Ответственность сторон по договору международной купли-продажи

Последствия неисполнения или ненадлежащего исполнения договора определяются правом, применимым к договору международной купли-продажи.

Нормы Конвенции направлены на установление необходимого баланса прав и обязанностей контрагентов при нарушении договора. Покупатель, в случае поставки несоответствующего товара, не может, по общему правилу, требовать ни взыскания возникших у него убытков, ни замены товара или устранения его дефектов, ни снизить цену в соответствующей пропорции, если он не извещает продавца о характере такого несоответствия (ст.39 Конвенции).

Как подчеркивают исследователи, при определении правовых последствий нарушения договора международной купли-продажи товаров, положения Конвенции акцентируют внимание не на обязательствах неисправной стороны, хотя такой вывод может быть сделан из структуры Конвенции, а на субъекте, чьи права нарушены, и с этой целью предоставляются ему средства правовой защиты для обеспечения своего интереса[1].

Как закрепляется в ст.45 и 61 Конвенции, один лишь факт неисполнения должником какого-либо из своих обязательств по договору или по Конвенции, дает пострадавшей стороне право осуществить любое из имеющихся в ее распоряжении средств правовой защиты.

Таким образом, нормы конвенции воздействуют не на субъект ответственности, а предоставляют добросовестному субъекту использовать предусмотренные средства защиты. Последствия нарушения договора излагаются в контексте средств правовой защиты (правомочий), предоставляемых потерпевшей стороне непосредственно из заключенного договора в случае нарушения обязательств ее контрагентом, и направленных на защиту своего имущественного интереса, ради которого стороны и совершили договор.

Средства правовой защиты, как они устанавливаются Конвенцией, представляют собой согласованную, последовательную и эффективную систему мер.

Во-первых, как мы уже подчеркивали, конвенция применяется только к хозяйствующим субъектам, что предполагает предъявление к ним повышенных требований.

Во-вторых, как закреплено ст.5 Конвенции, она не применяется в отношении ответственности продавца за причиненные товаром повреждения здоровья или смерть какого-либо лица. Таким образом, опять-таки констатируется, что речь идет именно о предпринимательской ответственности.

Инструменты (средства) защиты согласно Конвенции делятся на:

1) средства защиты покупателя при нарушении договора продавцом (ст.ст.45-52);

2) средства защиты продавца при нарушении договора покупателем (ст.ст.61-70).

Заметим, что в гражданском законодательстве России средства защиты связываются не с субъектом, а ставятся в зависимость от конкретного типа нарушения (неуплата цены, непринятие товара и т.д.). Таким образом, если по нормам Конвенции речь идет о реализации средств защиты добросовестной стороной, то по гражданскому законодательству РФ – о привлечении недобросовестного субъекта к мерам ответственности.

Базисом для анализа средств правовой защиты по Венской конвенции являются положения ст.45 и ст.61.

Согласно п.1 ст.45 Конвенции, если продавец не исполняет какое-либо из своих обязательств по договору или по настоящей Конвенции, покупатель может:

a) осуществить права, предусмотренные в статьях 46-52;

b) потребовать возмещения убытков, как это предусмотрено в статьях 74-77.

Аналогичная норма предоставляет соответствующие правомочия продавцу. Согласно п.1 ст.61 если покупатель не исполняет какого-либо из своих обязательств по договору или по настоящей Конвенции, продавец может:

a) осуществить права, предусмотренные в статьях 62-65;

b) потребовать возмещения убытков, как это предусмотрено в статьях 74-77.

Иные средства защиты закреплены в специальных разделах Конвенции. В частности это:

- проценты (ст.78);

- средства защиты в случае предвидимого нарушения договора (ст.ст.71-73).

Покупателю и продавцу предоставляется в случае нарушения контрагентом своих обязательств как право требовать реального исполнения (ст.46,62), так и возмещения убытков (ст.45,61), причем реализация этих правомочий не исключает и не ограничивает друг друга.

Возможность пострадавшей стороны совместить эти требования создает для нее гарантию того, что ее интересы могут быть должным образом защищены при любых обстоятельствах.

Конвенцией определяются условия реализации некоторых средств защиты, которые должным образом учитывают интересы и потребности неисправного контрагента, например, обязанность покупателя дать извещение о характере несоответствия товара, о характере прав и притязаний третьего лица (ст.39, 43), возможность продавца самому устранить недостаток в исполнении им своих обязанностей (ст.37, 48), что может также полностью исключать или временно ограничивать отдельные средства защиты покупателя. Фактически в Конвенции выражен баланс средств защиты как продавца, так и покупателя.

Итак, подводя некоторый итог, подчеркнем, что отличительной особенностью средств правовой защиты по Конвенции является то обстоятельство, что основанием их реализации, как устанавливается в ст.ст.45,61, является лишь факт неисполнения стороной любого из своих обязанностей. Данные положения, а также то обстоятельство, что Конвенция не использует институт юридической ответственности, а оперирует категорией средств правовой защиты означает не только полное исключение концепции вины как основания применения к неисправному контрагенту ответственности или иных неблагоприятных мер воздействия, но и свидетельствует о недопустимости утверждений о закреплении в Конвенции принципа объективной ответственности с изъятиями, установленными в ст.79 в отношении освобождения от возмещения убытков. В подтверждение этого можно указать также на то, что Конвенция, в отличие от систем права, использующих концепцию вины, не только не закрепляет данную категорию в основном ее проявлении, т.е. в качестве условия возникновения ответственности (возмещения убытков), но и не использует ее в побочных сферах[2]. Например, Конвенция устанавливает обязанность потерпевшей стороны принять меры по уменьшению ущерба (ст.77), при невыполнении которой возмещаемые убытки могут быть уменьшены, что отличается от соответствующих норм ГК РФ, оперирующих категорией "вина" кредитора при уменьшении размера ответственности должника.

Рассмотрим правовые основы освобождения от ответственности (раздел IV Конвенции).

В тех случаях, когда обязанная сторона не могла контролировать препятствие, вызвавшее неисполнение (ст.79), либо когда неисполнение было вызвано действиями или упущениями кредитора (ст.80), должник может быть освобожден от отдельных последствий неисполнения своего обязательства. И если п.5 ст.79 освобождает должника только от обязанности возмести убытки, оставляя кредитору все остальные средства защиты, то ст.80 идет концептуально дальше, ограничивая для потерпевшей стороны право вообще ссылаться на неисполнение обязательства в той мере, в какой это неисполнение было вызвано ее действиями или упущениями.

Казалось бы, неисполнение обязанности, вызванное отсутствием сотрудничества со стороны кредитора, будет более правильно рассматривать не как нарушение договора, при котором исключается ответственность, а как теряющее качество неисполнения вообще. Однако содержание ст.80, ее структурное расположение подтверждают вывод, что независимо от вызвавших причин, любое неисполнение стороной принятого на себя обязательства, под которым понимается обязанность достичь определенного результата, является достаточным основанием для осуществления кредитором средств правовой защиты, иными словами, для несения должником ответственности за нарушение договора. И лишь наличие некоторых обстоятельств, указанных в ст.79-80, позволяет должнику освободится от ответственности, что выражается в невозможности для пострадавшей стороны реализовать то или иное средство правовой защиты[3].

