Буря в Море Спокойствия

«Небесная пушка» прицеливалась. Необходимые трамплины для прыжка смертоносного потока «М» в нужное место Земли находились в эту ночь на поверхности лунной пустыни, называемой астрономами Морем Спокойствия. Расчёты указали нужное сочетание плоскостей на хорошо изученной лунной поверхности с тремя движениями – Земли, Луны и пушки. Отброшенный Луной на Землю поток «М» должен был поразить далёкий город с живущими в нём людьми, гражданами мирной Советской страны.

Привычная для владельцев замка обстановка сегодня была особенно напряжённой. Головы всех участников были снабжены приспособлениями, защищающими уши. Хаггер и Макнилл управляли «небесной пушкой». Трое руководителей концерна смотрели на экран. Сегодня телескоп работал без помощи «Люкса» и они видели искривлённые, острые тусклые камни. Близилась секунда, когда взаимное положение Земли, пушки и Луны даст возможность послать «М» в цель. И вот время пришло.

Последовательно отдавая приказы клавишами, убийцы вызвали «М», и он ринулся. Пушка начала едва ощутимо вибрировать. Массы самого тяжёлого на Земле вещества неотвратимо проходили через трубы и подхватывались нарастающими магнитными полями. Атомы растворялись, становились тем, что мы называем энергией, пронизывающей пространство.

Вибрация «небесной пушки» всё увеличивалась. Камни на экране начали метаться. Казалось, что Луна тряслась и что крупная зыбь поднялась на Море Спокойствия.

Находившиеся около пушки испытывали ощущение дальнего звона тысяч колоколов. Раздирающий звук ввинчивался в кости и проникал в уши, преодолевая защиту. Все невольно широко открыли рты. Волосы встали дыбом, и в них с треском проскакивали искры. Токи пронизывали тела, и одежда сделалась твёрдой.

Но каждый испытывал прилив небывалой силы. Они летели вверх, – туда, к этим недоступным скалам, не знающим человека. А от них – вниз, раскрыв хищный клюв, растопырив кривые когти коршуна, вниз – на добычу! На свежую добычу! Впиться в тело, только что бывшее живым, и насладиться властью!

Теперь вибрация пушки была настолько частой, что на экране был виден только дрожащий, неразличимый туман.

Хотя никто не мог его слышать, но Хаггер кричал: «Всё, всё! Всех, всех!» – В его руках была коса, и он, косец смерти, косил и косил! Сто тысяч голов в секунду. Нет, ошибки быть не могло. Ведь мощность потока «М» была увеличена во много раз.

Шла уже третья минута. Четвёртая. Кто-то упал, не выдержав напряжения. Никто этого не заметил…

В конце пятой минуты вибрация «небесной пушки» прекратилась. И колокола умолкли. Сами собой! Нападение было окончено. Атака захлебнулась.

Но хищники, сидевшие около пушки, не могли этого понять. Тишина, наступившая здесь, пришла для машин вне воли их владельцев, так как у этих убийц уже не было ни воли, ни жизни. На экране ходили высокие волны. Море Спокойствия стало Морем Бури, но они не могли этого увидеть.

Потом пришла смерть и для материи. Сначала стали сжиматься металлы. Твёрдые вещества уплотнялись, как газ под давлением. Разрываясь на тысячи частей, «небесная пушка» разваливалась тяжёлыми кусками. Уменьшался, рассыпался, исчезал стальной каркас, опора каменного черепа.

Куски пушки, упавшие во дворе замка, делались всё меньше и меньше, всё тяжелее и тяжелее. Они уже продавливали камень и погружались в него, как в трясину. За умирающим металлом пришла очередь камня. Череп подземного завода прорезали трещины. Не удерживаемые стальным каркасом, каменные кости стали падать в хаос металла. Потом произошёл стремительный обвал. А вещество продолжало уменьшаться в объёме. Пустой возвышенности, на которой стоял старый Рейнский замок, больше не было. И по земле к Рейну побежала глубокая расселина.

Мы живём в такую эпоху, когда действие и образы опережают слова. Подумайте, ведь стрела – это кусок оперённого дерева с железным остриём, оружие давно прошедших лет и детская игрушка нашего времени. Но от слова «стрела» произошло современное понятие – выстрел. И вот мы называем выстрелом выбрасывание многотонного снаряда из двадцатиметрового ствола орудия силой сложнейших взрывчатых веществ, – силой, потрясающей тридцать тысяч тонн стального боевого корабля!

Мы называем птицей лётчика. Но ведь между ним и медленной птицей меньше сходства, чем между автомобилем и телегой.

Архимед просил дать ему точку опоры, обещая поднять Землю. Какой красноречивый образ нашёл древний математик и механик для теоретически беспредельной силы рычага! Но как он ощущал это произведение силы на плечо, как осознавал момент космического усилия, выбивающего из орбиты планету! Какими словами выражал!

