Книга 38

1. (1) В Азии шла война, но не было спокойно и в Этолии1; там начались волнения, вначале среди племени афаманов. (2) Афаманией2 в ту пору управляли наместники царя Филиппа, своим высокомерием и беззакониями заставившие с сожалением вспоминать о прежнем царе Аминандре, (3) который жил изгнанником в Этолии. Из писем своих приверженцев Аминандр узнал о положении дел в Афамании, и у него появилась надежда вернуть себе престол. (4) Посланцы из Афамании возвратились в Аргитею, столицу области, и передали знатным людям племени ответ Аминандра: он готов вернуться, если будет уверен в поддержке соотечественников. Буде это действительно так, он воспользуется вооруженной помощью этолийцев и вступит в Афаманию с войском. Затем Аминандр вел переговоры с этолийским советом избранников3 и с претором союза Никандром. (5) Убедившись, что его соплеменники полностью готовы, Аминандр тотчас же сообщил им день, когда войдет в Афаманию с войском. (6) Вначале участников заговора против македонского владычества было четверо. Каждый из них присоединил к заговору по шесть человек; опасаясь, что и так число участников слишком мало, ибо немногочисленность их подходила скорее для сохранения замысла в тайне, чем для приведения его в исполнение, они еще удвоили число посвященных. (7) Теперь заговорщиков стало пятьдесят два, и они поделились на четыре части: одни отправились в Гераклею, другие в Тетрафилию, где прежде обыкновенно хранилась царская казна, третьи в Тевдорию, четвертые в Аргитею. (8) Они уговорились между собой, что сначала, не предпринимая никаких действий, станут просто держаться на городской площади, будто приехали по своим делам, а в назначенный день одновременно призовут народ изгнать из крепостей македонские гарнизоны. (9) Когда этот день настал, и Аминандр с тысячей этолийцев уже находился в пределах Афамании, македонские гарнизоны, как заговорщики и условливались, были изгнаны сразу из крепостей четырех городов, а во все остальные разосланы были послания с призывом освободиться от разнузданного произвола Филиппа и восстановить законного царя в отеческом царстве. (10) Македоняне были изгнаны отовсюду. Начальнику гарнизона в городке Тейе, Ксенону, удалось перехватить письмо и занять крепость, после чего он еще несколько дней оказывал сопротивление осаждавшим, (11) но вскоре сдался и он Аминандру, в чьей власти оказалась вся Афамания, кроме Атенея, крепостцы возле самой македонской границы.

2. (1) Узнав об отпадении Афамании, Филипп выступил с шеститысячным войском и очень быстро пришел в Гомфы4. (2) Оставив там большую часть воинов, которые не выдержали бы столь трудного перехода, он с двумя тысячами вошел в Атеней, единственную крепостцу, которую его гарнизону удалось удержать. (3) Отсюда царь попытался занять ближайшие поселения, но, легко убедившись, что все они, кроме Атенея, держат сторону неприятеля, вернулся в Гомфы и уже со всем войском вступил в Афаманию. (4) Филипп выслал вперед Ксенона с тысячей пехотинцев, приказав ему овладеть Этопией, выгодно расположенной близ Аргитеи. (5) Получив донесение о том, что Этопия в его руках, сам царь расположился лагерем невдалеке от храма Зевса Акрейского5. Там он на день задержался из-за ненастья, а на следующий решил двинуться к Аргитее. (6) Во время перехода на господствующих над дорогой холмах сразу же стали появляться то там, то сям афаманы. Завидев их, передовые остановились. Страх и тревога пробежали по всему строю, (7) и каждый представил себе, что с ним будет, если колонну сбросят в ущелье, тянувшееся под скалистым краем дороги. (8) Царь устремился было вперед, чтобы быстро выбраться из теснины, рассчитывая, что войско последует за ним, но общее смятение было таким, что ему пришлось отозвать передовых и возвращаться прежней дорогой. Вначале афаманы просто следовали за войском в некотором отдалении, (9) но после того, как к ним присоединились этолийцы, афаманы оставили их для преследования колонны с тыла, а сами окружили ее с флангов, (10) а некоторые, пройдя более коротким путем по известным им тропам, заняли проходы. Это привело македонян в такое смятение, что они в беспорядочном бегстве, забыв о строе, теряя вооружение и солдат, переправились наконец на другой берег. (11) На этом преследование прекратилось. Дальнейший путь войска до Гомфов и от Гомфов назад в Македонию был безопасным. (12) Тем временем афаманы и этолийцы стянули все силы в Этопию против закрепившегося там Ксенона с его тысячей македонян. (13) Решив, что их позиция слаба, македоняне, рассредоточившись, отошли из Этопии вверх, на крутую скалу, но афаманы нашли пути, с разных сторон ведшие на нее, и выбили македонян оттуда. (14) Рассеявшись по бездорожью и не зная проходов среди незнакомых гор, они не могли найти пути к бегству и были частью взяты в плен, частью перебиты. В панике македоняне падали с круч, разбивались насмерть и лишь немногие смогли с Ксеноном вернуться к Филиппу. Убитых похоронили потом, во время перемирия.

3. (1) Вернув себе царство, Аминандр отправил послов и к сенату в Рим, и в Азию к Сципионам, которые после решительного сражения с Антиохом находились в Эфесе. (2) Аминандр просил мира, оправдывался, что прибегнул к помощи этолийцев, дабы возвратить себе отцовское царство, и возлагал всю вину на Филиппа.

(3) Этолийцы из Афамании направились в Амфилохию и с согласия большей части жителей вернули под свою власть всю эту область, (4) некогда входившую в состав Этолийского союза. Ободренные успехом, они двинулись в Аперантию, которая тоже в значительной части сдалась им без боя. Долопы6 никогда не были под властью этолийцев, но подчинялись Филиппу; (5) они собрались было дать этолийцам отпор, но, получив известие о том, что Амфилохия воссоединилась с Этолийским союзом, что Филипп поспешно отступил из Афамании, а гарнизон его истреблен, сами отложились от царя и перешли на сторону этолийцев. (6) Окружив свои земли этими новоприобретенными областями, этолийцы полагали, что теперь они уже со всех сторон надежно защищены от македонян, как вдруг до них дошел слух о том, что Антиох потерпел от римлян поражение в Азии. Вскоре послы этолийцев возвратились из Рима — без надежды на мир7 и с известием, что консул Фульвий со своим войском уже переправился через море8. (7) Сильно встревоженные этим, этолийцы сначала обратились к посредничеству Родоса и Афин9 в надежде, что благодаря влиянию этих государств их собственные просьбы, недавно отвергнутые, будут благосклоннее выслушаны сенатом. А затем, чтобы в последний раз попытать удачу, (8) они послали в Рим знатнейших людей своего племени, спохватившись обо всем том лишь тогда, когда неприятель был почти что в виду.

(9) Марк Фульвий уже переправил войско в Аполлонию и советовался с эпирской знатью, куда направить первый удар10. Эпирцы считали, что начать следует с осады Амбракии11, тогда уже вошедшей в Этолийский союз: (10) если этолийцы выступят на ее защиту, то лежащие вокруг Амбракии поля станут удобным местом боя; если же они откажутся от сражения, то осада будет нетрудной: (11) близ города достаточно древесины для устройства насыпей и прочих сооружений, возле самых городских стен протекает судоходная река Аретонт, по которой удобно будет доставлять все необходимое, и, наконец, стоит лето, так что замысел легче исполнить. Этими доводами они убедили Фульвия вести войско через Эпир.

