Образ Сергия Радонежского в литературе 20 вв

Первым литературным памятником и источником исторического предания о Сергии Радонежском и его необыкновенном авторитете в русском обществе стало «Житие преп. Сергия Радонежского». Оно было создано в 1418-1419гг. монахом Епифанием, учеником Сергия.

Литература 20 века выразила отношение к высокому авторитету Сергия Радонежского, сохранившемуся в веках, в двух направлениях – публицистически-богословском и художественном.

Писатели 20 века необычайно высоко оценивают роль Сергия Радонежского: он создал образец пустынного монастыря, показал монашеству новый путь жизни. Монастыри стали возникать вне городов и селений, пребывание их в миру постепенно было признано неправильным.

Преподобный дал пример нестяжательной жизни, показал, что без этого принципа полноценная монастырская жизнь немыслима. Сергий Радонежский именно так понимал иноческий идеал, воплощая его в себе и в своих поступках.

Он стремился установить в обители строгое общежитие, введя в середине 1350-х годов общежительный устав. Это значило, что преподобный желал искоренить принцип “особой жизни” иноков, когда каждый из братии мог иметь деньги и личное имущество, питаться в соответствии со своим материальным достатком. Такие обители владели селами, вели торговлю, давали деньги в рост. На Руси подобное устройство монашеской жизни к XIV веку стало естественным, “традиционным”. Сторонники “старины” не желали изменений. В Троицкой обители преподобный сломал “традицию”: братии запрещалось иметь какое-либо личное имущество, иметь собственный стол и отдельную трапезу, просить милостыню. Отныне вводились общее хозяйство, общая трапеза, общее владение имуществом.

Писатель первой трети 20 века Борис Зайцев (1881 — 1972. После трагически воспринятой им революции и последующей гражданской войны, когда были убиты племянник и пасынок писателя, он был арестован за активное участие в Помголе (организации помощи голодающим), затем едва не умер от сыпного тифа, Зайцев вместе с женой навсегда уехал из России.) эстетически, с обильными метафорами и любовной нежностью описывает дела Сергия и значение для России, он отмечает важную историческую миссию Сергия Радонежского: им было положено начало освобождения не только от ордынской зависимости, но шире: “в поединке Руси с Ханом имя Сергия навсегда связано с делом созидания России”^[1]. В то время когда ордынское иго было жестокой реальностью, преподобный всеми своими поступками учил соотечественников побеждать рознь, жить вместе, чувствовать и любить ближнего. Учение длилось долго и, разумеется, не ограничилось Куликовской битвой. Ордынцев и в дальнейшем воспринимали с ужасом. Зайцев противопоставляет простоту внешних действий Сергия Радонежского великой миссии объединителя: «Не оставив по себе писаний, Сергий будто бы ничему не учит. Но он учит именно всем обликом своим: одним он утешение и освежение, другим — немой укор. Безмолвно Сергий учит самому простому: правде, прямоте, мужественности, труду, благоговению и вере[2] …. Сергий рубил келии, таскал бревна, носил воду в двух водоносах в гору, молол ручными жерновами, пек хлебы, варил пищу, кроил и шил одежду. Летом и зимой ходил в той же одежде, ни мороз его не брал, ни зной. Телесно, несмотря на скудную пищу, был очень крепок, «имел силу противу двух человек»[3].

Ещё раньше об этом писал в своих стихах и С. Соловьев (1853 — 1900) в 1906 – 1909 гг.:

Весь день из рук не выпускав пилы,Вдали соблазнов суетного мира,Простой чернец, без церкви и без клира,Молюсь в лесу, среди туманной мглы[4].

Писателями начала 20 века, когда крупнейшие преобразовательные события – на грани катастрофических – потрясли Россию времён трёх революций и гражданской войны, преподобный воспринимался как национальный герой, религиозно собиравший народ на борьбу с врагом. Это событие видится центральным и в его жизни, и в жизни объединяющейся Руси. Обратимся к оценке Сергия Радонежского философом-богословом Н.О. Лосским (1870 — 1965, в 1922 году выслан из России на философском пароходе). Он называл игумена Троицкого монастыря воплощением добра, служившего идеалом русской общественности и государственности. Построенный им храм во имя Троицы был образом единства в любви, “дабы, взирая на этот образ, люди побеждали в себе ненавистное разделение мира”. “Основанная им обитель, — полагал философ, — стала не только обществом живших в ней иноков, она превратилась в идеальный центр всей русской общественности и государственности”[5]. Таким образом, государственность, прилагательно к детищу преподобного, может рассматриваться и пониматься не утилитарно — “политически”. Монах — духовный руководитель верующего народа, его моральный компас и “духовный парус”. Монах отрекается от мира, от всего того, что его с этим миром связывает (хотя в понятии отречения нет отрицания мира). Следовательно, монах в принципе асоциален, но не аполитичен. Пример радонежского игумена доказывает нам это. Единение с Богом – “обожение” – требует преодоления плоти и страстей, преображения человека. Достигший такого состояния аскет, стяжавший славу святого, вернувшись в мир, продолжает служить всем тем, кто нуждается в его службе. Так проявляет себя деятельный аскетизм[6]. «Господь требует от всякого людина действования, ибо вера без дел мертва есть!»[7]

