Ростов великий

Отправляя письма в большой южный город Ростов, на конверте обязательно пишут: «Ростов-на-Дону», смутно догадываясь, что есть и еще где-то какой-то Ростов. Он действительно есть. И не всем известно, что огромный южный Ростов — дитя в сравнении с незаметным, маленьким Ростовом северным.

Ростову на севере было 900 лет, когда в устье Дона рубили первую избу. Москва была деревенькой, когда Ростов называли не иначе как Ростовом Великим. Город имел в свое время такую же славу, как Киев и Новгород. Первый раз Ростов летописцами упомянут в 862 году — тысяча сто четырнадцать лет назад. Попытаемся представить эту глыбищу времени, отмерим тысячу с лишним лет не назад, а вперед. Каждый год теперь рождаются новые города. Вообразим: нынешние Дубна, Комсомольск-на-Амуре или Ангарск простояли тысячу сто с лишним лет. На земле 3090 год... Какой фантаст решится предсказать, что будет и чего не будет на Земле в то далекое время? Вот что такое тысяча лет, Ростов преодолел эту толщу времени. И мы с любопытством и восхищением разглядываем его как некий корабль, приплывший из страны с названием Древняя Русь.

В Ростове я бывал много раз и по делам, и просто так, когда надо остепениться от суеты, и всегда Ростов для меня начинался с дороги к нему.

Дорога из Москвы в Ярославль такая же древняя, как два ее конечных пункта и как все маленькие городки, деревушки, монастыри и церкви, посаженные на ней, как драгоценный жемчуг на прочной нитке.

Старинная дорога не поросла быльем. Это один из самых оживленных трактов страны. Вперемежку со стариной краснеют на дороге бензоколонки, гудят под колесами бетонные мосты, рядом с рублеными домами — стеклянный фонарик кафе, течет половодье машин с грузами и туристами.

На этой дороге задремать невозможно. Вот плывущий перед тобою поток машин, кажется, сейчас с разгона сплющится от удара о розовую церквушку, упрямо стоящую на пути. Но привыкшие к прямым линиям машины тут делают петлю, обтекают церквушку, и она остается гордо стоять, со всех сторон открытая взгляду. Нарисованный на ней бородатый бог вполне уживается с ликом молодого милиционера-орудовца на дорожном щите...

А уже маячит, теряясь в красках вечернего облака, еще одна колокольня. Дорога стелется по задумчивым перелескам, заполненным дымом молодой зелени. В этих местах дороги я почему-то всегда вспоминаю картины Рериха. Лобастые косогоры, полоски полей между пятнами леса. А дальше еще волна косогоров, низин, зеркальца опушенной кустами тихой воды. Белую лошадь на этой земле, даже если она трется о телеграфный столб, фантазия легко обращает в лошадь Алеши Поповича, который вполне мог в этих местах проезжать, потому что родился, как утверждает былина, в деревеньке возле Ростова.

Дорога между тем приготовила что-то совсем необычное. Колокольня, смутно темневшая в облаках, обернулась теперь сплошным облаком куполов, золотистых, серебряных, синих в золотых звездах. Все это стремительно выплывает навстречу из-за бугра. И вот уже машина въезжает в ярмарочно-пестрый, нарядный и какой-то радостный городок. В центре — крепостного вида стена, может быть, чуть более низкая, чем стена в Московском Кремле. А за стеной каким-то странным, праздничным цветником стоят и строгие, и пышно-пестрые церкви, колокольни, часовенки, терема. Тут видишь вдруг сытого рослого монаха в темной до пят одежде, в черном клобуке — деловая походка, в руке какие-то книги, широченный рукав качается в такт скорым шагам. А все пространство между церквами заполнено, старухами и туристами. Старухи, по всему видно, пришли из неближних мест. Усталые, сидят на каменных папертях, пьют молоко из бутылок, ломают краюхи деревенского хлеба. Обходя лавру, старухи поминутно крестятся, целуют камень у потемневшей иконы святого Сергия. От поцелуев на камне образовалось изрядное углубление...

