Моя подделка

Стася

Пишу это в надежде, что Ян услышит меня.

блокнот из снов

Ничто не беспокоит меня.

После того, как я осталась одна, в огромной розовой яме, бесконечный дождь сменился снегопадом, и началась зима. Я провела так некоторое время: ни вздоха океана, ни целомудренных гор; а в руках опустевшая бутылка виски. Иногда, стон невидимых становился невыносимым. В их маленьких блеклых глазах ни оставалось больше жизни. О, дурные цари, о несчастные неженки! Как думала я о вас в самый худший период моей жизни: о вас, о войнах, о бесконечных и бессмысленных потерях, завязанных лицах, особенно о них, мальчиках-девственниках, приносящих себя в жертву. И это спасло меня, вытянуло, наконец, из мрачного моего затмения, своим истинным страданием, по сравнению с которым все мои несчастья казались ничтожными.

И вот я здесь, подвешенная, между прошлым и настоящим, кидаюсь от страдания к выходу из него, туда и обратно. Я боюсь потерять свою боль, ведь именно в ней заключается моя история.

С недавнего времени я живу одна, в квартире моей недавно умершей бабушки. Сейчас конец ноября, мне приходится растягивать остатки еды, потому что я боюсь выйти из дома и столкнуться с его отсутствием. Круглыми сутками я только и делаю, что смотрю на карту мира, распростертую по всей стене, да вместе с тем впитываю запах помойки, расположенной прямо под моими окнами. Опрокинувшись головой вниз, я смотрю, как бродяги обыскивают контейнер, мне становится не по себе, мне все время хочется закричать им что-нибудь, кинуть пустую бутылку вина или что-то из протухших остатков еды. Но я никогда не решаюсь.

Когда сгущается ночь и отчаянье дополняет бессонницу, я в полной тишине начинаю прибирать квартиру. Это занятие помогает мне сосредоточиться: на книжной пыли, грязном белье, песке, забившемся под батарею, грязи скопившейся в коврике у двери. Так я забываю обо всем, происходящем внутри меня.

Смешная революция

Сразу после школы я начала работать в " продуктовой коморке", как ее называл Ян, принимать товар, заваривать кофе, продавать различные мелочи, необходимые путешественникам – все, что требовалось от меня. Наш магазин- единственный на трассе от точки до точки. В конце смены меня довозит кто-нибудь из мальчишек, работающих со мной, потому что у меня нет машины. Я ненавижу эти вонючие, пропахшие бензином уродливые железяки. Но мне приходиться иметь с ними дело - иначе никак. Вдали от едкого городского транспорта, редкие странники всегда останавливаются, чтобы купить невкусный кофе и что-нибудь поесть. Я готовлю сандвичи, продаю шоколад, вообще у нас много всего на витрине. Я люблю это место. Здесь забываешь обо всем, все стрессы остаются позади. Иногда мне кажется, что именно так должна проходить моя жизнь. Но я понимаю, что это заблуждение, как только какой-нибудь паршивый мудак лезет рукой мне между ног, хохоча весело и оставляя меня в недоумении. В такие моменты я понимаю, что жизнь – всего лишь гигантское Дерьмовое Шоу, где я лежу на спине, и меня придавливают похотливые и потные вечные вопросы (такие как: бытие, ты - я-что-вы-как-я-и-и-как-что-вселенная-хочу-вы-необходимость-вы-я-мир-космос). Но этим вопросам суждено висеть в воздухе, скользить и балансировать во временных промежутках, мне же остается только облизнуться, языком и губами. Это заставляет меня улыбаться, потому что на данный момент в мире не может быть лучшего места. Когда у меня появилась работа, я перестала испытывать недостаток в еде и выпивке, но у меня по-прежнему не было денег на одежду. Еще в школе, мне приходилось отказываться от еды: я всегда была как бы "не голодна", как бы "только что поела", как бы "я сейчас на диете", хотя, конечно, тогда я не сидела ни на какой диете, да и чувство голода присутствовало постоянно. Отсутствие денег сковывало меня. Родители не давали мне деньги на карманные расходы, потому что их никогда не хватало. Я просто не могла говорить об этом друзьям. Мне было стыдно. Затем, когда они открыли свой салон красоты и дела пошли более менее в гору, мне стали давать небольшие суммы. Но я уже привыкла мало есть, и воровать в магазинах одежду.Саша и Мари - мои школьные подружки, им неловко обсуждать учебу, когда я рядом, они считают что мне стыдно, они считают, что я решила не поступать, потому что у нашей семьи нет средств. Но это не так. На самом деле я не хотела тратить время впустую. Я и сейчас не хочу. Тем не менее, все остается как прежде, это тема для нас под запретом, поэтому я заказываю виски с кокой и приступаю:

- Вчера вечером, когда читала "книгу Мануэля" я поняла...

