Кропоткинский Комитет

ИЗ АРХИВА В.Н.ФИГНЕР

"Звенья", №2, 1992 г.

 

В течение многих десятилетий имя Веры Николаевны Фигнер (1852-1942) было окружено особым ореолом в глазах демократической интеллигенция. «В чем состояла эта сила, это обаяние, которым она пользовалась, трудно сказать. Она была умна и красива, но не в одном уме было дело, а красота не играла большой роли в ее кругу, никаких специальных дарований у нее не было. Захватывала она своею цельностью, сквозившею в каждом ее жесте; для нее не было колебаний и сомнений. Не было, однако, в ней и той аскетической суровости, которая часто бывает свойственна людям этого типа», — такой запомнил ее Н.К.Михайловский¹. Легендарная народоволка, участница покушений на Александра II, смертница по «Процессу 14-ти», а затем многолетняя узница «русской Бастилии» — Шлиссельбурга. С годами в облике Фигнер все более проступают сакральные черты, а ее нравственный авторитет превращается в самодовлеющее начало: несломленная, живая мученица идеи.

Именно в таком, «житийном» оформлении предстает перед нами В.Н.Фигнер на страницах посвященных ей статей и книг. Большей частью они касаются народовольческого периода ее биографии. О том, что было с нею по выходе из заточения в 1904 и, особенно, в советские годы, — написано сравнительно мало². Между тем ее литературная и общественная активность этого времени заслуживает серьезного внимания.

Выйдя из крепости, Фигнер попала сначала в ссылку, а потом за границу, где вскоре вступила в партию социалистов-революционеров, которую считала естественной преемницей программного и тактического наследия «Народной воли». Однако довольно скоро она вышла из партии (в 1908, после разоблачения Азефа) и в общем как должное приняла сказанные ей на прощание слова Н.Д.Авксентьева: «Вы и не должны были примыкать ни к какой партии,потому что Вы принадлежите всем»³. Ощущение «принадлежности всем» (конечно же, внутри левого лагеря русской интеллигенции) стало важным элементом ее самосознания, постоянно находило подтверждение в отношении к ней окружающих (в 1922 в оргкомитет по ее чествованию вошли на равных бывшие эсеры, энесы, кадеты, эсдеки, околопартийные литераторы, анархисты: Д.И.Шаховской, А.Н.Потресов, С.П. Мельгунов, Е.П.Пешкова, В.В.Вересаев и др.⁴) и в значительной степени определило специфику ее общественной позиции в 1910-30-е годы.

Другим важным фактором, определявшим эту специфику, было возраставшее с годами у Фигнер чувство исторической ответственности. Она несла эту ответственность не только и не столько за себя (в конце концов, имея за плечами 22 года крепости, можно было не слишком беспокоиться за смысл прожитой жизни), но и за все революционное движение, неотъемлемой частью которого она продолжала себя ощущать. И каждая смерть (Лопатина, Плеханова, Кропоткина) только увеличивала степень этой ответственности.

 

* * *

Крушение самодержавия и становление новых институтов власти происходило на ее глазах. От имени «старого поколения революционеров, поднявшего знамя Народной Воли и боровшегося под этим знаменем за свободу и счастье трудового народа» Фигнер приветствовала открытие Первого съезда Советов крестьянских депутатов (май 1917). «Переворот 25-го октября ст.ст., — писала она в 1926 в “Автобиографии”, — которым началась наша социальная революция, и все последовавшее затем я пережила крайне болезненно. К борьбе социалистических партий — этих родных братьев — я была не подготовлена»⁵.

При всем том, ни эти заявления общего характера, ни известные факты независимого поведения Фигнер после Октября (некоторые из них приведены в публикуемых ниже документах) не описывают всей сложности ее отношения к событиям 1917 года. Еще в сентябре, в перерыве между заседаниями Демократического совещания, в работе которого, как затем и в работе Предпарламента, ей довелось принимать участие, она с грустью делилась с двоюродной сестрой Н.П.Куприяновой своими наблюдениями и неуверенностью в перспективах развития революции:

«Все утомлены фразой, бездействием и вязнем безнадежно в трясине наших расхождений. Только большевики плавают, как щука в море, не сознавая, что своей необузданностью и неосуществимыми приманками темных масс постыдно предают родину — немцам, а свободу — реакции.

Ни у кого нет и следа подъема благородных чувств, стремления к жертвам. У одних, п<отому> ч<то> этих чувств и стремлений у них вообще нет, а у других, потому что они измучены духовно и телесно, подавлены величиной задач и ничтожеством средств человеческих и вещественных для выполненияих. У меня лично, конечно, оттого, что в прошлом был громадный, тяжелый опыт, разбивший [бес] полезные иллюзии относительно духовного облика средних людей, — с самого начала не было радостного возбуждения, великого чаяния, что свобода будет водворена без тяжких потрясений, а Россия не раздавлена несчастной войной»⁶.

Конечно, Фигнер испытала сильнейшее унижение от разгона большевиками Учредительного собрания (В.Н. была избрана туда по Астраханскому округу), но острое чувство горечи она вынесла уже из предоктябрьских событий, когда в полной мере убедилась в неспособности российской демократии к эффективным политическим действиям. Чувство это с годами не ослабло, и даже в 1930, полемизируя с историком Е.Е.Колосовым, бывшим эсером, она резко упрекает революционеров — деятелей 17-го года в недостатке решимости, отступлении от принципов революционного народничества: «В некоем царстве, в некотором государстве совершилось падение монархии, образовалось временное правительство, но оно не объявляет республики... Что же, мы, революционеры, хвалить его будем? Вот настоящие широко-общественные деятели — не какие-нибудь якобинцы! Или, несмотря на народный вековой взгляд, что земля ничья, божья, и должна принадлежать тому, кто ее обрабатывает, несмотря на полувековой стон народа: “Земли, земли!”, — в разгар революции, когда фактически он уже завладел землей, — временное правительство, из боязни узурпировать права будущего народного представительства, не решается и не декретирует, что частная собственность на землю упраздняется... Что? Это неякобинство тоже наиболее соответствует истинно-революционному сознанию?

Если голос народа ясно и определенно говорит, то революционное временное правительство своим декретом только санкционирует Народную Волю»⁷.

Жизненный опыт и трезвость исторического взгляда заставляли Фигнер принять победу большевиков как данность. Реальный ход событий убедил В.Н. в том, что страна оказалась не готовой перейти к свободе. Конечно, нравственное чувство Фигнер, ее развитое правосознание, представления о демократии, да и просто здравый смысл не позволяли ей смириться с практикой новой власти. Вместе с тем она была против и какой бы то ни было борьбы с правящей партией. Она не считала для себя возможными даже публичные оппозиционные выступления, полагая их «несвоевременными». Оставаясь социалисткой, Фигнер видела дальнейший путь развития страны не в партийной борьбе или классовых столкновениях, а в возврате к истокам социалистических ценностей, следующем через усиление личного начала в человеке. 11 апреля 1925 в газете российских рабочих организаций США и Канады «Рассвет» была опубликована статья за подписью «Вера Ф.», которая с большой долей вероятности может быть атрибутирована как текст одного из выступлений Фигнер в Кропоткинском Музее: «Вы спрашиваете, — что делать? Нужна революция. Да, снова революция. Но наша задача слишком грандиозна. Революция слишком необычна, и надо серьезно готовиться к ней. Что толку, если снова угнетенные сядут на место бывших властников? Онисами будут зверьми, даже, может быть худшими. <...> Нам надо сегодня же начать серьезную и воспитательную работу над собой, звать к ней других <...>. Когда человек поймет в человеке, что он высокая индивидуальность, что он большая ценность, что он свободен также, как и другой, тогда только станут обновленными наши взаимоотношения, только тогда совершится последняя светлая духовная революция и навсегда отпадут заржавленные цепи»⁸.

Такое понимание исторического момента определило характер и масштаб общественной деятельности Фигнер в 1920-30-е годы. Она возглавляла или принимала участие в работе свыше 15 общественных организаций. Историческое просвещение, правозащитная работа, народное образование, помощь голодающим и беспризорникам — таковы основные, но далеко не все направления ее занятий. Поэтому при оценке места затронутых в публикуемых нами документах сюжетов в общем объеме деятельности Фигнер важно избежать привычной политизации: для В.Н. в это время организация ручного труда в школе могла значить не меньше, чем попечение о судьбе заключенных эсеров. Да и последнее не должно быть понято узко: основным приемом правозащитных усилий Фигнер было последовательное вразумление власть предержащих, упорное отстаивание принципов права, т.е. по существу — та же культуртрегерская работа, одушевленная задачей вочеловечить настоящее.