4. (1) По прибытии на место консул пришел к выводу, что осада будет трудной. Амбракия расположена у подножия скалистого холма, (2) который местные жители называют Перрантом. С запада городская стена выходит на чистое поле и омывается рекой, с востока город защищен стоящей на холме крепостью. (3) Река Аретонт берет начало в Афамании и впадает в морской залив, названный по лежащему вблизи него городу Амбракийским. (4) Кроме того, что с одной стороны город защищен рекой, а с другой холмами, он еще окружен прочной стеной протяженностью более четырех миль. (5) Фульвий расположил два лагеря на небольшом расстоянии друг от друга с той стороны, где за стеной начинается поле, и еще один лагерь поставил на высоком месте напротив крепости. (6) Он собирался соединить эти лагеря валом и рвом так, чтобы нельзя было ни осажденным выйти из города, ни впустить подкрепление в город. Еще при первых слухах об осаде Амбракии этолийцы по приказу претора Никандра собрались в Страте. (7) Вначале они задумали всем войском идти в Амбракию, чтобы помешать осаде; потом, убедившись, что осадные сооружения окружают уже значительную часть города, а за рекой на равнине расположились лагерем эпирцы, решили разделить свои силы. (8) Эвполем направился к Амбракии с тысячей легковооруженных воинов и вошел в город, пройдя через укрепления там, где римляне еще не успели их соединить. (9) Командовавший остальной частью войска Никандр сперва решил ночью напасть на лагерь эпирцев, отделенный рекой от римлян, которые из-за этого не могли бы быстро прийти на помощь; (10) но потом, опасаясь, что римляне как-то узнают об этом и обратный путь для него будет небезопасен, он передумал и повернул в сторону Акарнании, чтобы опустошать эту область.

5. (1) Когда город был полностью окружен укреплениями и осадные устройства, придвигаемые к стенам, были готовы, консул отдал приказание ломать стену сразу в пяти местах. (2) Три таких устройства он придвинул к стенам на равном расстоянии друг от друга напротив здания, называемого Пирреем12, так как там, на ровном поле, к стене легче было приблизиться; одну он поставил напротив святилища Эскулапа, одну против крепости. (3) Тараны стали бить в стены, а шесты с серпами13 обламывали их зубцы. Видя это и слыша устрашающий грохот осадных машин, горожане вначале перепугались, (4) но потом, убедившись, что стены, сверх всякого чаяния, стоят твердо, стали подъемными рычагами сваливать на тараны чушки свинца, каменные глыбы и дубовые бревна. Они зацепляли шесты железными крючьями и, перетягивая их к себе, обламывали серпы. (5) Кроме того, осажденные сами наводили страх вылазками — ночью они нападали на стражу осадных машин, а днем на заставы.

(6) Так обстояли дела под Амбракией, когда этолийцы, оставив опустошение Акарнании, возвратились в Страт. Претор Никандр, понадеявшись снять осаду решительными действиями, приказал некоему Никодаму с пятью сотнями этолийцев войти в Амбракию. (7) Он назначил определенный срок и даже час для одновременного ночного удара: из города предполагалось напасть на осадные сооружения у стены, что напротив Пиррея, а сам он должен был навести ужас на римский лагерь. Никандр рассчитывал, что благодаря суматохе и ночному времени, усиливающему страх, действуя сразу с двух сторон, он сумеет совершить нечто славное, что надолго останется в памяти потомков. (8) И вот Никодам глубокой ночью проникает в город через соединительный вал14, незаметно миновав одни караулы и с боем пройдя через другие. Это придало осажденным надежды и решимости. Как только настала условленная ночь, Никодам внезапно напал на осадные машины. (9) Его смелая попытка не имела, однако, особенных последствий, так как никакой поддержки с наружной стороны вала он не получил: (10) этолийский претор то ли побоялся вступить в бой, то ли счел более важным оказать помощь недавно возвратившимся в союз амфилохийцам, которые тем временем подверглись жестокому натиску войск Филиппова сына, Персея, посланного вернуть македонянам Долопию и Амфилохию.

6. (1) Как уже было сказано, возле Пиррея в трех местах были осадные сооружения римлян. Этолийцы напали на них — на все три одновременно, но с разной силой и вооружением: (2) одни с пылающими факелами, другие с паклей, смолой и зажигательными стрелами, так что весь строй их сверкал огнями. (3) При первом их натиске погибли многие караульные; потом крики и шум донеслись до лагеря, солдаты по сигналу консула схватились за оружие и выступили сразу из всех ворот. (4) Бились огнем и мечом; в двух местах этолийцы, только попытавшись завязать сражение и ничего не добившись, отошли. Ожесточенная битва завязалась лишь в одном месте. (5) Здесь Эвполем и Никодам, два военачальника, напавшие с разных сторон, поднимали дух воинов, напоминая им, что по уговору вот-вот подойдет Никандр и ударит на неприятеля с тыла. (6) Эта уверенность некоторое время поддерживала сражавшихся, но, не получая условленных сигналов и видя, как неприятель все прибывает и прибывает, они поняли, что покинуты, и ослабили натиск. (7) В конце концов они прекратили бой и, обратившиеся в бегство, были отогнаны в город; в ходе боя этолийцам удалось поджечь часть осадных сооружений и перебить значительно больше врагов, чем потеряли убитыми сами. А ведь если бой велся бы так, как было условлено, то этолийцы, несомненно, захватили бы осадные сооружения по крайней мере в одном месте и уничтожили бы множество неприятельских солдат. (8) После этого неудачного ночного сражения амбракийцы и бывшие в городе этолийцы, чувствуя себя пострадавшими от предательства, на все остальное время потеряли охоту идти навстречу опасности. (9) На вылазки они уже не решались, на вражеские заставы не нападали и сражались только из укрытий, распределившись по стенам и башням.

7. (1) Персей, услышав о появлении этолийцев, тотчас снял осаду с обложенного было его войсками города и возвратился в Македонию, успев только опустошить поля амфилохийцев. (2) Но этолийцы и сами ушли из Амфилохии, заслышав, что их собственные прибрежные земли подвергаются разграблению. Иллирийский царь Плеврат15 с шестьюдесятью легкими судами вошел в Коринфский залив и, присоединив к себе ахейские суда, стоявшие в Патрах, принялся опустошать побережья Этолии. (3) Но против него выслали тысячу этолийцев, которые неотступно следовали за флотом, и всякий раз, как кораблям приходилось огибать излучину берега, проходили прямым путем по тропам и не давали иллирийцам высадиться. (4) Тем временем римлянам под Амбракией удалось снести часть городских стен, разбивая их таранами сразу во многих местах, однако проникнуть в город они не могли, (5) ибо жители вместо разрушенных стен успевали быстро возвести новые, да и стоявшие на развалинах вооруженные воины заменяли собой укрепления. (6) Поэтому консул, видя, что, действуя силой в открытую, он не может добиться успеха, решил вести подкоп; выбранное место он заранее прикрыл осадными навесами, скрывавшими действия римских солдат. А те работали денно и нощно, роя ход под землей и вынося землю наверх, и некоторое время подкоп оставался незамеченным. (7) Горожане обнаружили его по внезапно поднявшейся куче и, испугавшись, что стены уже подкопаны и в город проделан ход, стали по свою сторону стен вести ров напротив того места, что было прикрыто навесами. (8) На той глубине, где должен был быть пол подземного хода, они прекратили работу и стали прислушиваться под стеною то там, то сям, стараясь расслышать, где же копают. (9) От того места, где они этот шум услышали, они повели ход напрямик к подкопу и без труда, мгновенно вышли к подрытой и снизу подпертой стойками городской стене. (10) Проложив дорогу в подземный ход, осажденные стали биться с римлянами, сперва теми самыми заступами и другими орудиями, которыми рыли землю, потом к ним быстро спустились вооруженные воины, так что там в глубине завязалось настоящее сражение, хотя с поверхности и невидимое. Бой был жарким, пока не догадались перегораживать подземный ход то в одном, то в другом месте волосяными матами и поспешно поставленными воротами16. (11) Тогда осаждаемые придумали новую хитрость, не требовавшую большого труда: взяв бочку, они высверлили в ее дне отверстие, достаточное для того, чтобы укрепить в нем небольшую трубку, изготовили железную трубку и железную же крышку для бочки, которую во многих местах просверлили, а затем, наполнив эту бочку птичьим пухом, поставили ее так, чтобы она открывалась в подземный ход. (12) Из дырок в крышке торчали длинные копья, называемые сариссами, которые не позволяли неприятелю к ней приблизиться. Потом высекли искру, подожгли пух и раздули огонь кузнечным мехом, приставленным к концу трубки. (13) Подземный ход был заполнен удушливым дымом и едкой вонючей гарью от горящего пуха, оставаться там не мог уже, пожалуй, никто.