- Нет, я первая! Он наконец-то связался со мной! «Кто?!» - почему вы не спрашиваете? Вы можете поинтересоваться? Малдер? Доктор Хаус? НЕТ! НЕт! НеАААА!...

Бла-бла. И так всегда. Я плююсь в туалете от избытка отвращения, мне неприятно сглатывать эту слюну. Я не могу понять, что же связывало меня с ними столько времени и почему это продолжается сейчас? В общем-то, я всегда ненавидела девчонок, как ни крути они все глупые. Они кривятся в ухмылке, когда им плохо, они ругаются в очередях, собирают сплетни и все такое прочее. Но я! Я вне любого общества! Я ненавижу все эти рамки, что сковывают нас: квартиры, микроволновые печи, работа с 10 до 20, сериалы, радио, и, ей богу, я ненавижу, что мальчик должен платить за девочку, ведь я-то сама для себя смогу своровать или на худой конец купить все что хочу. Но, черт возьми, вопрос не в этом. Вопрос в том, считают ли они так, как считаю я? Ян постоянно твердил мне, что я должна пойти учиться и меньше тырить в магазинах, что было бы не плохо, научиться готовить что-нибудь кроме бутербродов.

Когда я возвращаюсь к девочкам, пропадает желание слушать, я жалуюсь на головную боль и ухожу домой. У подъезда меня ждет отец, я боюсь заходить одна, поэтому он меня встречает.

У отца вытянутое печальное лицо с серыми глазами. Когда-то у него было прекрасное чувство вкуса. Фотографии, где ему двадцать-двадцать пять, висят у меня в комнате, на любой из них он курит, ему всегда шло курить и сейчас идет. Поэтому и я начала курить в семнадцать. Мы выкуриваем по сигарете перед подъездом и поднимаемся наверх. Отец говорит, что курящие люди несчастны, потому что знают, как вредят себе, но остановиться не могут. Все время я пытаюсь заставить его почитать хоть что-нибудь кроме газет, или хотя бы читать не только колонки о купле-продаже авто. Однажды я даже принесла ему рассказ Джека Лондона про путешествие (отец когда-то любил путешествовать), но он сказал, что шрифт слишком мелок и зрение его уже не то, что раньше. Я взвыла и ушла в свою комнату. На фотографиях и в моем воображении он совсем другой. Иногда он рассказывает интересные вещи, его взгляд на мир меня восхищает и удивляет иногда, но его инертность, нежелание что-либо менять сгубили его. Не губят, а сгубили, потому что теперь у него нет шансов, он погряз в трясине собственной безграмотности до такой степени, что отрицает даже элементарные замечания по поводу того или иного ударения в слове. Раньше, когда отец хмурился, у него появлялись две глубокие морщины посередине лба, теперь эти морщины на его лице постоянно. Когда я смотрю на них мне становится страшно, страшно от того что он уходит от меня уже сейчас и от того, что я слышу как его шаги становятся тише.