Ту же цель преследовала и литературная деятельность Фигнер: мемуарная и научно-историческая — по сути главное дело ее жизни в 1920-30-е годы. Объем созданного ею в это время огромен: два издания собрания сочинений (в 6 и 7 томах) и одно «Избранное» (в 3-х), три полновесные книги воспоминаний, десятки биографических очерков, исследований, статей и заметок, редакторская работа в словаре Гранат, подготовка нескольких сборников документов по истории революционного движения.

Героическое прошлое, реальное положение крупного общественного деятеля и — не в последнюю очередь — подчеркнутая политическая лояльность, — все это составляло основу того особого статуса, в котором Фигнер пребывала практически до самой смерти. Современники подчас весьма упрощенно толковали этот статус лишь как попытку большевиков использовать легенду о народовольцах в собственных целях. Американская анархистка Эмма Гольдман приводит по этому поводу свидетельство бывшей народоволки П.С.Ивановской (зашифрованной под именем «г-жи X»): «Я высказала свое удивление тем, что Короленко оставляют на свободе, несмотря на его частые выступления против власти. Г-же X это не показалось странным. Она объяснила мне, что Ленин очень умный человек. Он знал, где у него козырные карты — Петр Кропоткин, Вера Фигнер, Владимир Короленко, — с этимиименами надо было считаться. Ленин понимал, что пока можно указывать на них, остающихся на свободе, удастся успешно опровергать обвинение в том, что при его диктатуре пользуются лишь ружьем и кляпом. И весь мир проглотил эту приманку и молчал, пока распинали истинных идеалистов»⁹.

Как бы то ни было, но значение статуса В.Н. в послереволюционной жизни было шире политической неприкосновенности: она не только была влиятельным общественным деятелем (многие большевики старшего поколения, еще не отделявшие себя от общей традиции революционного движения и до поры не устраненные от власти, прислушивались к мнению старой народоволки), но и одним фактом своего бытия поддерживала существование самой общественности. Расцвет многих независимых легальных структур в 1920-е годы непосредственно связан с ее именем. С годами положение менялось: свертывалась социальная среда, в которой жил ореол вокруг личности Фигнер — одни пали жертвами репрессий, другие поменяли ценностные ориентиры, третьи просто умерли. Попытки освоения легенды о народовольцах государственной идеологией сменялись изъятием этой эпохи из истории освободительного движения¹⁰. Большевики, с которыми Фигнер еще могла состоять в диалоге, выбывали из государственной жизни, а порой и из жизни вообще. Наконец, давал себя знать и возраст: В.Н. пошел девятый десяток. К середине 1930-х годов влияние Фигнер и ее роль в общественной жизни сходят на нет. Да и сама «общественная жизнь» в это время прекращается.

 

* * *

Основной массив публикуемого материала извлечен нами из личного фонда В.Н.Фигнер (Ф.1185), хранящегося в Центральном государственном архиве литературы и искусства СССР (далее — ЦГАЛИ). Письма Фигнер к Ф.И.Седенко-Витязеву находятся там же (Ф.106). Все документы публикуются впервые, в соответствии с современными правилами орфографии и пунктуации. Место и дата написания каждого документа указаны перед началом текстов, а архивный шифр — в конце. Данные, установленные составителями, а также фрагменты, прочтенные условно, заключены в квадратные скобки, недописанные части слов — в угловые. Авторские примечания, переводы иноязычных выражений и указания на дефекты оригинала помещены в низу страниц. Зачеркнутые и вписанные над строкой фрагменты текста, а также исправленные составителями очевидные ошибки и опечатки специально не оговариваются.

Публикация состоит из трех самостоятельных разделов. Внутри каждого из них документы расположены хронологически. Примечания следуют после каждого из разделов. Все цитаты из мемуаров, статей и речей В.Н.Фигнер даются по полному собранию ее сочинений в семи томах (М., 1932).

Публикаторы выражают признательность Д.И. Олейникову, Т.М. Гарасевой, Г.С. Кану, В.В. Кривенькому, А.Л. Никитину, Е.В.Старостину, И.В.Чубыкину, Д.М. Фельдману, М.Э. Фигнер, Л.Ю. Флоровской, сообщившим ряд ценных сведений. Особенно благодарим за поддержку нашей работы А.В. Ратнера и С.В. Шумихина.

___________

1. Михайловский Н.К. Из воспоминаний о В. Н.Фигнер // Полн. собр. сон. Т.10. СПб., 1913. Стлб.56.

2. Исключение составляет работа: Гарелин И. (Бацер Д. М.) В. Н. Фигнер и Общество политкаторжан и ссыльнопоселенцев (Публ. А.Б. Рогинского) //Память: Исторический сборник. Вып.З. Париж, 1980. С.393-402. См. также публикации последнего времени: Женщина русской революции: литературные и психологические аспекты архива Веры Фигнер /Обзор Ю.Красовского //Встречи с прошлым Вып.4, М., 1987. С 330-363; Коржихина Т. За пять лет до 1937-го //Московские новости 1988, 6 ноября; Воронихин А.В. В.Н.Фигнер и В.И. Ленин, 1914-1924 гг. К истории отношений революционеров различных поколений освободительного движения России //Проблемы истории культуры, литературы, социально-экономической мысли: Межвузовский научный сборник. Вып.5. Ч.2. Саратов, 1989. С. 102-113: Боль сердца нашего...: Письма сельской учительницы (к В.Н. Фигнер) о 30-х гг. в деревне/Публ. и комм. Е.Д. Жуковой //Факел: Историко-революционный альманах М., 1990. С.226-236.

3. Фигнер В.Н. После Шлиссельбурга //Полн. собр. соч. Т.З. М., 1932. С309.

4. Историко-революционный бюллетень. 1922. № 2/3. С.84.

5. Фигнер В.Н. Автобиография //Деятели СССР и революционного движения России: Энциклопедический словарь Гранат. М., 1989. С.253-254.

6. ЦГАЛИ. Ф.1185. Оп.1. Д.231. Л.115об.-116об.

7. Кузьмин Дм. (Колосов Е.Е.) Народовольческая журналистика. М., 1930. С.239-240.

8. Ф<игнер> Вера. Без заглавия //Рассвет (Нью-Йорк). 1925, 11 апреля. С.2. Близкие мысли содержатся и в аутентичном тексте выступления Фигнер на вечере памяти Кропоткина 9 декабря 1924: «Со времен Христа очень мало, кто идет по пути, начертанному Христом, который учил, что самопожертвование есть высшее, к чему способен человек. Основа нравственности состоит в стремлении к наибольшему счастью наибольшего числа людей, и в каждом человеке для осуществления такого строя должна происходить какая-то внутренняя серьезная работа над самим собой». (Полн. собр. соч. Т.5. М., 1932. С.464).

9. Цит. по: Негретов П.И. В.Г. Короленко: Летопись жизни и творчества: 1917-21 /Под ред. А.В.Храбровицкого. М., 1990. С.258.

10. См. подробнее: Цензорская правка «Голубой книги» Зощенко /Публ. С.Печерского (А.Б. Рогинского) //Минувшее: Исторический альманах. Вып.З. М., 1991. С.383-388.

 

 

Ӏ

В ЗАЩИТУ ПРАВА

В послеоктябрьское время правозащитная деятельность и гуманитарная помощь преследуемым за убеждения стали для многих старых революционеров органическим продолжением их дореволюционных усилий в том же направлении. В.Н. Фигнер не была здесь исключением, хотя, например, в Политическом Красном Кресте (далее ПКК), возглавлявшемся Е.П.Пешковой¹, как и во многих других организационных начинаниях новой эпохи, она участвовала далеко не в полную силу: «Другое дело, в кот<орое> я тоже души не вкладываю, — писала она 2 июня 1923 старому эсеру Е.Е. Лазареву, — это помощь заключенным, кот<орая> вся лежит на Ек<атерине> Пав<ловне> Пешковой; на нее официально возложена ответственность за ведение этого дела. Я посвящаю лишь немного времени на сбор, сортировку и отправку книг в тюрьмы Москвы и в лагеря, находящиеся вне ее (немногие)»².