Важно подчеркнуть, что сторона внешнеторговой сделки купли-продажи товара не несет ответственности за неисполнение любого из своих обязательств лишь в том случае, если докажет в процессе судебного разбирательства, что неисполнение было вызвано препятствием вне ее контроля. Проиллюстрируем сказанное примером из практики:

«Торговый дом, зарегистрированный за рубежом, но имеющий представительство в России, обратился в арбитражный суд с иском к российскому внешнеторговому объединению о взыскании убытков, причиненных невыполнением объединением своих обязательств по оплате поставленного в Россию сахара.

Российское внешнеторговое объединение выдвинуло возражения против иска со ссылкой на то обстоятельство, что деньги, предназначенные для оплаты подлежавшего поставке сахара, были переведены в соответствии с условиями договора в зарубежный банк, но впоследствии похищены третьими лицами со счетов этого банка и в связи с этим не зачислены на счет торгового дома в зарубежном банке. К моменту предъявления иска по факту хищения возбуждено уголовное дело в иностранном государстве. Внешнеторговое объединение, возражая против исковых требований, ссылалось на то, что сторона внешнеэкономического контракта не несет ответственности за неисполнение обязательств, если последнее произошло по вине третьих лиц.

Суд отклонил данное возражение ответчика.

При этом учитывалось, что стороны внешнеэкономической сделки находились в государствах - участниках Конвенции ООН о договорах международной купли-продажи товаров (1980).

Ответственность сторон по сделкам купли-продажи товаров регулируется статьей 79 указанной Конвенции, в которой предусмотрено следующее:

"Сторона не несет ответственности за неисполнение любого из своих обязательств, если докажет, что оно было вызвано препятствием вне ее контроля" (п.1).

"В случае неисполнения обязательств третьим лицом, привлеченным для исполнения части договора, такое неисполнение может служить основанием к освобождению от ответственности также только в случае наступления "препятствия вне контроля" (п. 2).

Препятствие вне контроля характеризуется Конвенцией как непредвиденное, неотвратимое и непреодолимое обстоятельство.

Из последующих положений Конвенции следует, что сторона - нарушитель обязательств по внешнеэкономической сделке должна доказать следующее: событие, препятствующее исполнению, наступило несмотря на то, что были предприняты все необходимые и разумные меры либо для предотвращения такого препятствия, либо наступления его последствий. Например, таким препятствием могут быть стихийные бедствия, блокады, войны и т.д.

При этом факт невозможности исполнения обязательств должником не принимается во внимание, если исполнение объективно было возможно. В том случае, когда определенные события создают лишь затруднение должнику к исполнению, такие события не могут рассматриваться как "препятствие вне контроля" должника.

Российское внешнеторговое объединение не представило доказательств, что действия третьих лиц являлись "препятствием вне контроля" в смысле названной Конвенции, и, следовательно, не могло быть освобождено от ответственности на основании одного факта неисполнения обязательств из-за действий третьих лиц.

Таким образом, арбитражный суд принял во внимание, что освобождение от ответственности по сделкам международной купли-продажи товаров возможно лишь в случае наступления "препятствия вне контроля", не позволяющего должнику исполнить свои обязательства. В силу того обстоятельства, что российский должник объективно мог и должен был исполнить свои обязательства перед иностранным кредитором, суд удовлетворил требования истца»[4].

Как мы уже подчеркнули, иным образом построены правовые механизмы ответственности в случае если стороны определили в качестве применимого права или гражданское законодательство РФ или, например, общие условия поставок товаров (к примеру, Общие условия поставок товаров из стран - членов Совета Экономической Взаимопомощи в Финляндскую Республику и из Финляндской Республики в страны - члены Совета Экономической Взаимопомощи (ОУП СЭВ - Финляндия, ноябрь, 1978г.).

По гражданскому законодательству РФ для привлечения стороны к ответственности, по общему правилу, необходимо наличие всех условий ответственности: неправомерные действия (бездействия); вина; причинная связь; неблагоприятные последствия.

Российское законодательство рассматривает ответственность как — реализацию санкции, обязанность субъекта к определенным действиям, поведению: нести лишения имущественного характера.

Возмещение убытков и уплата неустойки – основные формы ответственности.

Нарушение денежного обязательства может повлечь за собой для кредитора убытки, которые не компенсируются в полной мере уплатой процентов на неполученную денежную сумму.

Под убытками, согласно п.2 ст.15 ГК РФ, понимаются расходы, которые лицо, чье право нарушено, произвело или должно будет произвести для восстановления нарушенного права, утрата или повреждение его имущества (реальный ущерб), а также неполученные доходы, которые это лицо получило бы при обычных условиях гражданского оборота, если бы его право не было нарушено (упущенная выгода).

Требуя возмещения реального ущерба и упущенной выгоды, лицо, право которого нарушено, обязано доказать размер ущерба (ст. 393 ГК РФ), причинную связь между ущербом и действиями лица, нарушившего право, а в случаях когда законом или договором предусмотрена презумпция невиновности должника - также его вину (ст. 401 ГК РФ).

Следующая форма ответственности – неустойка. Легальное определение неустойки (штрафа, пени) дается законодателем в п. 1 ст. 330 ГК РФ. Неустойкой признается определенная законом или договором денежная сумма, которую должник обязан уплатить кредитору в случае неисполнения или ненадлежащего исполнения обязательства, в частности в случае просрочки исполнения. По требованию об уплате неустойки кредитор не обязан доказывать причинение ему убытков.

Отдельно необходимо выделить такую форму ответственности как проценты по ст.395 ГК РФ. Согласно п.1 ст.395 ГК РФ за пользование чужими денежными средствами вследствие их неправомерного удержания, уклонения от их возврата, иной просрочки в их уплате либо неосновательного получения или сбережения за счет другого лица подлежат уплате проценты на сумму этих средств. Размер процентов определяется существующей в месте жительства кредитора, а если кредитором является юридическое лицо, в месте его нахождения учетной ставкой банковского процента на день исполнения денежного обязательства или его соответствующей части. Названные правила применяются, если иной размер процентов не установлен законом или договором. Для применения положения ст.395 ГК РФ не нужно доказывать факт наличие убытков.

Статья 395 ГК РФ применяется факультативно при реализации норм Конвенции.

По одному делу рассмотренному МКАС встал вопрос о начислении на возвращаемую цену процентов годовых с даты уплаты цены (п.1 ст.84 Конвенции). МКАС установила «При определении ставки процентов годовых и порядка их исчисления судом были применены правила ст. 395 ГК РФ, поскольку Венская конвенция не содержит указаний по этому вопросу. Принимая во внимание, что цена была уплачена в индийских рупиях и решением МКАС ответчик обязывается возвратить цену в этой валюте, а в России (месте нахождения кредитора) не существует ставки банковского процента в индийских рупиях, МКАС учел принятую для таких случаев международную практику, нашедшую отражение в Принципах международных коммерческих договоров УНИДРУА 1994 г., и применил среднюю ставку банковского процента по краткосрочному кредитованию первоклассных заемщиков в отношении валюты платежа в государстве валюты платежа, т.е. в Индии, использовав публикации в Интернете Резервного банка Индии»[5].

Если стороны установили в качестве применимого права общие условия поставок (например, Общие условия поставок товаров из стран - членов Совета Экономической Взаимопомощи в Финляндскую Республику и из Финляндской Республики в страны - члены Совета Экономической Взаимопомощи (ОУП СЭВ - Финляндия, ноябрь, 1978г.), необходимо учитывать установленные в «условиях» основания освобождения от ответственности. Согласно ст.14.1.1 сторона освобождается от ответственности за частичное или полное неисполнение обязательства по контракту, если это неисполнение явилось следствием обстоятельств непреодолимой силы, возникших после заключения контракта в результате событий чрезвычайного характера, которые сторона не могла ни предвидеть, ни предотвратить разумными мерами. В контракте могут быть предусмотрены и другие случаи, освобождающие от ответственности.

