Отрывок из сочинения школьниц: «Любовная лирика А.С. Пушкина»

<…..>

«Перед нами встаёт образ женщины удивительного обаяния, способной внушить чувство самое чистое и глубокое. И если даже образ этот не столько реальный, сколько идеальный, рождённый фантазией поэта, первоосновой его всё же была женщина вполне реальная - Анна Петровна Керн.

Стихотворение – это целая “поэма ” о подлинной любви, о её этапах. Первая встреча с Анной Петровной Керн на балу в Петербурге в 1819 году и кратковременное увлечение ею летом 1825 года в селе Михайловском – вот реальная основа стихотворения. Оно чётко делится на три равные части, по две строфы в каждой. Такая композиция организует восприятие стихотворения и придаёт гармоническое единство в целом.

Любовь воспринята поэтом как светлая непередаваемая радость, подлинно возвышенное чувство.

Даны самые общие контуры пленительного женского облика. Их очень немного: «голос нежный», «милые черты», «небесные черты». Дважды повторенные сравнения «как мимолётное виденье, как гений чистой красоты» также не придают женскому образу конкретного характера – наоборот, они усиливают впечатление чего – то необычно прекрасного, возвышенного, но лишённого живых, определяющих признаков. Здесь любовь – уже не источник страдания, а источник самой жизни, в которой человеку предстоит испытать и радость, и горе, и тревоги, и несвободу.

Что же поможет ему противостоять гонениям судьбы? Конечно, любовь, которая может творить чудеса. Именно таков смысл замечательного пушкинского шедевра.

<…..>

Композиционно это стихотворение делится на три равные части по две строфы в каждой. Они взаимосвязаны друг с другом и в то же время самостоятельны по смыслу.

Первая часть напоминает музыкальный аккорд — замирающий и печальный. Это воспоминание о былом, чудном мгновении встречи с одухотворенной и чистой женской красотой. Отзвуки этой встречи долго хранит душа, вопреки приливам грусти, вопреки «тревогам шумной суеты». Память о любимой, о ее нежном голосе, о милых чертах ее лица защищает от разрушительных влияний жизни, подобно ангелу-хранителю, оберегает чистоту и душевную гармонию любящего человека.

Но вот наступает мгновение, когда жизненные бури и тревоги убивают это спасительное чувство. И тогда случается томительное душевное помрачение. Гармонический аккорд отзвучал, память о любимой исчезла, душа поэта «вкушает хладный сон». Вторая часть, самая драматическая, продолжает наметившееся в первой затухание возвышенных чувств вплоть до наступления пугающей, немой тишины:

Шли годы.
Бурь порыв мятежный
Рассеял прежние мечты,
И я забыл твой голос нежный,
Твои небесные черты.
В глуши, во мраке заточенья
Тянулись тихо дни мои
Без божества, без вдохновенья,
Без слез, без жизни, без любви.

Реальное биографическое время здесь присутствует: порыв мятежный южной ссылки, михайловское тихое заточение. Но заметим, что и здесь оно поставлено в прямую зависимость от душевного состояния поэта, теряющего связь с «чудным мгновеньем», с «гением чистой красоты». Обратим внимание на строгую симметричность в движении чувства и в первой, и во второй части. И там и тут — от кульминации — к спаду: в первой — чудо встречи и постепенно гаснущая память о нем, во второй — взрыв мятежных бурь, разрушивших душевную гармонию,— и постепенное отмирание живых сердечных движений.

Третья часть — как пробуждение от мучительного сна — построена иначе: движение в ней идет не от кульминации к спаду, а от пробуждения к нарастанию душевного подъема, стремительно восстанавливающего все утраченное и достигающего в финале ликующего, мажорного торжества:

Душе настало пробужденье:
И вот опять явилась ты,
Как мимолетное виденье,
Как гений чистой красоты.
И сердце бьется в упоенье,
И для него воскресли вновь
И божество, и вдохновенье,
И жизнь, и слезы, и любовь.

<…..>