На заре современной науки средневековые алхимики писали на титульных листах своих книг: «de omni re scibili et quibusdam alliis», что значило: «о всём, доступном познанию, и о некоторых других вещах». Алхимики называли соединение элементов «брачным союзом», внося скромный образ быта в практику своих лабораторий. Они присутствовали при «браке Меркурия и Луны», как называлась ими ртутная амальгама серебра. Алхимики искали образы в древней мифологии греков, награждали металлы и минералы именами планет и богов, порой только пряча свою слабость под набором искажённых латинских слов.

Мы же научились иначе изображать жизнь вещества и энергии. Передо мной довольно распространённая научная книга. Её страницы заполнены рядами цифр и букв, латинских и греческих. Как много выражают эти цифры и буквы с помощью знаков математических действий: здесь даны не только объяснения работы, здесь решены задачи управления веществом и энергией. И каждый знак больше, чем слово, – он понятие.

А слов в книге мало. Слова служат только дополнением. Изредка они прерывают длинные ряды формул. Вот мы находим:

«Этой формулой и выражается связь между количеством М пара и температурой Т при изменении состояния смеси. Чтобы вычислить работу, подставим М в последнее уравнение».

Вновь следуют страницы формул, изредка прерываемые словом:

«Итак:»

А вот встречаем:

«Но Форрингтон предложил принимать постоянное значение для плотности. При этом получим:»

И новый ряд цифр оканчивается выводом:

«Отсюда видна ошибка Форрингтона».

Эта книга недавно издана моими друзьями Михаилом Андреевичем Степановым и Алексеем Фёдоровичем. Авторы дали в ней с большой точностью сложные воздействия тепловой энергии в промышленных установках и новые способы управления.

Хотя Фёдор Александрович был уже здоров, но я не хотел его беспокоить. Я встретился с молодыми. Мы довольно долго беседовали втроём в Малой аудитории Экспериментального Корпуса Института Энергии. Михаил Андреевич и Алексей Фёдорович поделились со мной происходившим в те памятные дни в районах горного хребта и на Красноставской Энергетической Станции Особого Назначения.

Кончался короткий зимний день. В сумерках уже стали голубыми большие окна аудитории и снег в глубине двора. Мы не включали лампы. Лунные лучи вошли к нам. По залу передвигались медленные тени. Я смотрел на Луну. Михаил Андреевич тихо сказал:

– Они тогда должны были во много раз увеличить свою мощность. Мы на Красноставской сразу это поняли…

Воспоминания перенесли меня в недалёкое прошлое. В сентябре я проезжал по Германии и ночевал в городе вблизи от Рейна. Я уже собирался лечь спать, когда почувствовал толчок, так хорошо мне знакомый по моим путешествиям в сейсмических районах Азии. Я вышел на улицу.

Луна ярко освещала прямую асфальтированную дорогу и две аккуратные линии белых домиков по её сторонам. Толчок повторился. Был слышен характерный подземный гул. Из домов выбежали люди. Страшно кричала женщина:

– Война! Это война!

Толчки следовали один за другим. Подземный гул усиливался.

Лысый старик в чёрной сутане вопил, указывая на Луну:

– Было написано: будут знамения на небе и на земле! Смотрите! Трепещите, бойтесь гнева божия! На колени, грешники! Кайтесь, безбожники! Господь покарает вас за смуты, гордость, непокорство! Молитесь!

Кто-то яростно закричал в ответ:

– Молчи, чёрный ворон, или я проломлю тебе голову! Это провалилось проклятое логовище жёлтого Дьявола! Смотрите туда!

Исступлённый монах смолк. Все мы, повинуясь силе убеждения, звучавшего в голосе человека, смотрели на Запад. Ещё вчера я издали любовался великолепным замком, прекрасным творением суровой готики. Он был изумительно красив на горизонте в лучах заходящего солнца. Он был далеко. Но с такой поразительной силой светила луна, что я видел разрыв в цепи возвышенностей. Замка же не было. И мы все слышали отдалённый грохот водопада.

* * *

Голос Михаила Андреевича вернул меня в Малую аудиторию Экспериментального Корпуса. Молодой учёный говорил:

– Ведь выбрасываемая ими энергия должна была встретить и в пространстве и на лунной поверхности наш «щит». И началось необычайно бурное преобразование этого агрессивного потока. По свойству или, если хотите, по закону контакта с источником, что мы считаем характерным для избранных ими способов использования ядерной энергии, некоторая часть энергии как бы вернулась к своему источнику. Там начало происходить массовое изменение зарядов в системе тел, вращающихся вокруг ядер атомов. Возникла цепная ядерная реакция. Изменение структуры атомов вызвало чрезвычайное уплотнение вещества.