Заметим, что в интересах сторон установить договорную подсудность по спорам, возникающим из договора купли-продажи. Например: «Все споры и претензии, возникающие между сторонами по настоящему договору, решаются путем компромисса и переговоров, а в случае не достижения согласия - в арбитражном суде г.Москвы в соответствии с действующим законодательством Российской Федерации» или следующим образом «Все разногласия, возникающие в связи с исполнением настоящего контракта или в связи с ним, должны разрешаться путем дружеских переговоров и консультаций между сторонами. Спорные вопросы, не урегулированные сторонами, передаются на разрешение Международного коммерческого арбитражного суда при Торгово-промышленной палате РФ и рассматриваются в соответствии с Регламентом этого суда по нормам материального права РФ».

На практике стороны зачастую включат в текст контракта арбитражную оговорку о том, что споры по контракту разрешаются в международном коммерческом арбитраже "ad hoc". Приведем пример из практики:

«Российское предприятие обратилось в арбитражный суд с иском к французскому торговому дому, имеющему филиал на территории Российской Федерации, о возмещении убытков.

Несмотря на неоднократные извещения, направляемые в порядке, предусмотренном международными договорами, ответчик в суд не явился, но представил письменное возражение против рассмотрения дела в государственном суде, сославшись на оговорку в контракте об арбитраже "ad hoc" (на случай).

Контракт международной купли-продажи товара содержал арбитражную оговорку о том, что все разногласия, возникающие из обстоятельств по данному договору, буду рассматриваться в арбитраже "ad hoc".

Россия и Франция являются участниками Европейской конвенции о внешнеторговом арбитраже (Женева, 1961).

В пункте 2 статьи 1 Конвенции термином "арбитраж" обозначается разбирательство споров арбитрами, назначенными по каждому отдельному делу (арбитраж "ad hoc").

В пункте 3 статьи IV Конвенции установлена процедура образования арбитража "ad hoc" в том случае, когда стороны в третейской записи не договорились о назначении арбитра (арбитров) и не обозначили место арбитража.

В такой ситуации суду следует решить вопрос о своей компетенции в отношении рассмотрения спора по внешнеэкономическому контракту, содержащему арбитражную оговорку, с учетом положений Конвенции и национального закона.

Согласно пункту 2 статьи 87 АПК РФ (п.5 и 6 ст.148 АПК РФ 2002г.) арбитражный суд оставляет иск без рассмотрения, если имеется соглашение лиц, участвующих в деле, о передаче данного спора на разрешение третейского суда и возможность обращения к третейскому суду не утрачена и если ответчик, возражающий против рассмотрения дела в арбитражном суде, не позднее своего первого заявления по существу спора заявит ходатайство о передаче спора на разрешение третейского суда.

В данном случае стороны не утратили возможности обращения в арбитраж, который предусмотрен соглашением сторон и понимается в смысле Европейской конвенции о внешнеторговом арбитраже как арбитраж "ad hoc", создаваемый на случай рассмотрения каждого отдельного спора.

Кроме того, ответчик подтвердил свое желание обратиться в международный коммерческий арбитраж, что предусмотрено пунктом 2 статьи 87 АПК РФ (пункты 5 и 6 ст. 148 АПК РФ 2002 г.).

В этой ситуации сторонам арбитражного соглашения надлежало принять соответствующие меры к рассмотрению спора в порядке арбитража "ad hoc".

Арбитражный суд оставил иск российского предприятия к иностранной фирме без рассмотрения»[6].

Таким образом, арбитражный суд оставляет иск без рассмотрения в случае наличия во внешнеэкономическом контракте арбитражной оговорки о том, что споры поконтракту разрешаются в международном коммерческом арбитраже "ad hoc".

В тоже время суд должен принять иск к рассмотрению и в случае наличия во внешнеэкономическом контракте арбитражной оговорки, если найдет, что арбитражное соглашение недействительно, утратило силу или не может быть исполнено. Приведем пример из практики:

«Российский машиностроительный завод обратился в арбитражный суд с иском к торговому дому, находящемуся в Швейцарии и имеющему филиал на территории Российской Федерации, о признании недействительным заключенного с ним договора.

Иностранная фирма представила свои возражения против иска в письменном виде.

Несмотря на неоднократные извещения, направляемые в порядке, предусмотренном международными договорами, ответчик на судебное заседание не явился.

В письменном возражении против иска ответчик указал, что внешнеэкономический контракт содержит арбитражную оговорку, но не пояснил, о каком третейском суде идет речь в этой оговорке.

Внешнеэкономический контракт международной купли-продажи товара содержал арбитражную оговорку о том, что все разногласия, возникающие из обязательств по данному договору, будут рассматриваться в парижском институте.

Арбитражный суд установил, что истец, так же как и ответчик, не мог конкретизировать содержание данной оговорки: не назвал точного наименования международного институционного арбитража, не дал о нем пояснений, отрицал действительность своего волеизъявления на арбитражное соглашение в данном внешнеэкономическом контракте.

Иными словами, суд установил, что данное арбитражное соглашение не может быть конкретизировано, а следовательно, и выполнено сторонами по внешнеэкономическому контракту.

В такой ситуации суду следовало решить вопрос о своей компетенции в отношении разрешения спора по внешнеэкономическому контракту, содержащему арбитражную оговорку.

Вопрос о компетенции суда в проведении разбирательства по делу возможно решить с учетом положений Конвенции о признании и приведении в исполнение иностранных арбитражных решений (Нью-Йорк, 1958)[7].

Пунктом 3 статьи 2 Конвенции установлено, что "суд договаривающегося государства, если к нему поступает иск по вопросу, по которому стороны заключили соглашение, предусматриваемое настоящей статьей, должен по просьбе одной из сторон направить стороны в арбитраж, если не найдет, что упомянутое соглашение недействительно, утратило силу или не может быть исполнено".

В силу того обстоятельства, что стороны не могли уточнить точного названия и адреса парижского института и арбитражное соглашение не могло быть исполнено, арбитражный суд, руководствуясь пунктом 1 части 2 статьи 212 Арбитражного процессуального кодекса Российской Федерации (п.2 ч.1 ст.247 АПК РФ 2002г.) принял иск российского предприятия к рассмотрению».

Итак, еще раз подчеркнем, что в интересах сторон максимум детализировать договор международной купли-продажи, в том числе, сделать правильную арбитражную оговорку

ВОПРОС 31. ПРАКТИКА МКАС ПРИ ТПП РФ ПО ВОПРОСАМ ПРИМЕНЕНИЯ ВЕНСКОЙ КОНВЕНЦИИ, 1980 Г. ХАРАКТЕРИСТИКА ОТДЕЛЬНЫХ РЕШЕНИЙ МКАС ПО СПОРАМ ИЗ ДОГОВОРОВ МЕЖДУНАРОДНОЙ КУПЛИ-ПРОДАЖИ ТОВАРОВ.

М. Розенберг, профессор кафедры частного права Всероссийской академии внешней торговли, член Президиума и арбитр МКАС при ТПП РФ, доктор юридических наук, заслуженный юрист Российской Федерации.