Зимой такой холодный воздух! Помню, как я получила обморожение на щеках, когда мы меняли масло в отцовском грузовике. Когда на следующий день я пришла на работу мой напарник Ржавчина - так я зовут его из-за цвета волос, смеялся и называл меня Санта Клаусом. Он психопат, и как любого психопата его возбуждают экстремальные ситуации, происходящие с ним. Однажды, голодной ночью, когда ударил мороз, он позвонил мне в домофон и попросил спуститься. Когда я вышла, он сказал, что не ел уже ничего почти двое суток и сейчас, в холод, желание съесть что-нибудь обострилось до предела, и он готов ограбить сырную лавку. В тот момент я подумала, что он обратился ко мне не случайно, и даже не стала предлагать ему зайти, отведать спагетти приготовленные мамой, заведомо зная, что он не согласится. Мы пошли в один из супермаркетов находящихся недалеко от моего дома и утащили пару бутылок вина и сыр. Затем, по дороге к набережной, Ржавчина сделал то, что я всегда мечтала сделать, но никогда не решалась: он выстрелил прямо в Бога у подножия одного храма, так часто встречавшегося на моем пути. О, это была потрясающая снежная пощечина. Потом он долго смеялся желтыми зубами, и я поняла, что навсегда приняла его неиссякаемую энергию. Оказалось, что я не одинока в своем желании поживиться за счет ублюдков, заправляющих торговым царством. С каждым рассветом приходит время целовать песок, и в этот раз, я, опьяненная вином (морозный воздух ничуть меня не трезвил, и даже наоборот), взялась рыть яму прямо у реки в попытках добраться до песка. Именно в такие моменты мне больше всего хочется целовать песок или обнимать деревья, или фонари, именно в такие пьяные моменты мне хочется слиться со всем НЕ живым и в тоже время самым живым на свете. Мы с Ржавчиной настоящие мечтатели, и нет конца веселью, когда мы рядом друг с другом. Он в моих глазах бродяга, мне хочется видеть его таким всегда. Даже на месте, живя в своей квартире, изо дня в день, приходя на работу в магазин, он все равно путешественник без крыши над головой, но с бездонным неисчерпывающимся небом.

Я знакомлюсь с Яном

В ту осень почти каждый день я проводила с Ржавчиной. Сумасшествие! Мы приходили на работу утром, а вечером уходили «на дело». Как правило, все сходило нам с рук. И вот, в один из дней нас поймали. Охранник схватил меня за руку, когда я просовывала в рюкзак Ржавчины пачку чипсов, и потащил за собой. Все закончилось как нельзя лучше, нас отпустили, с уговором никогда не появляться в этом месте. В общем-то, мы отделались легким испугом, и это позабавило меня, но Ржавый, оскорбленный столь неудачным обстоятельством, унес от меня ноги, бормоча что-то в гневе себе под нос. Он взял больничный, после чего я его не видела, наверное, недели две.

Наши ежедневные шатания были оборванны столь неожиданно, что я не знала, куда мне податься. В тот момент я была готова броситься в объятия кому угодно. Я не могу назвать себя настоящей красавицей: например, мои волосы острижены под мальчика, потому что больше мне не идет ни одна прическа, на носу у меня есть веснушки, да и вообще я отношусь к тому типу внешности, про который нельзя услышать однозначное мнение. Это не дает мне шанса. Я не свободна в выборе, и я не могу допустить такого поступка, как броситься на шею незнакомцу. Красавица же может позволить себе все что угодно. Но в ту ночь я наплевала на предрассудки, я направилась на поиски танцев. Я даже смастерила себе повязку на голову и надела каблуки, хотя я никогда не носила такую обувь раньше.

В клубе была Саша с друзьями. Она засмеялась, когда увидела меня одну и обняла /О, малышка, с кем ты? Хи-хи/ Я одна, Ржавчина пропал, ублюдок, мне уже который день приходиться быть одной. Ну, ты знаешь, наши излюбленные штучки в магазинах. Я отвыкла делать это в одиночестве. Вчера мне пришлось купить вино, а я давно уже так не делала! / И все такое прочее на тридцать минут (и я тут же вспоминаю, почему я так люблю Сашу - она всегда способна слушать, или делать вид, а это все что мне нужно в такие моменты). Затем, я призналась, что желаю быть в одиночестве сегодня, потому что хочу обезуметь окончательно и что-нибудь натворить, она тогда кивнула и ушла к друзьям, к своим идеальным и скучным друзьям. Моя подруга Саша- тощая, с диким взглядом девочка, танцующая беспрестанно всегда и везде. Она с самого детства твердила, что хочет стать танцовщицей, и не пропускала все эти многочисленные конкурсы на ТВ. Ее бойфренд был этаким обросшим хиппи на современный лад, постоянно одергивал пряди волос со лба, и дымил мальборо, весело улыбаясь и что-то оживленно рассказывая друзьям. Другой, Макс - звезда автобусного парка, летом он всегда там подрабатывал. Он раздевался, оголяя торс, и соблазнял машинистов и техников /Просто на улице жарко-жарко/ говорил он, замечая неодобрительный взгляд кого-нибудь из дружков. Но там был еще и Ян, он облокотясь о стену смотрел в мою сторону (пока Саша неспешно отдалялась от меня), качая головой в ответ бородатому. Ян так же курил беспрестанно, как будто перестав курить он боялся потерять самого себя и тем самым разрушиться. Спустя некоторое время, я заметила, как он показывает в мою сторону и спрашивает у Саши что-то, затем он перевел взгляд на меня и крикнул, кажется "Эй, малышка!". Я оглянулась и улыбнулась в ответ. И тогда он подошел, зная, непременно, что я не против, и начал танцевать рядом, и так на протяжении всего вечера, не оброня ни слова. Я была небрежна, пьяна и очень хотела поговорить с ним, и говорила, на ломаном испанском (потому что в то время пыталась учить этот язык). Потом, он направился к колонкам, где уже сидели опьяненные не столько алкоголем, сколько атмосферой уместности всего происходящего, подростки.