8. (1) Пока так шли дела под Амбракией17, в римский лагерь для переговоров с консулом пришли облеченные широкими полномочиями послы этолийцев Феней и Дамотел. Причиной их приезда было то, что этолийский претор, видя, что Амбракия еле выдерживает вражеский натиск, (2) на побережье одно за другим обрушиваются нападения неприятельского флота, македоняне со своей стороны опустошают Амфилохию и Долопию, прекрасно понимая, что этолийское войско не в силах вести войну сразу на трех направлениях, созвал вождей Этолийского союза, чтобы совместно решить, как действовать дальше. (3) Все сошлись на том, что нужно просить мира, на равных или, на худой конец, на терпимых условиях: союз вступал в войну, полагаясь на поддержку Антиоха, (4) но теперь, когда царь потерпел поражение и на суше, и на море и оттеснен почти за пределы земного круга, за хребты Тавра17a, разве остается еще хоть какая-нибудь надежда на победу? Ничего тут не придумаешь, другого выбора судьба не оставила, (5) так пусть же Феней и Дамотел ведут переговоры так, как сочтут полезным для Этолийского государства и как велит им долг. (6) С таким поручением послов и снарядили; прибыв в лагерь, они стали умолять консула пощадить город и пожалеть бывших союзников, ныне доведенных, можно сказать, до безумия бедами и несчастьями (чтобы не говорить — обидами); (7) ведь их вина в войне с Антиохом не больше, чем прежние их заслуги в войне с Филиппом: если тогда их не так уж щедро отблагодарили, то и теперь не стоит воздавать им слишком сурово. На эти речи консул ответил, что этолийцы часто просят о мире, но ни разу не были искренни. Пусть, прося мира, возьмут в пример Антиоха, которого сами же втянули в войну: (8) он уступил римлянам не только те несколько городов, ради свободы которых война началась, но так же все богатейшие земли Азии по сю сторону Тавра. (9) Разговоры этолийцев о мире, продолжал консул, он не станет слушать, прежде чем этолийцы не сложат оружия (10) и передадут его победителям, выдадут всех коней, а затем выплатят римскому народу тысячу талантов серебра, из которых половину они, если хотят получить мир, отсчитают немедленно. К договору будет прибавлено, что они должны считать друзей Рима своими друзьями, а его врагов — своими врагами.

9. (1) На это послы не дали никакого ответа, ибо условия были тяжелы, а послы хорошо знали необузданный и переменчивый нрав своих соплеменников; так и не решив дела, они возвратились домой, намереваясь еще раз все как следует обсудить с претором и должностными лицами. (2) Но послов встретили криками и бранью за то, что затягивают переговоры, когда им было приказано возвратиться с мирным договором, каков бы он ни был. Послы снова отправились под Амбракию, но по дороге попали в засаду к акарнанцам, с которыми тогда воевали этолийцы, были захвачены, доставлены в Тиррей, где взяты под стражу. (3) Из-за этого заключение мирного договора отодвинулось, к консулу же тем временем прибыли послы Афин и Родоса, чтобы ходатайствовать за этолийцев, (4) а затем в римский лагерь, получив гарантии неприкосновенности, приехал и афаманский царь Аминандр, обеспокоенный судьбой не столько этолийцев, сколько города Амбракии, где так долго прожил в изгнании. (5) Лишь от них консул узнал, что случилось с Фенеем и Дамотелом, и приказал доставить этолийских послов из Тиррея в лагерь. По их прибытии переговоры о мире наконец начались. (6) Аминандр очень решительно взялся за то, что считал своим долгом, и принялся склонять амбракийцев к сдаче. (7) Он подходил к стенам, переговаривался с предводителями осажденных, но, поняв, что так ничего не добьется, в конце концов прошел, с согласия консула, в город и там советами и мольбами убедил жителей сдаться. (8) Гай Валерий, единоутробный брат консула и сын Марка Валерия Левина18, заключившего некогда с этолийцами первый договор о дружбе, оказал им немалую поддержку. (9) Амбракийцы открыли ворота, договорившись сначала о том, что римляне выпустят из города вспомогательный отряд этолийцев, не причинив им вреда. Затем консул назвал этолийскому посольству условия договора: они должны выплатить пятьсот евбейских талантов19, из них двести немедленно, а остальные триста равными взносами в течение шести лет; пленные и перебежчики должны быть возвращены римлянам; (10) Этолийский союз не должен принимать в свой состав города, которые после высадки Тита Квинкция в Грецию были взяты римлянами или добровольно заключили с ними договоры о дружбе20; наконец, (11) на остров Кефаллению21 договор не распространялся. Хотя эти условия были значительно более легкими, чем те, на какие могли этолийцы рассчитывать, послы все-таки попросили разрешения сообщить их собранию, что им и было позволено. (12) Краткие прения вызвало только тяжелое для этолийцев решение о городах, входивших некогда в их союз, а теперь как бы отрываемых от их тела. Тем не менее собрание единодушно постановило принять мир на таких условиях. (13) Амбракийцы поднесли консулу золотой венок весом в сто пятьдесят фунтов. Из города вывезли все изваяния, бронзовые и мраморные, а также картины — тех и других в Амбракии было больше, чем в любом другом городе этой области, так как здесь когда-то был царский дворец Пирра. (14) Все прочее было оставлено римлянами в неприкосновенности22.

10. (1) Из Амбракии консул двинулся с войском в срединные области Этолии и поставил лагерь возле Аргоса Амфилохийского, расположенного в двадцати двух милях от Амбракии. Туда наконец прибыли послы этолийцев к консулу, удивлявшемуся, что они заставляют себя ждать. (2) Тогда консул узнал о том, что этолийское собрание одобрило условия договора, и приказал послам отправляться к сенату в Рим, позволив также родосцам и афинянам следовать вместе с этолийцами в качестве ходатаев за них. Сопровождать посольства консул поручил своему брату, Гаю Валерию, а сам переправился на Кефаллению. (3) Прибывшие в Рим послы обнаружили, что влиятельнейшие сенаторы предубеждены против них жалобами Филиппа, который всеми способами, и через своих послов, и в письмах, обвинял этолийцев в том, что они отняли у него Долопию, Амфилохию и Афаманию, прогнали его гарнизоны, а в довершение всего изгнали из Амфилохии его сына Персея. (4) Поэтому просьбы этолийцев сенат слушать не стал, а родосцев и афинян выслушали в молчании. Рассказывают, что афинский посол Леонт, сын Гикесия, все-таки подействовал на сенат своим красноречием. (5) Он воспользовался известным сравнением народа с морем — спокойным, но волнуемым ветрами, и сказал, что народ этолийский, пока сохранял верность союзу с Римом, был спокоен, как свойственно нраву этого племени (6), но после того, как начали дуть со стороны Азии Фоант и Дикеарх, а из Европы Менест и Дамокрит, тут-то поднялась та самая буря, которая и прибила этолийцев к царю Антиоху, словно к опасной скале23.

11. (1) После долгих волнений этолийцам наконец удалось договориться об условиях мира. Они гласили24: (2) «Этолийский народ признает высшую власть и верховенство римского народа и обязуется впредь добросовестно исполнять это обещание; этолийцы не должны пропускать через свою территорию каких-либо войск, идущих против союзников и друзей римского народа, и не будут оказывать ему никакой поддержки; этолийский народ должен считать врагов римского народа своими врагами (3) и быть готов при необходимости воевать с ними; (4) Этолийский союз обязуется выдать римлянам и их союзникам всех перебежчиков, беглых рабов и пленных, за исключением тех случаев, когда пленный уже возвращался домой и вновь попал в плен, а также исключая пленных из тех народов, которые были врагами Рима, когда этолийцы воевали на стороне римлян. (5) Пленные, которые будут обнаружены в течение ста дней по подписании договора, должны без всякого обмана быть переданы должностным лицам Коркиры25, а остальные возвращаться по мере их обнаружения. (6) Этолийский союз должен дать сорок заложников — по усмотрению консула — не моложе двенадцати и не старше сорока лет; при этом заложником не может стать претор, начальник конницы, общественный писец (7) или тот, кто уже был у римлян заложником; на Кефаллению условия данного мирного договора не распространяются». (8) Размер денежного обложения и условия выплаты были оставлены такими же, как было договорено с консулом. Этолийцам предоставлялось право по желанию платить вместо серебра золотом из расчета за десять серебряных монет одну золотую. (9) Этолийцы не должны пытаться вернуть себе те города, области и народы, которые некогда принадлежали их союзу, а в консульство Тита Квинкция и Гнея Домиция26 или позже подпали под власть римского народа, покоренные ли оружием или добровольно; Эниады27 вместе с городом и землями должны принадлежать акарнанцам. На таких условиях был заключен договор с этолийцами.