Два шага из-за ворот — и снова привычный мир: афиши кино, плакат, призывающий выполнить пятилетку, грузовики из Ярославля, груженные серебристыми двигателями, девчонки в коротких юбках. Жизнь неумолимо катится мимо загорской лавры. Похоже, что столица православной церкви, расположившаяся за кремлевской стеной, никоим образом не задевает нынешней жизни старинного городка. Причина же именно тут обосновать резиденцию церкви имелась немалая. В туманно далекие времена Загорск начал расти от избушки пустынника Сергия, одиноко, среди медведей, жившего в здешних лесах. Церковь таких людей охотно избирала в святые. На месте избушки вырос лесной монастырь. Московские цари, направляясь на богомолье в Ростов, заезжали к Сергию грехи замолить, заручиться у бога поддержкой в делах ратных и государственных. Дмитрий Донской после победы над татарами приезжал кланяться Сергию. Петр I прискакал в лавру по ростовской дороге на лошади, спасаться за монастырской стеной от мятежа Софьи.

Цари, понятное дело, не жалели казны, и монастырь стал едва ли не самым богатым в старой России. Тут почти беспрестанно что-нибудь строили, и постепенно за кирпичной стеной вырос цветистый город церквей.

Уютный, нарядный и пестрый, как лоскутное одеяло, Загорск — один из трех старинных посадов на Ярославской дороге. Далее будут Переславль-Залесский и Ростов. Разделяют их равные промежутки пути — семьдесят верст, в былые времена — один дневной перегон лошадьми. Сегодня после Загорска Переславль покажется как раз через час. Справа от дороги на горке неприступной крепостью проплывает Горинский монастырь, а потом, в низине, покажется кудрявый от зелени городок. Невысокие дома и деревья теснятся у речки Трубеж, текущей в мягких извилистых берегах, не одетых ни в камень, ни в дерево. Летом речка пестреет белым цветом кувшинок, мостками для полосканья белья и лодками, которых тут, кажется, столько же, сколько жителей в городке.

Переславль моложе Ростова, но и его прошлое как глубокий колодец. И не на самом дне его лежит дата рождения славного гражданина России Александра Невского. Возможно, так же вот, как эти белобрысые ребятишки с пионерскими галстуками, ловил княжич на Трубеже удочкой рыбу. Ходил, наверно, он в церковь, которая (великое чудо!) уцелела и стоит почти рядом с дорогой. Единственная глава ее, похожая на древний шлем, не поднимается выше деревьев. Маленькое чудо из белого камня! Четкие линии, плавные дуги, строгая простота, к которой во все времена стремилось искусство. Постройка, простоявшая 800 лет, являет собою одно из бесценных сокровищ России.

Переславль так же, как и Загорск, любознательного человека не тотчас от себя отпускает. Но даже и мимоходом можно увидеть знаменитое Плещеево озеро, на котором молодой Петр играл в морскую войну. Можно увидеть один из уцелевших маленьких кораблей. Хранится он в специальном доме над озером.

В здешних местах жил Михаил Пришвин. Если перелистать одну из прекрасных пришвинских книг — «Календарь природы», то можно найти рассказы о петровском ботике, о Плещеевом озере, о самом Переславле и речке Нерли, текущей по лесам в направлении к Суздалю.

Леса тут и поныне — Берендеево царство. Само название городка «Переславль-Залесский» многое объясняет. Для славян киевских земель здешние места, лежавшие за великим окским лесным массивом, были невероятной далью. Леса и теперь сохранили места почти недоступные — чащи, болота и мшары. Я езжу сюда с фотографической снастью выслеживать глухарей и тетеревов, на дорогах при быстрой езде тут надо остерегаться столкновения с лосем, надо полагать, водились тут и олени: золотой олень является гербом Ростова.

Сейчас дорога лесами идет как в ущелье. Земля холмистая, и вследствие этого автомобили то несутся полого вниз, то медленно лезут на гору. Автомобиль обгоняют юркие мотоциклы, и почти на каждом люди с ружьем, с удочками, с корзинами для грибов. И леса всех поглощают...

Под Ростовом дорога устремляется вниз и вниз. Леса редеют и сходят на нет. Остановившись, неожиданно видишь почти степной чернозем. Это ополье, житница севера. Леса росли когда-то и в этой низине. Но хлебопашец свел их. Великий Новгород кормился ростовским хлебом и «зело страдал и мёр», когда обозные дороги в годы междоусобиц перерезались. С дороги сейчас видно: плоской равниной трактор тянет две хлебные сеялки. Легко представить на этом месте и пахаря с деревянной сохой. Тысячу лет ополье не устает кормить человека...

