2015-10-22
282
личие лишь в степени, и у меня нет желания доказывать, так сказать, путем
трансцендентальной дедукции, что должны существовать действительно
сплошные линии. Ничуть не в большей мере я хотел бы доказывать, что долж-
ны существовать непрерывные события, если мы располагаем их начальные и
конечные точки достаточно близко на шкале времени. Для меня гораздо важ-
нее, что должны существовать дискретные события в том смысле, который
предполагается в истории книги а. По существу, различие, которое я хотел бы
ввести, это различие между проектом и последовательными событиями, кото-
рые считаются членами множества действий, выделяемого соответствующим
глаголом проекта. Говоря кратко, если Bi и В: принадлежат к множеству, выде-
ляемому глаголом «делать /?», и если Bi совершается в момент времени t\,z.B-
— в момент времени /j плюс дельта t и никакие другие действия, принадлежа-
щие к данному множеству, не происходят в интервале между Bi и В-, то совер-
шение R будет дискретным событием, a Bin В- — непрерывными событиями
относительно совершения R. События, которые являются дискретными в этом
смысле, я буду называть временными структурами.
Проекты, подобные написанию книги или ухаживанию за вдовой, отно-
сятся к наиболее простым разновидностям временных структур. Некоторые
проекты, например, предполагают участие многих людей. Совершая некото-
рое насилие над обычным словоупотреблением, мы можем сказать о бесчис-
ленном множестве французов, что они занимались революционизированием
Франции в период около 1789 г. Используемый за неимением лучшего глагол
проекта «революционизировать Францию» не является, конечно, истинным от-
носительно каждого человека во Франции в этот период времени, но является
истинным относительно некоторых людей за пределами Франции. И каждый
из тех, относительно кого этот предикат истинен, вовсе не участвовал в рево-
люции в каждый момент времени в течение этого периода. Так что не все, что
происходило тогда во Франции, охватывается множеством, выделяемым дан-
ным глаголом проекта; иными словами, этот проект осуществлялся прерывис-
то на территории Франции в XVIII веке. Какие именно происшествия на дан-
ной территории и в данный период времени должны считаться частью времен-
ной структуры, обозначенной термином «Великая французская революция»,
напрямую зависит от наших критериев оценки значимости. Без сомнения, не-
162 Артур Данто. Аналитическая философия истории
которые критерии принимаются всеми, так что в отношении определенных
событий разногласий не возникает. Но пока существует расхождение в отно-
шении критериев, оппоненты будут отбирать разные события и по-разному
выстраивать временную структуру, и, конечно же, наши критерии будут ме-
няться в свете новых открытий в области социологии и психологии. Возмож-
но, прошлое и не изменяется, но изменяется наш способ его организации. Вер-
немся к нашей метафоре о составлении карт из раздела II: в некотором смысле
территории (читай: временные структуры), которые историк пытается нанес-
ти на карту, изменяются. Они изменяются вместе с нашими критериями, а наши
критерии, по меньшей мере, всегда будут оставаться гибкими, как мы видели в
случае строительства корабля.
Любой термин, который имеет смысл считать значением переменной х в
выражении «история х», обозначает временную структуру. Наши критерии для
идентификации а, где а является значением х, определяют, какие события будут
упомянуты в нашей истории. Если у нас нет критериев для установления, какие
события имеют отношение к делу, а какие — нет, мы просто вообще не в состо-
янии писать историю 21. Временные структуры, конечно же, в какой-то мере
применяются ad hoc *. Одно и то же событие может быть составной частью в
неограниченном количестве разных временных структур: событие Е вместе с
любым количеством событий, в ином отношении ничем не связанных, может
составлять отдельные временные целостности. Наше описание Е может, соот-
ветственно, варьировать в зависимости от объединения его с разными совокуп-
ностями событий в разных временных структурах. Так что описать Е при помо-
щи нарративного предложения, соотнеся его с более поздним событием Ё', оз-
начает поместить оба события Е и Е' в одну и ту же временную структуру. Но а
priori нельзя ввести никаких ограничений на количество нарративных предло-
жений, каждое из которых будет давать истинное описание Е, и, следовательно,
нельзя ввести никаких ограничений на количество разных временных структур,
в которые историк помещает Е, организуя прошлое.