В литературе XX века наблюдается новый всплеск интереса к этой могущественной духовной фигуре. Появляются исторические романы, мистические повести, стихи. Среди них: Б. Зайцев «Житие Сергия Радонежского» (1924), И. С. Шмелев «Куликово поле» (рассказ, 1939-1947), С.П. Бородин «Дмитрий Донской» (исторический роман, 1940), Д.М. Балашов «Ветер времени» (исторический роман, 1987) «Русь Святая» (исторический роман, в 8 частях, 1991 - 1997), «Похвала Сергию» (исторический роман, 1992). Неизменно почтение и благоговение перед святым старцем:

- утверждается его духовная роль, как святого, создавшего монашество, строителя и целителя душ человеческих, провидца, примера для подражания;

- оценивается его политическая роль, как объединившего земли русские в борьбе против монголо-татарских захватчиков.

В произведении И.С. Шмелева «Куликово поле» (Рассказ следователя) (1939 – 1947) описано мистическое явление образа преподобного Сергия Радонежского в Советской России в 1925 году. Святой ободряет и укрепляет оставшихся там христиан. С героями рассказа происходят мистические события, которые подтверждают идею И. Шмелева об исторической избранности русского народа. Православный народ, как пишет Шмелев, не может расстаться с верой в правду «почти фи-зи-чес-ки». С помощью Бога повествователь одерживает внутреннюю победу «над пустотой в себе».

Расследование истинности чуда выявляет потерпевших в преступлении, совершенном под влиянием темной силы. Среди потерпевших — правда: «Душой верил, что поруганная правда должна восторжествовать над злом… иначе, для него, не было никакого смысла и строя в жизни: все рушится?!.. Нет, все в нем протестовало, инстинктивно… Правда не может рушиться…»[8]. Защищать нужно «попранную Правду». «Попранная»— чтение из редакции 1942 г. В 1947 г. правда названа «попираемой». Изменение свидетельствует об осознании писателем необходимости вступиться за Правду, что и стало одной из причин упорного редактирования произведения.

Шмелев – писатель страстный, ищущий, мятущийся. Но просветляющей, освобождающей радостью проникнуты целые страницы рассказа «Куликово поле»: о радости, переходящей в ликованье сердца, говорят герои произведения Оля и следователь; радость звучит и во второй главе — вместе с чувством вины человека, не умевшего ценить красоту и святыни России. Теперь они далеко, но они есть. В них — свидетельство возможностей человека, проявленных в творчестве, в служении, в ратном подвиге, в них — залог грядущего освобождения России от «окаянства», возрождения ее.

Можно сказать, что перечень городов, крепостей, полей сражений и просто лесов, рек, озер в рассказе Шмелева по содержанию сопоставим со «Словом о погибели Русской земли»: в нем тоже речь идет о ценностях, которые предстают как ответ земного небесному; а полнота («исполнена земля Руская») земного на Руси связана неразрывно с христианской верой.

В «Дмитрие Донском» советский писатель Бородин рассказывает о духовном пути Сергия, Сергий называется провидцем и чтецом сердец: «Как далеко по Руси растеклась слава о кротости, благочестии и уме сего советника и увещателя князей, о великой его чести у князей и бояр русских. Даже Мамай расспрашивал Дмитрия о нем в Орде»[9]. Но на предложение князя стать митрополитом отказывается: «Тишины ищу в вере, а не власти. Не искушай мя»[10]. «Желаю, говорил, лучше учиться, нежели учить; лучше повиноваться, нежели начальствовать; но боюсь суда Божия; не знаю, что угодно Богу; святая воля Господа да будет!»[11] Писатель подчёркивает те свойства характера и духовного облика Сергия Радонежского, которые ему видятся идеалом русского характера.

Д.М. Балашов (1927 – 2000) в исторической прозе «Святая Русь» в связи с образом Сергия Радонежского описывает особым стилизованным и архаизирующим языком невластолюбие Сергия, любовь к ближнему, жертвенность - тоже как духовный идеал сознательного человека, как высшее проявление русского характера: «Сергий ведает,…Что гордыня, ослепившая язык русский после успехов днешнего государственного созидания, внесла рознь и нелюбие в души русичей и надобна великая жертва, дабы очистить от скверны и сплотить великий народ, который токмо тогда - в силу любви к Богу и к ближнему своему - возможет подняться, взойти к грядущим высотам своей, еще не ведомой никому, славы»[12].