Рассвет наступал очень быстро, это означало, что очередная ночь подходила к концу. А это была феерическая ночь, полная огней: вывески, машины, окна домов, фонари, звезды, даже звезды, как никогда, они светили бешено, не оставляя выбора, сводя с ума, своей не то красотой, не то ненормальностью. Ян побежал, теряя контроль над собственным телом, небо падало на него и разрушало.

(я тогда нерешительно и осторожно взяла его за руку), а уже в вагоне он спросил меня:/ что ты думаешь о Саше (при этом он потягивает имя на французский манер)?/ Я лишь улыбнулась и сказала, что у Саши в голове одни мальчики. /а у тебя?/. Я потупилась и не нашла что ответить. / Саша девушка моего лучшего друга/ Я кивнула. К этому времени мы выехали из темного тоннеля на улицу, Ян соскочил и выглянул в окно. Он смотрел на еще ночное небо, было примерно 6.30 утра. /Ты, как и Саша, ведь, правда, да? / Я засмеялась, посмотрела на город и вздохнула. /Тебе холодно?/ /Нет. Просто задумалась,... правда. /Эй, а что ты думаешь обо мне?/ Я колебалась. Я отвернула голову в сторону, потому что искры из глаз разлетались по всему вагону и попросила передать мне бутылку, тогда наши пальцы коснулись друг друга снова. Алкоголь ударил мне в голову и в тот момент я подумала, ого, он действительно великолепен. И вот тогда я попыталась пойти дальше и провела холодными пальцами вниз по его щеке и затем ниже, ну, я хотела растегнуть пальто, но резко одернула руку, потому что боялась все испортить. Потом мы шли по набережной и я думала, что это первое мое небесполезное пятничное утро. И в это именно утро, река, жидкая и розовая как бульварная проститутка, принесла нам тело, да, голубое с оттенками сирени тело. Первое что я заметила это бледное лицо Яна, затем только я увидела плескающееся в воде чудовище. Склонившись над ним, я начала тыкать в него палкой. Руки, ноги, волосы. Мне очень хотелось увидеть лицо, ведь и в самом деле не каждый день увидишь утопленника, но чудовище плескалось головой вниз и казалось, что ему, в этой розовой реке, действительно кайфовее чем нам, несмотря на то, что утро и холодно.

Тем временем приближалась зима и холод был невыносимый, небо на рассвете было холодным и оранжевым, и никакого снега, самое неприятное время года, когда ветер сносит тебя с ног, деревья оголяются и город приобретает мрачные окраски серого с черным. Эта бетонная коробка выглядела привлекательно только осенью и в снежные теплые зимы, когда на дорогах сыро, а на обочинах снег завален, так что за ним можно спрятаться. Мы решили, что если выпьем горячий кофе, то отогреемся и сможем продолжить прогулку, для этого мы направились в сторону моста, чтобы перейти к вагончику, где продавали еду и напитки. Пальцы оледенели, и я долго пыталась управиться с вилкой, чтобы подцепить пару картошек из тарелки Яна. Его это веселило и он никак не хотел мне помочь. В конце концов, мы отогрелись немного, и пошли дальше. Но, чуваки, как же люблю я этот холод! Вид оранжевого неба и пустынной набережной, сводит меня с ума и нечего жалеть, что мы встретились этой ночью, ведь мне теперь было с кем разделить свою радость, после долго отстутсвия Ржавчины.