12. (1) Тем же летом, больше того, почти в те же самые дни, когда консул Марк Фульвий был занят всем этим в Этолии, другой консул, Гней Манлий, воевал в Галлогреции — к рассказу об этой войне я и перейду. (2) Консул прибыл в Эфес в начале весны и принял командование у Луция Сципиона; совершив обряд очищения войска28, он произнес речь перед солдатами. (3) В ней он воздал хвалу их доблести за то, что они завершили — одной битвой — войну с Антиохом, и поощрял их к новой войне — с галлами, (4) которые и Антиоху помогали военной силой, и сами столь необузданны, что Антиоха, может статься, незачем было оттеснять за Таврские горы, если оставить несломленной силу галлов. В конце речи консул вкратце рассказал о себе, правдиво и скромно. (5) Солдаты выслушали эту речь с радостью, часто выражая свое одобрение, ибо полагали, что галлы составляли лишь часть Антиохова войска и после того, как царь потерпел поражение, не будут сами по себе серьезным противником. (6) Эвмена при войске не было — он тогда находился в Риме29 — не ко времени, как считал консул, — ведь пергамский царь хорошо знал и эти места и тамошних жителей и желал, чтобы мощь галлов была сломлена. (7) Поэтому консул вызвал из Пергама Эвменова брата, Аттала, и призвал выступить на войну вместе с собой. Аттал дал обещание, и Фульвий отправил его домой для приготовлений. (8) Через несколько дней, когда консул двинулся из Эфеса к Магнесии, Аттал присоединился к нему с тысячей пехотинцев и пятью сотнями конников. Брату Афинею он приказал следовать за собой с остальным войском, а охрану Пергама поручил тем, кого считал верными брату и царствующему дому. (9) Консул похвалил юношу; пройдя со всем войском к Меандру, он поставил лагерь на берегу, потому что не нашел брода и для переправы надо было собрать корабли. (10) Переправившись через Меандр, они пришли к Гиеракоме.

13. (1) Там находится почитаемый храм Аполлона и оракул; говорят, что там прорицатели дают предсказания в изящных стихах. (2) Оттуда за два дневных перехода войско достигло реки Гарпаса30. Туда пришли послы от Алабанд и просили консула убеждением или силой вернуть под прежнюю власть жителей крепостцы, недавно от них отложившейся. (3) Туда же явился и Афиней, брат Эвмена и Аттала, с критянином Левсом и македонянином Коррагом. Они привели с собой тысячу пехотинцев из разных племен и триста конников. (4) Консул послал военного трибуна с небольшим отрядом, и тот с боя взял крепостцу, возвратив ее Алабандам. Сам же консул, нигде не уклоняясь с пути, пришел к Антиохии-на-Меандре, где и расположился лагерем. (5) Истоки реки Меандр зарождаются в Келенах. Город Келены некогда был столицей Фригии. Потом жители старых Келен переселились на новое место неподалеку от прежнего; новый город назвали Апамеей в честь Апамы, сестры царя Селевка31. (6) Невдалеке от истоков Меандра берет начало его приток Марсий. По преданию именно в Келенах Марсий состязался с Аполлоном в игре на флейте32. (7) Меандр вытекает из возвышающейся над городом крепости Келен, протекает через центр города, затем течет через Карию и Ионию и впадает в морской залив между Приеной и Милетом. (8) В расположенный под Антиохией римский лагерь прибыл Селевк, сын Антиоха, и привез хлеб для войска, поставлявшийся согласно договору со Сципионом33. (9) Селевк затеял было спор касательно припасов для вспомогательных войск Аттала, утверждая, что Антиох обещался снабжать продовольствием только римских солдат. (10) Но консул твердо пресек эти разговоры, послав к войску трибуна с приказом, чтобы римские солдаты не принимали привезенного хлеба, прежде чем не получат его войска Аттала. (11) Затем римское войско направилось к городу, называемому Гордиутихи, а оттуда в три перехода достигло Таб34. Город Табы расположен в Писидии, а именно в той ее части, которая ближе к Памфилийскому морю. Жителям этого края давно не доводилось вести войн, и потому войско Таб было настроено воинственно. (12) Их конница внезапно напала из города на колонну римлян, и при первом натиске им удалось внести в римский строй немалое смятение; вскоре, однако, неравенство сил (и в числе, и в доблести воинов) стало очевидным. Оттесненные в город, жители Таб запросили прощения за свой промах, изъявляя готовность сдаться. (13) Консул потребовал двадцать пять талантов серебра и десять тысяч медимнов35 пшеницы и на этих условиях принял их сдачу.

14. (1) Через два дня войско вышло к реке Касу; двигаясь дальше, римляне, подойдя к Эризе, взяли этот город первым же натиском, (2) а затем достигли Табусия, крепости, возвышающейся у Инда. Река эта названа так потому, что близ нее слон сбросил на землю своего вожатого-индийца36. (3) Войско было уже недалеко от Кибиры37, но никакого посольства от тамошнего тирана Моагета, человека вероломного и неприятного, не было. (4) Чтобы вызнать его намерения, консул послал Гая Гельвия с четырьмя тысячами пехоты и пятью сотнями конников. Когда они уже вступали походным строем в пределы владений тирана, навстречу им вышли послы, передавшие, что тиран готов повиноваться любым приказаниям; (5) они просили, чтобы отряд мирно входил в их область, чтобы солдат удерживали от грабежей. Послы принесли с собою и золотой венок в пятнадцать талантов весом. (6) Гельвий обещал послам, что не тронет полей, а самих их направил к консулу. (7) Когда они повторили перед консулом свою просьбу, тот им ответил: «Мы, римляне, не получали от тирана каких-либо знаков благорасположения, и всем известно, что сам он таков, что нам надобно думать скорей о его наказании, чем о дружбе с ним». (8) Смущенные этими словами, послы просили консула лишь о том, чтобы он принял венок и дал тирану возможность явиться к нему и дать объяснения. (9) С позволения консула на следующий день в лагерь прибыл тиран. Его одежда и сопровождение были почти такими же, как у любого состоятельного человека, а речь приниженная и пресекающаяся; он старался преуменьшить свои богатства, жалуясь на бедность подвластных ему городов. (10) А под его властью находились, кроме Кибиры, Силлей и, как его называют, город под Лимной. С них-то он и пообещал, как будто совсем отчаявшись и оставляя нищими и себя самого, и своих подданных, собрать двадцать пять талантов. (11) «Право же, дальше эти насмешки терпеть нельзя, — прервал его консул.— Мало того, что ты не краснел, обманывая нас через послов: ты и сам, присутствуя здесь, продолжаешь упорствовать в том же бесстыдстве. (12) Двадцать пять талантов истощат твою тиранию? Так знай: если в три дня ты не выплатишь пятьсот талантов, жди опустошения полей и осады города». (13) Напуганный такой угрозой, тиран все равно продолжал упрямо твердить о своей мнимой бедности. (14) Не брезгая ни пустыми отговорками, ни мольбами и притворными слезами, ему удалось снизить сумму до ста талантов. К этому прибавили десять тысяч медимнов хлеба. Все было взыскано в шесть дней.