С Пешковой Фигнер связывала совместная работа в основанном политэмигрантами из царской России Обществе помощи политическим каторжанам, иначе — «Парижском Комитете» (1910-14) и в возникшем после Февраля 1917 на родине Обществе помощи освобожденным политическим. Фигнер активно действовала во главе обеих этих организаций. После Октября ни ее интерес к делу помощи политзаключенным, ни личное доверие к Е.П.Пешковой, вероятно, не ослабли, однако, по-видимому, в это время все, что не касалось непосредственно мемуарного творчества, отступало для Фигнер на второй план. Отчасти это можно объяснить возрастом, ясным осознанием ограниченности своих сил. Кроме того, непривычной для старой революционерки была и сама легальность деятельности ПКК. Первый из публикуемых документов ясно показывает, что она вполне оценивала нравственную сложность такой работы в советских условиях.

Все перечисленное не помешало Фигнер стать впоследствии почетной председательницей ПКК, организовывать лекции, концерты и вечера, сбор от которых шел в его кассу, привлечь к работе в ПКК своих родных: сестру Е.Н.Фигнер, зятя М.П.Сажина, кузин Л.П. и Н.П.Куприяновых. Из всех преследуемых в советское время Вере Николаевне ближе всего были эсеры, однако в деле заступничества она не делала разницы между политическими течениями: все заключенные были для нее «жертвами нашей междоусобной войны и распри»³. С другой стороны, подопечные Фигнер, принадлежавшие к разным партиям и группировкам, были также едины в своем пиетете по отношению к ней, для всех них она оставалась непререкаемым нравственным авторитетом.

Не меньшее значение в 1920-е годы, чем практическая помощь политзаключенным, имели те протесты в защиту права, которые раздавались со стороны старых революционеров⁴. Голос Фигнер среди них был слышен совершенно отчетливо. Формы протестов были различны: от отказа принимать участие в деятельности Общества бывших политкаторжан и ссыльнопоселенцев (далее — ОПиС)⁵ до прямых обращений в высшие государственные органы.

В этих обращениях примечательно стремление авторов найти общий язык с адресатами, привести логические доводы, вступить в диалог. Сначала Фигнер пытается объяснить Ярославскому, что в загнанных в ссылку юных социалистах взрастет неприязнь к советскому строю. Затем бывшие узники царской каторги растолковывают Президиуму ЦИК, что смертная казнь не очень-то укладывается в провозглашенные «первым социалистическим государством» принципы исправления провинившихся. Нам думается, что было бы неправильно объяснять все эти подходы исключительно политической наивностью старых революционеров. В конкретном историческом контексте 1920-х годов их чаяния «вразумить» власть не выглядят иллюзорными. Требование отменить навсегда смертную казнь, ставившееся Фигнер и ее товарищами, заслуживает внимания еще по одной причине. Для многих из подписавших его, террористов по своему революционному прошлому, сама безусловность такой постановки вопроса — свидетельство серьезной эволюции от преклонения перед «революционной целесообразностью» к легитимизму и общечеловеческим ценностям.

___________________

1. Московский комитет ПКК (др. назв. Комитет помощи политическим ссыльным и заключенным, сокращенно Помполит) существовал с февраля 1918 до середины 1937. Екатерина Павловна Пешкова (урожд. Волжина, 1876-1965) — жена (1896-1904), друг и помощник А.М. Горького, в прошлом член партии эсеров. Некоторые сведения о ПКК см.: Марков О. (Левин М.Р.) Екатерина Павловна Пешкова и ее помощь политзаключенным //Память: Исторический сборник. Вып.1. Нью-Йорк, 1978. С.313-324; Минин Дм. (Бацер Д.М.) Еще о Политическом Красном Кресте //Там же. Вып.З. Париж, 1980. С.523-5Э8; Книпер А.В. Фрагменты воспоминаний /Публикация К. Громова и С. Боголепова (И.К. Сафонова и Ф.Ф. Перченка) //Минувшее: Исторический альманах. Вып.1. М., 1990. С.142-151,183-190.

2. ЦГАОР СССР. Ф.5824. Оп.2. Д.80.Л.18.

3. Фигнер В.Н. Автобиография. Указ.изд. С. 235.

4. См. подробнее: Гарелин И. Указ.соч. См. также прим. 9 к настоящему разделу.

5. См. там же.

 

 

1.

В.Н.Фигнер — Московскому Комитету ПКК

[Москва] 8 апреля 1919 г.

Я тронута вашим письмом от 3 апреля и благодарю за выраженные в нем чувства, как и за избрание меня почетным членом Комитета.

Вполне понимая все трудности положения и моральные преодоления, которые вам приходилось испытывать, я приветствую вашу решимость и настойчивость в преследовании поставленной цели.

Работа в Комитете помощи амнистированным после революции 27 февраля 17 года, как будто, исчерпала для меня возможность активно помогать вам. Я сожалею об этом.

Вера Фигнер.

Ф.1185. Оп.1. Д.21. Л.1. Машинопись.

 

2.

Подсудимые социалисты-революционеры — В.Н.Фигнер.

[Москва]. 7 июля 1922 г.

Дорогая Вера Николаевна,

прикованные к скамье подсудимых, защищая те же самые идеалы, за которые Вы боролись всю жизнь, мы шлем Вам наши самые горячие приветы. Ваш образ вдохновлял наши первые шаги на революционном поприще в дни юности, Ваш пример стоит перед нами в эти моменты нашей, может быть, последней схватки с противником. Нам не трудно выполнить наш долг социалистов и революционеров, ибо Вами и Вашими соратниками давно уже указано, как должно его выполнять¹.

Революцион<ный> Трибунал

Е. Тимофеев. А. Гоц. Д. Раков. Е. Ратнер. Д. Донской.

М. Гендельман. Л. Герштейн. Флор<иан> Федорович.

М. Лихач. М. Веденяпин. В. Агапов. Г. Горьков-Добролюбов.

Н. Артемьев. С. Морозов. Н. Иванов. А. Либеров.

А. Альтовский. М.И. Львов. В. Утгоф. П. Злобин².

Ф.1185. Оп.1. Д.113. Л.2. Автограф неустановленного лица. Подписи-автографы.

 

 

3.

Социал-демократы — В.Н.Фигнер

Берлин [июль 1922 г.]

Шлем искреннее горячее приветствие борцу за освобождение трудящегося народа, воплотившему в себе все героическое прошлое русской революции. Да здравствует Вера Фигнер, гордость русского социализма!

Аксельрод, Мартов, Дан, Абрамович, Николаевский, Бройдо, Югов, Юдин, Аронсон, Далин, Шварц, Дюбуа и товарищи³.

Ф.1185. On. 3. Д.69. Л. 1. Телеграмма

 

 

4.

В.Н.Фигнер — Е.Ярославскому⁴

[Москва], 10 марта 1926 г.

Т. Ярославский,

президиум О<бщест>ва политич <еских> каторжан пригласил меня выступить после Калинина и Вас на торжестве 12 марта, и я в первую минуту согласилась⁵.

Но потом, быть может, после 2-х недавних выступлений⁶ во мне что-то всколыхнулось, и я решительно не могу участвовать ни в первой части, ни присутствовать во 2-й, во время апофеоза освобождения заключенных.

Мне стыдно, стыдно, п<отому> ч<то> и теперь существуют изоляторы, в кот<орых> должны оставаться социалисты 5 и даже 10 лет, а по разным углам России и Сибири томятся в ссылке до 2000 молодежи обоего пола, часто в возрасте от 17-18 лет. Томятся и воспитываются в неприязни к существующему строю нашей СССР.

С рукопожатием В.Фигнер.

Ф.1185. Оп.З. Д.9. Л.1-1о6. Автограф.

 

 

5.

В.Н. Фигнер — издательству «Колос»⁷

[Москва, не позднее 1927 г.]

Прошу отпустить книги, которые я просила для тюрем.

Вера Фигнер

Кузнецкий, 16⁸

Ф.106. Оп.1. Д.253. Л.5. Автограф.

 

 

6.

Старые революционеры — Президиуму ЦИК СССР⁹[1927 г.]

Заявление

15 октября сего 1927 года Центральный Исполнительный Комитет, в ознаменование десятилетия Октябрьской Революции, обнародовал Манифест (Изв.ЦИК от 16/Х-27 № 238).