Дальше идти было некуда, поэтому мы решили вернуться к морю. Это было городское море, оно не было настоящим, не такое как море у моря. Оно наполнено бешеными рыбами, несчастными не только от загрязненной еды, но и от того что их пытаются выловить. Разрезать им губы ржавым крючком, а потом выбросить. Уже и не важно куда. Какая разница куда, когда твои губы разорваны? Тем не менее, сейчас это наше море. Рыбы, наверное, уже спят, потому что была зима, и морозный холод окутал весь город.

Я проснулась (в тот же день после набережной) без четверти пять, на краю кровати, с бутылкой вина и в непонятных лохмотьях. Маленькая, несчастная, а вокруг розовые аллеи. Качаясь, я подошла к приоткрытому окну и выглянула наружу. Как же я ненавижу эти дома! В этом городе если веют ветра, то непременно дурные, но это же не повод запираться в квартире? В комнате все было в розовых цветах, они так и распускались, размножались с беспредельной скоростью, их было не остановить. Вылезали прямо из моих ноздрей, буквально каждый вздох извергал целые оранжереи. Очень скоро я сообразила, что со мной. Я не смогла противостоять пахучим ласковым извергам, просто теперь ОН существовал для меня.

Нет, я почти не думала о нем.

В 17.00 мне мерещатся его шаги в коридоре. В 19.00 я чувствую запах лапши, которую он ест на другом конце города. В 22.00 я мысленно разговариваю с ним.

И так в течение трех, может быть пяти, может быть двенадцати дней. А произошло это случайно, в пятницу, в баре, недалеко от того места где мы встретились впервые.

До этой встречи я снова захотела похудеть. Я пыталась побороть в себе это желание, но ничего не выходило. Мне хотелось стать худющей и костлявой, как девочки с ТВ- шоу, и это безумие окутывало меня, оно погружалось в меня. И чем дальше, тем сложнее мне становилось справиться с собой. В конечном итоге, я потеряла всякий контроль над собой. Да, я действительно сдалась, новенькие капсулы с кучей побочных эффектов, на которые я решила не обращать внимания, перенесли меня в совершенно новый мир, мир начинаний, я как будто переехала в другой город (никогда еще я не видела его таким красивым). Мое сердце колотилось как бешенное (один из побочных эффектов), я начинала сходить с ума от страха, думала даже пойти в туалет и выблевать эту радугу. Но желание похудеть гораздо сильнее желания быть здоровой. Иногда таблетки я разбавляла алкоголем, в самом деле. Рано или поздно все вокруг затонет в похмельном тумане (я смотрю на карту и представляю, как этот островок с надписью Российская Федерация тонет в великих морях и океанах). Но я не знаю, волнует ли меня это по-настоящему, ну, так чтобы сорваться с места и что-нибудь изменить, я не знаю что сейчас важно по-настоящему. Только сон способен спасти меня от реальности. Сон, в котором я хмурюсь и сладко плачу, но где-то между всем этим я соскальзываю под простыни, на половину в мечте и наполовину в реальности. Мне начинают сниться груди моей матери, ее руки и голос, я слышу как она что-то шепчет мне, что-то имеющее смысл, но я никак не могу запомнить что, каждый раз, выскальзывая из сна я забываю все слова, сказанные ею.

В том баре, где все повторилось, работал мой давний приятель, он угостил меня пивом и чипсами - всего десятка за пачку, после чего я вышла на веранду, чтобы поесть на холодном воздухе. Это было хорошее время, я была счастлива просто от одного нахождения в этом месте, одиноком зимой. Я поставила пиво на перила и уставилась в небо. Становилось все холоднее, зубы начинали выстукивать какой-то свой такт, и, казалось, что даже пиво вот-вот превратиться в кусок льда. В углу веранды стояло кресло, единственное, наверное, припасенное как раз для таких идиотов как я. Я подошла и села в него, с этого места был отличный вид на небо. В общем, я доела чипсы, любуясь черным небом, и тогда это случилось. В тот самый момент мимо проходил Ян /Эй, ты!/ крикнула я ему. Он обернулся и, кажется, хотел выругать меня, но тут же узнал и улыбнулся. /Черт, что с тобой, ты больна?/ Нет, о чем ты?/ Ты така-а-а-я бле-е-дная/ Ну ладно тебе!/ Да-да, точно ты ешь только водку, ужас!/ Я действительно чувствовала себя неважно из-за того что ничего не ела, алкоголь еще больше подкосил мне ноги. Мы направлялись в сторону кинотеатра, с вечно пустующими туалетами. И уже там, облокотясь на подоконник, он бессмысленно смотрел на все эти обшарпанные стены и тускло горящие лампы и что же нам делать, когда мы замерзли вконец и выбраться наружу самоубийственно, а внутри находиться невыносимо. Уличный фонарь на мгновение осветил тонкий нос Яна, он вытянул замерзшие от ледяной бутылки губы и сделал еще один глоток.