Тем не менее, как разные контексты определяют, какое из неограниченного
числа возможных описаний объекта является подходящим для данного случая,
так и конкретная временная структура, представляющая интерес для историка,
зачастую определяет, какое из описаний данного события является правильным.
Я выдвинул положение, что конкретное происшествие или событие приобрета-
ют историческое значение благодаря своей связи с другим происшествием или
событием, которое по какой-то причине представляет для нас особенный инте-
рес или которому мы приписываем некоторую важность. Нарративные предло-
жения, таким образом, зачастую используются для оправдания упоминания в по-
вествовании некоторого происшествия или события, значение которого в ином
случае было бы непонятно читателю. Автор романа, например, может прервать
свое повествование и дать пояснение некоторому обстоятельству, к которому он
* Специально для данной цели (лат.). — Прим. перев.
Глава VIII. Нарративные предложения 163
хочет привлечь наше внимание. Например, «Смит и не подозревал о том, что его
невинная шутка обернется смертью епископа». Тем самым автор забегает вперед,
ссылаясь на тот конкретный эпизод, благодаря которому кажущееся заурядным
более раннее событие приобретает свое значение. Историки также часто прибега-
ют к этому приему. Почему в истории Крымской войны * мы удостаиваем капита-
на Нолэна особого упоминания, тогда как о многих солдатах не говорится ни сло-
ва? Потому что, когда капитан Нолэн прибыл с приказом в штаб лорда Раглана,
«это был роковой момент» 22. «Этому офицеру, смелому, блестящему, преданно-
му, предназначено было судьбой стать орудием, которое направило легкую кава-
лерию на верную смерть» 23.
Такие слова, как «роковой», «предназначенный судьбой», «гибельный» при-
званы подчеркнуть значение событий, и это существенный момент при организа-
ции прошлого историком. «Атака легкой кавалерии» была примером безумной
славы, потрясающей воображение людей: она была вполне достойным предме-
том даже для поэтического освещения **. Если бы этой атаки не было или если бы
она была вполне обычной и ее не окружал ореол славы, интерес историка никогда
бы не коснулся капитана Нолэна или представил бы его в другом свете, например
в какой-нибудь другой временной структуре, скажем истории кавалерии.
Примеров такой имеющей «обратную силу» переорганизации прошлого можно
привести множество. Любое новое открытие в философии может, например, зас-
тавить по-иному взглянуть на всю историю философии. В более ранних филосо-
фах начинают видеть предшественников этого открытия, однако, по иронии судь-
бы, люди могут принизить оригинальность идей автора открытия, который при-
влек внимание к тем аспектам в высказываниях прежних философов, которые иначе
оставались бы незамеченными. Кант с горечью говорил об этом 24. Недавно мы
были свидетелями подобной переоценки творчества К. Моне в результате дея-
тельности Нью-Йоркской школы абстрактных экспрессионистов. Можно устано-
вить, что Моне не повлиял ни на одного представителя Нью-Йоркской школы, но
поскольку эти художники начали писать в особой манере, Моне в его поздних
полотнах стал их предшественником. «Если бы, — писал Бергсон, — не было
Руссо, Шатобриана, де Виньи, Виктора Гюго, мы не только не смогли бы заметить
романтизм в классических произведениях прошлого, но его действительно там и
не было бы», поскольку
«этот романтизм классических авторов актуализировался только при рас-
крытии определенных аспектов их произведений. Но это decoupure '
* Имеется в виду один из драматических моментов битвы за Севастополь 13 октября 1854 года,
когда в результате безнадежной, но невероятно смелой атаки под Балаклавой, погибла
большая часть британской легкой кавалерии. Приказ об атаке привез капитан Нолэн. —
Прим. перев.
* Этому событию посвящено множество литературных произведений, в частности, извест-
ное стихотворение А.Теннисона. — Прим. перев.
*** Открытие (франц.). — Прим. перев
164 Артур Данто. Аналитическая философия истории
его специфической форме не существовало в классической литературе
до появления романтизма точно так же, как прихотливый узор не суще-
ствует в проплывающем мимо облаке, пока его не увидит художник, сво-
им воображением преобразующий бесформенную массу» 25.