В пп. 9 и 10 этого Манифеста выражена твердая воля ограничить применение смертной казни и смягчить репрессию в отношении некоторых категорий, осужденных как по суду, так и в порядке административном¹⁰.

Во исполнение означенных пунктов Манифеста предстоит выработка и опубликование акта амнистии.

Ввиду этой амнистии и в связи с торжеством празднования десятилетия существования Советской Власти мы считаем своею обязанностью сказать искренно Высшему Органу Сов<етской> Власти все, что нас тревожит и волнует.

Прежде всего, нахождение в Уголовном Кодексе смертной казни в качестве меры социальной защиты.

Пунктом 9 обнародованного Манифеста она ограничивается, но не устраняется.

А между тем Октябрьская Революция уже в самом начале декретировала великодушно отмену смертной казни «навсегда», и хотя через некоторое время все-таки был введен расстрел, она отменила его применение в 20-м году, как только затих гул пушечных орудий. Потом применение смертной казни было опять восстановлено, но всегда и до сих пор мера эта рассматривалась и рассматривается как стоящая вне общей системы мер социальной защиты, как мера временная, исключительная¹¹.

Но если исключительная и временная, то поистине и смело можно сказать, что время для нее уже минуло, что наступила пора с нею расстаться действительно «навсегда». Смертная казнь стоит в решительном противоречии со всей нашей карательной системой, которой чужда идея отмщения. Она целиком построена на другой идее, близкой социалистическому строительству, - на идее трудового исправления.

Нет оправдания для применения смертной казни и в условиях нашей теперешней жизни.

Уже десятилетие отделяет нас от бурного периода 17-го года. Уже 5 лет, как закончилась гражданская война. Уже власть наша успешно строит по-новому новую жизнь во всех областях. Уже ей не страшны ее противники в строительстве. И в особенности не страшны политические противники и из них менее всего социалисты других взглядов, ибо в споре с Советской Властью они не ставят себе целью свержение Советского строя.

Итак, мы думаем, что применение смертной казни надлежит исключить из нашего закона без всяких ограничений, и об этом просим Высший Орган Советской Власти.

Но, если это будет признано пока несвоевременным в отношении всех без изъятия преступлений, мы просим отменить навсегда применение смертной казни в порядке внесудебном.

Ибо если совесть человеческая не мирится вообще со смертною казнью, то еще ужаснее ее внесудебное применение. Доказывать это, пожалуй, излишне: так очевидна недопустимость присуждения к смерти без судебных гарантий, без возможности для обвиняемого в публичном заседании, под контролем общественного мнения, дать свои объяснения, не говоря уже об общепризнанном праве каждого иметь защитника для отстаивания в законном порядке своих законных прав. Присуждение к смертной казни в порядке внесудебном понижает сознание человеческого достоинства и ценности человеческой жизни, создает атмосферу угнетения и понижает общий уровень гражданской самодеятельности. А между тем всем известно, что смертная казнь по постановлениям ОГПУ — не редкость и что она применяется не только к преступлениям уголовным, но и к политическим, и что производство по делам в ОГПУ происходит в порядке келейном, при котором обвиняемый видит только допрашивающего его следователя, никогда не видит своих судей и лишен возможности дать перед ними свои объяснения.

Мы просим этот порядок по крайней мере в отношении всех преступлений, по которым будет допущено применение смертной казни, отменить.

Впредь же до общего разрешения вопроса об отмене смертной казни мы просим помиловать всех, которые уже присуждены к этому наказанию, и ввиду этого немедленно, до опубликования акта об амнистии приостановить исполнением все смертные приговоры, чтобы ни один человек не погиб из-за формальностей при исчислении календарных сроков.

В отношении п.10 Манифеста мы опасаемся, что внесенное в него ограничение применения амнистии по отношению к политическим преступлениям в том виде, как оно выражено, может дать повод для расширительного толкования. Поэтому в амнистии это ограничение должно быть выражено более точно¹².

Мы считаем правильным толковать это ограничение в том смысле, что амнистия не будет применена лишь к тем, кто в деятельности своей прибегал к террору или к тем или иным методам вооруженной борьбы.

Считаем своим долгом обратить внимание, что смягчение мер социальной защиты, постановленных в административном порядке, предполагаемое п.10 Манифеста, следует провести не только в смысле уменьшения сроков.

До тех пор, пока будет признаваться допустимой высылка по политическим делам в административном порядке органами ОГПУ, необходимо, по крайней мере, надлежащим образом упорядочить высылку во всех ее моментах¹³.

Поэтому мы считаем уместным обратить внимание на тот ненормальный порядок, при котором высылка в порядке внесудебном определяется на очень продолжительные сроки, в настоящее время даже до 10 лет, причем при назначении мест высылки недостаточно считаются с индивидуальными особенностями высылаемых лиц, например, уроженцев и обитателей юга высылают на Крайний Север. Кроме того, самая процедура высылки растягивается нередко на продолжительные сроки с долгими пребываниями на этапах, в тюрьмах, до крайности переполненных, причем политические содержатся в общих с уголовными камерах.

На месте ссылок высланным назначается совершенно нищенский паек в 6 руб., что обрекает их почти на голод. Если при этом принять во внимание, что на месте высылки не всегда можно найти работу и нередко, в тех случаях, когда такая работа находится, высланные не могут ее получить, ибо в значительном числе случаев они лишаются избирательных прав и не могут состоять членами профсоюзов¹⁴, то станет очевидным, что положение политических ссыльных делается трудно переносимым и, во всяком случае, выходит по своей тяжести далеко за пределы того наказания, которое формально им назначается, не говоря уже о тех случаях, когда высланные направляются в такие отдаленные места Крайнего Севера, как Полярный круг или другие глухие места, где они самим фактом высылки обрекаются на голод и даже гибель.

Но, может быть, самое главное зло этой формы административной репрессии сводится к ее, можно сказать, бесконечности. Обычны случаи, что по отбытии ссылки в данном пункте высланный пересылается в другой пункт на новый срок и, по отбытии высылки в новом месте, присуждается на новый срок к «минус шесть», - и вот вместо первоначальных трех лет высылки, такой ссыльный оказывается высланным на 6 и 9, а то и больше лет.

Все изложенное приводит нас к общему выводу, что ОГПУ должно быть возвращено в то первоначальное положение, которое дал ему наш закон в 1922 г.: ГПУ надлежит обратить в орган дознания и следствия, собирающий материалы для суда.

«Теперь следующая стадия законности. Сущность ее заключается в том, что каждый человек знает, что если он подвергается репрессии, как со стороны государства, так и при спорах и конфликтах между отдельными гражданами, то ему гарантируются определенные процессуальные формы», — эти слова тов. Калинина, сказанные им в 22 году, надлежит воплотить в жизнь¹⁵.

Советский суд - суд, органически связанный со всей нашей политической системой, в полной мере охраняет государственные интересы, но он в то же время бережет права и интересы каждого отдельного гражданина.

Итак, мы, которые долго боролись за Революцию, перенесли многие, многие годы тюрьмы и каторги, подчас были лицом к лицу с самою смертью, мы во имя той же Революции и ее окончательного торжества просим: отменить расстрел или по крайней мере его внесудебное применение, просим широкого помилования всех политических заключенных, просим смягчения режима ссылки, просим уничтожения административных репрессий с тем, чтобы только суд назначал меры социальной защиты.

Подлинное подписали:

Вера ФИГНЕР, Евг<ения> ФИГНЕР-САЖИНА, А. ГЕДЕОНОВСКИЙ, М. ДРЕЙ, М. ШЕБАЛИН, Н. КОГАН-БЕРНШТЕЙН, М. БРАМСОН, Ф. МОРЕЙНИС-МУРАТОВА, М. ЧЕРНАВСКИЙ, Э.И. СТУДЗИНСКИЙ, Л. ДЕИЧ, Е. КОВАЛБСКАЯ, М. ФРОЛЕНКО, М. ВАСИДБЕВ-ДИГАММА,

А. ЯКИМОВА-ДИКОВСКАЯ, ШВЕЦОВ.

Ф.1185. Оп.З. Д.1. Л.5-6об. Машинописная копия.

 

 

7.

Старые революционеры — в Президиум ЦИК СССР [1928 г.]

