Собственно, отчёт

…Вскоре после истории с Карлом Лео была отправлена на очередную сортировочную станцию. На этой станции – впрочем, как и всегда на сортировочных, - она не собиралась заниматься привычным «подъёмом наверх», так как тут, во-первых, такого в полном объёме и не бывало, а во-вторых, бессмысленно тратить время, нервы и усилия на это, учитывая то, что тут люди остаются на короткий срок, а потому – лучше дождаться перевода в долговременную резервацию.

А здесь – отдыхать… насколько это возможно. Особенно это было важно после того, что случилось совсем недавно. Ей нужно было собраться с мыслями, с силами, собрать заново в единый паззл кусочки себя…

Всё было просто. Леонора не понимала, почему столь многим так сложно было жить в резервациях. Здесь было всё, что нужно было для жизни, а странные эксперименты и правила… Правил тут, например, почти не было, а те, что были, - были очень просты и даже не вызывали у неё ни капли желания их нарушить, их, как ей думалось, можно было хотеть нарушить разве что из чувства противоречия, юношеского бунта, поскольку очень уж они были безобидные. Более того – пожалуй, с этими правилами жить было в сто раз безопаснее, чем без них, так как роботы, например, запрещали наносить другим людям физический вред или убивать. На свободе таким не заморачивались…

Машины были просты и логичны – такими их видела Лео. Если ты следуешь их правилам – они тебя не трогают. Порой даже при возникновении разногласий, если ты была логична, ты апеллировала к логике и к их же, машин, предварительным указаниям, и они говорили: «Информация принята» - и не трогали тебя.

Первая ночь на сортировочной станции заставила Лео много удивляться. Роботы поднимали их посреди сна несколько раз, то спрашивая их что-то, то заставляя проходить какие-то эксперименты, наказывая мытьём посуды с остатками засохшей каши без моющего средства и мочалок, на холоде… Лео всё выполняла. Это было просто. Было немного холодно спросонья, но в остальном – спокойно. Даже отлично – наконец-то у неё были чистые ногти, после мытья посуды-то, а то в пути и в первый день в резервации она всё никак не могла вычистить всю пыль из-под них! А окружающие… вот чему она удивлялась – очень многие окружающие ныли и жаловались. Почему они такие слабые, такие размазни? Как они выживали вообще до этого? Леоноре было противно – она ненавидела слабость. А ей – ей было нормально. Надо было сделать что-то – она делала, всё было просто.

В этом обществе людей надо было просто – не отсвечивать. Лео понаблюдала за здешними ARC NGL с их порядками и за людьми и решила, что контингент людей в сравнении с контингентом машин тут таков, что лучше влиться в общество людей. Так будет безопаснее – поступать так, как поступали тут все. Во время эксперимента с кнопкой в ночь побудок очень хотелось нажать-таки на эту кнопочку, чтобы избежать наказания, но она видела, что никто, действительно никто из её группы этого делать не собирается и что вторая группа – тоже; правильно было кем-то сказано спустя какое-то время после запуска кнопки – «Если уж они пока не нажали её, то, значит, уже и не нажмут». Интуиция не подвела Лео…

Пока ты с людьми, они будут с тобой тоже. Здесь это было так – несколько отличалось от резерваций, где она была до этого, но Лео не зря думала о себе, что умеет хорошо улавливать течения. Когда на одном из экспериментов Лео должна была следить за тем, чтобы люди её группы входили в комнату с конвертами для разноцветных флажков с флажками своего цвета в достаточном количестве, а машины по окончании стали ей утверждать, что никто не положил в её конверт флажки, хотя все знали, что у неё не было возможности собирать свои, и что, дескать, никто её не любит и не сочувствует, она отказалась в это верить, хотя машины настаивали на своём. Лео говорила, что, скорей всего, никто не догадался, что так можно было, ведь в задании о том не было сказано, либо что люди придумали что-то другое, чтобы Лео потом в любом случае не осталась без вознаграждения – например, поделиться с ней своей частью. Машины старались стравить Лео и группу, говоря и группе гадости о том, что Леонора якобы сделала, но плодов это не принесло…