15. (1) От Кибиры войско двигалось по области города Синды38; переправившись через реку Кавларис, римляне стали лагерем. (2) На следующий день они двигались мимо Каралитийского болота и остановились подле Мадампра. Когда войско двинулось дальше, жители ближайшего города, Лага, в страхе бежали. (3) Безлюдный и полный всякого добра город был разграблен. Оттуда они прошли к источникам реки Лисиса, а на следующий день вышли к реке Кобулату. (4) В это время термесцы взяли город Изонду и уже осаждали городскую крепость. Не имея иной надежды, осажденные отправили послов к консулу и умоляли о помощи: (5) они-де вместе с женами и детьми заперты в крепости и со дня на день ожидают смерти либо от меча, либо от голода. Консулу представился желанный повод свернуть по пути в Памфилию. (6) Подойдя к Изонде, он снял с нее осаду и даровал мир термесцам, получив от них пятьдесят талантов серебра; договоры о мире были заключены также с Аспендом39 и прочими городами Памфилии. (7) На возвратном пути из Памфилии консул в первый день поставил лагерь при реке Тавре, а на следующий день подле места, называемого Деревянной деревней40. Двигаясь оттуда без остановок, они пришли к городу Кормасам. (8) Ближайший к этому городу — Дарса; ее консул нашел брошенной в страхе жителями и полной всяческого добра. Когда они шли дальше мимо болот, к консулу явились послы от Лисинои, чтобы сдать город на его милость. (9) Оттуда войско пришло в Сагаласские земли41, тучные и изобильно рождающие всякого рода плоды. Живут здесь писидийцы, лучшие воины тех мест. Эта их слава, а также плодородие полей, многолюдье и в особенности местоположение Сагаласса, города хорошо укрепленного, придавали духу его обитателям. (10) Не встретив на границе области посольства, консул приказал опустошать поля. Упорство жителей было сломлено лишь тогда, когда они увидели, что их имущество свозят и скот угоняют. (11) Прислав посольство, они испросили мира, заключив договор на условиях выплаты пятидесяти талантов и поставки двадцати тысяч медимнов пшеницы и двадцати ячменя. (12) Оттуда войско консула двинулось к Ротринским источникам и прибыло в Акоридову (так ее называют) деревню, возле которой и был поставлен лагерь. На следующий день туда же пришел из Апамеи Селевк42. (13) Больных и ненужную часть обоза консул отослал в Апамею; он получил от Селевка проводников и в тот же день пришел в Метрополитанские земли, а через день — к Диниям, городу, расположенному во Фригии. (14) Оттуда он прибыл в Синнады43; все окрестные городки были кинуты бежавшими в страхе жителями. Войско, отягченное доставшейся там добычей, за целый день едва смогло пройти пять миль и прибыло в Бевд, называемый Старым. (15) Следующая дневная стоянка была близ Анабур, на другой день у источников Аландра, на третий день лагерь разбит был подле Аббасия. Там войско стояло несколько дней, ибо оно подошло к области толостобогиев44.

16. (1) Галлы45, огромное людское множество, то ли из-за недостатка земли, то ли в надежде на добычу — ведь они полагали, что ни один народ из тех, через чьи земли они намеревались пройти, не сравнится с ними в ратном деле, — выступили в поход под предводительством Бренна и пришли в Дарданию46. (2) Там среди них начались раздоры, и около двадцати тысяч человек, возглавленные царьками Лонорием и Лутарием, отложились от Бренна и повернули в сторону Фракии. (3) С теми, кто оказывал сопротивление, галлы вели бои, а просивших мира облагали данью. Так они пришли в Византий и некоторое время владели побережьем Пропонтиды, взимая дань с окрестных городов. (4) Не издалека прослышали они о плодородии земли в Азии, и ими овладело желание туда переправиться. Обманом захватив Лисимахию, они силой оружия завладели всем Херсонесом и подошли к Геллеспонту. (5) Видя оттуда Азию, отделенную от них лишь узким проливом, они распалились еще сильнее и послали гонцов с просьбой о переправе к Антипатру, начальнику того берега. Эти переговоры шли медленнее, чем того галлам хотелось, и это породило новую распрю среди их вождей. (6) Лонорий вернулся с большей частью людей обратно в Византий, а Лутарий отобрал у македонян — соглядатаев Антипатра, подосланных к нему под видом посольства, — два палубных корабля и три легких, на которых и начал переправлять войско. Переправа шла денно и нощно, так что заняла она всего несколько дней. (7) Недолгое время спустя Лонорию тоже удалось с помощью вифинского царя Никомеда переправить свое войско из Византия. (8) Затем галлы соединились вновь и помогли Никомеду в войне с Зибетом, владевшим частью Вифинии47. (9) Главным образом благодаря их помощи Зибет и был побежден, а вся Вифиния перешла во владение Никомеда. Из Вифинии галлы отправились дальше в глубь Азии. Их было двадцать тысяч человек, но воинов среди них не более десяти тысяч. (10) И тем не менее такой ужас внушили они всем народам, живущим по сю сторону Тавра, что даже те из них, до кого галлы и не дошли, в том числе самые отдаленные, с равной готовностью подчинились их власти. (11) В конце концов галлы разделили свои владения в Азии на три части, ибо вторгшихся племен было три: толостобогии, трокмы и тектосаги; каждое из них стало взимать дань с доставшейся ему части. (12) Трокмы получили побережье Геллеспонта, толостобогии Эолиду и Ионию, тектосагам достались срединные области Азии. Они собирали дань со всей Азии по сю сторону Тавра, (13) а сами осели по обоим берегам Галиса47a. Вот какой страх наводило их имя, и ведь когда молодежь подросла, их стало еще больше; так что в конце концов даже сирийские цари не отказывались платить им дань. (14) Первым из царей Азии, кто решился не платить галлам дань, был Аттал, отец царя Эвмена. Неожиданно для всех его смелому начинанию сопутствовала удача, и ему удалось одержать победу в открытом бою48. Но и этим не сломил он в галлах дух властолюбия. Они оставались такими же сильными вплоть до войны Антиоха с римлянами. Даже после изгнания Антиоха галлы сильно надеялись, что так как они поселились вдали от моря, то римское войско до них и не доберется.

17. (1) С этим неприятелем, столь грозным для всех жителей того края, и предстояло теперь воевать. Посему консул, созвав солдат, обратился к ним с такой примерно речью: (2) «Воины! Мне хорошо известно, что воинской славой галлы превосходят все остальные народы Азии. (3) Здесь среди самых миролюбивых людей осело это дикое племя, прошедшее в войнах едва ли не весь круг земной. Они высокого росту; их длинные, крашенные в рыжий цвет волосы, огромные щиты, непомерно длинные мечи, (4) к тому еще их боевые песни перед началом сражения, громкие выкрики, пляски, (5) ужасный звук оружия, который получается от того, что они по обычаю особым образом стучат в щиты, — все это у них именно затем, чтобы внушить страх. Но пусть боятся этого те, кому это внове — греки, фригийцы, карийцы, — римлянам, привыкшим к неистовству галлов, известно и их пустое бахвальство. (6) Лишь один раз когда-то, впервые столкнувшись при Аллии с галлами, бежали от них наши предки49, а с той поры вот уже двести лет римляне бьют их, заставляя бежать, словно перепуганный скот; и побед над галлами мы одержали едва ли не больше, чем над остальными народами по всему кругу земному. Теперь-то уже мы знаем по опыту, (7) что в пылу слепой ярости они растрачивают все силы при первом натиске, а если уж ты его выдержишь, то, утомленные, истекают п о том, и оружие валится у них из рук. Они сникают, лишь только утихнет первый порыв ярости; зной, пыль и жажда валят их, обессиленных, наземь и без твоего удара. (8) Не только войска наши мерялись силами с их войсками, но и в единоборстве Тит Манлий и Марк Валерий показали, насколько римская доблесть сильней галльского бешенства. (9) Ведь Марк Манлий в одиночку справился с целой вереницей взбиравшихся на Капитолий галлов, столкнув их с горы50. Притом наши предки имели дело с настоящими галлами, рожденными на своей земле, а эти уж выродились, смешавшись с другими народами, и впрямь стали галлогреками, как их называют. (10) Так же и у растений, и у животных семья хранит природную силу потомства, а небо, почва, под которыми возрастают они, изменяют ее. (11) Македоняне, основавшие в Египте Александрию, основавшие Селевкию и Вавилонию и другие рассеянные по всему свету колонии, выродились в сирийцев, парфян, египтян; (12) массилийцы, расположившись в земле галлов, переняли немало туземных обычаев51; а что осталось у тарентинцев от пресловутой суровости образа жизни спартанцев? (13) Живое лучше хранит породу там, откуда оно происходит, а будучи пересажено на чужую почву, питаемо ею, изменяет свою природу и вырождается. Так что на самом деле вы будете бить фригийцев, лишь отягченных галльским оружием52, так же, как вы побили их, побежденных победителей, в войске Антиоха. (14) Мне приходится больше опасаться того, что мы стяжаем малую славу, чем того, что война будет слишком тяжелой. (15) Царь Аттал часто разбивал их и обращал в бегство. Не думайте, что только со зверьми так бывает, что, пойманные в лесу, они сохраняют свою дикость лишь поначалу, а затем, получая пищу из рук человека, постепенно становятся ручными: не иначе обстоит дело и с дикими народами. (16) Неужто вы полагаете, что галлы остались такими же, каковы были их отцы и деды? Изгнанные недостатком земли со своей родины, они покинули ее и, ведя войны с воинственнейшими народами, прошли через труднопроходимое побережье Иллирии, Пеонию и Фракию и наконец захватили эту землю. (17) Их, закаленных столькими невзгодами, приняла и кормит земля, изобилующая всевозможными плодами. При таком плодородии почвы, ласковости неба и миролюбии соседей вся та дикость, какую они принесли с собой, смягчилась. (18) Поверьте мне, даже вам, потомкам Марса, надо прежде всего остерегаться и избегать прелестей Азии, потому что эти иноземные удовольствия — опаснейший враг всякой твердости духа: столь заразительно соприкосновение с нравами и порядками здешних жителей. (19) На наше счастье, галлы, потеряв былую силу, пользуются, однако, среди греков прежней славой, той самой, с которой когда-то они пришли, (20) а потому и вы, победив их, стяжаете себе у союзников такую же воинскую славу, как если бы вы одержали победу над галлами, сохраняющими исконную доблесть».