Заявление

Из разных мест Союза до нас доходят сведения о тяжелом материальном положении политических высланных. Тяжесть материального положения их чрезвычайно усугубляет<ся> тем, что очень часто на местах высланных лишают возможности трудиться, служить. Бывают случаи, когда лицо, получившее уже работу в том или ином государственном учреждении, снимают с должности под тем предлогом, что высланный лишен политических прав и поэтому не может быть сотрудником учреждения. Наблюдаются также такие случаи, когда высланного вообще не принимают на работу и всюду он встречает отказ, только потому, что его постигла административная репрессия. Нужно отметить, что такие отказы бывают и в местностях, где далеко нет безработицы и где высланные могли бы легко применить свои познания и опыт.

Нетрудно себе представить, в какое подчас трагическое положение отказ в приеме на работу ставит людей, для которых труд является единственным источником существования и которые по большей части не имеют никакого имущества и никакой поддержки. На этой почве создается часто невыносимая обстановка нищеты, голодания и даже полной материальной гибели.

Нам кажется, что если в том или ином случае и необходимо применить репрессию в отношении данного лица, недопустимо все же лишение человека фактических прав на работу, которая для трудящихся одновременно является правом на жизнь. Если труд подлинно есть оздоровляющее начало человеческого существования, то тем более недопустимо запрещение трудиться у нас, в государстве, которое своей задачей ставит приобщение самых широких масс к творческой трудовой деятельности. С другой стороны, очевидно, что высылка, преследуя специальные цели, отнюдь не имеет в виду обречь высланного на уничтожение лишением его заработка.

Яркой иллюстрацией сказанного является обращение во ВЦИК гp-на ПОКРОВСКОГО Г.К., выдержки из которого в копии прилагаются¹⁶.

Мы просим обратить внимание на это заявление и одновременно разрешить общий вопрос в том смысле, чтобы на места были даны указания о том, что высылка трудящегося не является препятствием в приеме его на службу на общих основаниях.

Ф.1185. Оп.З. Д.З. Л. 5-5об. Машинопись.

 

 

8.

Сотрудники ПКК — В.Н. Фигнер 7 июля 1932 г.

Дорогая Вера Николаевна,

работники «Помощи Политическим Заключенным» от всего сердца поздравляют Вас сегодня, 7/VII-32 г., в день Вашего рождения.

Мы гордимся тем, что Вы с нами, в нашей среде, и это сознание дает нам радость и бодрость в работе, служит утешением в тяжелые минуты.

Ваша жизнь, энергия, воля и труд прекрасны, и мы желаем, чтобы еще многие годы Вы были с нами.

Зная, что Вы не любите длинных писем и высокопарных слов, на этом кончаем — обнимаем Вас.

Ек<атерина> Пешкова,М. Винавер, В. Ман, М. Водовозова-Хорошева, Л. Куприянова,М. Шебалина, П.Н. Малянтович, Ив<ан> Прозоровский, Гедеоновская Е., Н. Куприянова, М. Селюк, В. Перес, П. Ман, Е. Королева, Н. Перес

Ф.1185. Оп.1. Д.117. Л.24. Машинопись. Подписи-автографы.

_________

¹ Этот и следующий документы являются приветствиями Фигнер ко дню ее 70-летия. Процесс над 12 членами ЦК и 10 активистами партии эсеров проходил в московском Доме Союзов с 8 июня по 7 августа 1922. Кроме того, к суду были привлечены 12 бывших членов ПСР (т.н. «вторая группа»), роль которых на процессе сводилась к поддержке обвинения, выдвинутого против эсеров «первой группы». По существу, это был последний открытый неинсценированный политический процесс в России. На нем традиция поведения, сформированная еще революционными народниками 1870-х, оборвалась вплоть до 1960-х. Наследуя этой традиции, подсудимые «первой группы» отвергли большинство из предъявленных им обвинений и использовали гласный суд как агитационную трибуну, выступив на нем с политическими обличениями большевиков. В свою очередь организаторы процесса развернули широкую пропагандистскую кампанию по всей стране, направленную против партии эсеров в целом. Верховный революционный трибунал приговорил 12 человек (из них 8 цекистов) к смертной казни, 10 других — к тюремному заключению. (Подсудимые «второй группы» были амнистированы сразу после суда). После того, как против смертного приговора была организована

международная акция протеста с участием М. Горького, Ф. Нансена,А. Франса и др., Президиум ВЦИК приостановил исполнение этого приговора и поставил его в зависимость от поведения эсеров, находившихся на свободе. Борьба «смертников» против условий заключения, закончившаяся 21 декабря 1923 самоубийством одного из них — члена ЦК С. Морозова — и широко освещавшаяся в зарубежной социалистической прессе, заставила власти пересмотреть приговор: 14 января 1924 смертная казнь была заменена на лишение свободы. Однако почти все эсеры, подписавшие публикуемое обращение к Фигнер, погибли впоследствии в сталинских лагерях и ссылках. На свободу вышел только А.И. Альтовский, умерший в 1975.

² По какой причине отсутствуют подписи двух подсудимых — Е.С. Берга и Е.А. Ивановой, нам установить не удалось.

³ Обращает на себя внимание, что в то время как эсеры прислали приветствие Фигнер из заключения, социал-демократы обращались к ней, находясь в эмиграции. Среди подписавших это приветствие находим представителей разных оттенков движения: как составлявших большинство партии и костяк редакции «Социалистического вестника» («мартовцев»), так и принадлежавших к правой внутрипартийной оппозиции.

⁴ Ярославский Емельян (наст. фам. и имя Губельман Миней Израилевич, 1878-1943) — в 1925-35 староста ОПиС.

⁵ 12 марта (н.с.) 1917 — дата освобождения политических заключенных из царских тюрем. Этот день ежегодно торжественно отмечался бывшими политкаторжанами и ссыльнопоселенцами. (См. далее в тексте слова Фигнер об «апофеозе освобождения заключенных»). Он же впоследствии стал днем основания ОПиС. (1921).

⁶ Вероятно, речь идет об участии Фигнер в торжествах, посвященных 100-летию восстания декабристов и организованных по инициативе Объединенной юбилейной комиссии, в которой В.Н. работала с 1924. Первое из этих ее выступлений состоялось 26 декабря 1925 на открытии II съезда ОПиС в Большом Театре. Другое — возможно, на специальном заседании Объединенной юбилейной комиссии 12 января 1926, приуроченном к столетию восстания Черниговского пехотного полка.

⁷ См. прим. 1 ко второму разделу настоящей публикации.

⁸ По адресу Кузнецкий мост, 16 (ныне №22 — Приемная КГБ СССР) в Москве находился Политический Красный Крест. Ранее по этому адресу помещалось издательство московских эсеров — «Земля и Воля».

⁹«Старые революционеры» — те, кто активно включился в революционную деятельность до образования в России массовых политических партий. В 1927 самому старшему из подписавших публикуемое заявление (М.Ф. Фроленко) было 79, а самому младшему (М.В. Брамсону) — 65 лет. Три четверти из них были народовольцами, двое попали на каторгу еще до образования «Народной воли», а двое принадлежали к «Черному переделу». Все авторы заявления подвергались репрессиям за революционную деятельность: три четверти из них были каторжанами, причем четверым бессрочная каторга была назначена взамен смертного приговора. В 1900-е половина подписавших прошла через членство в ПСР, Е.Н. Ковальская принадлежала к эсерам-максималистам, Л.Г. Дейч был старейшим социал-демократом. В 1920-е все,кроме В.Н. Фигнер, входили в ОПиС. К деятельности в ПКК, кроме Фигнер, были причастны Е.Н. Фигнер-Сажина и С.П. Швецов. Партийные привязанности и личные несогласия отошли на второй план при создании этого документа: с Дейчем большинство бывших народовольцев разорвали отношения еще в начале 1920-х (см. Неопубликованное письмо Я.В. Стефановича Л.Г. Дейчу /Публ. Л.Я. Лурье и А.Б. Рогинского / /Ученые записки Тартуского гос.университета: Труды по русской и славянской филологии. XXVI: Литературоведение. Тарту, 1975. С.166-167).

