднятия рейтингов – всё это становилось ненужным, при условии, что Леманн предоставляет это всё бесплатно. Каулитц прекрасно знал, что дешёвый пиар хорош в течении месяца-двух, и это как раз подходит на время тура. Но чтобы запомниться, как музыкант, нужно иметь большой арсенал в своём творческом запасе. Том был незаменим. Но… необходимость в нескольких дурацких снимках никуда не ушла из головы продюсера. Значит, нужно было что-то придумывать. И Каулитц придумал.
***
- Мне сегодня снова нужно уйти, сладкий, побудешь один? – потянувшись, Билл стал искать глазами свою одежду среди всей той, что валялась кругом по комнате. Дело шло к закату, и весь интерьер был выкрашен в тёплые тона заходящего солнца.
- Билл, я с тобой хочу, - капризно скривив губки, протянул Том, - Ты так редко меня берёшь с собой и не разрешаешь быть слишком близко.
- Ну я же говорил тебе, почему так. - нежно целуя парня в эти самые губки, ответил Каулитц, - Обещаю, что после тура нам уже всё можно будет.
- Всё-всё? – с какой-то детской надеждой в глазах Том притянул Билла на себя, тут же углубляя поцелуй.
Они лежали на сбившейся постели полностью обнажённые, и оттенки вечера невероятно красиво дополняли эту картину, в которой всё было полным - двое, вместе, влюблённые. Да, с того самого момента, когда Том спел для него, Каулитц признал, что влюблён. Каждая встреча с парнем была для него чем-то вроде сказки. Никаких просьб, никаких вопросов, никаких требований. Лишь изредка, как сегодня, Том мог спросить, почему Билл не берёт его с собой. Но и это было вовсе не тем, что обычно происходило, и было вполне объяснимо. Том просто не хотел отрываться от Билла в те редкие дни, когда они были вместе. И всё. А у других всегда были всевозможные причины, кроме этой: кто-то стремился выйти в люди с Каулитцем, чтобы добыть нужные связи и завести полезные знакомства; кому-то не терпелось просто поблистать рядом со звездой; были и такие, которые отчего-то считали, что пару раз тра*нувшись, и сходив после этого в клуб, Каулитц становился чем-то «типа мой парень», и действовали соответственно. Правда, чтобы действовать им особо времени не давалось. Отшивать Билл умел в совершенстве, да не просто, а так, чтобы больше неповадно было. С Томом ничего подобного не было, Билл чувствовал себя превосходно, но сегодня ему снова нужно было уйти.
- Однажды, я обещаю тебе, Том, однажды я заберу тебя куда-нибудь. - они лежали так уже час. Каулитц выводил пальцем узоры на спине Тома, шепча ему на ухо, - Мы хорошо всё продумаем и уедем, и я ни от кого не буду прятаться. И ты. Будем только ты и я, и я никогда тебя не оставлю больше вот так. Везде будешь со мной.
Ответом был только глубокий вздох, Том лежал на животе, чуть повернув голову в сторону Билла, но глаза были закрыты, и понять, что у него в голове было сложно.
- Я не хочу, чтобы ты страдал по моей вине, Том. Да и сам я, ты же знаешь, пока есть контракт, я должен выполнять все условия. Кстати, твоё нахождение тут – тоже не по контракту. - Билл хихикнул и, подобравшись поближе, стал покрывать спину парня короткими поцелуями, идя от шеи вниз по позвоночнику. Спустившись к пояснице, Билл сменил тактику, полизывая тёплую, чувствительную кожу, и постепенно перешёл к копчику, мягко раздвигая половинки и проводя языком вокруг дырочки. Стон Тома вернул увлёкшегося Каулитца в реальность.
- Билл, тебе ещё собираться надо, а то ты меня сейчас раздразнишь, и я тебя заставлю. - как кошка прогнув спину, промурлыкал Том.
- Да ну! И что конкретно ты меня заставишь? – прошептал томным голосом Каулитц, и снова настойчиво провёл языком по сфинктеру.
