На Псковском большом вече

Не на Кром, к обычному месту большого веча, а на поле уже валом валил народ, толковал меж собой и теснился, желая проникнуть ближе к тому месту, где уже собрались главные именитые правители города.

Александр подъехал туда вслед за несколькими дружинниками, пробившими ему путь сквозь толпу. Он сбросил на руки слуги-оруженосца красный плащ — корзно, оправил пояс и поднялся по каменным ступеням на площадку, где стояли псковские бояре. Они безмолвно взирали на молодого, но грозного Новгородского князя.

— Я не кладу поклона вам ни по-писаному, ни по-ученому! — Голос Александра звучал вызовом, полным ненависти и гнева. — Я хочу узнать, по чьему извету, по чьему наговору вы впустили без боя в старый вольный Псков наших вековечных врагов — немцев-хищников? — Александр говорил громко и отчетливо, и слова его далеко были слышны в затихшей толпе.

Впереди бояр стоял богатырского вида благообразный старик с длинной серебристо-белой бородой, в малиновой бархатной шубе до пят. Двумя руками опираясь на высокий посох с золотым набалдашником, он суровым взглядом темных глаз из-под нависших густых бровей всматривался в новгородского дерзкого пришельца.

Он заговорил хриплым от гнева голосом, стуча посохом:

— Вижу я, что ты приехал к нам, как молодой кочет, как неуч и невежа! Нашему псковскому вечу ты поклона не кладешь, ровно иноземец некрещеный. Не ты ли учить нас собираешься?

Александр, прищурив глаза, всматривался в старика и молчал. Старик продолжал:

— По чьему наказу ты сюда пожаловал и как звать тебя по имени? Ежели скажешь, то мы и ответ тебе держать будем.

— Зовут меня князь Новгородский Александр Ярославич. А приехал я по наказу отца моего, князя Суздальского и Владимирского Ярослава Всеволодовича, для суда и расправы...

Старик задрожал от гнева и стукнул посохом о землю:

— Прежде чем творить суд и расправу, надобно всю правду-истину узнать и ума-разума набраться, дерзостный буян переяславльский! Не тебе нас уму-разуму учить! Вот ежели бы отец твой, князь Ярослав Всеволодович, воевода преславный, прибыл сюда и судить и рядить нас пожелал, тогда бы мы с охотою все горести наши и нужды ему поведали, и, может, он похвалил бы нас за то, что мы, умудренные долгими бедами, крови христианской без надобы не проливали и древний вольный Псков со всеми его слободами нетронутым сохранили. Немец пришел сюда в такой силе тяжцей, грозя все сжечь, все разграбить, что мог благодатную землю Русскую обратить в угли и пепел. И вот мы, думные бояре, с тремя немецкими фохтами потолковали, мирком да ладком договорились, чтобы дальше в дружбе жить и сто лет по суседству торговать и добра наживать...

В толпе послышались отдельные голоса и смешки.

Александр резко оборвал старика:

— Ты, старый лис, мне своего имени и отчества не сказал, а я по хитрым уловкам тебя узнаю, по длинному пушистому хвосту, что у тебя из-под шубы вылез и помахивает. Не ты ли боярин Твердило Иванкович?

— Я самый, псковский посадник Твердило Иванкович, и сейчас правлю городом и ведаю всеми делами его.

— Был раньше заправилой, а теперь ты стал холопом немецким и продал им родную землю... Не бывать тебе боле ни посадником, ни тысяцким, ни простым дружинником, а будешь ты повешен на каменной псковской стене и расклеван черными воронами...

— Ах ты разбойник, ах злодей! — крикнул старик, замахнувшись посохом.

— Гаврила! Окружить этих бояр и перевязать всех! — Александр сделал два шага назад и вдруг набросился на старика.

Твердило был силен и богатырского склада. Они схватились, но княжич, более ловкий, сбил с ног Твердилу, повалил на спину, ухватил левой рукой за лицо, а правой вытащил из-за пояса охотничий нож. Старик кричал, выл, как раненый бык, и барахтался изо всей мочи.

В толпе послышались крики и шумные возгласы. Началась свалка между сторонниками Твердилы Иванковича и защитниками исконной дружбы Пскова со своим старшим братом Новгородом.

Дружинники Александра были наготове: они окружили бояр, притиснули их к стене и стали вязать.

— Кузьма Шолох! — Александр оглянулся. Шолох был уже возле него. — Повесить этого злодея на городских въездных воротах, под святым образом божьим!

— Будет сделано, княже, мой господине! — отвечал Шолох и вполголоса добавил:

— В шубе повесить? Больно уж шуба хороша — из бурнастых лисиц.

— Так в этой поганой шубе и повесишь!

Твердило отчаянно кричал и плакал:

— Пожалей, княже, старика!

— А ты щадил родной город? Пощадил тех наших братьев, которых отослал немцу на выучку?

Александр поднялся, засунул обратно за пояс нож и направился к своему коню.

Новгородские дружинники боролись с псковскими переветниками, ловили убегавших и вязали им руки.

***

Главные виновники сговора с немцами были повешены рядком на каменных стенах Пскова. Хитрый Твердило сумел скрыться и потом обнаружился у немцев в Изборске.

Бирючи прошли по улицам города и выкрикивали, что спешно собирается войско из охочих людей. Это псковское войско соединится с новгородцами, переяславльцами, ладожанами, ижорцами и ратниками из других мест. Чудь и емь также шлют своих воинов. Все должны спешить к Чудскому озеру и ожидать там немцев, уже скопившихся в городе Юрьеве и готовых к походу на Русь. Александр вызвал к себе молодого Домаша:

— Я расспросил верных людей и убедился, что у тебя сговора с немцами не было. Родной земле сейчас дорог каждый воин. И ты назначаешься снова воеводой того псковского отряда, что выступает завтра на Чудское озеро. Покажи своей отвагой, что ты нам брат, а не коварный недруг, что ты верный сын земли родной. Вся Русь подымается нынче против грозного немецкого врага. С богом, воевода Домаш!