Данное заявление было не первым обращением «старых революционеров» к высшему органу власти. Состав подписавших одно из них в 1925 (его частичную публикацию см. Гарелин И. (Бацер Д.М.) Указ.соч.) не установлен: сохранилась лишь его машинописная копия без подписей (ЦГАЛИ. Ф.1185. Оп.З. Д.1. Л.2-4об.). Однако известно, что число подписавших его, как и в публикуемом ныне документе, равнялось шестнадцати. Возможно, что это были одни и те же люди. В бумагах Фигнер сохранился адресованный ей ответ от 7 мая 1926, связанный с одним из таких обращений: «Уважаемый товарищ, в ответ на Ваше письмо от 15 апреля с.г. по поводу представления группы старых революционеров об изменении высшей меры социальной защиты, секретариат Президиума ЦИК Союза ССР, по поручению секретаря ЦИК Союза ССР тов. А.С. Енукидзе, сообщает Вам, что вопрос этот будет рассматриваться в Президиуме ЦИК Союза ССР. Зав.секретариатом Президиума ЦИК Союза ССР М.Черлюнчакевич. Секретарь Н. Немов» (ЦГАЛИ. Ф.1185. Оп.3. Д.1. Л.1.). Сведениями о результатах этого рассмотрения мы не располагаем.

10. Речь идет о Манифесте ЦИК Союза ССР «Ко Всем рабочим, трудящимся крестьянам и красноармейцам СССР. К пролетариям всех стран и угнетенным народам мира», опубликованном в ознаменование «десятилетия октябрьского переворота» и состоявшем из преамбулы и десяти разнородных пунктов с декларациями политического и экономического характера. Документ был подписан председателем ЦИК СССР М.И. Калининым и секретарем ЦИК А.С. Енукидзе. Пп.9 и 10 были сформулированы следующим образом: «9. Исключить из действующих уголовных кодексов союзных республик применение смертной казни в качестве меры социальной защиты по всем делам, кроме дел по преступлениям государственным, воинским и вооруженному разбою. 10. Поручить Президиуму ЦИК Союза ССР смягчить установленные судебными приговорами или в административном порядке меры социальной защиты в отношении всех осужденных, за исключением активных членов политических партий, ставящих себе целью уничтожение советского строя, злостных растратчиков и взяточников».

¹¹ Формально смертная казнь в Советской России была отменена с 28 декабря 1917 по 21 февраля 1918 и с 17 января по 11 мая 1920, однако на практике во второй из этих периодов она широко применялась: см. Солженицын А.И. Архипелаг Гулаг. 1918-1956. Т.1. М., 1989. С.423 и др.

¹² Конкретный порядок применения амнистии определялся циркулярами Наркомюста и следовавшими за ними многочисленными директивами и разъяснениями ЦИКа, Прокуратуры и ОГПУ.Сроки ссылки по амнистии 1927 были сокращены на четверть. Устные источники утверждают, что эта амнистия вообще не распространялась на тех,кто находился в политизоляторах, а для многих политссыльных она ограничилась заменой ссылки на «минус», т е. запрет проживании в ряде городов (наиболее распространенным в те годы был «минус 6»: Москва, Ленинград, Харьков, Киев, Одесса, Ростов-на-Дону). См. также: Олицкая Е. Л. Мои воспоминания. Т.2. Франкфурт-на-Майне, 1971. С.37-38.

¹³ Административная ссылка и высылка не только широко применялись на практике, но и фиксировались в различных нормативных актах, начиная с 7 декабря 1917. Вводившиеся время от времени формальные ограничения на права ВЧК-ОГПУ в этой области действовали недолго и носили в значительной степени декларативный характер. См. также: Известия ЦК КПСС. 1989. №10. С.80-82.

¹⁴ «Высланные в административном порядке» были лишены избирательных прав декретом ВЦИК от 10 августа 1922 (СУ РСФСР. 1922. №51. Ст.646), а отказ лишенцам права состоять в профсоюзах зафиксирован в циркуляре ВЦСПС только в 1927. Однако на практике все эти ограничения стали действовать под разными предлогами еще раньше. См. также публикацию о лишенцах в наст. вып.

¹⁵ Возможно, имеется в виду речь М.И.Калинина на IV Всероссийском съезде деятелей советской юстиции 28 января 1922. Однако точный источник приведенной цитаты нами не установлен: ср. Калинин М.И. Избранные произведения в четырех томах. Т.1. М., 1960. С.325-329.

¹⁶ Покровский Георгий Константинович (1880-7) — участник революционного движения, эсер. Из крестьян. По окончании сельской школы служил писарем в земстве. В 1907 избран в члены II Государственной Думы. После роспуска Думы арестован и выслан. В 1910 выдержал экзамен на аттестат зрелости и поступил на юридический ф-т Московского ун-та, после окончания которого занимался адвокатской практикой. Продолжил образование в Народном ун-те Шанявского. Служил юрисконсультом Дмитровского союза кредитных и ссудо-сберегательных товариществ, преподавал на Пречистенских рабочих курсах в Москве. В 1917 член Исполкома Всероссийского Совета крестьянских депутате», входил во Временный Совет республики (Предпарламент), был избран депутатом УС. В 1918-22 — на преподавательской работе, сначала в Кубанском политехническом институте по кафедре политэкономии, а затем в Тимирязевской сельскохозяйственной академии по кафедре сельхозэкономики. Сотрудничал в столичных и провинциальных журналах и газетах («Кооперативное дело», «Местное самоуправление на Северном Кавказе» и др.). Автор книг по экономике. В начале 1920-х — член Центрального Оргбюро ПСР. Арестованный в Москве 7 июня 1922, был приговорен к 10 годам заключения, которое отбывал в московских тюрьмах я Тобольском политизоляторе. В результате болезни был помещен на обследование в Институт психиатрической экспертизы, а затем досрочно освобожден и в 1928 сослан в Саратов. Здесь жил уроками, бедствовал. Отчаявшись найти работу, обращался с заявлениями во ВЦИК, к прокурору республики, помощнику начальника Секретно-оперативного отдела О ГПУ Андреевой, ведавшей делами ссыльных и заключенных социалистов, наконец — в Политбюро ЦК ВКП(б). Среди бумаг Фигнер, принявшей живое участие в судьбе Покровского, сохранилось описание некоторых характерных черт положения политссыльного: «Пытался отыскать частные уроки. Но и этоттруд оказался для него под запретом, потому что Сарат<овское> окроно отказало ему в зарегистрировании, без чего занятие частными уроками запрещено под угрозой уголовной ответственности. И тоже только п<отому>, что он — административно высланный. За пределами работы в госучреждениях и занятий частными уроками — безработица или служба в частных торговых предприятиях. Помимо того, что от последней работы Покровского отталкивает весь строй его привычек, и в частных предприятиях боятся дать ему работу по той же причине». (ЦГАЛИ. Ф.1185. Оп.З. Д.З. Л.1-1об.). Сведениями о дальнейшей судьбе Покровского мы не располагаем.

 

 

II

ПЕРЕПИСКА С ВИТЯЗЕВЫМ

Среди материалов, касающихся забот В.Н.Фигнер о политзаключенных и ссыльных, обращает на себя внимание ее переписка е историком общественной мысли и издателем, участником революционного движения, бывшим эсером Ферапонтом Ивановичем Седенко (псевд. П.Витязев, 1886-1938)¹.

Знакомство Фигнер с Витязевым произошло, по всей вероятности, в 1917. В это время оба они входили в Совет Музея Революции. Имена Фигнер и Витязева находим также в списке членов-учредителей Общества изучения истории революционного и освободительного движения в России (1919). Витязев входил в состав петроградской группы Комитета по организации 70-летнего юбилея Фигнер. В возглавлявшемся им издательстве «Колос» вышла книга воспоминаний В.Н.

Публикуемая переписка Фигнер с Витязевым и сюжетно примыкающий к ней отрывок из письма Р.В.Иванова-Разумника повествуют не только о судьбе историка-социалиста в советскую эпоху. Их частная, на первый взгляд, тема содержит в себе возможность более широкой постановки вопроса: что произошло с Историей и Социализмом в новой жизни? Растерянное недоумение, с которым Витязев сетует на «социалистическую революцию», сокрушившую его многолетние кропотливые усилия по воссозданию истории социалистических идей и революционной борьбы, — заставляет нас задуматься и о самоощущении старых революционеров в 1920-30-е годы. И на страницах исступленных витязевских жалоб, и за сдержанными увещеваниями В.Н. — отчетливо проступает саднящее чувство исторической ответственности за происходящее.