Это, конечно, звучит экстравагантно. Я бы, скорее, сказал, что элемен-
ты романтизма присутствовали в классической литературе, ожидая своего
открытия. Но для такого открытия нам необходимы понятие романтизма и
критерии определения романтического. Но понятие романтизма естествен-
но не существовало в период расцвета классической литературы. В скобках
заметим, что какие бы элементы в работах классических авторов ни подво-
дились под понятие романтизма, они, без сомнения, были включены в эти
произведения намеренно. Но о'ни не были включены намеренно в качестве
«романтических элементов», поскольку авторы не имели в своем распоря-
жении этого понятия. Это служит важным ограничением при использова-
нии понятия Verstehen *. В намерения Аристарха не входило предвосхитить
открытие Коперника, равно как в намерения Петрарки не входило поло-
жить начало эпохе Возрождения. Чтобы дать подобные описания, необхо-
димы понятия, которые станут доступными только в более позднее время.
Из этого следует, что, даже обладая доступом к сознанию людей, действия
которых он описывает, Идеальный хронист не способен оценить значение
этих действий.
Чтобы понимать историческое значение событий в тот момент, когда они
происходят, необходимо знать, с какими более поздними событиями их свяжут
историки будущего в своих нарративных предложениях. Так что недостаточно
одной способности предсказывать события будущего, необходимо знать, ка-
кие будущие события окажутся относящимися к делу, для этого требуется пред-
сказать интересы историков будущего. Теперь я хотел бы обратиться к вопро-
су о предсказании событий. Однако мимоходом замечу, что если Идеальный
хронист должен будет предсказывать, то образцом для него послужат сочине-
ния обычных историков, а не наоборот, как мы полагали ранее.
Мы не можем назвать предложение 5 предсказанием просто потому, что оно
стоит в определенной форме времени, поскольку некоторые предложения могут
быть предсказаниями и стоять в прошедшем времени, хотя это для них нетипич-
но. Так, «Аристарх предвосхитил открытие Коперника» является предсказани-
ем в любой момент времени с 270 г. до н.э. по 1453 г. н.э 26Не зависит отнесение
S к предсказаниям и от намерения человека, высказывающего его, поскольку
человек может ошибиться в датах; соревнование, результаты которого он пыта-
ется предсказать, возможно, уже состоялось и победитель определился к тому
времени, когда он формулирует S 27. Я сформулирую не определение, но только
* Понимание (нем.). — Прим. перев.
Глава VIII. Нарративные предложения 165
необходимое условие для предложения предсказания: S является предсказанием,
если S ссылается на событие Е и Е не происходит ни раньше, ни одновременно
с высказыванием предложения S 28.
Тогда нарративное предложение, содержащее ссылку на упорядоченную
относительно времени пару событий £, и Е2, будет предсказанием при его ис-
пользовании Идеальным хронистом, поскольку он записывает это предложение,
когда происходит Е^ (напомню, что в нарративном предложении описы-
вается более раннее из двух событий), а стало быть, раньше по времени, чем
Е2. Более того, чтобы Идеальная хроника оставалась окончательной, эти
предсказания должны быть верными. Однако это существенно меняет задачу
Идеального хрониста. Поскольку два события, о которых говорится в нар-
ративном предложении, принадлежат к одной временной структуре, Идеаль-
ный хронист должен точно так же структурировать будущее, как будущие
историки будут структурировать прошлое. Поскольку Идеальная хроника
должна быть полной, все нарративные предложения, истинные относитель-
но Е,, должны быть записаны сразу, и соответственно Идеальный хронист,
должен «заложить» все временные структуры, в которые будет помещено
событие Е\. В результате в Идеальной хронике история будет написана до
того, как она произошла. Так что если мы теперь позволим фрагментам
Идеальной хроники попасть в руки историков, последние узнают из них
намного больше, чем что произошло и как произошло. Они узнают, что
произойдет (если события, описанием которых они располагают, как-то
связаны с будущими событиями). Но тем самым мы нарушаем ассиметрию
в нашем представлении о прошлом и будущем: прошлое и будущее теперь
равны в отношении определенности. Это аналитика. Истинность р логи-
чески вытекает из истинности высказывания «я верно предсказывает, и то
р», а каждое предсказание Идеального Хрониста верно по определению.