18. (1) Распустив сходку и отправив послов к Эпосогнату, единственному из галльских царьков, кто Эвмену остался другом и отказал Антиоху в помощи против римлян, консул снялся с лагеря. В первый день войско вышло к реке Аландру, а на следующий день пришло в деревню под названием Тискон. (2) Туда пришло посольство от жителей Ороанд53, прося мира; им было приказано выплатить двести талантов и позволено вернуться обратно, чтобы сообщить это условие. (3) Оттуда консул повел войско к Плите, а затем поставил лагерь близ Алиатт. Туда возвратились послы, отправленные к Эпосогнату, вместе с посольством от него самого. Его посланцы умоляли не воевать с тектосагами: Эпосогнат сам отправится к ним и договорится, чтобы они приняли условия римлян. (4) Консул удовлетворил просьбу царька и повел войско через землю, называемую Аксилос54. Она называется так недаром: в ней не найдется не только что дров, но даже терновника или какого-либо другого топлива; вместо дров жители используют бычий навоз. (5) Римляне стояли лагерем близ Кубалла, крепостцы в Галлогреции, как вдруг послышался громкий шум и показалась вражеская конница, которая, напав неожиданно, смогла не только расстроить выставленные караулы, но даже нанести кое-какой урон. (6) Когда шум донесся до лагеря, римская конница, внезапно высыпав сразу изо всех ворот, обратила галлов в беспорядочное бегство и перебила немало бежавших. (7) Дальше консул приказал идти плотно сомкнутым строем, предварительно разведав дорогу, так как увидел, что войско уже вступило во вражескую страну. Двигаясь большими переходами, войско вышло к реке Сангарию55. Ее нельзя было перейти вброд, и консул приказал строить мост. (8) Сангарий течет с горы Адорея через Фригию, а затем близ Вифинии принимает в себя Тимбр; затем, удвоив свои воды, протекает он по Вифинии и впадает в Пропонтиду. Эта река известна, однако, не столько своим полноводьем, столько редкостным изобилием рыбы, добываемой в ней местными жителями. (9) Перейдя по построенному мосту реку, войско пошло вдоль берега. В пути им неожиданно повстречались шедшие из Пессинунта жрецы Великой матери богов56 в своем убранстве, в исступлении прорицавшие, что богиня дает римлянам дорогу войны и власть над этим краем. (10) Консул сказал, что принимает это знамение, и поставил лагерь в том самом месте. (11) На следующий день войско подошло к Гордию. Этот город хоть и невелик, но все-таки многолюднее, чем обычно бывают такие торжища в срединных местностях, и туда съезжается больше купцов. (12) Из Гордия почти одинаково близко до трех морей: до Геллеспонта, до Синопы и до противоположного побережья, населяемого приморскими киликийцами. Кроме того, в этих местах соприкасаются между собой пределы многих больших племен, взаимовыгодная их торговля сосредоточилась именно в этом месте. (13) Войдя в Гордий, римляне обнаружили, что жители бежали, но оставили множество всяческого добра. (14) Войско стояло в городе, когда туда прибыли послы от Эпосогната и сообщили, что тот посетил галльских царьков, но поездка была неудачна; (15) галлы во множестве покидают равнинные селения и поля и с женами и детьми, взяв с собой весь скот и все имущество, которое могут увезти, устремляются к горе Олимпу57, где их защищало бы не только оружие, но сама местность.

19. (1) Позже послы от жителей Ороанд доставили более достоверные сведения: племя толостобогиев заняло гору Олимп, тектосаги направились в другую сторону и завладели горой, которую называют Магабой; (2) трокмы решили оставить жен и детей у тектосагов, а воинов послать на помощь толостобогиям. В ту пору царьками у трех племен были Ортиагонт, Комболомар и Гавлот. (3) Замысел предпринимаемой ими войны был в главном таков: занимая самые высокие горы этого края и свозя туда запасы всего необходимого, достаточные, чтобы не пополнять их долгое время, они рассчитывали утомить противника долгим бездействием. (4) Они полагали, что римляне не отважатся подступить к ним по таким крутым и труднопроходимым местам, а если попытаются это сделать, то остановить и сбросить их сможет и малый отряд, а стоя в бездействии у подножия холодных гор, они не вынесут стужи и голода. (5) Хотя галлов защищала сама высота этих гор, они укрепили те вершины, на которых расположились, рвом и другими сооружениями, (6) а о метательных снарядах даже не позаботились, считая, что гористая местность сама доставит им вдоволь камней.

20. (1) Консул, предвидя, что бой предстоит не ближний, что нападать надо будет издали, приказал приготовить гораздо больший, чем обычно, запас метательных копий, дротиков, стрел, пуль58 и небольших камней, годных для метания из пращи. (2) После этого он приказал выступить к горе Олимпу и стал лагерем милях в пяти от нее. (3) На следующий день, когда консул вместе с Атталом в сопровождении конного отряда в четыреста человек подъехал ближе к горе, чтобы осмотреть ее и разведать местоположение галльского лагеря, оттуда вылетел конный отряд числом вдвое больше, чем у римлян, и обратил их в бегство; римляне потеряли несколько человек убитыми и немного больше ранеными. (4) На третий день Фульвий, взяв с собой всю конницу, отправился осматривать местность и, так как неприятель не решился на вылазку, без помех объехал гору кругом. Консул заметил, что с южной стороны горы был — до какой-то высоты — подъем по холмам; (5) с севера гора круто обрывалась почти отвесными скалами. Вверх было лишь три пути: один посредине горы — там, где можно было идти по земле; другие два подъема — с юго-востока и северо-запада — были трудны. А в остальном гора отовсюду была неприступна. Разведав это, консул в тот же день поставил лагерь у самого подножья горы. (6) На другой день он совершил жертвоприношение и уже с первого раза получил благие предзнаменования; тогда, разделив войско на три части, он повел его на врага. (7) Сам он шел с основными силами — там, где подъем был наиболее легок; своему брату, Луцию Манлию, он велел продвигаться с юго-восточной стороны, насколько это окажется возможным. (8) Ему приказано было, если путь преградят опасные кручи, не пытаться преодолеть их во что бы то ни стало и не тратить силы на невозможное, а повернуть наискось по склону и соединиться с отрядом консула. (9) Гаю Гельвию с третьим отрядом поручено было незаметно обойти гору понизу и подниматься с северо-запада. Вспомогательное войско Аттала тоже было разделено на три части; все три отряда были одинаковой численности. Самому Атталу консул приказал следовать вместе с собой. (10) Конницу и боевых слонов Фульвий оставил внизу, на ближайшей к горам равнине. Начальникам велено было внимательно следить за ходом всего дела, чтобы они были готовы подать помощь там, где это понадобится.