Заслуживает внимание и та интонация, в которой написаны эти письма Фигнер. Здесь нет избыточных обещаний, малоценных подбадриваний, театральных жестов. Не имея возможности чем-либо реальным Витязеву помочь, Фигнер лечит душу адресата своим ворчанием, не дает ему впасть в отчаяние, даже упрекает его в малодушии, хотя несомненно осознает про себя всю трагедию историка, у которого отняты и результаты многолетнего труда и условия для того, чтобы этот труд продолжить. Трудно сказать, была ли такая интонация специфическим результатом бессилия в советских условиях, или она выработалась у Фигнер вследствие многолетнего общения с гонимыми.

__________

1. См. подробнее в примечании 1 к публикации и в: Везирова Л А. Ферапонт Иванович Витязев (1886-1938)//Книга: Исследования и материалы. Вып.53. М., 1986. С.79-96; Ратнер А.В. Под псевдонимом «Петр Витязев» //Советская библиография. 1986. №3. С.55-56; «Поздно мы с вами познакомились...»: Из переписки И.Ф. Масанова и Ф.И. Витязева /Публ. Е.Н. Никитина // Советская библиография. 1991. №1. С.125-132; №2. С.115-126; «Вольная культурная работа...»: П. Сорокин, И. Павлов, П. Кропоткин в защиту свободы печати /Публ. Я.В. Леонтьева //Человек. 1991. №4. С.107-111.

 

1.

Ф.И.Седенко-Витязев¹ - В.Н.Фигнер

 

26 июля [1928 г.]

Москва, Крестовоздвиженский переул<ок>N° 9 кв.1.

Глубокоуважаемая Вера Николаевна!

Посылаю Вам книгу — «А.И. Спиридович — Партия соц<иалистов>-револ<юционеров> и ее предшественники 1886-1916. Издание второе дополненное, Петроград 1918 г.»² Книга эта лежит у меня, отложенная для Вас, очень давно, да все не мог Вас застать в Москве. Мне говорил Разумник Васильевич³, что Вы искали эту книгу. А у меня 2 экземпляра, из которых один охотно уступаю Вам.

Мне удалось устроить в «Федерацию» книгу Разумника Васильевича о Салтыкове. Теперь он получает по 200 руб<лей> в месяц в течение 6 месяцев⁴. Он немного отдохнет от беспросветной нужды, в которой находился с момента гибели «Колоса».

Сам я заканчиваю статью — «П.Л. Лавров и Гр.З. Елисеев»⁵. К статье будут приложены 4 письма Лаврова к Елисееву с обширными комментариями. Кроме того, составляю указатель имен к 5-му тому Собрания сочин<ений> Н.К. Михайловского.

Кстати, в феврале 1929 года исполнится 25 лет со дня смерти этого большого человека. Мне хотелось по этому поводу поговорить с Вами. Лично я выпускаю ключ к собранию сочин<ений> Н.К Михайловского. Сюда войдет — 1) указатель всех личных имен ко всем X томам собрания сочин<ений> Н.К. Михайловского 2) предметный указатель 3) хронологический список работ Н.К. Михайловского с указанием первого места печати 4) список работ, не вошедших в собр<ание> сочинений. Над этим ключом нас работает 12 человек⁶. Хорошо бы, если «группа народовольцев»⁷ откликнулась 1) сборником 2) вечером в память Н.К. Кроме того, возможны вечера в «Обществе Любителей Российской Словесности», «Всероссийском Союзе Писателей», «Государственной Академии Художественных Наук» и в «Обществе любителей книги»⁸. Я уже говорил об этом сС.Я. Елпатьевским, Неведомским, Поповым и другими⁹. Только с Вами не успел поговорить на эту тему. А надо бы! И очень надо! Я было хотел на денек приехать в Михайловское, но потом не решился Вас беспокоить и поэтому ограничиваюсь письмом.

Слышал, что скоро выходит I том Вашего собрания сочинений¹⁰. Сердечно Вас поздравляю и с нетерпением жду первой книжки. Крепко жму руку. Всего хорошего от сердца. Душевно преданный

Ф.И.Витязев

Ф.1185. Оп.З. Д.2Х. Л. 10-11 об. Автограф.

 

 

2.

В.Н. Фигнер — Ф.И. Седенко-Витязеву

[Михайловское], 29 июля 1928 г.

Славный Витязь! Спасибо за Спиридовича. Эта книга дорогая, и я предлагаю Вам взять за нее деньги.

Рада, что устроили работу Разумника. Он отказался, кажется, от подачи заявления о пенсии¹¹. Но Вересаев сказал мне, что общест<венный> союз писателей постановил возбудить ходатайство об этом от себя¹². Это было еще в апреле; но с тех пор не было известий о ходе дела. Вересаев теперь в Крыму, и надо ждать его возвращения, чтоб подогнать хлопоты.

О чествовании Михайловского. Сомневаюсь, чтоб разрешили. По поводу вечера Лаврова вышел такой конец, что устроителя сослали, а оратора посадили в Ярославл<ьский> изолятор, где он сидит и по сю пору¹³.

У нас ораторами могли бы быть только Вы и Леонович¹⁴, и он мне уже говорил о необходимости устроить вечер*.

О помещениях могу сказать, что Акад<емия> Худож<ественных> наук едва ли даст его, п<отому> ч<то> у них постановлено допускать только художественные вечера.

О сборнике имени Михайловского нечего и думать, п<отому> ч<то> среди старых народовольцев решительно никаких писателей нет и никто не возьмется за это.

Колосов теперь сослан в Ташкент (писать до востреб<ования>), и Вы могли бы списаться с ним: не напишет ли он о Мих<айловском>? В П<етер>б<урге> он произнес великолепную речь наподобном торжестве, затем Пешехонов (в Риге), если Вы напишете ему, мог бы тоже что-нибудь прислать¹⁵.

Кстати, о его передвижении необходимо бы напомнить властям. Но я решительно не могу быть скоро в Москве. Я оч<ень> занята работой — продолжением книги «После Шлисс <ельбурга>» до революции 17 года¹⁶. Кроме того, у меня на руках корректуры русские и немецкие. Я ездила на 15-16.VIIи это отняло целую неделю, благодаря тому, что поездка была утомительна, в плохом автомобиле и надо было 2 дня отдыхать после нее.

Насчет приезда сюда. Что же, приезжайте. Всего лучше запишитесь заранее в канцелярии (Б. Лопухинский, 5)¹⁷ на вторник или четверг, п<отому> ч<то> в субботу слишком много желающих ехать. Имейте в виду, что приезжать, как и уезжать можно только по этим дням. На Театр<альной> площади есть автобус, кот<орый> везет до Красной Пахры; (1р. 50к.); но оттуда пешком до Михайловского 12 верст. Едва ли Вам это подходит. Говорят, Вы болели, и верно ослабели.

В.Ф.

Вы приезжайте с автобусом из О<бщест>ва; а отсюда, когда захотите, Вас отвезут (12 в.) до Красн<ой> Пахры на здешней лошади, прямо к тому часу, когда отсюда идет казенный автобус (есть к 1/2 11 утра) до Театр<альной> площади, где Метрополь. Эта комбинация наилучшая.

Ф.106. Оп.1. Д.168. Л.8-9об. Автограф.

_____

* Елпатьевский и Неведомский это хорошо (Прим. В. Фигнер).

 

 

3.

Р.В. Иванов-Разумннк — В.Н. Фигнер

14 мая 1931 г.

Детское Село Октябрьский бульвар, 32

Глубокоуважаемая Вера Николаевна, отсылая сегодня с С.Н. Валком¹⁸ часть присланных Вами материалов (подробнее об этих делах пишет Вам сегодня же Варвара Николаевна¹⁹), хочу воспользоваться случаем и написать Вам с этой оказией, без Шпекиных и перлюстраций. Впрочем - ничего особо интересного для Шпекиных: просто хотел сообщить Вам, что получил известия о Ф.И. Витязеве-Седенко, и просить — не может ли что-либо сделать для него Красный Крест в отношении продовольственных посылок? Мы здесь делаем все, что можем, но обстоятельства у многих тугие, а рынки — пустые. Если бы оказалось возможным что-либо сделать, то вот его адрес: Майгуба АКССР. ОСУ. СЛАК. Заключенному Ферапонту Ивановичу Битязеву-Седенко. Что же касается каких-либо хлопот об изменении его участи, то, конечно, они совершенно бесполезны: ведь и сославшие его прекрасно знают, что все обвинения против него были совершенно бессмысленны. Надо было избавиться от неугодного человека — и избавились. Судя по письмам, он бодр духом, хотя и прихварывает. Я посылаю ему по указанному выше адресу не столько пищу телесную, сколько духовную: книги, в которых там большая нужда. <...>

Сердечно преданный

Р.Иванов

P.S.«Дм. Кузьмина» читал, читал и Ваш разнос, с которым невозможно не согласиться. Слышал я, что Колосов собирается выставить какую-то тяжелую артиллерию доводов. Навряд-ли!²⁰

Ф.1185. Оп.З. Д.28. Л. 1-1 об. Автограф.