- А ты не догадываешься? - сквозь блаженную улыбку проговорил Том, плавно переворачиваясь на спину и открывая брюнету весьма возбуждающую картину возбуждённого себя. Но Билл не послушал совета, и сразу же принялся облизывать наливающийся орган парня, не забывая при этом дроч*ть себе. Спустя несколько минут оба, с громкими стонами, кончили, и если Том, и без того вымотанный за эти пару дней, сразу отключился, то Билл ещё долго рассматривал его, дремлющего в последних лучах заходящего солнца. Так повелось с их первой встречи, почему-то, так повторялось каждый раз, когда они были вместе, и так происходило сейчас.
Билл с упоением рассматривал каждую чёрточку, каждый миллиметр его лица, поражаясь внутри самому себе. Откуда, почему, как возникает эта нежность, стоит ему посмотреть в карие эти глаза? Шоколадно-ванильный мальчик очень быстро занял его мысли, а теперь, как казалось Биллу, и сердце. Глядя сейчас на подрагивающие ресницы, длинные и закрученные на концах, на искусанные губы, припухшие от частых, долгих поцелуев, на всё лицо Тома, которое казалось совершенным, на идеально сложённое тело, Билл чувствовал, что не хочет отрываться. Что-то внутри приятно покалывало, когда он смотрел на изящные кисти и пальцы, которые творили что-то невероятное со всем, к чему прикасались – будь то сложный музыкальный инструмент, или не менее сложное тело Билла, которое так же превосходно отзывалось на их прикосновения, как и клавиши фортепиано.
Биллу совсем не хотелось разбудить своего мальчика, и заботливо укрыв его одеялом, он поспешил выйти из спальни, хотя идти ему никуда не хотелось. Но он должен был. Хотя не мог представить, ЧТО он скажет Тому на следующее утро. Но сейчас это нужно было сделать.
Через два часа Билл уже находился за рулём своей машины, по дороге к одному из элитных клубов. Мелькающие за стеклом огни вечернего Берлина, оставленный в тёплой постели Том, Йост, ожидающий его в клубе, желание нормально выспаться или отправится в нормальный отпуск, по крайней мере, всё это вселяло мерзкое ощущение внутри. Периодически поглядывая в зеркало заднего вида, чтобы убедиться, что вторая машина с Саки на месте, Билл перебирал в голове варианты поведения на завтрашний день. Врать Тому? Но что тогда ему говорить? Рассказать всю правду? А как бы это выглядело? «Прости Том, я собирался просто тебя тра*нуть, покривляться с тобой на камеру, но мне стало тебя жаль, а потом я влюбился, и теперь не хочу тебя использовать!» - так что ли? Недовольно хмыкнув, Каулитц затушил сигарету в пепельнице и вырулил на стоянку. Погода испортилась невероятно быстро, чем напомнила о весне – ясное небо, при котором садилось солнце, давно помутнело, а сейчас накрапывал мелкий дождь. Но, несмотря на это, Каулитц не спешил заходить внутрь и зажёг следующую сигарету.
«А какого чёрта, я должен ещё париться, чего там себе продумает Том? Пусть вообще спасибо скажет. Ради него же стараюсь! Не согласен – я его не держу. Уйдёт, если захочет. Я не признавался ему ни в чём, и не заставлял. Сам захотел, сам пусть и терпит. И в самом деле. Что-то расслабляюсь в последнее время. Раньше натягивал всех подряд и мысли не возникало, а тут… Нет, я так не могу. Безусловно, я сплю не с ним одним, но… да, я влюблён в него, но это временно. Временно, всё временно. Да, на этом месте должен был быть он, но на каком – этом? На месте шлю*и? Так ему и скажу, пусть только начнёт какие-то предъявы.» - Билл постоял ещё немного, и кинув окурок, направился в сторону клуба. Похожий на тень телохранитель бесшумно скользнул за ним.
