У нас есть батл вина и папиросы

С портрета Бах поглядывает косо -

Немного раздражён он, как всегда,

Внезапным появленьем «этих двух» -

Терзающих гармониями слух,

Смущающих, беднягу-протестанта.

Ну, что ж, приступим. Как всегда – анданте.

К дверям придвинем, как затвор – фоно,

По пищеводу булькает вино.

В раскрытое окно – весна ворвётся,

Бах, иль не Бах? – глядящий со стены

Совсем не пробуждает в нас вины…

Аудитория залита ярким солнцем,

Мы счастливы. И Бах пускай глядит

На наш счастливый и преступный вид

Мы счастливы. Нам море – по колено.
Спасибо «консе», приютившей нас
И спрятавшей от глаз людских, на час.
Вот это жизнь! Вот это жизнь, Елена!

***

Ангел сводил нас с тобой, или черти? –
Кто его разберёт…
Жизнь круговертью своей завертит –
Всё будет в свой черёд…

Так не грусти, и давай-ка выпьем,

Что ли, на посошок!

Пусть за окошком весь вечер сыплет

Лёгкий, как сон, снежок.

Ангел ли встречу потом назначит,

Иль подгадает чёрт?

Я оплачу до конца, без сдачи

По предъявлению счёт.

1994

 

 

Подойдешь к «Аромату»,
Где и ты – завсегдатай,
Но бываешь всё реже и реже.
Тут базарят ребята
Про кредит, предоплату…
разговоры всё те же и те же:

Пять вагонов бензина,
Для «Камазов» резина,
Или сами «Камазы» -
Всё сразу.
Сигареты и даже,
Воздух нынче в продаже!
Залезает в твой разум -
Зараза.

Ты плывёшь в говностоке
с гордым именем «брокер»,
в голове загнивает идея:
куш сорвать исхитриться
и свалить за границу,
капиталом солидным владея.

И в коричневом море
уж не вычислить вскоре:
комсомолец ты был, или рокер?
Всех нас, без исключенья,
в море сносит теченьем.
Парус тонет вдали одинокий.

 

***

Здесь был чей-то очаг, но теперь на тебя неспроста
Сквозь дверные проёмы таращит глаза пустота.
Дом стоит, словно памятник новой эпохе,
Неуютной, сырой.
Десны улиц теперь без зубов,
Всюду дыры сквозные на месте вчерашних домов.
Век подходит к концу и хрипит,
Задыхаясь при выдохе-вдохе.

В крышку гроба его забивая со злостью свой гвоздь,

Время ищет хозяев. И ты ощущаешь, что гость –

Это именно ты. И открытием тем опечален,

Ты бредешь наугад, растворившись в толпе без труда

В никотором часу, в никуда, навсегда, без следа,

Мимо замков воздушных своих и реальных развалин.

В телевизоре – муть, как и в каждой газетной строке.

Но поток информации, как и часы на руке,

Ничего не расскажут о Времени и не раскроют причину,

Почему же ты в город, которого, в сущности, нет,

Укатившего поезда держишь в кармане билет,

Но перрон уже пуст, и повсюду разит мертвечиной.

И блуждая сомнамбулой в долгом мучительном сне,

Тонешь ты в суете, в мелких дрязгах, заботах, в вине,

Молью съедены в старом шкафу твои пыльные крылья.

Нынче козыри – черви. Шестёрки забили туза,

Образа – наизнанку. Глядят из-под век - не глаза -

Две глубоких могилы. И сказка становится былью.

Вместо Слова – слова, вместо Дела – такие дела,

Что горят синим пламенем, и остаётся зола…

Посидим мы и выпьем, по рублику скинувшись с носа.

А потом разойдёмся своими дорогами, но:

Кто уходит совсем, кто – на дно, кто – в окно,

Кто – наверх… кто - на полном ходу – да с откоса.

На обломках империи буйно растёт трын-трава,

Пахнет плесенью, смертью. Смердят, умирая, слова,

Потерявшие смысл. Всё размылось и перемешалось,

И ища в этом смысл, ты его ни хрена не найдёшь.

От избытка желанья его обрести молодёжь

Без особых помех сразу прыгает в старость.

Костенеет душа, наливаются кровью зрачки,

Тем верней и верней пустота набирает очки,

Но мы вправе гордиться, что жили в эпоху Распада,

Скоро новый поток наших судеб обломки сметёт,