 

 

4.

Из письма Ф.И. Седенко-Витязева

[Май 1931]²¹

В деле моей биографии нет. Она очень важна для хлопот обо мне. Я имею заслуги и как участник 1905 г. и как революционер вообще²². Все зависит от Веры Николаевны Фигнер. Пусть посетит Енукидзе²³ и вручит ему биографию. Клянусь ей, что я никакого отношения к платоновскому делу не имею. Следователь не захотел, чтобы моя биография была в деле. Это вполне понятно. Мое революционное прошлое слишком яркое. А из меня сделали участника монархической организации Платонова²⁴. Что может быть возмутительней и нелепее этого дела. Учтите мою психику старого революционера, которого превратили в контрреволюционера. Я весь дрожу, когда думаю об этом. Я верю в справедливость и особенно центра, если им все сказать. Прозябать здесь 5 лет — духовная гибель для меня. Я тупею, мало читаю и память дает провалы.

Все зависит от моих дорогих друзей. Тот же Михаил Петрович Сажин может поговорить с М.Н. Покровским и Рудзутаком и с Ярославским²⁵. Пусть передаст им биографию. — О Вере Николаевне Фигнер и говорить не приходится. Она ведь хорошо знает меня. Неужели еще можно сомневаться в моей невиновности?.. Если Вера Николаевна позвонит в Кремль секретарю Енукидзе — Минервиной, ее немедленно примут²⁶.

Я работаю на пилке дров и чувствую себя хорошо, но духовно разрушаюсь.

Ф.1185. Оп.З. Д.21. Л.1-1об. Копия рукой неустановленного лица.

 

 

5.

В.Н.Фигнер — Ф.И.Седенко-Витязеву

Москва, 24 апреля 1933 г.

Барыковский пер. 9, 38

Дорогой Ферапонт Иванович. Довольно плакаться по-московски, а если Вы будете так нервничать, то не буду писать «дорогой», а только «многоуважаемый». Право, посадить бы Вас в Шлиссельбург, научились бы владеть собой. Так нельзя. Ваша участь несравненно лучше многих других, а Вы готовы себе волосы на голове рвать. Я еще тогда удивилась, когда Ник<олай> Кон<стантинович>²⁷ дал мне прочесть Ваше письмо из Нижнего. К чему такая экспансивность? Если горько и обидно — надо молчать. Вы Снова спрашиваете о книгах и о картотеке. Но ведь Вы были у Вл<адимира> Ив<ановича>²⁸. И он сказал Вам, что книги в библ<иотеке>, бывшей Румянцева, а картотека, вероятно, в ГПУ, да где же ей быть иначе? Туда попадает все в случае, подобном Вашему, и оттуда, кажется, не выносится. В программе изд<ательства> политкаторжан стоит полное изд<ание> соч <инений> Лаврова²⁹. Быть может, когда по состоянию бумажной продукции это станет на очередь, и Ваше участие будет нужным. Но когда?! Во всяком случае время теперь жесткое, и нервы надо держать под контролем. Я сознательно пишу Вам это нравоучение, чтоб Вы рассердились. Это спасительно: прочтите одну из первых глав 1-го т. «Запеч<атленного> Труда». Если у Вас нет — пришлю. Узнайте, как в крепости меня учил сосед. Хорошо учил³⁰.

Я и Мих<аил> Петр<ович> посылаем Вам 75 р. ввиду дороговизны — только чур! по-московски не кланяйтесь и извините, что не 75 миллионов.

У меня опять раза 2 был не грипп, а гриппок и часто по 5-6 дней не выхожу. Вот уже с 15-го каждый день сыро, дождь, гадость.

Читайте «Литературное Наследство». Оттуда был запрос о значении и влиянии на революц<ионеров>соч<инений> Щедрина³¹. Что Вы об эт<ом> (осебе) скажете? Непременно ответьте на эт<от>вопрос. Мне надо насчет этого просветиться — я никогда на думала об этом; и никакого значения не придавала, кроме значения общего хора передовой журналистики на наши поколения 70-80 гг.

Всего хорошего. Я чувствую себя не в себе. Если хотите бытьрасстроенным, возьмите: «Поднятая целина» Шолохова. Вышла прекрасн<ая> кн<ига> Козьмина «От 1 февраля к 1-му марта»³².

В.Ф.

Ф.106. On. 1. Д.168. Л.11-11об. Автограф.

 

 

6.

В.Н. Фигнер — Ф.И. Седенко-Витязеву

Москва, 7 мая 1933 г.

Барыковский, 9, 38.

Ферапонт Иванович. Я вступила в письменные сношения с Марией Ильинишной³³, ч<то> б<ы> иметь порцию валерьяновых капель для Вас.

Она пишет, что хлопоты продолжаются, и она надеется получить желаемое перемещение Вас, но повестит Вас лишь тогда, когда дело будет сделано. Я, кажется, не написала Вам в ответ на Ваш запрос о книгах и картотеке. Это потому, ч <то> Вам уже было известно, когда Вы были здесь. Тогда Вл<адимир> Ив<анович> Вам ведь сказал, что книги в Ленинской библ<иотеке>, а картотека в ГПУ. А Вы все повторяете этот вопрос. Ваша просьба Мих<аилу> Петр<овичу> написать письмо властям, оч<ень> взволновала его, но после небольшого колебания он отказался от этой мысли. Я думаю, Вам лучше было взять это на себя, а то не хорошо: сам не делаете, а другому предлагаете. Посмотрите во 2-ом т. моих книг, стр. перв. изд.* в конце³⁴.

С приветом и пожеланием запастись спокойствием.

В.Ф.

А Н.К. Лебедева постановлено выслать на 3 г. в Северн <ый> край (Вологда и там дальнейший маршрут).

Недели 4 назад туда отправлен один знакомый, студент: 500 км от Вологды, 200 в. от жд., 100 в. шел пешком по грязи в t° 38° до деревни. Обострился ревматизм. На дорогу имел 110 р. Пришел без копейки. Ц<ена> хлеба 7 р. и 10 р. фунт. Променял шапку на картошку. «А дальше?», — спр<ашивает> он и отвечает: «воровать или умирать». «На первое не пойду». Причина — донос товарищей.

Ф.106. Оп.1. Д.168. Л. 12-13. Автограф.

_____________

* В тексте оставлено незаполненное место(Прим. публ.)

 

 

7.

Ф.И.Седенко-Витязев — В.Н.Фигнер

[Ульяновск, май 1933 г,]

Чего собственно я добиваюсь? Вопрос простой и ясный. 2 ноября 1931 г. судебное заседание Коллегии ОГПУ отменило после пересмотра моего дела прежний приговор и дало мне минус 12 на 3 года. Но отменивши приговор, до сих пор не отменили его последствий. Каковы же эти последствия? Конфискация всего моего имущества и архива. Вот я и добиваюсь своего возврата в Москву и возвращения мне моего имущества — библиотеки, архива. И книги, и имущество можно вернуть из различных запасных фондов. Я хочу, чтобы мне дали возможность работать над Лавровым. Чтобы не пропадала зря 22-х летняя работа и мои знания. Вот мы кричим о «наследстве» и его «приятии». А в то же время разве есть опись этого наследства? Мы не имеем списка работ — Г. Елисеева, Берви-Флеровского, Лаврова. У нас не собраны письма писателей. У нас не раскрыты тысячи анонимных статей в руководящих русских радикальных журналах, начиная с 60-х годов. Даже нет списка публицистических статей Салтыкова. И в то же время люди вроде меня, которые имеют знания, которые могли поработать над «духо