В этом году исполняется 70 лет со дня учреждения при Всесоюзной торговой палате Внешнеторговой арбитражной комиссии, преемником которой является МКАС. За прошедшие годы накоплен значительный опыт разрешения внешнеэкономических споров, сторонами которых являлись российские (советские) организации и их иностранные партнеры. В немалом числе споров обеими сторонами выступали иностранные фирмы. Информация о практике разрешения споров в МКАС, созданном в соответствии с Законом РФ от 7 июля 1993 года "О международном коммерческом арбитраже" и действующем на основании Положения о нем, являющегося приложением к этому закону, и Регламента, вступившего в силу с 1 мая 1995 года, систематически публикуется <*>. Содержание ряда решений МКАС приведено в еженедельной газете "ЭЖ - Юрист", журнале "Третейский суд" и ежегодном выпуске "Комментарий судебно - арбитражной практики", издаваемом Институтом законодательства и сравнительного правоведения при Правительстве РФ и Высшим Арбитражным Судом РФ. О решениях МКАС, вынесенных в 1999 - 2000 годах, можно получить информацию из книги "Арбитражная практика Международного коммерческого арбитражного суда при ТПП РФ за 1999 - 2000 гг.", подготавливаемой к опубликованию издательством "Статут". Цель настоящей статьи - освещение подходов МКАС по некоторым принципиальным вопросам, ставшим предметом рассмотрения в последнее время и имеющим существенное практическое, а в ряде случаев и теоретическое значение <**>.

--------------------------------

Допустимо ли соглашением сторон гражданско - правового контракта предусматривать применение к их отношениям международного договора, к сфере действия которого не отнесен их контракт. Этот вопрос возник при разрешении спора между кипрской и германской фирмами (решение от 15 декабря 2000 года по делу N 94/2000) <*>. Заключенный сторонами контракт международной купли - продажи товаров предусматривал применение к их отношениям Конвенции ООН о договорах международной купли - продажи товаров 1980 года (далее - Венская конвенция 1980 года). Между тем в соответствии с этой Конвенцией (ст. 1) она применима в двух случаях: (а) когда коммерческие предприятия сторон находятся в государствах - участниках Конвенции; (b) когда к отношениям по контракту применимо право государства - участника Конвенции. В данном же случае при отсутствии соглашения сторон о применимом праве в силу коллизионной нормы подлежало применению право государства, не участвующего в Конвенции (Республика Кипр). МКАС разрешил спор на основании норм Венской конвенции 1980 года, признав допустимость такого соглашения сторон. В этой связи необходимо обратить внимание на ряд моментов.

Во-первых, положения международного договора в таких случаях становятся частью контракта сторон и несомненно имеют приоритет в отношении диспозитивных норм применимого национального законодательства. Во-вторых, поскольку нельзя по соглашению сторон отступить от императивных норм применимого национального законодательства, такие императивные нормы, когда они отличаются от положений международного договора, подлежат использованию при разрешении спора вместо положений международного договора. Наглядно виден такой подход МКАС на примере другого спора (между румынской и российской организациями - решение от 9 апреля 1999 года по делу N 314/1998). Сторонами в контракте была сделана ссылка на Общие условия поставок СЭВ 1968/1988 гг. (ОУП СЭВ), которые на момент заключения контракта утратили нормативное значение. Признав применимым к отношениям по контракту российское материальное право, а ОУП СЭВ - частью контракта сторон, МКАС не принял во внимание заявление ответчика о пропуске истцом срока исковой давности, предусмотренного ОУП СЭВ. При этом было учтено, что в силу императивных предписаний российского права соглашением сторон не могут быть изменены сроки исковой давности и порядок их исчисления, а ОУП СЭВ устанавливают более короткий срок и иной порядок его исчисления, чем предусмотренные российским законодательством.

Применима ли Конвенция о разрешении арбитражным путем гражданско - правовых споров, вытекающих из отношений экономического и научно - технического сотрудничества 1972 года (далее - Московская конвенция), к спорам из контрактов, заключенных между организациями стран СНГ. Этот вопрос стал предметом рассмотрения при разрешении спора между российской и украинской организациями (решение от 30 мая 2001 года по делу N 239/2000). Контракт сторон предусматривал разрешение споров в МКАС, в который и предъявил иск российский истец. Ответчик оспаривал компетенцию МКАС рассматривать данный спор, поскольку Россия и Украина являются правопреемниками прав и обязательств СССР по Московской конвенции, а она предусматривает разрешение споров в арбитраже при торговой палате в стране ответчика. Соответственно, по утверждению ответчика, арбитражная оговорка контракта должна быть признана недействительной как противоречащая международному договору, в котором участвуют государства, организации которых - стороны данного контракта.

МКАС признал, что в его компетенцию входит разрешение данного спора, исходя, в частности, из следующих соображений. Во-первых, ответчик не доказал, что Украина является участницей Московской конвенции. Если Россия сделала об этом специальное уведомление депозитарию Конвенции, то, по информации депозитария, такого уведомления от Украины он не получал. Во-вторых, заключенное государствами СНГ (в том числе Россией и Украиной) Соглашение "О порядке разрешения споров, связанных с осуществлением хозяйственной деятельности" (Киев, март 1992 г.) предусматривает, что такие споры разрешаются в государственных судах (что прямо исключается п. 1 ст. 1 Московской конвенции) и возможно в третейских судах. Следовательно, указанное Соглашение исключает между организациями стран СНГ применение положений Московской конвенции об обязательной подсудности споров арбитражу при торговой палате в стране ответчика. Спорен вопрос о том, связывала ли бы Московская конвенция Россию и Украину в их отношениях между собой, даже если бы они являлись правопреемниками СССР в отношении данной Конвенции, учитывая, что она регулировала отношения между СССР и другими ее участниками, прямо поименованными в ней.

Применима ли к спорам, в которых участвуют российские организации, Конвенция об исковой давности в международной купле - продаже товаров (Нью - Йорк, 1974 г.). Данная Конвенция была подписана СССР, но не ратифицирована ни Советским Союзом, ни Россией и, соответственно, не вступила в силу для России. Поэтому ее положения, существенно отличающиеся от норм российского законодательства (в частности, предусматривающие более длительный срок исковой давности - 4-летний), не подлежат применению в качестве международного договора России вместо норм российского законодательства на основании ч. 4 ст. 15 Конституции РФ и ст. 7 ГК РФ. В ряде споров, к отношениям сторон по которым подлежало применению российское право, истцам, необоснованно ссылавшимся на эту Конвенцию, МКАС отказал в иске в связи с пропуском срока исковой давности, установленного российским национальным законодательством (например, решения от 20 октября 1998 года по делу N 31/1998 и от 30 декабря 1998 года по делу N 62/1998) <*>. Между тем положения этой Конвенции применяются к отношениям с участием российских организаций, если к ним применимо национальное право государства - участника этой Конвенции и Протокола к ней от 11 апреля 1980 года и такое государство не сделало специальной оговорки о том, что будет применять ее только к отношениям сторон по контрактам, имеющим коммерческие предприятия в государствах - ее участниках. По состоянию на 25 июня 2001 года <**> положения Конвенции действуют, если применимо право следующих государств: Аргентины, Беларуси, Кубы, Египта, Гвинеи, Венгрии, Мексики, Польши, Молдовы, Румынии, Словении, Уганды, Уругвая, Замбии.