– Мы не знали, откуда они действуют, для нашего «щита» это не имеет значения, – сказал Алексей Фёдорович, – мы поняли, где они находились, когда стали поступать сообщения о катастрофе в долине Рейна!

– Но скажите, друзья мои, что же вы думаете обо всём этом? – спросил я.

Михаил Андреевич встал. Я видел, как он пожал плечами:

– Я, вернее сказать, мы считаем, что в их расчётах было немало ошибок. Некоторые из нас сомневаются и в том, чтобы эффект воздействия на Землю путём использования Луны как промежуточного поля был бы достаточно сокрушителен. Хотя до сих пор у нас мнения по этому вопросу расходятся, откровенно говоря. Главное же здесь в другом: они пошли но пути увеличения количества плотности! Вот в чём дело. Старая дорога. Эти люди не были вооружены, как мы, материалистической диалектикой. Решали они механистически, грубо увеличивали количество.

– Качественной стороной явления они пренебрегли. Наш «щит» построен на законе равенства действия и противодействия, который был также ими недостаточно учтён.

Михаил Андреевич подошёл ко мне:

– Вы помните первые три года после конца Великой Отечественной войны? Атомный террор и так далее? А? Ну вот, теперь вы улыбаетесь!

– Наш «щит» замечательно себя вёл! Как вы находите? – спросил меня Алексей Фёдорович, – а вы знаете, о чём здесь сейчас кое-кто подумывает? Воздействовать на нашего спутника! Так сказать, разбудить Луну! Пробудить её энергию! А?

Этот вопрос был обращён к Степанову. Михаил Андреевич покачал головой:

– Да, меня порой занимает эта мысль. Но что это может дать людям? Сейчас мы заняты другим… Конечно, подобная проблема напрашивается и, через какое-то время…

Наш разговор прервал звонок телефона. Алексей Фёдорович поднял трубку:

– Да, это я, Верочка… Да… Я скоро вернусь… Ты хорошо себя чувствуешь?

Мы вышли вместе и простились на улице. Крепко морозило. Неугомонный город играл под ночную сурдинку свою неумолкающую симфонию. С дальнего вокзала донёсся настойчивый крик паровоза, требующего путь.

В ночь гибели замка на Рейне все астрономические обсерватории восточного полушария прекратили обычные наблюдения и направили свои телескопы на Луну. Там, в Море Спокойствия, происходили необычайные явления.

Каменная пустыня стала действительно морем. По нему ходили высокие волны, поднимались смерчи, сталкивались, падали, вновь вставали.

Буря распространялась. Она поднялась на окружавшие Море Спокойствия горы, закрыла их, перевалила через лунные хребты и охватила соседние пустыни, носившие названия морей Кризисов, Ясности и Плодородия.

Невиданный и непонятный ураган бушевал на почти четвёртой части лунной поверхности, обращённой к Земле.

Астрономы спорили у телескопов. На тысячах фотографий они спешили увековечить происходящее. Кое-где на обсерваториях началась паника.

На четвёртой минуте смерчи слились воедино. Над волнами стал вытягиваться чудовищный конус. Он поднялся на колоссальную высоту и стоял, колеблясь, одетый белым сиянием, около трёх минут. Явление было ясно видно и невооружённым глазом. На восьмой минуте конус стал оседать и через двенадцать минут и семь секунд, считая от начала, буря на Луне прекратилась.

В ближайшие трое суток Земля получала могучие радиоволны, прервавшие нормальную связь. Теллурические токи препятствовали связи и по проводам. Магнитные бури затихли только в конце третьего месяца.

После бури орбита Луны несколько увеличилась. Минимальное расстояние от Земли до её спутника теперь составляет триста шестьдесят три тысячи километров, а максимальное равно четырёмстам шестнадцати тысячам километров. Земной спутник повернулся на пять градусов и пятнадцать секунд в отношении своей оси. Ныне спектральный анализ говорит о том, что на Луне появилась разреженная смесь кислорода и азота, окружающая нашего спутника подобием земной атмосферы.

Подвергшиеся урагану места лунной поверхности изменили свои очертания. Горные хребты, разделявшие пустыни, названные земными астрономами морями, рассыпались. Четыре лунных моря слились. Поверхность нового моря была изборождена высокими, застывшими волнами. Земные астрономы исправили лунные карты и назвали новую громадную пустыню Морем Сентябрьской бури.

Многим из тех, кто наблюдал Великий Лунный Ураган, – так астрономы назвали сентябрьскую бурю, – в причудливых волнах мерещились бесчисленные воины, мечущиеся и поражающие один другого в смертном бою.

