Рабы как субъекты права

Характеристика правоспособности была бы неполной без рассмотрения еще одной категории, правда, не субъектов, а объектов права. Речь идет о рабах, отличие которых от других объектов права - способность издавать чле­нораздельные звуки. Поэтому у рабов, как у скотины, нет и быть не может семьи, брака, имущества и т.д. Ответственность за их противоправные дей­ствия несут хозяева, при этом иски, так называемые ноксальные, были таки­ми же, как и в случаях, если виновное действие совершено скотом.

В древнейшее время основные варианты возникновения рабского состояния — пленение воинов вражеского государства, обращение в раб­ство иностранцев, находившихся на территории Рима, и рождение от рабыни. Последний вариант является следствием того, что правовой статус отца приобретали лишь дети, рожденные в законном браке. Вступление же в брак с рабыней исключалось. Вначале определяющим был статус матери в момент родов, затем, в постклассическую эпоху, — любой отрезок времени, в который мать была свободной в период беременности. Возможно было обретение рабского состояния свободнорожденным римлянином. К при­меру, по инициативе потерпевшего рабом мог стать вор, застигнутый на месте преступления, или член семьи, проданный ее главой в рабство. Свободнорожденные римляне не могли быть рабами (до периода империи) на территории своего государства, они продавались за гра­ницу.

Соотношение источников рабства к началу классического периода меняется. Запрещается порабощать сограждан, сокращается долговая кабала.

Возникновение рабского состояния связывается с определенными наказаниями за преступления. Обращались в рабство приговоренные к смертной казни, каторге. Та же участь постигала свободную женщину, уличенную в интимной связи с рабом и продолжавшую ее, несмотря на предупреждение. Мог быть возвращен в рабское состояние неблагодарный по отношению к своему бывшему господину вольноотпущенник.

На раннем этапе истории Рима рабство было домашним, патриархальным, и раб, хотя и не мог иметь ни своего имущес­тва, ни своей семьи, все же еще не рассматривался в качестве вещи, за ним сохранялись некоторые права человеческой лич­ности. Они выражались, в частности, в том, что могила раба находилась под защитой сакрального права, как и могила свободного; кровнородственные отношения рабов являлись препятствием к браку между ними; при отчуждении рабов запрещалось разделять близких родственников; обозначение отношений господина и раба термином «potestas» свидетель­ствовало о признании определенных элементов личности пос­леднего.

Но уже Аквилиев закон (конец III в. до н. э.) утверждает противоположную реальность: «Если кто-либо противоправно убьет чужого раба или рабыню, или четвероногое, или скот, то да будет он присужден дать собственнику столько меди, сколь­ко являлось наивысшей стоимостью этого в данном году»[75][15]. К середине II в. до н. э. раб окончательно превраща­ется в средство производства, с которым хозяин мог обра­щаться как с вещью. «Господа имеют над рабами право жизни и смерти...»[76][16].

Сокращение возможности обращать в рабство сограждан привело к тому, что купля-продажа рабов-чужеземцев, постав­ляемых на рынки в результате войн, стала новым и распро­страненным источником рабства. Так, при взятии города Тарента (209 г. до н. э.) было продано в рабство 30 тысяч человек, городов Эпира (167 г. до н. э.) — 150 тысяч. Увеличение численности рабов снижает их товарную стоимость и социаль­ную ценность, что имеет своим следствием резкое ухудшение их личного положения. Марк Порций Катон в своем трактате «Марцинор» (II в. до н. э.) противопоставляет прежнее от­ношение к рабам поведению новых, современных ему господ. В другом трактате («О земледелии») Катон рекомендует меню для рабов: «Сохраните возможно больше упавших с дерева олив, а также и тех, которые, будучи сорваны не вовремя, не обещают вам большого количества масла; давайте им эти маслины, но с таким расчетом, чтобы их запас продержался возможно дольше. Когда он истощится, давайте им рассол с уксусом». Как свидетельствует Плутарх, в молодости Катон разделял пищу рабов и их труд, а свою жену заставлял кормить грудью их детей. Изменившееся презрительное отношение к рабам отразилось в римской эпической и дра­матургической литературе, в частности, у Теренция, Плавта и др.