Как следует трактовать соглашение сторон о выборе ими в качестве применимого права российского законодательства. Рассматривая спор между германской фирмой и российской организацией из договора международной купли - продажи товаров (дело N 73/2000, решение от 26 января 2001 года), содержавшего условие о таком соглашении сторон, МКАС разрешил спор на основании норм ГК РФ. Представляется, что указанный подход состава арбитража соответствует предписаниям ст. 431 Кодекса, согласно которой при толковании условий договора судом прежде всего принимается во внимание буквальное значение содержащихся в нем слов и выражений. Общая же воля сторон подлежит выяснению, если указанное выше правило не позволяет определить содержание договора. Между тем необходимо учитывать, что Германия и Россия, где находится место основной деятельности сторон этого договора, являются участниками международного договора - Венской конвенции 1980 года, а в силу Конституции РФ (ч. 4 ст. 15) и ГК РФ (ст. 7) при наличии международного договора РФ его правила подлежат непосредственному применению и имеют приоритет в отношении гражданского законодательства РФ.

Таким образом, данное составом арбитража толкование условий договора влечет за собой признание того, что стороны своим соглашением исключили применение к их договору Венской конвенции 1980 года, что допустимо в силу ст. 6 этой Конвенции. Если бы в договоре сторон содержалось условие о применении к их отношениям российского права (а не российского законодательства), не вызывало бы сомнений, что эти отношения регулируются Венской конвенцией 1980 года. Ведь международные договоры РФ, являясь составной частью правовой системы РФ (ч. 4 ст. 15 Конституции), входят в право России. Во избежание недоразумений сторонам следует четко формулировать в договорах условие о применимом праве. Если они не хотят исключить регулирование своих отношений Венской конвенцией 1980 года, когда они подпадают под сферу ее действия, им необходимо оговаривать в качестве применимого не российское законодательство, а российское право, имея в виду, что российское гражданское законодательство в таком случае будет использовано в качестве субсидиарного статута.

В практике МКАС были случаи, когда соглашение сторон о применении к их отношениям по контракту российского законодательства признавалось основанием для использования положений Венской конвенции 1980 года, что представляется спорным.

Например, при разрешении спора между российскими организациями и индийской фирмой (дело N 385/1998, решение от 18 октября 1999 года) <*>, фирмой из Республики Корея (дело N 250/1998, решение от 15 ноября 1999 года) <**>, литовской фирмой (дело N 348/1998, решение от 27 октября 1999 года) <***>. В то же время включение сторонами в контракт неясных положений служит основанием для состава арбитража принимать решение, которое, возможно, не имелось в виду сторонами при заключении контракта. Так, контракт между узбекской и российской организациями (дело N 65/2000, решение от 11 мая 2001 года) предусматривал применение к отношениям сторон законодательства Республики Узбекистан и Российской Федерации, а в случае противоречий в законодательстве указанных государств - международных норм и обычаев. Квалифицировав контракт как договор международной купли - продажи товаров, МКАС признал применимой Венскую конвенцию 1980 года, участниками которой являлись Узбекистан и Россия на момент заключения контракта, отметив, что он руководствуется также условиями контракта.

Критерии, используемые МКАС при определении применимого права при отсутствии соглашения сторон по этому вопросу. Закон РФ "О международном коммерческом арбитраже" (п. 2 ст. 28) предоставляет третейскому суду возможность в таких случаях применять право, определенное в соответствии с коллизионными нормами, которые он считает применимыми. Это положение российского закона соответствует предписаниям Европейской конвенции о внешнеторговом арбитраже 1961 года (ст. VII), участницей которой является Россия. Означает оно, что третейский суд в отличие от государственных судов жестко не связан положениями российского законодательства о выборе применимого права. Как известно, Основы гражданского законодательства 1991 года содержат коллизионные нормы, сформулированные по общему правилу в диспозитивной форме. Однако, на мой взгляд <*>, решение третейского суда о выборе того или иного коллизионного критерия должно быть мотивировано. По общему правилу МКАС определяет применимое право, основываясь на коллизионных нормах российского законодательства либо в соответствующих случаях - международных договоров, в которых участвует Россия (ст. 11 Соглашения стран СНГ от 20 марта 1992 года "О порядке разрешения споров, связанных с осуществлением хозяйственной деятельности" и ст. 41 Конвенции стран СНГ от 22 января 1993 года о правовой помощи и правовых отношениях по гражданским, семейным и уголовным делам).

В своей практике МКАС исходил из того, что коллизионная норма Основ 1991 года (ст. 166) может быть использована только в отношении тех сделок, которые были совершены начиная с 3 августа 1992 года (то есть с даты введения в действие Основ на территории РФ). Соответственно к сделкам, заключенным до этой даты, подлежит применению ранее действовавшая коллизионная норма (ст. 566 ГК РСФСР 1964 года), предусматривавшая определение прав и обязанностей сторон по закону места совершения сделки. Так, при разрешении спора по иску российской организации к алжирской фирме, предъявленного из контракта, заключенного сторонами 2 мая 1991 года, применимым было признано на основании ст. 566 ГК РСФСР 1964 года алжирское право, поскольку сделка была совершена в Алжире (дело N 211/1998, решение от 7 октября 1999 года) <*>. При рассмотрении иска итальянской фирмы к российской организации (дело N 343/1996, решение от 8 февраля 1999 года) <**> истец считал, что к отношениям сторон в соответствии с Основами 1991 года подлежит применению итальянское право как право страны продавца. Учитывая, что спор возник из контракта, заключенного сторонами в 1989 году в Москве, МКАС, применив ст. 566 ГК РСФСР 1964 года, признал, что отношения сторон регулируются российским правом. Поскольку истцом был пропущен 3-годичный срок исковой давности в отношении требования об уплате банковских процентов, на что ссылался ответчик, в этой части в иске было отказано. На основании коллизионных норм Конвенции СНГ 1993 года и Соглашения СНГ 1992 года было, в частности, определено применимое право при рассмотрении спора между российской и узбекской организациями (дело N 288/1997, решение от 18 декабря 1998 года) <***>.

Используя коллизионные нормы российского законодательства, МКАС в ряде случаев признавал применимым к отношениям сторон по заключенным ими контрактам иностранное право. Из числа споров, разрешенных МКАС в последнее время, можно отметить, например, следующие: между российской организацией и индийской фирмой (дело N 96/2000, решение от 14 мая 2001 года) - применимым признано индийское право; между германской и английской фирмами (дело N 419/1995, решение от 17 июля 2001 года) - германское право; между итальянской фирмой и российской организацией (дело N 198/2000, решение от 30 июля 2001 года) - итальянское. При наличии соглашения сторон о применимом праве МКАС руководствовался им даже при его неординарности. Например, при рассмотрении спора между итальянской фирмой и российской организацией (дело N 54/2000, решение от 15 мая 2001 года) в соответствии с соглашением сторон было применено английское право. В этом споре, возникшем из договора на продажу акций российской организации, который был признан ничтожным российским государственным арбитражным судом в соответствии с нормами российского права, имущественные последствия этого факта для отношений сторон были определены МКАС на основании предписаний английского права.

Подходы к определению действия соответствующих норм материального права во времени. В практике МКАС этот вопрос возникал многократно применительно к Венской конвенции 1980 года, Основам гражданского законодательства 1991 года, Гражданскому кодексу РФ и ГК РСФСР 1964 года. От его решения в ряде случаев зависела вообще возможность реализации предъявленного требования либо размер удовлетворения. МКАС исходил из того, что решать его необходимо в точном соответствии с предписаниями конкретных нормативных актов, имея в виду существующие расхождения в их содержании.