Советский писатель Д.М. Балашов переходит исключительно на патетическую стилистику, описывая 14 век и роль Сергия в повести «Ветер времени»: Как надобно чудо - и, признаемся уж хоть самим себе, надобное нам, людям во все века! Он, конечно, не знал, какой знак и даже будет ли знак ему... Но он молился. И - опустим, не скажем, как молился он. Частью по незнанию, а больше по тому одному, что рассказать этого нельзя. То невыразимое, что происходит в человеке и с человеком в подобные мгновения, невыразимо доподлинно.»[13].

К Сергию приходили тысячи, и в час, когда страна спросила его: идти ли? - он ответил ей: иди! Господь да пребудет с тобою! И был духовно с ними, и люди пошли на смерть.[14].

Д.М. Балашов выводит поэтическое обобщение о Сергии Радонежском: «…в нем – Свет, в нем – Вера, в нем и из него – моя Родина!»[15]

Писатели XX века видели в Сергии Радонежском высокий духовный образец, национальный идеал. Но художественно обращались к этому образу в разной манере.

В завершение – стихи из поэмы Татьяны Шорыгиной «Сергий Радонежский» - о современной актуальности деяния подвижника:

Вот Сергий – старец на исходе дней,

Остались в прошлом подвиги, затворы:

В нем ищут люди мудрости, опоры,

И жизнь его окидывая взором,

Хотят постичь: что было главным в ней?

Упорный труд с зари и до зари,

Уклад простой, но чистый и суровый,

Он строил души и монастыри,

Чтоб на Руси звучало Божье слово.

ОН веры протянул живую нить,

Чтоб примирить князей, объединить

Вокруг Москвы, и нанести удар,

И сбросить иго тяжкое татар.

Россия вновь пред гибельной чертой,

И я задумалась: найдется хоть один

Отчизны бескорыстный, верный сын,

Чтоб в наше время, темное, лихое,

Ободрить Русь молитвою святою?

 

Список литературы:

1. Балашов Д. Святая Русь: Роман. – Петрозаводск: Карелия, 1992. – 544 с.

2. Балашов Д.М. Ветер времени: Роман. – Тула: НПО «Тулбытсервис», 1994. – 496 с. – (Б-ка русского романа).

3. Балашов Д.М. Похвала Сергию: Ист. роман /Д.М.Балашов. - М.: ООО «Издательство Астрель»: ООО «Издательство АСТ»: ООО «Транзиткнига», 2005. – 842, [6] с.

4. Бородин С.П. Дмитрий Донской: Роман. – М.: Воениздат, 1979. – 376 с.

5. Зайцев Б. К. Преподобный Сергий Радонежский // Зайцев Б. Осенний свет: повести, рассказы. – М.: Советский писатель, 1990. – С. 474 – С. 515..

6. Лосский Н. Преподобные Сергий Радонежский и Серафим Саровский // Путь. 1926. № 2. С. 153, 155.

7. Смолич И. К. Жизнь и учение старцев (Путь к совершенной жизни) // История Русской Церкви. Приложение. – М.: Православ. энцикл. Паломникъ, 1999. – 607 с.

8. Соловьев С. Собрание стихотворений. М.: Водолей Publishers, 2007. С. 196.

9. Шмелев И.С. Куликово поле; И.А. Ильин. Творческая идея нашего будущего. М.: Рарогъ, 1999. – 96 с.

[1] Зайцев Б. К. Преподобный Сергий Радонежский // Зайцев Б. Осенний свет: повести, рассказы. М., 1990. С. 474.

[2] Зайцев Б. К. Преподобный Сергий Радонежский // Зайцев Б. Осенний свет: повести, рассказы. М., 1990. С. 515.

[3] Там же. С. 484.

[4] Соловьев С. Собрание стихотворений. М., 2007. С. 196.

[5] Лосский Н. Преподобные Сергий Радонежский и Серафим Саровский // Путь. 1926. № 2. С. 153, 155.

[6] См. подробнее: Смолич И. К. Жизнь и учение старцев (Путь к совершенной жизни) // История Русской Церкви. Приложение. С. 371 и др.

[7] Балашов Д. Святая Русь. Петрозаводск.1992. С. 312.

[8] Шмелев И.С. Куликово поле; И.А. Ильин. Творческая идея нашего будущего. М, 1999. С. 16 – 17.

[9] Бородин С.П. Дмитрий Донской. М., 1979. С. 62.

[10] Там же. С. 68.

[11] Там же. С. 272.

[12] Балашов Д. Святая Русь. Петрозаводск.1992. С. 309.

[13] Балашов Д.М. Ветер времени. Тула, 1994. С. 54.

[14] Там же. С. 52.

[15] Балашов Д.М. Похвала Сергию. М., 2005. С. 8.