К полуночи мы уже сидели на кухне у моих родителей. Я разогрела еще вина и поставила музыку. Под звуки далекого города мы начинаем мечтать, строить планы о том, как убежим в другую страну, в местечко с каким-нибудь странным названием вроде Симбабва и будем там ловить рыбу, например. Или собирать ягоды, ну или что-то вроде того. Попивая вот так, из чайных чашек глинтвейн казалось, что все возможно.

2:47:47 ночи

Мой китайский мальчик,

Моя подделка,

Я думаю о тебе постоянно. Вот ты выпиваешь пол кружки залпом, с осторожностью смотришь на меня, как будто боишься поранить. Очарование рождественских супермаркетов и нарядной крошки Ли в тот день свело тебя с ума. Я же довольствовалась рынком, где объедалы-торговцы пытались меня ободрать, но ты же знаешь, со мной такое не пройдет. Я набрала, наверное, столько всего не нужного, целый рюкзак всякого барахла, только потому что не видела ничего из-за слез по моей умершей бабушке. Мне хотелось увидеть холмы, которых не увидеть в городе, в этом бетонном месиве не видно горизонта. Я хотела вырваться, и слиться с навалившимся несчастьем. А ты, ты? Свидание у портрета? Репродукция "Девушки с персиком" в квартире лучшего друга. Я никогда ему не нравилась, верно?

И вот в 2:30 ночи, завернутый во все кашемировое, купленное на последние деньги твоей тетушки, ты дымишь очередной сигаретой и не знаешь, что мне сказать, как повернуть голову, чтобы не сталкиваться с моими эльфийскими глазами, обезумевшими от отчаянья.

- Это были невозможные места, где только мы могли существовать по-настоящему, Ян!

Ты взял чемодан, и пошел прочь. "Проводишь меня?"

В какой – то момент после твоего отлета я онемела. Я не могла больше есть. Я не могла спать. Я не могла сидеть спокойно. Я не могла думать. Говорить.

Ничего не помогало. В конце концов, через пару месяцев... шок отошел. Я снова была счастливой, и даже немного сумасшедшей. И по сей день, или ночь, я не знаю, как там тебя зовут.

Нет лжи, контроля, игры или обмана. Нет гнева, слез, привлечения внимания, длинных разговоров в конце ночи, боли...

2:43 ночи,

твое отношение ко мне по-прежнему вне моего понимания. Нет, никакой драмы, только я и ты.

-Падение каждый раз болезненно - говришь ты, отдаляясь от меня все больше

Я не кусок пирога, чтобы отвернуться от меня так просто. Эти твои замечания, кокетливые замечания: "Я вынужден покинуть страну в марте"! Почему бы сразу не сказать мне всю правду?

Ты поднял чемоданы, и направился к сектору регистрации: "Проводишь меня?!"

Мы вышли, мы взялись за руки, мы бросились, мы поцеловались. Мы простились, мы остались до конца, мы говорили, мы плакали, мы смеялись, мы кричали.

Затем я оказалась в подвешенном состоянии. У меня есть ты, и даже теперь. Не по-настоящему, не так, как я хочу, но я твоя. Я в часе полета от твоего дома, и ты в часе полета от меня и расстояние держит нас друг от друга. И даже сейчас, когда я сижу на кровати, в твоей рубашке, которую ты забыл у меня около года назад, мне кажется, она все еще пахнет тобой.

Я должна выходить на работу теперь, но я думаю о тебе, и не могу встать с кровати.

2:47:47 ночи

Я предпочитаю сходить с ума на расстоянии. Ты действительно мой лучший друг, прежде всего.

Переговоры в течение многих лет, пока ты не пропал окончательно, мертвой точкой, а затем

Я начинала медленно гнить, разваливаться. Все, что остается от меня - это имя.

Мне кажется, что мой мир кончился.

На веки твоя, Мария

Слушай, если ты не прекратишь эти свои киношные истерики, следующую бутылку я разобью о твою голову, ясно? Да, ясно малыш. Так-то лучше, бэйби.