МКАС учитывал, что в отличие от ГК РФ (ст. 5 Вводных законов к части первой и части второй), нормы которого подлежат применению не только к обязательственным отношениям, возникшим после введения в действие соответствующей части ГК РФ, но и к правам и обязанностям, которые возникают с ее вступлением в силу, для применения Венской конвенции (ст. 100) необходимо, чтобы на дату заключения контракта соответствующие государства (государство) были ее участниками. В приводившемся выше решении МКАС по спору между итальянской фирмой и российской организацией (от 8 февраля 1999 года по делу N 343/1996) факт признания применимым российского права повлек вывод о том, что отношения сторон по данному контракту не подпадают под сферу действия Венской конвенции 1980 года, поскольку Россия на дату заключения контракта в ней не участвовала (Италия участвует в этой Конвенции с 1 января 1988 года).

В отношении ряда споров из контрактов международной купли - продажи, в которых продавцами выступали фирмы из стран, которые на дату заключения этих контрактов не являлись участниками Венской конвенции 1980 года, МКАС признавал неприменимыми к отношениям сторон ее положения, хотя на дату предъявления иска или рассмотрения спора они таковыми уже были. Например, по спорам: между бельгийской фирмой и российской организацией (дело N 243/1998, решение от 28 мая 1999 года); между польской и российской организациями (дело N 331/1996, решение от 9 сентября 1998 года) <1>. Между тем следует учитывать, что коль скоро признавалось применимым к контракту сторон право государства, которое на дату заключения контракта являлось участником данной Конвенции, в силу ее предписаний (п. 1 "b" ст. 1) Конвенция по общему правилу применялась к отношениям сторон. Например, по спорам: между российской и узбекской организациями (дело N 288/1997, решение от 18 декабря 1998 года) <2>; между российской организацией и кипрской фирмой (дело N 55/1998, решение от 10 июня 1999 года) <3>; между английской фирмой и российской организацией (дело N 406/1998, решение от 6 июня 2000 года) <4>; между российской организацией и индийской фирмой (дело N 238/1998, решение от 7 июня 1999 года) <5>.

При применении российского законодательства наглядно видно значение четкого определения действия соответствующих норм материального права на примере требований о взыскании процентов годовых при просрочке должника по денежному обязательству. Учитывая, что право на получение процентов возникает по мере наступления просрочки (то есть за каждый день), МКАС при удовлетворении таких требований использовал нормы российского законодательства, действовавшие в соответствующий период просрочки. За просрочку, имевшую место до 3 августа 1992 года (до даты введения в действие Основ 1991 года), начисление процентов производилось на основании предписаний ч. 1 ст. 226 ГК РСФСР 1964 года (по ставке три процента годовых), за период с 3 августа 1992 года до 1 января 1995 года - на основании п. 3 ст. 66 и ч. 2 п. 3 ст. 133 Основ 1991 года (пять процентов годовых плюс проценты, взимаемые за пользование чужими средствами, в размере средней ставки банковского процента, существующей в месте нахождения кредитора) и с 1 января 1995 года - в соответствии с предписаниями ст. 395 ГК РФ (в размере учетной ставки банковского процента - ставки рефинансирования в месте нахождения кредитора). Например, по спорам: между швейцарской фирмой и российской организацией из договора комиссии (дело N 424/1995, решение от 23 января 1997 года) <*>, между российской организацией и германской фирмой из контракта международной купли - продажи (дело N 250/1994, решение от 23 ноября 1998 года) <**>.

При применении иностранного права возникали аналогичные вопросы: имеется, в частности, в виду то обстоятельство, что и в иностранное законодательство вносятся изменения, в отношении которых при разрешении спора необходимо установить их действие во времени. Например, при рассмотрении спора между болгарской и российской организациями (дело N 229/1996, решение от 5 июня 1997 года) <*> МКАС установил, что в болгарское законодательство, которое было признано применимым для его разрешения, неоднократно вносились изменения по вопросу, подлежавшему решению (о снижении размера неустойки). Оценив их и учитывая международно - правовую практику, выраженную в документе УНИДРУА "Принципы международных коммерческих договоров", МКАС вынес решение, отметив его юридическую возможность и справедливость. Разрешая спор между российской организацией и индийской фирмой, МКАС, признав применимым индийское право, при вынесении решения руководствовался положениями индийского закона о продаже товаров 1930 года с последующими его изменениями и дополнениями (дело N 265/1997, решение от 23 марта 1999 года) <**>.

Действительны ли заключенные российскими организациями внешнеэкономические сделки, к которым применимо иностранное материальное право, если при их совершении, изменении или прекращении соглашением сторон не были соблюдены требования российского законодательства к их форме. В практике МКАС этот вопрос возникал неоднократно. Руководствуясь ст. 162 ГК РФ, МКАС неизменно исходил из того, что ее положения носят строго императивный характер и, соответственно, независимо от места совершения российским субъектом права такой сделки она подчинена в отношении ее формы требованиям российского законодательства, которые распространяются как на заключение внешнеэкономической сделки, так и на ее изменение или прекращение соглашением сторон. Например, решением от 28 мая 1999 года по делу N 243/1998 по иску бельгийской фирмы к российской организации было признано несостоявшимся соглашение сторон об изменении условий контракта, отношения по которому регулировались бельгийским правом, учитывая, что изменение не было оформлено в письменной форме. При разрешении спора по делу N 272/1997 (решение от 17 марта 1999 года) <*> не было признано заключенным мировое соглашение сторон относительно исполнения контракта, также подчинявшегося бельгийскому праву, ввиду непредставления доказательств его совершения в письменной форме.

В отношении формы договоров международной купли - продажи товаров, регулируемых Венской конвенцией 1980 года, допускающей их заключение в любой форме, в том числе и устной (с доказыванием свидетельскими показаниями), необходимо учитывать, что эта Конвенция действует для России с оговоркой об обязательности соблюдения письменной формы контракта, его изменения или прекращения соглашением сторон, когда коммерческое предприятие (место основной деятельности) одной из сторон находится в России или другом государстве, сделавшем аналогичную оговорку. Например, при разрешении спора между германской фирмой и российской организацией (дело N 516/1996, решение от 2 августа 1999 года) <*> МКАС руководствовался предписаниями российского законодательства по этому вопросу. При определении того, соблюдены ли требования российского законодательства в отношении формы внешнеэкономической сделки, в практике МКАС учитывались правила п. 2 ст. 434 ГК РФ, устанавливающие порядок заключения договора в письменной форме. Это означает допустимость их заключения путем обмена документами посредством любых видов связи, позволяющих достоверно установить, что документ исходит от стороны по договору. К их числу относится и обмен документами по факсу, являющемуся одним из видов электронной связи, что нашло, например, отражение в решении МКАС от 10 июня 1999 года по делу N 55/1998 по иску российской организации к кипрской фирме <**>.