Плохое обращение с рабом не было характерно, раб в Риме был собственностью гражданина, поэтому к нему обыкновенно относились бережно, так же, как относились к вещи, что было в интересах господина.

После провозглашения императором Августом «римского мира» войны как источник рабства, по сравне­нию с законными способами, утратили первенствующее значе­ние. В результате в первые три века новой эры количество рабов, поставляемых на рынок, значительно сократилось. Из­менилось отношение к рабам и обращение с ними. Новая политика Адриана по охране границ римского государства, состоявшая в долговременной обороне по всем линиям, со­кратила число пленных, получаемых в результате погранич­ных войн.

Как следствие кризиса традиционной системы рабства, уси­ливается напряженность в отношениях рабов и рабовладель­цев. Выражением этой напряженности явился знаменитый Силанианский сенатусконсульт 9 г., установивший применение пыток и казнь всех рабов убитого господина, находившихся под одной с ним кровлей и не пришедших ему на помощь. С конца I в. намечается тенденция вмешательства государства в отношения «раб—господин» с целью ограничения произвола рабовладельцев. Последним, а также муниципальным магист­ратам, запрещается казнить рабов, навечно заковывать, отда­вать их в гладиаторы. Преступления, совершаемые рабом, отныне подлежали ведению суда. Они также сами несли ответ­ственность за преступления, совершаемые с ведома или по приказу хозяев. Даже жалобы господ на интимные связи рабов с их женами рассматривались органами государства.

В соответствии с эдиктом императо­ра Клавдия больной раб, лишенный помощи хозяина, обретал свободу. Конституция другого императора — Антонина Пия — устанавливала уголовную ответственность господина за убийство своего раба.

К этому времени относится окончательное оформление принципа favor libertatus, согласно которому в случае сомнения в статусе человека, возникшего в судебном споре, оно толковалось в пользу признания его свободным. Так же решались аналогичные ситуации: если раб должен был получить свободу по выполнении какого-либо условия, соблюдению которого препятствовали, он, тем не менее, получал свободу; раб приобретал статус свободного человека и в случае признания недействительным завещания, по которому он получал свободу; при сокрытии наследником завещания, освобождавшего раба, последний мог обратиться в суд, хотя вообще такая возможность принципиально исключалась (cum servo nulla actio est — в отношениях с рабом нет иска).

Таким образом, власть отдельных рабовладельцев над рабами была значительно поколеблена, последние, оставаясь в подчинении своих господ, в определенной степени приобрели подданство государства. Смягчение положения рабов объясня­ется не только распространением гуманистических тенденций. Либерализацией рабовладельческой системы государство стремилось не обострять отношений до крайностей, и тем самым сохранить ее. Но с либерализацией осуществление репрессивной политики против рабов не прекращается, напряженность социальных отношений сохраняется, в том числе и по причине рабской преступности.

Бесправие рабов в имущественной сфере издревле пришло в противоречие с потребностями хозяйственной жизни. Хотя раб приравнивался к орудиям производства, животным и т. п., он отличался от них своей сознательной волей и интеллектом, которые можно было использовать в интересах господ. В этом качестве раб выступал как «говорящее орудие» (согласно Варрону, орудия земледельческого производства делились на три категории: «На орудие говорящее, полуговорящее и немое; орудие говорящее — это рабы; полуговорящее – это быки; немое — это повозки»[77][17]). Возможность раба совершать юридические действия (но только в пользу хозяина) выводилась из правоспособности последнего, т. е. как если бы такие действия совершал сам рабовладелец. Между тем по обязательствам рабов господин никакой ответственности не нес, что, разумеется, противоречило принципам граждан­ского оборота. «Наше положение может становиться лучше при помощи рабов, но не может становиться хуже»[78][18].

Подводя итог сказанному, можно констатировать: римляне вошли в историю как одни из самых жестоких рабовладельцев, как создатели так называемого классического рабства. Данная трактовка, бе­зусловно, верна, но лишь отчасти.

Во-первых, как уже отмечалось, римляне - творцы юридической приро­ды, состояния. Поэтому рабство - юридическое состояние, которое «есть установление права народов, согласно которому лицо подчинено власти другого вопреки природе»[79][19].

Во-вторых, мнение римской элиты о природе рабства было совершен­но разным. Уже в раннюю республику хорошо известен Аппий Клавдий, вклю­чивший сыновей вольноотпущенников в римский Сенат. В пьесах Плавта рабы чаще более сообразительны, хитры и предприимчивы, чем их хозяева. Родоначальник римской литературы Ливии Андроник был рабом и вольноотпущен­ником. Со второго столетия до н. э. множество пленных греков образовали сословие интеллигенции.

Исходя из сказанного, в характеристике рабского состоя­ния возможно отметить ряд особенностей, которые, как нам кажется, позво­ляют говорить о существовании специфической, рабской, но все же правоспособности.

1. Раб фактически наделен пассивной завещательной способностью, то есть он может призываться к наследованию.

2. Он - активный участник частноправовых отношений, приобретая и даже отчуждая, обязываясь от имени господина.

3. В эпоху империи раб может быть выведен на так называемый пекулий - имущество, предоставленное хозяином рабу для самостоятельного ведения хозяйства. Естественно, раб делает определенные выплаты хозяину. Но ведь в подобной ситуации находились и свободные арен­даторы. Таким образом, имеет место признание за лицом неких эле­ментов ius commercium.

Колоны. В период республики и принципата понятие колон (coloni) означает свободного арендатора земли, со­стоящего с ее собственником в договорных отношениях. На­чавшееся с правления Августа распространение крупного зем­левладения, имевшее своим следствием известные социаль­но-экономические последствия, в том числе укрепление соб­ственности землевладельцев, привело в конечном счете к изменению правового положения колона. В течение III в. колон закрепляется на земле фактически, а в IV в. — юри­дически.

Арендная плата в деньгах, первоначально обозначаемая в договорах, в связи с почти неизбежной финансовой задол­женностью колонов все чаще заменяется натуральной опла­той, а со временем к ней присоединяется обязанность выпол­нения барщинных работ в пользу собственника земли. Мате­риальная зависимость колона создавала безвыходную ситу­ацию, и колон был вынужден обстоятельствами оставаться на земле кредитора.

«Руками колонов, неведомых прежде, большие Земли возделывать стали, свои расширяя именья», — писал римский поэт I в. Анней Лукан.

Из сочинений юристов периода империи следует, что если договор об аренде не был возобновлен, колон (и его наследники) с молчаливого согласия обеих сторон мог остаться на земле, т. е. колон был таковым уже не по договору, а на основе иных отношений с господином. Источники свидетельствуют, что колонами становились и рабы: «Раб, перешедший на положение колона, хотя и принадлежит к определенному имению, не должен включаться в состав инвентаря»[80][20]. Это были «посаженные на землю» колоны, в отличие от «свободных колонов». Со временем различие между ними исчезло.

Юридическому оформлению фактических отношений колоната способствовало введение нового земельного налога, в соответствии с которым ценность земельного участка и земельная рента увеличивались, если на ней жили колоны. С этих пор оставление земельного участка колоном означало уменьшение ценности участка, что и послужило предпосылкой для прямого прикрепления колонов к земле в классическом римском праве.

Колоны были правоспособны, могли заключать договоры, иметь семью, наследовать и оставлять наследство, предъяв­лять иски к третьим лицам, но не к хозяину земли. Отношения между собственником земли и колоном основывались на пуб­личном праве, в котором положение колона ограничено жест­кими рамками: он связан и с собственником земли, и с госу­дарством, а сбросить бремя колоната можно было лишь при­обретением обрабатываемого земельного участка.

Еще романисты XIX — начала XX в. характеризовали колонат как зародыш феодализма, а колона — как предшест­венника средневекового крепостного крестьянина.