В резервации она встретила Раду Добронравову. Та жила в соседней комнате. Они пожали друг другу руки, Леонора придирчиво оглядела её лицо, ей показалось, что Рада узнала её, но нет, для Рады Лео была лишь одной из тех, над кем она издевалась в детдоме. Рада позвала новых соседей знакомиться, налила какой-то напиток, поставила музыку… Лео немного посидела с ними – и ушла сидеть на крылечке, слушая, о чём она говорит с остальными. Так она услышала, как Рада вещала, что надо быть человечнее и помогать друг другу, любить окружающих, раз уж у нас такие условия. Видимо, катастрофа Судного Дня изменила её в лучшую сторону. Лео усмехнулась про себя. Возможно, она бы вспоминала Раде поломанную любимую – единственную её! – куклу, если бы не было в жизни других проблем. Но их было предостаточно, а потому – она простила Раду, раз уж та осознала свои ошибки.

В первый же вечер пребывания прозвучали слова о том, что машины… учатся. Учатся их эмоциям, их этике, изучают их личность. Дескать, их можно научить чему-то хорошему. Дальше эта тема развивалась, и, пожалуй, Лео чувствовала… надежду. Неизвестно, почему, ведь в моменты, когда она отвлекалась от чувства надежды, она понимала, что, обучив роботов здесь, они не добьются возвращения безопасности в этот мир, поскольку будут сотни, тысячи роботов, таких же жестоких, какими они были во время Кровавой Недели…Но… пока можно было наслаждаться этой надеждой, жить, основываясь на ней, стоило это делать. Потому Леонора с радостью включалась в обучение роботов объятиям и тому подобному. В конце концов, это давало ей хоть какие-то светлые чувства после той пустоты, которую оставил Карл.

И так забавно было что-либо объяснять роботам. Так, Лео сказала Архангелу, показывавшему компании людей, где она находилась в тот момент, фантастическую картинку, что фантазия полезна тем, что развивает мышление, и что если бы не было фантазии, люди бы не создали их – Монаду, роботов… «Фантазия помогает творить?» - пришёл к выводу робот, и компания дружно закивала. Да, обучать их было очень интересно…

С того построения, где они все вместе решили не слушаться команд роботов, её уводили одной из самых последних. Робот долго пытался приказывать ей идти в её домик, пару раз применил боль, после поднял Лео с земли, где она сидела, приходя в себя, и приказал идти наконец по месту поселения. Лео окинула взглядом оставшихся и поняла, что бессмысленно уже следовать изначальному человеческому плану, никто уже этого не оценит, а она только пострадает ни за что, и девушка, пошатываясь, пошла вслед за роботом в свой дом… По пути робот вступил с ней в диалог:

- Зачем вы сопротивляетесь нашим указаниям?

- Мы хотим показать вам человеческую природу, которую вы хотите изучить.

- Вы хотите сотрудничать?

- Да, можно сказать, что мы хотим сотрудничать.

- Но зачем вы не слушаетесь, если это приносит потом вам боль?

- Подумаешь, боль! Боль ведь и другая бывает, от унижения, например, а слушаться всех ваших команд – это унижение.

- Вы утверждаете, что хотите сотрудничать, но как вы можете хотеть сотрудничать с теми, кто причиняет вам боль?

- В вас мы увидели черты, похожие на человеческие, и это вызывает у нас симпатию.

- Симпатия помогает сотрудничеству?

- Да, если вызвать у человека симпатию, а не боль, он с радостью будет сотрудничать!

Робот, казалось, задумался, обрабатывая услышанное.

- Информация принята, - произнёс он и ушёл…

…Да, роботы были здесь… заботливые. В них было что-то… доброе. Это странно. В ожидании получения своей порции во время первого же ужина на станции Лео выходила за посудой на улицу перед кухней и, так как она была уж очень голодна, открыла дверь наружу рывком и с силой, желая поскорей добраться до посуды, а значит – и до еды; в это время по ступенькам поднималась машина, которую она изрядно долбанула дверью. Машина же вместо того, чего Лео ожидала бы в такой ситуации от неё, спросила: «Ты поела?». Получив отрицательный ответ, она спросила дальше: «Почему?»… Эту историю Леонора со смехом любила пересказывать, и Кэролайн Бозо, подруга Аликс, которую поселили в одной комнате с Леонорой, шутила: «Видимо, если заставить Лео пропустить три приёма пищи, она и вовсе сможет свергнуть машин и захватить мир».