Таким образом, это все меняет. В частности, изменяются познаватель-
ные возможности Идеального хрониста. Прежде он был посвящен в гораз-
до большее количество подробностей, нежели это доступно человеку, одна-
ко его способ познания представлял собой простое расширение обычной
познавательной ситуации: он наблюдал события, о которых писал. Но не-
возможно наблюдать будущие события, не изменив значение слова «наблю-
дать». Как тогда он может знать о будущем? Остаются ли действия Иде-
ального хрониста по-прежнему доступными нашему пониманию? Обратимся
сначала к более обычным для человека ситуациям, в которых делаются пред-
сказания, а затем вновь вернемся к данным вопросам.
Когда в момент времени?(человек предсказывает, что событие Е произой-
дет в момент времени (2, мы всегда можем спросить, откуда он знает или поче-
му он думает, что Е произойдет в момент времени t>- Таким образом, мы про-
сим представить подтверждающие данные, и наше доверие к предсказанию
будет зависеть от нашей оценки этих данных. Пусть предсказание будет та-
166 Артур Данто. Аналитическая философия истории
ким: «В момент времени?2 пойдет дождь». В данном случае подтверждающие
данные могут включать все от приступа ревматизма и просто предчувствия,
грозовых облаков и поведения птиц до результатов экспериментов в камере
Вильсона, рентгеновских лучей, электронной дифракции и тому подобного.
Или же это может быть прогноз погоды, опубликованный в газете. В любом
случае эти подтверждающие данные будут приняты, только если можно
ответить на вопрос, почему они считаются основанием для веры в то, что в
момент времени t2 пойдет дождь. Ответы могут варьироваться от простого
индуктивного обобщения до новейших метеорологических теорий. Короче
говоря, для предсказания нам нужно некоторое событие и то или иное законо-
подобное предложение, которое позволит нам на основе этого события сде-
лать заключение о том, что произойдет в будущем. Сейчас меня не интересует
вопрос, являются ли какие-то данные плохим или хорошим подтверждением,
меня интересует только наиболее общее требование, которому они должны
удовлетворять, чтобы вообще быть подтверждающими данными, а именно:
какие бы данные ни приводились в подтверждение, они должны быть доступ-
ны в тот момент, когда делается предсказание. Если учесть нашу характерис-
тику предсказания, то это требование точно исключает одну вещь: само пред-
сказываемое событие. Любое утверждение о том, что Е произойдет, высказы-
ваемое, когда Е уже произошло, будет автоматически ложным в силу того, что
оно искажает временное отношение между моментом, когда его высказывают,
и событием Е. Следовательно, если Е предлагается в подтверждение предска-
зания о нем самом, то это предсказание становится ложным.
Итак, в момент времени /2 мы располагаем информацией, которая в прин-
ципе недоступна человеку, предсказавшему, что произойдет в момент времени
*2. Точнее говоря, теперь мы имеем возможность знать, было ли его предска-
зание верным или нет. Если нас спросить, откуда мы знаем, что идет дождь,
мы в принципе можем предъявить подтверждающие данные, которые даже
самый совершенный прогноз погоды не мог бы предоставить раньше: мы мо-
жем указать на идущий дождь. Если нарративное предложение ссылается на
два разделенные во времени события и является предсказанием до тех пор,
пока не произойдет более позднее событие, то, видимо, после этого события
историки могут приводить в подтверждение указанного нарративного предло-
жения данные, которые в принципе были недоступны до того, как это событие
произошло: они могут ссылаться на само событие. Таким образом, они имеют
возможность знать, истинно ли данное нарративное предложение, чего не мог
знать никто до того, как это событие произошло. Было ли оно истинным рань-
ше — на этот вопрос я отвечу в следующей главе. Сейчас меня интересует
только эпистемологическая сторона вопроса.
Но если мы действительно проводим эпистемологический анализ, мы заш-
ли слишком далеко. Предположим, что в момент времени /} предсказывается,
что событие Е произойдет в момент времени?2. Тогда в момент времени <2 кто-
Глава VIII. Нарративные предложения 167
то действительно будет располагать информацией, недоступной в момент време-
ни / j, а именно самим событием, если предсказание окажется верным. Предполо-
жительно, этот человек является свидетелем самого события Е, тогда как в мо-
мент времени tl можно наблюдать только признаки Е. Но тогда свидетелем Е
можно быть только в момент времени <2: в момент времени t^ уже слишком по-
здно, как, впрочем, и в любой момент tn (где и > 3). Начиная с момента времени <3,
мы находимся примерно в том же положении, что и тот, кто сделал предсказание в
момент времени t\: подобно ему мы можем наблюдать только признаки события
Е, происшедшего в момент времени t2. В каком-то смысле мы находимся в менее
выгодном положении. Предсказатель может по крайней мере надеяться стать сви-
детелем события, которое он предсказывает. Тогда как наши собственные аргу-
менты систематически опровергают предложения «Я буду свидетелем £», если Е
произошло раньше, чем это предложение было высказано. Предсказатель имеет
возможность стать свидетелем, и, таким образом, он может узнать, верно его
предсказание или нет. Но этого не может сделать тот, кто предсказывает задним
числом (retrodict).