Блеснуло впереди обширное озеро, забелелся над озером город. В былые времена на таком расстоянии уже, наверное, услышал бы колокольный звон, Подъезжаем к Ростову, «Поехал черт в Ростов, да испугался крестов» — так в поговорке запечатлелся облик старинного города. Сам по себе жилой нынешний город, хоть и возбуждает изрядное любопытство, особой древности не обнаруживает. XIX век. Провинция. Купеческие лабазы, одноэтажные и двухэтажные домики с алебастровыми лепными портиками и колоннами. Таким Ростов остался до наших дней. К недавней славе города надо отнести знаменитые ярмарки и хорошо известное в средней России мастерство огородников. Ростовские огородники снабжали овощью Петербург и Москву. И, видно, не просто давали высокую цифру вала, но поставляли отменную овощь, коль скоро даже и на парижских выставках получали золотые медали и всякого рода отличия. Многие из прежних секретов овощеводства ныне утеряны. Но и теперь ростовский лук — это ростовский лук, нигде в средней России не умеют так солить огурцы, и только тут я встретил умение сохранять до глубокой зимы свежие помидоры.

Следы древней жизни надо искать около самого озера. Тут поныне мальчишки находят черепки первобытной посуды, кремневые наконечники стрел, костяные крючки. Стало быть, как раз в том месте, где стоят теперь на приколе вереницы моторных лодок, стояли свайные хижины каменного века. И, видно, всегда удобным было житье над озером, если именно в этом месте родился город.

По вечерам, когда нешумная жизнь городка вовсе стихает, тут, на берегу озера Неро, можно услышать, как бьют на пожарной башне часы. Бом! Бом! — несется над озером голос времени. Одиннадцать веков... Не каждый год и даже не каждая сотня лет оставила о себе память. Но одно столетие дошло к нам дивным творением человека. Из-за него-то Ростов и стал сегодня городом знаменитым. Сюда едут историки, архитекторы, художники и туристы. И весь остальной город служит только оправой драгоценному белому камню, возведенному русскими мастерами. Названье этим постройкам — Ростовский кремль.

Постройки стоят на берегу озера. И потому самым выигрышным местом, с какого надо увидеть Ростовский кремль,— лодка. Надо, толкаясь шестом в илистое дно, немного отплыть. И то, что увидишь, из памяти уже никогда не выветрится. Все, что ты слышал о древних городах в сказках, в одну минуту вдруг обернулось реальностью. И ты понимаешь: сказки о граде Китеже, об острове Буяне потому и родились, что кто-то видел вот эти постройки над озером. И уже потом образ древнего города пошел по былинам, операм, живописным картинам и детским книжкам. Вот он сейчас наяву сверкает белизной на потемневшем вечернем небе и повторяет себя до последней черточки в тихой воде. Башни. Стены с бойницами. Крылечки- Оконца. Ворота. Резные крыши. Несчетные, кверху устремленные купола. Все умело сплетено и завязано, все находится в подчинении друг у друга и образует одно прекрасное целое, именуемое словом ансамбль. Подобный узел прекрасного мы наблюдаем в Московском Кремле. И не много таких же удач можно еще насчитать на земле.

Очарование кремля не исчезает, но усиливается по мере того, как начинаешь обходить и уже подробно разглядывать могучую трехметровую кладку, золотые флажки на остроконечных зеленых дымниках, каменную вязь над окнами и воротами, кованые двери и голубовато-охристую роспись внутри церквей.

Кремль представляет собой крепостную стену с башнями, стерегущими двор, тесно заселенный церквами, палатами и древними службами. Первое, что остановит взгляд, заставит рассматривать, а новичка непременно расспрашивать, — необычная кровля башен. Резная нарядная кровля — древнерусское изобретение. Ее подобие — чешуйки на скатах кремлевских шпилей в Москве. Но это не дерево. Ростовские же башни покрыты так же, как в древности, — осиновым лемехом. Осина, обветренная, омытая дождями, обретает вид благородного серебра. Древние это свойство осины хорошо знали. Но секрет лемеха считался утраченным. И только недавно в Карелии отыскался старик плотник, помнивший этот секрет.

Надо благодарить реставраторов. Терпеливо топором вытесывалась каждая резная чешуйка, ряд зарядом стлалась кровля, похожая на кольчугу. Древние постройки у нас на глазах обрели изначальный вид, неповторимую самобытность.