Общий принцип свободы договора, из которого исходит Венская конвенция 1980 года, влечет за собой признание практически почти всех ее норм диспозитивными и соответственно признание приоритета условий договора в отношении положений Конвенции. Таков же подход применительно к соотношению специальных условий договора и международных документов, на которые в договоре сделана общая ссылка, и к принятой международной практике их толкования. При рассмотрении ряда споров МКАС исходил из этой посылки. Так, в решении от 18 февраля 1998 года по делу N 243/1996 <*> МКАС не принял во внимание ссылку ответчика (германской фирмы) на ст. 38 Венской конвенции 1980 года, допускающую отложение осмотра товара покупателем, учитывая, что контракт сторон предусматривал сдачу - приемку товара на заводе продавца (российской организации) и акт о такой сдаче - приемке был сторонами подписан. При разрешении спора между российской организацией и индийской фирмой (дело N 385/1998, решение от 18 октября 1999 года) <**> по контракту, в отношении которого была признана применимой Венская конвенция 1980 года, не было принято во внимание правило Инкотермс (хотя в контракте имелась общая ссылка на этот документ) применительно к базисному условию СИФ по вопросу, иначе решенному в специальном положении контракта. Отвергнут был и аргумент ответчика о недействительности этого специального положения контракта в связи с его противоречием международной практике и нормам права (это специальное положение предусматривало обязанность продавца вернуть покупателю стоимость товара в случае его непоступления на таможенную территорию России в течение 180 дней с даты осуществления платежа за него). И при разрешении другого спора между российской организацией и индийской фирмой (дело N 238/1998, решение от 7 июня 1999 года) <***> было признано действительным вопреки возражениям ответчика исключительное (эксклюзивное) условие контракта сторон, предусматривавшее перевозку всего товара, проданного по контракту, одной партией на судне, зафрахтованном специально для его перевозки. Отказ от его исполнения, мотивированный продавцом тем, что это условие исключает возможность перевозки на судне иных товаров, но не одноименного для других получателей, был квалифицирован в качестве существенного нарушения контракта (ст. 25 Конвенции), дававшего покупателю право расторгнуть контракт.

Юридическое значение включения в договор положения о финансировании обязательств по договору за счет денежных средств, предоставленных третьим лицом. В зависимости от обстоятельств конкретного случая и их оценки составом Арбитражного суда этот вопрос решался в практике МКАС неоднозначно. Так, при разрешении спора между югославской фирмой и российской организацией из договора строительного подряда (дело N 56/2000, решение от 30 марта 2001 года) <*> МКАС пришел к выводу, что упоминание в договоре международного источника финансирования строительства объекта, являвшегося предметом договора, само по себе не придает договору характера условной сделки. С учетом этого на заказчика была возложена ответственность за неосуществление платежей за выполненные работы вопреки его ссылкам на то, что это вызвано прекращением финансирования со стороны международной организации, указанной в договоре.

При рассмотрении спора между турецкой фирмой (подрядчик) и российской организацией (заказчик) также из договора строительного подряда (дело N 251/1999, решение от 28 апреля 2000 года) <*> состав Арбитражного суда признал, что прекращение на межправительственном уровне финансирования объекта, строительство которого было предметом договора, является существенным изменением обстоятельств, из которых стороны исходили при заключении договора, дающим право каждой из них требовать его расторжения на основании ст. 451 ГК РФ. При этом были учтены следующие моменты. Во-первых, договор предусматривал, что, если в течение пяти месяцев с даты его подписания не будет предоставлен кредит в рамках межправительственного протокола, стороны примут совместное решение о продолжении строительства. Это положение договора было истолковано как означающее, что стороны придавали важное значение действию кредита. Во-вторых, турецкий банк, который должен был открыть кредитную линию, отказывался принять во внимание условие договора о страховании, соответствующее императивным предписаниям Закона РФ "О страховании". Он требовал осуществления страхования в турецкой страховой компании вместо российской. В-третьих, турецкий банк выдвинул в качестве условия открытия кредитной линии выплату ему рамбурской комиссии в существенно завышенном размере по сравнению с принятым в международной практике, в связи с чем Министерство финансов РФ не дало согласия на ее открытие. Применение в данном случае ст. 451 ГК РФ небесспорно, поскольку согласно ее предписаниям (ч. 2 п. 1) для признания изменения обстоятельств существенным необходимо, чтобы они изменились настолько, что, если бы стороны могли это разумно предвидеть, договор вообще не был бы ими подписан или был бы заключен на значительно отличающихся условиях. Между тем стороны прямо предусмотрели в договоре возможность наступления этих обстоятельств и пути решения вопроса о своих взаимоотношениях, если они появятся (соответствующие переговоры между сторонами). Поэтому квалификация этого договора в качестве сделки, заключенной под отменительным условием, была бы, на мой взгляд, более точной. Приведенный в решении анализ поведения сторон не вызывает сомнений в том, что за ненаступление условия (открытие кредитной линии) ни одна из сторон ответственности не несет. Вместе с тем совокупность причин, вызвавших неоткрытие кредитной линии, стороны, несомненно, не могли предвидеть в момент заключения договора, что послужило основанием для применения ст. 451 ГК РФ и вынесения с учетом предписаний п. 3 этой статьи решения о справедливом распределении между сторонами расходов, понесенных ими в связи с исполнением этого договора.

Из изложенного следует, что сторонам при заключении договора, когда его исполнение зависит от действий третьих лиц, необходимо точно определять для отношений между ними последствия неисполнения третьими лицами предусмотренных договором действий.

Включение сторонами в контракт недостаточно полно и четко сформулированного условия, что повлекло невозможность для состава арбитража определить, какая из них несет риск возникновения неблагоприятных последствий и связанных с этим дополнительных расходов, послужило основанием для возложения на стороны в равных долях возникших убытков. Данная ситуация стала предметом рассмотрения при разрешении спора между российской организацией (продавец) и итальянской фирмой (покупатель) по делу N 071/1999 (решение от 2 февраля 2000 года) <*>. Оговорив в контракте международной купли - продажи поставку товара на базисном условии FOB (STOWED), означающем возложение на продавца обязанности оплатить расходы по погрузке товара на судно, стороны не предусмотрели, какая из них несет риск возникновения неблагоприятных последствий при осуществлении погрузки, хотя в соответствии с принятым в международной практике пониманием данное базисное условие не содержит ответа на этот вопрос. При том, что неполная погрузка товара на судно была следствием плохой укладки груза, заботы о безопасности команды судна, а также не исключалось воздействие других факторов, в частности неблагоприятных погодных условий в порту погрузки, МКАС признал справедливым разделить поровну между сторонами возникшие имущественные последствия.

При разрешении другого спора (дело N 308/1997, решение от 29 января 2001 года) состав арбитража признал, что истец (узбекская организация) как профессиональный деятель на рынке услуг, являвшихся предметом контракта, не мог не знать о необходимости тщательной проработки в тексте договора всех условий порядка составления актов приемки. Не сделав этого, он сам несет ответственность за все возникшие в результате этого неблагоприятные последствия. Соответственно ему было отказано в иске к ответчику (украинской организации) о возмещении убытков, возникших вследствие ненадлежащего, по мнению истца, оформления приемки груза от железной дороги.