Этот недостаток частично компенсируется тем, что тот, кто предсказывает
событие Е, и тот, кто предсказывает его задним числом, могут наблюдать различ-
ные классы признаков события Е. Возможно, мокрые улицы являются не более
надежным признаком того, что шел дождь, чем грозовые облака — признаком
того, что пойдет дождь, но экземпляры «De Revolutionibus Orbium Caelestium» *
будут, без сомнения, более надежным признаком того, что кто-то написал эту
книгу, чем любой признак (если таковой можно себе представить), говорящий о
том, что ее кто-то напишет. В любом случае тот, кто предсказывает событие зад-
ним числом, может располагать свидетельствами очевидца события, которые, учи-
тывая наше общее ограничение, совершенно исключены для обычного предска-
зателя. Истории событий пишутся после того, как эти события произошли, а не
до того.
Признавая, что наше ограничение исключает возможность того, что кто-то
скажет, будто он был свидетелем события и теперь ждет, когда оно произойдет;
признавая также, что мы сочли бы абсурдными слова человека о том, что его кни-
га опубликована, поэтому ему лучше приняться за дело и написать ее; так не сле-
дует ли нам сходным образом признать абсурдным заявление о том, что кто-то
написал историю событий, хотя эти события только должны еще произойти! По-
пробуем представить себе такой случай.
Предположим, мы находим книгу, озаглавленную «Сражение за о. Иводзи-
ма» **. Она описывает в мельчайших подробностях участников и ход этого сра-
* Латинское название выдающегося труда Коперника «Об обращении небесных сфер» (1543),
содержащего изложение гелиоцентрической системы мира. — Прим. перев.
** Имеется в виду ожесточенное сражение за остров Иводзима (в Тихом океане) между
морскими пехотинцами США и японскими войсками в 1945 г. Именно во время
этой операции была сделана знаменитая фотография морских пехотинцев, вод
168 Артур Данто. Аналитическая философия истории
жения: сообщается, кто был ранен и когда, кто был убит и при каких обстоятель-
ствах, а затем мы обнаруживаем, что эта книга была написана в 1815 г.! Несмотря
на это, она сообщает больше сведений, чем нам известно, хотя мы являемся, ска-
жем, лучшими экспертами по истории этого сражения. Используя эту книгу, мы
находим тех оставшихся в живых участников сражения, о которых нам раньше
было неизвестно. И их свидетельства всегда согласуются с этой странной нару-
шающей хронологию находкой, которая теперь становится бесценным руковод-
ством для исторического исследования, подобно карте, на которой указан путь к
сокровищам!
В конце концов, человек может сначала составить карту, ведущую к сокрови-
щам, а затем закопать их в соответствующем месте или велеть кому-то закопать их
там. Человек может сначала разработать программу и затем начать ее выполнять
или велеть кому-то выполнить ее.'Это примеры «исправления фактов» 29. Почему
же тогда мы не можем написать историю прежде, чем произойдут события, о ко-
торых мы пишем? Кто-то мог бы сказать, что это нельзя назвать историей, что
история по определению относится к прошлому и что, соответственно, говорить,
будто история событий 1945 г. может быть написана в 1815 г., означает нарушать
правила словоупотребления. Я не хочу уйти от решения вопроса таким образом.
Пусть это не называется «историей». Но предположим, мы обнаружили, что книга
была написана в 1815 г., только после того, как приняли эту книгу за точное и
окончательное описание сражения за о. Иводзима. Я нахожу слабое утешение в
том, что мы не можем больше называть это историей. Именно возможность суще-
ствования такой книги, как бы ее ни называли, приводит меня в замешательство.