Как только он зашёл внутрь, со всех сторон его ударило – запах дорогой выпивки и табачный дым – в нос, громкая музыка и гул голосов – по ушам, а мелькающий свет разноцветных ламп – по глазам. Биллу захотелось закрыться или выйти, но он увидел два силуэта в глубине – один до боли знакомый, а второй чужой, и двинулся к ним.
***
- Просыпайся, солнышко, уже десятый час.
- Мам, я не пойду сегодня никуда.
- Том, каникулы кончились уже три дня назад. Может, ты всё таки появишься в университете?
- Я не могу.
- Том, это не выход. К тому же, что сказал тебе Билл в ответ?
- Неважно.
- Но он же хоть что-нибудь говорил? Может, так надо было? Том, он такой человек, таким людям часто приходится делать что-то против своей воли. Ты ведь и сам знаешь, и Билл тебе много рассказывал о своей жизни.
- Мама, мне сложно это объяснить, - Том измученно взглянул на мать, которая сидела на краешке кровати, и снова укрылся с головой.
- Я говорила тебе, сынок, что это будет непросто. Ты был готов и ты знал.
С этими словами Симона встала и удалилась, тихо закрыв за собой дверь. А Тому и действительно было сложно что-либо объяснять.
Он и сам не до конца понимал, почему Билл это сделал. Зачем? Почему? Неужели им плохо вместе и он просто не мог сказать, что не хочет больше? Но Том никогда не поверил бы в это. В тот день Билл ушёл, когда он уснул. А когда проснулся, то Билл уже лежал рядом, положив руку ему на талию, и уткнувшись носом в его затылок. Это было великолепное пробуждение. Они ласкались в постели до полудня, явно наслаждаясь друг другом. Не было ни капли натянутости или нежелания со стороны Каулитца. Сейчас, прокручивая это утро в голове, Том вспоминал, каким был Билл. Нежным, внимательным, ласковым, и… соскучившимся? Билл вёл себя так, будто бы не видел Тома по меньшей мере месяц. Каулитц брал его осторожно, стараясь доставить как можно больше удовольствия. Смотрел на него с чем-то – об этом Том уже не хотел сейчас думать, но тогда ему казалось, что с любовью. Так или иначе, это был самый нежный секс за последнее время. И не может человек, если ты ему так надоел, обращаться с тобой вот так. После этого они вместе сходили в душ, где снова попробовали всё, что только можно придумать, и точно так же вместе позавтракали.
Перед тем, как снова начать репетировать, Том решил открыть ноутбук, впервые за пять дней. Сенсацией начавшегося берлинского дня был… новый бойфренд солиста группы Monsun. «Знаменитый певец оказался геем!», «Билл Каулитц наконец признался в своей ориентации!», «Фронтмен популярной рок-группы был замечен целующимся с молодым человеком в одном из берлинских клубов!» - один заголовок был громче другого, но фотографии кричали громче их всех. Нечёткие, сделанные в полутьме и не на профессиональную камеру. Но на них ясно можно было различить не только то, что парень – действительно Билл, но и то, что он явно был не против действий своего спутника. А тот факт, что фотографии были взяты украдкой не оставлял сомнений в том, что Билл не собирался этого афишировать, значит это…
Всё, что случилось после того, как Том встал из-за монитора, было похоже на ночной кошмар. Том на ватных ногах протащился в комнату, где стоял рояль и его уже ждал Каулитц. По его лицу Билл сразу понял, о чём сейчас пойдёт речь и моментально переменился в настроении, вёл себя надменно, будто бы только что сам не подходил к нему и не шептал на ухо всякие прекрасные глупости, будто бы никогда не говорил тех слов, которые Том слышал от него последнее время. Будто бы это вообще был не его Билл, а именно тот Билл Каулитц, светская дрянь и бесчувственная скотина, о котором писали столько дер*мА, и который, как теперь казалось, именно ею и является.
- А ты что думал, Томми, – нарочито слащаво пропищал Билл, - что на месте того парня должен быть ты? Так вот, чего ты от меня хотел?!