В Ростовском кремле невозможно постичь всю красоту ни в один, ни в два приезда сюда. Как все подлинно высокие образцы искусства, постройка всегда таит в себе еще неоткрытую новизну. То ты вдруг увидел кремль со стороны, весь сразу на фоне закатного неба, то, тихонько блуждая по закоулкам между стенами, находишь вдруг необычное сочетание башен и куполов, узорных карнизов и золотых шпилей. Проходя по крытой галерее над крепостной стеной, ты видишь кремль то в широкую щель под крышей, то в бойницу, то через металлическую решетку, то через цветные стекла маленького оконца. Стена над тобою толще трех метров. В ней скрыты жилые каморы, тесные переходы и лазы. До сих пор в стене открывают неизвестные ранее тайники.

Трудно что-нибудь выделить в Ростовском кремле, рассмотреть обособленно. Все с отменным вкусом подогнано одно к другому. И все-таки можно представить себе красоту и отдельно стоящей, например, церкви Иоанна Богослова. Мне этот храм необычайной стройностью своей, строгостью и чистотой линий почему-то всегда напоминает юношу» решившего заглянуть через стену крепости на синие дали за озером. Державной мощью веет от Успенского собора, стоящего за кремлевской стеной, где некогда собиралось ростовское вече. И хотя эта громада, поражающая благородством линий, спокойствием и совершенством пропорций, строилась для утверждения бога, главное, что она воплотила в себе, — силу духа и безупречный 'вкус людей, творивших ее.

Ростовский кремль — это послание к ныне живущим из века семнадцатого. По этим постройкам мы можем судить сегодня о возможностях техники, о вкусах, идеалах и умении мастеров. Мы можем представить себе муравейник грандиозного по тем временам строительства, можем представить каменщиков и плотников в холщовых рубахах, с волосами, схваченными ремешком. До нас не дошли имена строителей и художников. Правда, в церковном синодике следом за именем митрополита Ионы Сысоевича в числе именитых людей записан род каменщика Петра Досаева. Только за большие заслуги в те времена каменщик мог оказаться в ряду бояр и высшего духовенства. Отсюда можно предположить: каменщик Петр Иванович Досаев был одним из главных мастеров, возводивших Ростовский кремль. Что касается митрополита Ионы Сысоевича, то имя этого человека хорошо нам известно как раз потому, что его заботами строился кремль. Сын бедного попа в деревенском приходе, Иона из простых монахов вышел к высшей церковной должности, посажен был на московский патриарший престол, но оказался в опале и, удалившись снова в Ростов, всю силу, вкус и талант человека, вышедшего из народа, отдал строительству.

Два десятка лет беспрерывно кипели работы, руководимые Ионой Сысоевичем. В Ростове неустанно трудились кузнецы, каменщики, плотники, иконописцы, золотых дел мастера. Можно предположить, что Иона не сидел только в Ростове, но ездил по другим городам, смотрел, учился. Безупречным вкусом этого человека отобрано лучшее, что уже было накоплено тогда русскими мастерами. И потому в Ростове мы видим шедевры подлинно русского зодчества. Белокаменные постройки дошли к нам как песня, в которой с необычайной ясностью выражено представление наших пращуров о прекрасном.

Дома у меня хранится несколько памятных вещиц из Ростова: каменный наконечник стрелы, осиновый лемех, очень похожий на валек, каким в деревне бабы колотят белье, маленькая, величиной с ручные часы, икона, исполненная в прошлом веке мастерами финифти, иначе говоря, писанная эмалевыми красками. (Промысел этот и теперь существует в Ростове.) И особенно дорога мне пластинка с записью ростовского колокольного звона. При нынешнем засилье «транзисторной музыки» порою чувствуешь почти потребность услышать простые глубокие звуки, исторгнутые древнейшим из музыкальных снарядов. Огромное расстояние отделяет примитивные, казалось бы, звуки, рожденные на колокольне, от тончайшего совершенства симфонической музыки. Но, честное слово, испытываешь глубокое волнение, слушая мерные удары колокола с подголосками маленьких колоколов и чириканьем воробьев, уловленным микрофонами на колокольне в паузах между ударами. Стены жилья в эти минуты перестают существовать. Чувствуешь большие пространства с плывущим над ними набатом, и воображение без труда рисует людей, идущих на вечевую площадь, или тревожную сумятицу городского пожара, или приближение к стенам города неприятеля.