Квалификация договора. Поскольку от квалификации договора, заключенного сторонами, зависит решение вопроса о нормах права, применимых для регулирования их отношений, МКАС уделял этой проблеме значительное внимание. Подходы, использовавшиеся МКАС, подробно изложены в ранее опубликованных работах автора <*>. В настоящей статье особо хотелось бы обратить внимание на практику МКАС при квалификации смешанного договора, включающего элементы разных видов договоров. При разрешении спора между германской фирмой и российской организацией (дело N 356/1999, решение от 30 мая 2000 года) было установлено, что заключенный сторонами контракт включает следующие элементы: поставка оборудования, монтажные работы, работы по пуску в эксплуатацию, геодезические работы и работы по разработке технико - коммерческого обоснования проекта. Прежде всего перед составом арбитража возник вопрос, регулируются ли отношения сторон Венской конвенцией 1980 года, имея в виду, что в состав обязательств входит поставка товара. МКАС применил п. 2 ст. 3 этой Конвенции, в силу которого она применяется в подобных случаях только тогда, когда обязательство стороны, поставляющей товары, не заключается в основном в выполнении работ или в предоставлении иных услуг. При оценке МКАС учел, что стоимость поставляемого оборудования составляет более 50 процентов общей стоимости контракта и соответственно обязательство в основном заключается в поставке оборудования. На этом основании была признана применимой к отношениям сторон Венская конвенция 1980 года и субсидиарно в силу п. 1 ст. 166 Основ 1991 года - германское право как право страны продавца. В решении отмечено, что с учетом применения Венской конвенции 1980 года МКАС не может принять во внимание соглашение сторон о применении к их отношениям норм международного права ввиду его неопределенности. В связи с этим решением следует отметить, что, если бы стоимость обязательства по выполнению работ и оказанию услуг превысила 50 процентов стоимости контракта, к этому контракту в силу п. 2 ст. 166 Основ 1991 года подлежало бы применению российское право и на основании п. 3 ст. 421 ГК РФ к отношениям сторон в соответствующих частях применялись бы правила российского законодательства о договорах, элементы которых содержатся в заключенном ими смешанном договоре.

ПОДХОДЫ МКАС ПРИ ВОЗБУЖДЕНИИ СТОРОНОЙ ХОДАТАЙСТВА

О ПРИЗНАНИИ СДЕЛКИ НИЧТОЖНОЙ

Не может быть признан мнимой сделкой контракт, который был заключен с явным намерением сторон создать конкретные юридические последствия и во исполнение которого сторонами реально исполнялись предусмотренные в нем обязанности. К такому выводу пришел МКАС, рассматривая спор между болгарской фирмой (подрядчик) и российской организацией (заказчик) из контракта строительного подряда (дело N 84/2000, решение от 16 января 2001 года). Аналогичный подход был использован МКАС и при разрешении ряда других споров, например, из договора поставки (дело N 62/1995, решение от 20 декабря 1996 года) <*>. В этих делах ответчики ставили вопрос о признании заключенных ими сделок ничтожными. В частности, по делу N 84/2000 ответчик ссылался на то, что на строительство этого же объекта им был заключен контракт с другой организацией, который не прекратил своего действия. Контракт же с истцом был заключен им по настоятельной просьбе истца, вызванной необходимостью продления сроков пребывания на территории России его специалистов. При вынесении решения составом арбитража было учтено, что после заключения контракта ответчиком рассматривались и утверждались ежемесячные акты о фактически выполненных работах и справки о стоимости выполненных работ и затрат. Его представителями также, в частности, совместно с представителями истца был подписан акт о приемке законченного строительством объекта. Было обращено внимание и на то, что сторонами подписан акт сверки взаимных расчетов и согласована сумма удержаний с выполненных работ.

Не может служить основанием для признания сделки ничтожной то обстоятельство, что ответчик, ходатайствующий об этом, не принял мер, необходимых для выполнения контрактных обязательств. К такому выводу пришел МКАС, рассматривая спор между венгерской фирмой и российской организацией (дело N 407/1996, решение от 11 сентября 1998 года) <*>, в котором ответчик ссылался на то, что контракты, подлежавшие обязательной государственной регистрации, не были зарегистрированы, а вывоз товаров, предусмотренных в них, разрешен только спецэкспортерам, каковым он не является.

В качестве злоупотребления правом, влекущего отказ в защите, было квалифицировано поведение ответчика (российской организации), требовавшего признания ничтожной сделки, заключенной ее генеральным директором в нарушение устава АО, соответствующего Типовому уставу, утвержденному Указом Президента РФ от 1 июля 1992 года N 721 (дело N 302/1996, решение от 27 июля 1999 года) <*>. В решении, в частности, указано, что действия ответчика противоречат положениям ст. 10 ГК РФ о добросовестности в гражданских правоотношениях. Допустив при заключении сделки нарушение и скрыв его от другой стороны, через три года (в течение которых он один знал о возможной причине недействительности сделки) он ходатайствует о признании ее недействительности. Такое поведение не может быть квалифицировано иначе как "злоупотребление правом". В решении приведены также ссылки на принятые подходы в международном торговом праве, в национальных системах права, а также Принципах УНИДРУА, согласно которым (ст. 3.15) возможность признания договора недействительным ограничивается разумным сроком после того, как отказывающаяся сторона узнала или не могла не узнать о соответствующих фактах или получила возможность действовать по своему усмотрению. Приведена в решении ссылка и на ст. 7 Венской конвенции 1980 года, исходящую из требования соблюдения добросовестности в международной торговле.

Поскольку Законом РФ от 8 января 1998 года N 6-ФЗ "О несостоятельности (банкротстве)" четко установлены (ст. 76) ограничения полномочий внешнего управляющего, их расширительное толкование противоречит Закону. Соответственно МКАС отклонил ходатайство российского ответчика по иску, предъявленному английской фирмой (дело N 88/2000, решение от 25 января 2001 года) <*>, о признании сделки ничтожной по тому мотиву, что оплата товара должна была производиться за счет средств на потребление, а на их расходование в силу ст. 80 этого Закона требовалось согласие собрания кредиторов или комитета кредиторов, которое внешним управляющим не было испрошено. В решении указано, что в отношении сделки (не предусмотренной ст. 76 Закона) при ее оспаривании должником со ссылкой на принятие внешним управляющим решения о ее заключении без полномочий должно приниматься во внимание, знал или не мог не знать кредитор о таком ограничении полномочий внешнего управляющего. При этом ссылка должника на такое ограничение и отсутствие у внешнего управляющего соответствующих полномочий спустя длительное время после заключения сделки, исполненной кредитором в соответствии с ее условиями, не может квалифицироваться иначе, чем явное злоупотребление правом, служащее в силу ст. 10 ГК РФ основанием для отказа в его защите, даже если бы должник и доказал существование такого права. Имущество, которое было передано истцом ответчику в соответствии с условиями заключенной между ними сделки, принято ответчиком на баланс и использовалось по назначению более года другой организацией, которой ответчик передал его в пользование. Соответственно с ответчика взыскана контрактная стоимость этого имущества.

Ходатайство о признании сделки ничтожной на основании ст. 168 ГК РФ удовлетворялось, когда оно основывалось на требованиях закона с учетом обстоятельств конкретного случая. Например, при рассмотрении спора между германской фирмой и российским акционерным обществом (дело N 408/1995, решение от 10 февраля 1997 года) <*> было признано, что кредитный договор между сторонами был заключен в нарушение устава данного АО, соответствующего Типовому уставу, утвержденному Указом Президента РФ от 1 июля 1992 года N 721. Но в отличие от изложенного выше случая в этом деле речь шла о пункте устава, запрещающем без утверждения советом директоров акционерного общества заключать сделки, в которых одной стороной выступает общество, а другой стороной - любой акционер, владеющий пакетом акций, составляющим не менее пяти процентов уставного капитала. Истец (германская фирма), являющийся именно таким акционером, имел все учредительные документы ответчика и должен был знать об установленных ограничениях для подписания сделки генеральным директором общества.

Применимо ли соглашение сторон об изменении договорной цены к расчетам за партии товара, в отношении которых покупателем была ранее произведена 100-процентная предоплата. Решая этот вопрос на основании норм ГК РФ (п. 3 ст. 453), МКА