- Я не хотел этого. Я спрашиваю, зачем я тебе?!
- Ты мне затем, зачем есть. Если ты хочешь этого, то не задавай вопросов.
- Зачем есть – это затем, чтобы меня тра*ать?
- И это всё, что у нас с тобой общего? Неужели ты думаешь, что у меня этого так мало, что ради тра*а, мне необходимо вызывать мальчика аж из… откуда ты там? – Билл специально говорил так, просто, чтобы сделать побольнее, чтобы Том не припёр его к стенке и не пришлось говорить ему страшную правду. – Не переходи границ, дорогой, знаю я вас всех.
- Ты так говоришь? С ним, выходит, тебе можно общаться и Дэвид не запрещает? А со мной, с которым ты записываешь новые песни, он запрещает. ОН, значит, не использует тебя?
- Кто он?
- Тот, с которым ты вчера лизался в клубе! - у Леманна уже начинало лопаться терпение.
- Так, у нас мало времени, нам надо репетировать. - голос Каулитца дрожал, точно как и его руки, в которых он всё таки не удержал листы с нотами и словами, и они с шелестом расстелились по полу.
- У меня нет настроения. Я так не могу. Я – не ты! – выкрикнул Том, и вылетел из комнаты. Через несколько секунд Каулитц услышал, как хлопнула входная дверь.
А песню ещё не записали… - вслух подумал Каулитц, закуривая сигарету, - Повыламывается су*а, да прибежит обратно, но запись не ждёт. А искать кого-то… Нет ни времени, ни желания.
Zoom into me, zoom into me
I know you're scared,
When you can't breathe
I will be there, zoom into me ©
-Том, привет, - растерянно оглядевшись, Элке поздоровалась с Леманном, который только вышел из ворот универа, и стоял в кирпичной арке, - Ты пропал… Всё хорошо?
- Элке… - он на секунду прикрыл глаза, и когда открыл, то слов уже никаких не нужно было – в них стояли слёзы.
- Отойдём? Давай сюда! - не дожидаясь ответа, девушка потянула Тома ко входу в небольшой сквер. Обычно там было полно галдящих студентов, но не сейчас – Том ушёл с пары, а потому там сейчас было всего несколько человек, таких же прогульщиков. Какая-то студентка сидела на скамейке и её, рыдающую, утешали две подруги. Грустный парень-неформал в наушниках, которому, казалось, на всё глубоко начхать, и влюблённая парочка, явно занятая объяснениями в любви. Усадив абсолютно инертного Тома, Элке села рядом и взяла его холодную руку в свою. Понимая, что именно с ним происходит, она не хотела первой начинать расспросы, предоставляя ему возможность начать самому.
С тех пор, как ребята сходили погулять первый раз, они довольно часто куда-нибудь ходили, да и перезванивались регулярно. Если бы Симона не знала всего о Томе, она наверняка бы подумала, что Элке ему нравится. Кстати, она была очень довольна, считая новую подругу сына очень милой и воспитанной девочкой, постоянно отмечая, насколько они разные с Джордан, которая абсолютно не умела себя вести или, хотя бы, нормально выглядеть.
Тому не пришлось ничего объяснять Элке, она сама поняла, в каких непростых отношениях он состоит. Всё началось с того, что они обменялись мейлами, и Элке, увидев его адрес, спросила, не его ли дневник на одном из ресурсов, где она вела свой? Оказалось, она давно читает размышления пользователя Lehm_90, только не знала, что это он. Свои самые личные записи Том, конечно же, не публиковал в общей ленте, однако прочтения нескольких строк, которые затерялись в публичных заметках, было достаточно, чтобы понять, что Том серьёзно влюблён. А зная его интересы и учитывая частые отъезды, было легко понять, о ком идёт речь. В конце концов, однажды, комментируя очередную запись, девушка дала понять, что понимает, о чём он говорит и это стало каким-то странным секретом, который они даже не обсуждали.