С древнейших времен колокола на Руси сопровождали весь жизненный путь человека. Колокольный звон объединял людей на праздниках и перед лицом неприятеля. Колокола звали людей на совет, в непогоду указывали дорогу заблудившимся путникам, часобитный колокол отсчитывал время. И видно, велика была мобилизующая сила звуков, коль скоро Герцен назвал свой мятежный журнал «Колоколом», если, покорив город, неприятель первым делом увозил из него вечевой колокол, а русские цари за провинность отправляли колокола, как людей, в ссылку.

Петр I переплавлял колокола в пушки. В тридцатых годах, помню, в нашем селе Орлове тоже снимали колокола. Огромная толпа любопытных. Бабы крестились: «Трактора будут лить». И действительно, в том же году по селу, сверкая шпорами, проехал новенький трактор, подтверждая для нас, мальчишек, реальность странного превращения.

Репродуктор вытеснил колокол. Но, согласитесь, интересно ведь услышать и понять звуки минувшего. Помните, в фильме «Война и мир» торжественный колокольный звон? В другой картине — «Семь нот в тишине» — есть прелестный рассказ о звоннице и звонарях. И наконец, грампластинка, приносящая звоны прямо в твое жилье... Во всей России сохранилось, кажется, одно только место, где можно записать эти звуки,— Ростовский кремль, звонница Успенского собора.

Звонница построена старанием все того же Ионы Сысоевича и являет собою архитектурный шедевр, прекрасно соединивший Успенский собор с кремлем. Но и своему основному назначению — звонить — она отвечала много веков как нельзя лучше, Главный большой инструмент — колокол «Сысой» весит две тысячи пудов. Пять других колоколов весом (и, стало быть, голосом) слабее «Сысоя», но в силу знатности тоже имеют персональные имена, происхождения совсем не божественного: «Полиелейный», «Лебедь», «Баран», «Козел», «Голодарь». Семь маленьких колоколов имен не имеют...

Отлить, поднять на шестиэтажную высоту и надежно подвесить тысячи пудов бронзы — дело нешуточное, если учесть, что тягачей и подъемных кранов во времена царя Алексея Михайловича не было. Лить больших размеров колокола чаще всего приходилось тут же, около колокольни. В самом центре кремля есть теперь живописный пруд. Была же тут колокольная яма. В торжественный момент литья собиралось у ямы великое множество ростовского люда. Фейерверк расплавленной бронзы, дымящиеся фартуки мастеров, серебряный дождь монет летит в яму — «для голоса». Момент этот уподобить можно нынешним стартам ракет. Час же, когда колокол повисал над землей и исторгал первые звуки, был едва ли менее значительным, чем благополучный выход спутников на орбиту. «На своем дворишке лью колоколишки, дивятся людишки»,— писал Иона Сысоевич кому-то из своих современников. Мы чувствуем тут и усмешку, и сознание значительности содеянного. Подтрунивать над собой могут только сильные люди. Таким и был отец Ростовского кремля Иона Сысоевич. Самый большой и самый последний колокол он отлил незадолго до смерти. Видимо, размышляя о жизни, он отдал должное своему деревенскому, почти мужицкому происхождению, назвав колокол именем своего отца—«Сысой».

В размышлении у звонницы уместно сказать: сами по себе колокола не звонят. Вечная бронза молчалива, как молчалив и рояль, которого не коснулась рука. И не думайте, что звонить так же просто, как, скажем, бить в чугунную доску. Приноровившись, можно, конечно, раскачать даже стопудовый язык «Сысоя». Но вести мелодию десятью разноголосыми колоколами — тут нужен мастер, музыкант с хорошим слухом, вкусом и пониманием дела. Громадность музыкального инструмента требует присутствия на колокольне не менее пяти звонарей, и, стало быть, мы имеем дело с необычным оркестром.

За сотни лет Ростов вырастил и схоронил на своем погосте много поколений мастеров-звонарей. Они же сами творили колокольную музыку, шлифовали ее, и до нас дошли подлинные шедевры звонов. Гектор Берлиоз, Шаляпин, Горький специально приезжали в Ростов услышать звоны колоколов.