Маленький ребенок в своем лепете может случайно произнести ряд звуков,
которые окажутся доказательством теоремы Ферма. Назовите это совпадением:
один ряд звуков может быть равновероятным с любым другим рядом. Или со-
чтите ребенка оракулом и пригласите математиков, чтобы они внимательно выс-
лушали его лепет. Любое действие считается разумным в данном случае. Но пред-
положим, что наша странная рукопись обнаружена в стопке бумаг, составляю-
щих литературное наследие писателя XIX в., и вместе с ней найдены письма.
Среди прочего в них часто встречаются фразы: «Я с головой ушел в работу над
книгой об Иводзиме. Работа продвигается медленно...». Достаточное количе-
ство подобной сопутствующей документации убедит нас в том, что книга явля-
ется результатом сознательного человеческого замысла. Мы видим, что некото-
рые фразы зачеркнуты, и их заменяет правка, которая содержит точные факти-
ческие сведения, и все это написано архаичным почерком XIX в. Каждый ска-
жет: рукопись подделана. Однако если бы мы нашли среди бумаг Ньютона карту
небесного свода на 1960 г., проверили ее и убедились, что она совершенно вер-
ружающих флаг США на одной из вулканических вершин острова, которая была по-
ложена в основу создания военного мемориала на Арлингтонском национальном клад-
бище в г. Вашингтон (округ Колумбия). Остров был возвращен Японии в 1968 г. —
Прим. перев.
Глава VHI. Нарративные предложения 169
на, мы бы не заподозрили обмана. Мы не ощущали бы неудобства, которое воз-
никает, когда под угрозой оказывается фундаментальное понятие. Отчего так?
Витгенштейн писал: «Будущее от нас сокрыто. Но думает ли так астроном,
вычисляющий дату солнечного затмения?» 30 Вопрос риторический: совершен-
но очевидно, что астроном так не думает. Но дело в том, что мы примерно зна-
ем, чем занимается астроном: он определяет исходные положения небесных тел,
решает уравнения и т.д. Наш прозорливый историк написал: «Работа продвига-
ется медленно». Но что эта за работа? Мы не знаем. Мы только знаем, что это,
возможно, не совсем то, что обычно делают историки: работают в архивах, ус-
танавливают подлинность документов, критически анализируют свидетельства,
беседуют с оставшимися в живых, изучают фотографии. Мы можем теперь на-
чать склоняться к тому, чтобы сказать, что не может идти речь о написании исто-
рии прежде самих событий, поскольку ничто (в данном случае) не может счи-
таться историографией. Для астронома будущее сокрыто не больше, чем про-
шлое, а предсказания и описания, сделанные задним числом, составляют одно
целое. Но существует особого рода асимметрия между признаками и «следами»
событий, о которой мы говорили выше. Отпечатки ступней появляются после
того, как сделан шаг, а не до него. Фотографии, свидетельства очевидцев и тому
подобное появляются после событий, которые они призваны удостоверить, а не
до них. Именно с такого рода вещами имеет дело историография. Подумайте о
невероятных трудностях, возникающих при попытке определить, куда именно
наступит человек, проходя по полосе песка, и как легко задним числом указать,
куда он наступил, пока видны следы.
Это асимметрия уходит еще глубже. Глядя на грозовые облака, я могу ска-
зать: «Пойдет дождь, если только не...», а видя мокрую улицу, я могу сказать:
«Шел дождь, если только не...». Едва ли найдется фраза, которой можно было
бы закончить оба предложения. Так, окончание «если только не проехала поли-
вальная машина» вполне подходит ко второму предложению, но при изменении
формы времени «если только не проедет поливальная машина» совершенно не
подходит к первому. Или можно сказать, глядя на грозовые облака: «Пойдет
дождь, если только ветер не переменится», но «Шел дождь, если только ветер не
переменился» звучит странно, когда все вокруг мокрое. Более того, если чело-
век является свидетелем события Е в момент времени t2, он по-прежнему счита-
ется свидетелем в момента времени /3, но, хотя он и будет свидетелем события,
он не считается свидетелем в момент времени ^.
Однако если мы используем свидетельства очевидца как основание для опи-
сания события задним числом, мы полагаемся на его память. Почему бы, в кон-
це концов, здесь не могла бы существовать симметрия и почему мы не могли бы