Кэролайн… Леоноре она была безразлична, равно как и все здесь, даже Аликс, странная, но неплохая девочка, спящая на соседней кровати; с Аликс они немало беседовали о чём-то, но для Лео это было скорее способом убить время, друзей у неё тут не было и не могло быть. Да и вообще – могут ли они у неё когда-нибудь ещё появиться? И какой смысл, если человек, который должен был ценить её, Леонору, даже больше, чем какой угодно близкий друг, поступил так?..

Но она услышала от Кэролайн историю, будто та была отправлена на эту сортировочную станцию после неудачного побега из предыдущей резервации. Кэролайн уже почти бежала, но на неё вышел Паук, ранил её в ногу, а затем почему-то не убил, Кэролайн была вылечена и отправлена дальше… Для Леоноры это было невероятно – она всегда думала, что неудачливых беженцев убивают, все факты, все наблюдения говорили о том. И это породило в её душе надежду на то, что, может, Карл тоже… каким-то образом выжил. Нет, лучше бы она о том не думала! Лучше бы Лео никогда не знала, что можно бежать – и выжить! Она начала бредить мечтами, что Карл жив и где-то ходит, может, они ещё встретятся, а может даже, вот-вот его привезут на эту станцию, она увидит его – и постарается всё объяснить… ведь сколько раз они из-за его холеричности, из-за его горячности и эмоциональности ругались, казалось бы, вдрызг, порой из-за совершеннейших мелочей, но всегда мирились, потому что Карл отходил от своего взрыва эмоций – и осознавал свои ошибки, и был готов к диалогу, а их любовь – она была сильнее ссор… такое уж просто трагичное случилось сочетание – что он решил поссориться опять в крайне неудачный момент. Да, Леонора смогла бы всё объяснить. Эти мысли её мучили – ей было бы куда спокойнее не иметь этой надежды. Ведь у неё была обратная сторона – а что, если она никогда его не встретит больше?.. Так история с ним была закончена – закончена самым печальным образом, но – закончена. Точка. Точка, после которой надо было жить как-то дальше. А так – так получается, что, может, он был где-то, дышал, возможно, думал о ней, а может, совсем забыл о своей Лео, жил новой жизнью… и она его никогда больше не увидит. И всё как будто продолжается, но она не в силах уже на это влиять, никак. Не в силах вернуть его себе, но продолжает его любить и оставаться в таком вот подвешенном состоянии… Лео всё думала о том – и плакала.

В их резервации, в том американском городке, у них было всё. У Лео был статус, позволявший ей всё, что было не запрещено машинами напрямую. Они жили с Карлом в отдельном доме, они строили свои планы, они были практически семьёй. Пожалуй, она достигла тогда всего, о чём могла мечтать. Это было счастье – безграничное счастье. И только его странная, глупая мечта всё отравляла под конец… Надо было придушить её, не поддаваться на его уговоры. Смогла бы она? Наверное, смогла бы, но слишком размягчилась от его горящих безумной надеждой глаз…

Нет, лучше бы она никогда не знала, что можно вот так вот – неудачно бежать и выжить. Порой в этом мире нет ничего хуже и ядовитее надежды.

…Какая-то девушка позвала Леонору за собой, говоря, что хочет о чём-то пообщаться… У Лео сразу схватило сердце – отчего-то стало страшно. Но она всё же пошла, влекомая надеждой – а вдруг ей скажут что-то о Карле, вдруг знают, где он, как он… В домике вместе с девушкой сразу образовалось ещё два типуса. Один, высокий и очень грузный, со странной улыбкой передал ей привет от Стефана Миелле… «От кого-кого?» - не поняла Леонора. «Я такого не знаю. Вы меня с кем-то спутали. Я вот слышала, что Кэролайн Бозо такого знала, а я – нет». «Но ведь это же твой позывной – Лео?» - «Позывной? – в очередной раз удивилась Лео. – Меня так зовут…». Этот отталкивающий мужик, оказавшийся сыном этого самого неизвестного ей Стефана Миелле, Нико, стал ей что-то вещать о том, что она-де сдала группу повстанцев, бежавших из резервации… Леонора пыталась объяснить, как всё было, рассказывала всё достаточно подробно… Нико почему-то был уверен, что группа беженцев была создана с целью вывести этого самого Стефана, его отца, из резервации, хотя бред же – руководила всем Лео, и она-то знала, что всё делалось исключительно ради Карла, а уж кого он там себе в группу набирал – её не волновало («Как хочешь, любимый, если ты им веришь – пусть будут»). Нико даже не знал, кем Лео с Карлом приходились друг другу, он вообще ничего не знал… но, судя по всему, поверил в последний бред Карла – и дальше не хотел разбираться.