В ту же ночь Рейн на один час и двадцать минут обмелел в своём нижнем течении. Русло реки обнажилось. Рыбы наполняли ямы и зарывались в ил в поисках спасения. Пароходы, буксиры, катера, баржи и лодки лежали на боку на внезапно обсохшем дне реки и ждали. Они должны были ждать, пока Рейн не наполнит глубокую пропасть, похоронившую возвышенность, где ещё вчера стоял так прочно, так непоколебимо один из самых красивых рыцарских замков, сохранившихся в Западной Европе с глухих времён средних веков.

ЭПИЛОГ

В числе других в вечер дня покушения был в Старом Корпусе Института Энергии молодой человек, начинающий скульптор, брат одного из преподавателей Института.

Глубоко потрясённый юноша слушал повесть, прочитанную по записям, начинавшимся на полу у телефонного аппарата в кабинете Фёдора Александровича. Простые, понятные знаки продолжали рассказ о человеке до верхних ступеней остатков широкой каменной лестницы, спускающейся в актовый зал.

Тело человека, написавшего своей кровью эту правдивую повесть, лежало в гробу. Но голова была закрыта. Нельзя было видеть того, что было в жизни лицом простого русского человека, Степана Семёновича, одного из технических служителей Института.

Молодой человек слышал, как между собой беседовали врачи. Кто-то сказал:

– Если бы я не видел своими глазами, я не поверил бы! Ведь он не мог даже дышать!

Врачи говорили о раздроблённом позвоночнике, об уничтоженной нижней челюсти, о разбитой гортани и о других, необходимых для жизни органах человеческого тела. Многоопытный советский хирург, Семён Вениаминович, ответил своему коллеге:

– Мы иногда многого не знаем о пределах человеческой воли. Но мне доводилось быть свидетелем подобного…

И доктор Минько, точным языком специалиста, стал рассказывать о некоторых своих наблюдениях из опыта Великой Отечественной войны. Он вспоминал о бойцах, о солдатах, которые, будучи с точки зрения науки мёртвыми, ещё сражались, переходя за предел смерти.

Когда Семён Вениаминович умолк, заговорил Степанов:

– Да… если бы покойный не сделал этого, погиб бы Фёдор Александрович… И атомный пожар не удалось бы так быстро прервать, так как распад вещества начался бы в менее доступном месте. Покойный выбросил атомную бомбу в актовый зал… Он сумел вмешаться в действия врага и нарушил развитие его плана. Также и в этом его подвиг!

Молодому человеку посчастливилось. Он достал фотографию человека, о котором говорили.

Начинающий скульптор пришёл ночью в пустую мастерскую и долго подготовлял глину, думая о человеке – погибшем, но победившем Смерть.

Забыв о времени, забыв о себе, художник сминал всю ночь послушную массу, боролся с ней, искал… слёзы текли по его лицу, но он не замечал их.

* * *

Скульптор не заметил и рассвета, но когда взошло солнце и осветило глину, на него уже смотрел образ героя – Степана Семёновича.

Тогда он написал на глине тонкой скульптурной лопаточкой несколько слов:

– Оружье слабого – бежать

И спрятаться скорей,

И торопиться забывать

О гибели друзей.

– Оружье сильного – любить,

Любить, не забывать,

Из рук застывших ношу взять

И на плечи поднять.

Обычай слабого – забыть,

Чтоб не мешали жить

Те, кто остался позади,

Чей жребий – трупом быть.

Обычай сильного – искать

В наследьи павших подтвержденье

Их дел, стремлений, убеждений,

Их мысли чаще повторять

И быть таким, чтоб их служенье

Во имя Жизни – утверждать.

* * *

Войдите в актовый зал Института Энергии. Наверху широкой каменной лестницы стоит бронзовая фигура Степана Семёновича. Он внимательно и строго смотрит на вас. На постаменте вы прочтёте две даты – день рождения и день смерти. А под ними слова:

…И быть таким, чтоб их служенье

Во имя Жизни – утверждать!

Бронзовая фигура героя – первая работа того самого скульптора, которого вы, конечно, знаете. Его произведения пользуются у нас заслуженной любовью, о нём говорят, что он понимает душу народа.

В доме с мезонином есть бюст Степана Семёновича работы того же скульптора. Мягкий белый мрамор нежнее звонкой плавленой бронзы, и здесь лицо кажется очень добрым. Фёдор Александрович смотрит на него и говорит:

– Я знал его таким!

* * *

Вы спрашиваете, а что же дальше? Я зам отвечу: – Дальше другие истории… А сейчас я слышу мерную поступь стальных легионов труда на мирных путях. Все наши друзья – в их рядах! Они идут на указанных им народом местах. Их поступь сильна и тверда. И они никогда не устанут, потому что идут в ногу с народом.

Пойдёмте с ними!

[1] Лоция – детальное описание берегов, островов, течений, глубин, ветров, маяков и прочих особенностей того или иного участка морского пути. Непременное пособие для кораблевождения.

[2]Старинный девиз: Стыд тому, кто плохо об этом подумает.