21. (1) Галлы, уверенные в том, что прохода на гору нет ни с какой стороны, кроме южной, решили заградить вооруженной силой и этот путь. Они послали четырехтысячное примерно войско занять холм, возвышающийся над самой дорогой меньше чем в миле от стана; холм должен был превратиться в своего рода крепостцу. (2) Увидев это, римляне приготовились к битве. На некотором расстоянии перед знаменами шли легковооруженные воины и присланные Атталом критские лучники и пращники, а также траллы и фракийцы. (3) Пешие части шли медленно — дорога была крута; они держали перед собой щиты не так, как для схватки грудь с грудью, а так, чтобы защищаться лишь от метательного оружия. (4) Таким оружием, преодолевавшим расстояние между противниками, и завязали сражение. Поначалу бились на равных; галлам помогала природа местности, а римлянам обилие и разнообразие метательного снаряда. Через некоторое время, однако, стало очевидно, что силы не равны. Щиты у галлов были длинны, но слишком узки для их телосложения и к тому же плоские, а потому защищали плохо. (5) Вскоре у галлов не осталось иного оружия, кроме коротких мечей, пригодных только для ближнего боя. (6) Подходящих камней галлы не запасли, и поэтому им пришлось кидать, торопливо хватая, те, что попадались им под руку. Непривычные к такому бою, они метали их неумело, не стараясь усилить бросок и не зная приемов, облегчающих это. (7) Они не были достаточно осмотрительны, так что метательные копья, пули и стрелы поражали их отовсюду; ослепленные яростью, как и страхом, и действовавшие наобум, они дали втянуть себя в битву такого рода, для какого совсем не годились. (8) В самом деле, они привыкли к ближнему бою, где на удар можно ответить ударом, ранением на ранение, — это разжигает их ярость и воспламеняет дух. А здесь, где противник, издалека наносящий им раны легким метательным оружием, скрыт от глаз, их слепое неистовство не находит выхода, и, подобно пронзенным зверям, они в исступлении кидаются на своих же. (9) Галлы идут в бой нагими, но в иных случаях никогда не обнажаются, и оттого на их бледных дюжих телах видна была любая рана. Да и крови из таких тел вытекало много. Из-за того, что раны были на виду, они зияли еще отвратительнее, а запекшаяся кровь была заметнее на белой коже. (10) Но открытые раны не устрашают галлов: напротив того, когда задета лишь мякоть и рана скорей широка, нежели глубока, они лишь рады тому, что воинская слава их возросла; (11) зато если засевшее глубоко в небольшой с виду ране острие стрелы или мелкий осколок терзает плоть и, несмотря на попытки его извлечь, никак не выходит, галлы в бешенстве бросаются наземь от стыда, что причина их мучительной боли столь ничтожна. И в тот раз тоже то и дело с кем-то случалось такое. (12) А некоторые кидались на неприятельские ряды и, приблизившись, тотчас протыкались копьями и умерщвлялись мечами легковооруженных. (13) Этот род войск вооружен круглыми щитами в три фута в поперечнике и копьями для дальнего боя, носимыми в правой руке; каждый воин опоясан испанским мечом; если приходится идти врукопашную, то копье перекладывают в левую руку, а в правую берут меч. (14) Вскоре немногие остававшиеся в живых галлы, видя, что побеждены легковооруженными, а следом за теми уже надвигаются манипулы легиона, обратились в беспорядочное бегство и отступили обратно в лагерь, где все уже трепетало от страха, ибо там находились только женщины, дети и все, кто не мог носить оружие. (15) Римляне заняли холмы, оставленные побежденным врагом.

22. (1) В это же время Луций Манлий и Гай Гельвий, поднимаясь по склонам холмов, пока это было возможно, дошли до непроходимых мест, а затем повернули на ту сторону горы, по которой только и можно было продвигаться вверх, (2) и оба, будто условившись заранее, стали, соблюдая некоторое расстояние, двигаться следом за строем консула. Сначала это вышло как-то само собой, но оказалось, что того и требуют сами обстоятельства: (3) ведь в такой ненадежной местности запасные отряды часто бывали очень полезны — когда передовой отряд оказывался отброшен, запасной прикрывал его и свежими силами замещал в бою. (4) После того как легионеры первой линии достигли холмов, занятых легковооруженными, консул приказал солдатам остановиться и сделать кратковременный привал. Тут же, указывая на лежавшие повсюду вокруг тела галлов, он сказал: (5) «Если легковооруженные солдаты дали такое сражение, то чего должно ожидать от самих легионов, от главных сил, от храбрейших воинов? Вы призваны взять вражеский стан, в котором сейчас трепещет от страха загнанный туда легковооруженными неприятель». (6) Все же консул приказал идти вперед легковооруженным; во время привала не теряли времени даром, а собирали по холмам дротики, делая себе необходимый запас для предстоящей битвы. (7) Римляне уже приближались к лагерю, и галльские воины, не слишком полагаясь на свои укрепления, стали, образовав собой живую стену. Тут-то на них и обрушился град метательных орудий всякого рода, так что, чем больше их было и чем гуще они стояли, тем чаще оружие римлян находило цель. Галлов мгновенно оттеснили внутрь укреплений, и они оставили только надежные отряды у самых ворот. (8) В набитый людьми галльский лагерь полетели тучи метательных снарядов, и многие были ранены, судя по крику женщин и детей, мешавшемуся с плачем. (9) Воины, шедшие перед легионным знаменем, метали дротики в галльские заставы, закрывавшие путь к воротам. Эти метательные копья не наносили ран галлам, но зато пробивали щиты насквозь, и у весьма многих галлов щиты оказались сколоты вместе59 так, что разнять их было нельзя. Галлы не смогли дольше выдерживать натиск римлян.

23. (1) Ворота лагеря были уже распахнуты, но, прежде чем туда ворвались победители, галлы высыпали из лагеря и разбежались во все стороны. Ослепленные страхом, они неслись по дорогам и по бездорожью, ни кручи, ни скалы не останавливали бегущих: их не страшило ничто, кроме неприятеля. (2) Потому-то очень многие из них погибли, сорвавшись с большой высоты: кто в безоглядном беге, кто — обессилевши от усталости. Консул, овладев галльским лагерем, удержал солдат от его разграбления и захвата добычи — он приказал им, в меру сил и возможностей каждого, преследовать разбежавшихся и добавлять им страху. (3) Тем временем подоспел и отряд Луция Манлия; его солдатам консул тоже не позволил входить в лагерь и с ходу послал их преследовать галлов. Вскоре и сам он отправился следом, поручив стеречь пленных военным трибунам. Консул считал, что с этой войною покончено — осталось лишь перебить или взять в плен как можно больше сокрушенных страхом врагов. (4) Уже после того, как консул ушел, прибыл с третьим отрядом Гай Гельвий. А он не сумел удержать своих от разграбления лагеря, и добычу несправедливость судьбы предоставила тем, кто в бою не участвовал. Конники долго стояли на месте, не зная, как идет бой и что римляне одержали победу; (5) но потом и они бросились убивать и захватывать тех из галлов, что рассеялись в бегстве внизу у подножия гор, так что их можно было настигнуть верхом. (6) Сосчитать убитых было непросто, потому что преследование и избиение шло на большом пространстве по всем извилинам гор и долин; (7) многие, пробираясь по непролазным скалам, свалились в глубокие пропасти, другие убиты были в лесах и колючих зарослях. (8) Клавдий, который пишет, что на горе Олимпе было два сражения, сообщает, что убитых было до сорока тысяч; Валерий Антиат, вообще-то склонный преувеличивать числа, говорит, что их было не больше десяти тысяч. (9) Число пленных, несомненно, дошло до сорока тысяч60, ибо галлы привели с собой множество людей всякого рода и возраста, которые на ходу походили скорей на переселяющийся народ, чем на войско. (10) Консул сжег захваченное оружие, свалив его в одну груду, а остальную добычу приказал снести и сложить: часть ее была распродана в пользу казны, а другую разделили между солдатами61, заботясь о строжайшем соблюдении справедливости. (11) Кроме того, была созвана сходка, на которой консул воздал хвалу всему войску, и каждый в отдельности был награжден сообразно своим заслугам; более всех отличен был Аттал, и все горячо одобрили это, ибо видели как необыкновенную доблесть этого юноши и усердие, проявленное им во всех трудах и опасностях, так и его скромность.