- И что я должен думать, если Карл, умирая у меня на руках, сказал, что это всё ты виновата?!

Он говорил дальше ещё что-то, но в Леоноре что-то рухнуло – и одновременно стало спокойнее. Он таки умер… надеяться было не на что. Но значит, к ней вернётся опять её бесконечная пустота, надежда не будет больше её мучить…

Непонятно, зачем Нико вообще с ней завёл разговор об этом. Он, судя по всему, выводы свои сделал давно, не раздумывая (глупый боров!), так к чему это всё было? Он хотел её унизить? Хотел заставить раскаиваться, пасть на колени, умолять о прощении? Но за что просить прощения? Она не сделала ничего дурного – по крайней мере, она уж точно не предавала Карла.

- Как можно было предать человека,которого любишь?.. – с непониманием спрашивала она.

- Вот именно! Мы тоже этого не понимаем, - отвечали ей присутствующие, искажая смысл её изначального вопроса…

- Ты, ты сотрудничала с роботами! Что они тебе дали в обмен на то, что ты предала их?? Что?! Колбасу тебе более вкусную дают тут, лучший сыр? Не то, чем всех кормят, что ты ела на завтрак, когда все ели овсянку?!.

Лео отвечала, что она ела то же, что и все, а сама думала, как была права, когда отговаривала Карла – да, впрочем, и всех, с кем ей доводилось говорить на эту тему, - от «свободы». Эти идиоты ей не верили, и Леонора размышляла – как же они все ебанулись на воле, как они сошли с ума, если и правда считают – они правда в это верили! – что ради более вкусного бутерброда можно было предать человека, которого ты любишь…

«Почему ж ты не отправилась за ними после того, как поняла, что там всё случилось плохо?!». Вот это был полнейший бред, Лео такого даже не ожидала услыхать – надо же, до каких глупостей можно было додуматься: «А зачем? Было ясно, что побег провалился,так вот зачем мне надо было туда идти?..». Бред, какой бред. Эти товарищи так, впрочем, и не смогли объяснить, зачем ей надо было туда, по их мнению, идти, узнав, что план сорвался.

Нет, она не даст им себя унизить, не даст им увидеть, как она плачет (хотя, впрочем, ей и не хотелось совсем, ни капельку, она даже сама удивилась, прощупав в себе на фоне сильной, но поверхностной тревоги это вот спокойное глубинное состояние) или умоляет о прощении. Возможно, если бы это спасло её, если бы это успокоило их, если бы всем от этого стало легче, она бы притворилась, что она в чём-то там раскаивается, но она видела – у этой компании поехала крыша, а мозгами они обделены, слушать не хотят. Они требуют от неё каких-то доказательств, хотя какие могут быть доказательства? «У нас есть неопровержимые доказательства того, что ты его предала!» - «Они такие же неопровержимые, как и мои слова о том, что я его не предавала. Только, в отличие от вас, я знаю правду и говорю правду» - холодно отвечала Леонора. «Я понимаю ваши чувства, вам очень хочется кого-то обвинить в случившемся, но вы просто верите тому, что хотите верить, не более». Какие могут быть доказательства? Только её чувства, в которые они не верили, а ничем иным такое не докажешь – опасно было фиксировать этот план где-либо, кроме её головы.

Если бы её это спасло – она согласилась бы просить прощения. Да и в целом – она бы согласилась просить прощения, если бы было, за что, но – она была ни в чём не виновата. Виноват был Карл, у которого случился очередной приступ истерии в самый неподходящий момент, а что она могла сделать?

Раз она ни в чём не была виновата – то и извиняться, унижаться не станет.

Нико вдруг вытащил оружие и налетел на неё, начал беспорядочно рубить, и, умирая, Лео услышала, как этот некрасивый идиот вопил что-то о своём отце и прочие глупости…

Кто знает – если в этом мире есть что-то после смерти, то, вероятно, там она найдёт Карла, тогда он от неё уже никуда не денется, и – она сможет ему всё объяснить…