В Ростове сегодня живут четыре старика звонаря. Это последнее звено в цепи, идущей из XVII века. Умрут — утратится единственная возможность услышать голос былых времен. К этому нельзя относиться спокойно. Умение стариков надо непременно кому-нибудь передать. В былые времена, когда звонили часто, это могло случиться само собой. Теперь же звонят по редкому случаю (записи на пластинку или запись для фильма), к тому же старикам уже и трудно подниматься на колокольню. Значит, надо специально кого-то учить. Возможно, для этого понадобятся деньги (совсем небольшие), чтобы заинтересовать стариков и тех, кто хотел бы учиться. Мы тратим изрядные средства на реставрацию. Надо и это считать реставрацией памятника (единственного!). Забота о нем не должна запоздать.

Всегда есть опасность утратить великие ценности. «Джоконду», когда привозили в Нью-Йорк показать людям, ставили за бронированными стеклами и охраняли целым нарядом полиции из-за боязни, что украдут. Памятники искусства, подобные Ростовскому кремлю, украсть невозможно. Но они могут быть утрачены по небрежению, по халатности, невежеству и равнодушию. Ростовский кремль на своей судьбе испытал в совокупности все эти беды. Беды обрушились сразу же после смерти Ионы Сысоевича. Сначала утрата вкуса и мастерства в текущем строительстве, потом вовсе упадок и запустение. Без присмотра погибли древние книги, летописные свитки, иконы, архивные документы. В палаты въехала уездная канцелярия, купцы заняли постройки под склады вина и соли. У кремлевской стены, на том месте, где стоял когда-то «славный ученостью» Григорьевский затвор, устроили скотобойню. Дело дошло до того, что генерал-инженер Бетанкур предложил разобрать кремль и сложить на его месте гостиный двор, иначе говоря, европеизированный караван-сарай для торговцев. Это было за девятнадцать лет до убийства Дантесом Пушкина и может быть хорошим свидетельством тому, что если мы сами не бережем своей славы, то дантесы и бетанкуры поднимают на нее руку. К счастью, в тот раз злодейство не совершилось, хотя уже успели разобрать верх часобитной башни и верхний этаж Красной палаты. Усилием патриотов, среди которых надо назвать достойных нашей памяти ростовчан Титова и Шлякова, в конце прошлого века в кремле начались восстановительные работы. Великая постройка осталась жить.

В 1953 году над Ростовом узкой полосой как раз над кремлем пронесся необычайный для этих мест ураган. «Крыши и покрытия куполов несло над озером, как бумагу». Кремль опять был выведен на крайнюю грань бедствия. Но в этот раз не было вопроса: восстанавливать — не восстанавливать? Правительство отпустило хорошие деньги. И стараниями талантливого архитектора Владимира Сергеевича Баниге кремль не просто восстановлен, но предстает перед нами в своем изначальном образе. Кропотливым исследованием сняты все несообразности поздних пристроек, устранены ошибки торопливых починок. И хотя мастерам-реставраторам работы еще немало, мы уже видим кремль таким, каким зодчие возвели его триста лет назад.

По Ростовскому кремлю хорошо пройти с другом-единомышленником, когда при каком-нибудь новом открытии или догадке испытываешь радость шевельнуть локтем: смотри... и почувствовать: друг тебя понял.

Но со звездным небом, морем, лесом и полем, а также с искусством, отмеченным принадлежностью к вечности, необходимо побывать иногда совсем одному.

Ростовский кремль я несколько раз видел вечером, не спеша проходя по обтекающим постройки и стены дорожкам. В такое время на озере обязательно тарахтят одна-две моторки, слышно, как говорят у машины, оглядываясь на кремль, шоферы, слышно часы на городской башне. Иногда почти комаром гудит невидимый где-то над остатком зари самолет. И среди этих вечерних, приглушенных, но четко обозначенных звуков стоит молчаливый, смутно белеющий кремль...

Ощущение прошлого в прямой связи с тем, что тебя окружает, с тем, что тебя касается в жизни, всегда давало людям уверенность в будущем, всегда давало человеку необходимое равновесие в размышлениях о смысле жизни и своем месте в ней. Мы говорим: памятники старины и революции воспитывают в нас ощущение Родины, причастность к ее судьбе. Это верно и очень важно. Но это не все. Узнавание всего прекрасного, что сделали жившие прежде, оставляет у любого человека ощущение и его нужности на земле. Это великое и необходимое людям чувство. И если Ростовский кремль помогает у кого-нибудь родить это чувство, спасибо судьбе за то, что он есть на нашей земле