24. (1) Предстояла еще война с тектосагами. Консул приказал двинуться против них, и войско в три дневных перехода пришло в Анкиру, город, славный в тех местах. Вражеское войско находилось от него в десяти милях с небольшим. (2) Когда римляне стояли там лагерем, одной пленницей совершен был достопамятный подвиг. Среди многих других под стражей содержалась и жена царька Ортиагонта62, отличавшаяся необыкновенной красотой. Центурион, начальник стражи, был сластолюбив и жаден к добыче. (3) Сперва он пытался ее дух склонить к добровольному любодеянию, но, увидя, что она содрогается при мысли об этом, причинил насилие телу, волею судьбы оказавшемуся в рабстве. (4) Потом, желая смягчить низость поступка, он подал женщине надежду на возвращение домой, но даже и это не так, как делают любящие, а за мзду. Условившись о цене, он, опасаясь иметь сообщника из своих, позволил ей послать одного из пленников по собственному ее выбору, чтобы известить домашних, (5) а в следующую ночь на назначенное им подле реки место должны были прийти за нею с золотом ее слуги, не более двух. (6) Каким-то образом среди пленников, препорученных тому же караулу, оказался и раб этой женщины. С наступлением ночи центурион проводил этого посланца за передовые заставы. (7) Следующей ночью в назначенном месте встретились двое слуг этой женщины и центурион с пленницей. (8) Когда ему стали показывать принесенное золото — аттический талант весом, так и было условлено, — женщина на своем языке приказала им обнажить мечи и заколоть центуриона, занятого взвешиванием. (9) Отсеченную голову убитого она обернула своей одеждой и принесла с собою к мужу, Ортиагонту, спасшемуся с Олимпа бегством. И прежде чем обнять мужа, она бросила к его ногам голову центуриона. (10) Изумленному мужу, спросившему, чья это голова и что за поступок, отнюдь не женский, она совершила, она поведала и о своем бесчестье, и о том, как отомстила за причиненное насилие. Рассказывают, что вся остальная жизнь ее также отличалась целомудрием и достоинством, так что честь добродетельной женщины, отмщенную столь славным образом, она сохранила незапятнанной до конца своих дней63.

25. (1) В лагерь, стоявший в Анкире, к консулу прибыли посланцы от тектосагов и просили не идти на них с войском, прежде чем он переговорит с их царями: для них любые условия мира предпочтительней войны. (2) Переговоры назначили на следующий день в месте, расположенном, как представлялось, примерно посередине между галльским лагерем и Анкирой. (3) Консул под охраной пятисот конников появился там вовремя, но, не встретив там никого из галлов, вернулся в лагерь. Туда еще раз явились те же посланцы и принесли извинения за своих царей, (4) которые якобы не могут прибыть из-за дел, связанных с богопочитанием, а вместо них придут знатнейшие люди племени, через которых тоже можно будет вести переговоры. (5) Консул сказал, что и он тогда тоже пошлет вместо себя Аттала. На эту встречу сошлись представители обеих сторон. В качестве охраны Аттал привел с собой триста конников. Выли обсуждены условия мира, (6) но так как в отсутствие галльских вождей дело не могло быть завершено, договорились, что на следующий день цари встретятся с консулом на том же месте. (7) Затевая обман, галлы имели целью, во-первых, протянуть время, пока они не переправят через реку Галис в безопасное место свое имущество, а с ним своих жен и детей, во-вторых, заманить в засаду самого консула, не догадывавшегося об их коварном замысле. (8) Для этого они отобрали из всех конников тысячу самых отважных, и злое дело им удалось бы, если б судьба не вступилась в защиту права народов, которое вознамерились было нарушить. (9) Римским фуражирам и дровосекам было приказано отправиться в ту сторону, где должны были состояться переговоры. Трибуны полагали, что так будет для них безопаснее, потому что в этом случае охрана консула служила бы и заставой, прикрывающей этих солдат. (10) Тем не менее они выставили ближе к лагерю еще и другую, свою, заставу из шестисот конников. (11) Так как Аттал утверждал, что должны явиться сами цари, и переговоры можно было бы завершить, консул отправился из лагеря с той же охраной из конников, что и в прошлый раз, и, пройдя около пяти миль, находился уже невдалеке от условленного места, как вдруг увидел, что на его отряд во весь опор мчатся галльские конники с явно враждебными намерениями. (12) Консул приказал отряду остановиться, снарядиться к бою и быть наготове. Он принял сражение, и вначале его всадники бились стойко, не отступали; потом, теснимые превосходящим врагом, постепенно начали отходить, не нарушая, однако, строя; (13) наконец, видя, что больше опасности в промедлении, чем защиты в сохранении строя, они смешали ряды и обратились в бегство. Тогда галлы стали на них наседать, следовать и рубить беспорядочно бегущих. Многие пали бы, если бы им на помощь не подоспели шестьсот конников, составлявшие караул фуражиров. (14) Издалека заслышав испуганные крики своих сотоварищей, они, приготовив к бою оружие и коней, со свежими силами вступили в битву, исход которой, казалось, был уж решен. (15) И вот счастье внезапно переменилось, и страх перекинулся с побежденных на победителей. Галлы обратились в бегство при первом натиске, к месту боя с полей поспешили фуражиры; повсюду галлы наталкивались на противника, так что и бегство оказалось для них нелегким и небезопасным — их, усталых, преследовали римляне на свежих конях. (16) Поэтому спастись бегством удалось немногим; несравненно большее число врагов заплатило жизнью за то, что переговоры были вероломно сорваны; в плен никого не взяли. На следующий день римляне, пылая гневом, дошли со всеми своими силами до врага.

26. (1) Стремясь ничего не упустить, консул потратил два дня на то, чтобы самому осмотреть гору64. На третий день, совершив ауспиции и жертвоприношение, он вывел войско, разделив его на четыре части. Две из них должны были двигаться посередине горы, (2) две другие по ее сторонам, чтобы напасть на противника с флангов. (3) Главные силы врагов — тектосаги и трокмы — стояли у них в середине строя; их было пятьдесят тысяч. Конница на каменистых скалах воевать не могла, поэтому десять тысяч конников галлы сп е шили и расположили на правом фланге. (4) На левом их фланге стояли каппадокийцы Ариарата и вспомогательные войска Морзия65 — около четырех тысяч человек. Консул, как и на горе Олимпе, в первой линии поставил легковооруженных; он распорядился о том, чтобы у них под рукой было такое же, как в прошлый раз, множество разнообразного метательного снаряда. (5) Сошедшись, войска обеих сторон действовали так же, как и в предыдущей битве, только римляне были воодушевлены победой, а враги их совсем пали духом, (6) ибо они хоть и не сами были побеждены, но беду соплеменников полагали своей. Поэтому бой, начавшись так же, как предыдущий, имел и тот же исход. (7) Пущенные римлянами легкие стрелы и дротики, словно туча, накрыли строй галлов. И никто из них не осмеливался полностью открыть себя, выйти из своего ряда, или подставить под удар неприкрытое тело, а чем плотнее стояли галлы, тем больше они получали ран, как если бы римляне стреляли в цель. (8) Консул решил, что галлам, чьи ряды и так уж смешались, теперь стоит только увидеть знамена легионов, как они сразу же обратятся в бегство. Он отдал приказ легковооруженным, а с ними и прочим отрядам вспомогательных войск отступить, пройдя между манипулами, а затем двинул весь строй вперед.

27. (1) Галлов пугала мысль о поражении толостобогиев, мучили застрявшие в телах неприятельские стрелы, они изнемогли от стояния и ран, так что не вынесли даже первого натиска и крика римских воинов. (2) Галлы побежали в сторону своего лагеря, но только немногие укрылись в его стенах: большинство свернуло или направо, или налево, смотря по тому, куда кого заносил порыв бегства. (3) Победители били неприятеля, преследуя его по пятам, но у лагеря их остановила жажда добычи. Преследование никто не продолжал. (4) На флангах галлы держались дольше, потому ч


Понравилась статья? Добавь ее в закладку (CTRL+D) и не забудь поделиться с друзьями:  



double arrow
Сейчас читают про: