Уфа в семнадцатом веке

Христианская традиция трезвости четко выражается словами апостола Павла «Лучше не есть мяса, не пить вина и не делать ничего такого, от чего брат твой претыкается, или соблазняется, или изнемогает» (Рим. 14, 21).

Утверждение трезвости в истории России

Утверждение трезвости в истории России. Доклад православного психолога Цыганкова

Глава V

Глава III

Глава II

Глава I

1 Места подобраны в моем сочинении: Византийский писатель Никита Акоминат. С. 53 и след.

2 Tafel. Eustathii Opuscula. P. 268.

3 De Thessalonica a Latinis capta. C. 90 (P. 294).

4 Eustatii Opuscula. Ed. Tafel. P. 299 (C. 115—116).

5 Мои сочинения: Визант. писатель Никита Акоминат. С. 178 и след; Образование второго Болгарского царства. С. 109 и след.

1 Главный источник Ansben. Historia Peregrinorum (Scriptores rerum austriacarum. V); Alartene et Durand. I. P. 909 (epistola Friderici).

1 Recueil des historiens des Croisades. Historiens Grecs. II. Р. 738—739

2 Главное место: Ansbert. 24.

3 Борба за самосталност католичке цркве у Немяньичско) држави. Београд, 1912. С. 69.

4 Образование второго Болгарского царства. С. 162 — 165.

5 Nicetas. P. 666.

6 Nicetas. P. 709.

7 Радо/чив. О неким господарам града Просека (Летопис матице српске. 1909. Кн. 259, 260).

8 Моя книга «Образование второго Болгарского царства». С. 236-237.

9 Станоевич. Борба за самосталност. С. 81, 87.

10 Вся переписка пап с южными славянами находится в прекрасном издании: Sminiklas. Codex diplomaticus regni Croatiae, Dalmatiae et Slavoniae. Vol. II. P. 311 n gji. Zagreb, 1904. Старое издание (Theiner. Vetera monumenta Slavorum meridionalium) не вполне, впрочем, заменено загребским изданием.

11 Theiner. Vetera monum. XXXIII. P. 19.

12 Theiner. LVII. P. 35.

1 Λαμπρος. Ιστορια. VI. 144.

2 Х.М. Лопарев. Об униатстве Мануила Комнина (Визант. Врем. XIV. С. 334). Тому же вопросу посвящена статья Я Гроссу «Отношения византийских императоров Иоанна и Мануила Комнинов к вопросу об унии» (Труды Киевской Дух. Академии. 1912, декабрь. С. 621).

3 Nic.Acom. 304—305. Места подобраны в моей упоминавшейся выше книге «Никита Акоминат». С. 92—103.

4 Nic.Acom. 786.

5 Nic.Acom. 270—271.

6 Ibid. 622-623.

7 Tafel. Eustatii Opuscula. P. 214. De emendanda vita monachica.

8 Tafel. Op. cit. 176-184.

[1] Маниак переправился сюда с остатками войска: «και πλοιοις εμβιβασας τας δυναμεις περαιουται εν Вουλγαρια». Любопытно это обозначение Албании (Сеdreni II. Р. 548).

[2] Скорее Григорий. (Ред.)

[3] По многим соображениям, однако, действительность этого обязательства может быть оспариваема (см. Gfrorer. III. 5. 674—675; С к а б а л а н о в и ч. С. 96—97).

[4] Καίσαρα δε τον αυτού αδελφον Ίωάννην προχειραισάμενος κοινωνόν βουλευμάτων μυστηριωδών και σχεμμάτων ετιθετου [пожаловав своего брата, Иоанна, кесарем, он посвятил его в свои тайные намерения и замыслы] (Сеdreni II.Р.659).

[5] εχειτο εν τη. πεδιάδι κατά τους πρόποδας του βουνού ένθα πφ ιδρυται το Καπετρου φρούριον [расположилось на равнине у подножия горы, там, где воздвигнуто укрепление Капетру ] (Сеdreni П. 578).

[6] Gfrorer (III, 5.486) делает ряд остроумных сопоставлений.

[7] Аристаг Ласдиверд.

[8] εκ των ενόντων υποσχόμενος τα εκεισε στρατενματα διοικειν [обещав прокор­мить тамошние войска без подвоза дополнительного провианта] (Сеdreni II. Р.653).

[9] Προς την κατα των εχθρων της Ρωμανιας εξελευσιν

[10] την δε επιλοιπον πασαν πόλιν τω εξ Άρβάνων ορμωμένω Κομισκόρτη... υποθέμενος (Anna. Alexias. IV. 8. P. 221)

[11] τον χάρακα περί την Βιτςιναν επήξατο [укрепился в ущелье около Вици­ны] Для топографии: Известия РАИ. Т. X. С. 547.

[12] Прекрасная характеристика Чахи у писательницы Анны Комниной (VII. 8).

[13] τοις προσήκουσι βασιλευσι χραται παρασήμοις βασιλέα εαυτόν ονομάζων και την Σμύρνην οίκων καθαπερει βασίλεια τίνα... [пользовался почестями, подобаю­щими царям, называл себя царем и жил в Смирне так, как будто это не­кая царская столица] (Аlехiаs. Х.1).

[14] Идет речь о родном племяннике, сыне севастократора Исаака.

[15] προς τους λογαδας των εποίκων Δυρραχίου [к выборным от жителей Диррахия] (Άλεξιας. VIII. 7. Р. 413).

[16] Об этом ниже, в главе о внутренней деятельности Алексея Комнина.

[17] Где хотят. (Ред.)

[18] Et hominess nostril per mare usque ad vos et non amplius [и наши люди по морю вплоть до вас, и не дальше].

[19] В одной грамоте читается: Dragas Iadrensis prior, in quinto anno tercii mei prioratus [приор Драгаш Ядерский, в пятый год моего третье­го приората].

[20] Die Urkunden uber venezianische Verpflichtungen fur die altere Zeit nur eben fehlen, dass das auf uns gekommene Urkundenmaterial unvollstandig ist [грамоты относительно обязательств венецианцев для раннего времени отсутствуют, так что дошедший до нас материал по грамотам неполон] (Neumann. Zur Gesch. Der byzant.-venezianische Bezielungen — Вуzant. Zeitschr. I).

[21] Подлинник не сохранился, но булла повторена Мануилом и по­том Исааком Ангелом в 1148 и 1187 гг.

[22] В двух косых текст зачеркнут, но на полях пометка: «нужно» — ру­кой ли автора, сказать трудно. (Ред.)

[23] Иоанн, Андроник, Исаак, Анна, Мария, Евдокия и Фсодора. Стар­шая дочь и есть писательница, имя которой так часто упоминается при изложении занимающих нас событий.

[24] Ныне Эски Имарет мееджиди, выше Айя Капу на Золотом Роге.

[25] Но в век Пселла не б[ыло] этой монеты [далее нрзб. ].

[26] Concedimus igitur et donamus et auctorizamus tibi et filio tuo Rogerio… et heredibus suis coronam regni Siciliae et Calabriae et Apuliae [мы уступаем и даруем и присвояем тебе и твоему сыну Рогерию... и его наследникам корону королевства Сицилии и Калабрии и Апулии] (С а s р а r. Rоgеr II. S.94).

[27] Расеm ab imperatore — соntre Rokkerium poscentes, qui partem Romani imperii et terram graecorum nimis vexaverat… de imperio Romano totam apuliam atque Calabrium subtraxit aliaque perplura contres ius fasque perpetravit [прося у императора мира против Рогерия, который подверг ужасному опустошению часть Римской империи и землю греков... по­хитил у Римской империи всю Апулию и Калабрию и совершил многое другое, противное человеческому и божественному закону].

[28] На него мы ссылались выше.

[29] χρυδιω κλαπείς αλλόκοτα τίνα ωμολόγει, ων δη κεφαλαιον ην το εν ισω μεγαλείου βασιλέα τε του λοιπού και 'Ρογέριον εσεσθαι (С i n n а m i III. 2. Р. 92).

[30] Последующий текст, до с. 144, имеет и другую редакцию. (Ред.)

[31] Nicetas Асоm. называет Фερεν, Кαφαρδα. Σεζερ (Р. 38).

[32] Подробности будут изложены особо.

[33] ο δε βασιλεύς των πάλαι προομολογηθέντων ανεμίμνησκεν αυτω ήσαν δε ταύτα οως Ίταλίαν εις εδνον τη βασιλίδι ανασωσαιτο Ειρήνη [царь же напомнил ему о старом договоре, они сошлись тогда на том, чтобы Италию он возвра­тил, как свадебный выкуп за царицу Ирину] (Сinnami. Р. 87).

[34] Хрисовул в пользу Хиландарского монастыря (Мiklosch. Моnum. Serbicа. IX).

[35] Заметим еще, что оригинал утрачен во время трагической катастрофы в Белграде, погубившей династию Обреновичей.

[36] Стоит обратить внимание и на подпись Жванъ (Jean-Иованъ).

[37] По преимуществу имеются в виду споры из-за власти после Ки­рилла и Мефодия.

[38] Только раз в истории повторился такой же исторический момент (1912—1913), но его не поняли современники.

[39] Папа Григорий VII называет его carissimus beati Petri filius [дражай­шим сыном блаженного Петра].

[40] Знаменитое место: il magistratus habent, quos Suppanos vocant.

[41] * Мануил женат был во второй раз на Марии, дочери князя антиохийского Раймонда, а Бела — на Агнессе, сестре Марии.

[42] Дочь графя Раймонда II и Годиерны, сестры иерусалимского ко­роля Балдуина II.

[43] Kalendis martiis detecti sunt qiudam nobiles – res novas molientes contra dominum Alexium [В мартовские календы были раскрыты наме­рения некоторых знатных людей, готовивших переворот против им­ператора Алексея] Will. Tyrensis. XXII. С. 5; Nicetas. Р. 301. 15).

[44] Ныне Буюк-дере.

[45] Все подробности у Никиты Акомишта (с. 354—355).

[46] Хронология событий восстановлястся на основании церковных речей и похвальных слов, разобранных в моей книге «Образование второго Болг. царства» (с. 154 и сл.).

[47] Sarda, Dagno, Drivasto, Svau (ар. Jirechek. Gesch. der Serben. S. 265).

[48] Следует место: ο ποταμος αφιεις ο Μοραβος τον ηρωα δε της ισχυν ικετευεν αυτοκρατορα [опустевшая река Морав умоляет о милости тебя, героя, мо­гущественного самодержца].

[49] Или хронология неточно установлена в изд. Тейнера.

[50] Как оказывается из других писем, кардинал был задержан в замке Кеве и лишен всех сообщений с внешним миром.

[51] Марка серебра представляла стоимость около 50 франков, или до 20 руб., и, следовательно, 85 тыс. марок равняются сумме 1 700 000 руб.

[52] Этот замечательный памятник, рисующий положение дел в 1199— 1200 гг., издал Λαμπρος (Мιχαιλ Аκομινατον τον Χονιατου τα σωζоμενα. 1.307). Он имеет чрезвычайно важное значение для истории распрост­ранения в Греции чуждых этнографических элементов. Переведен на русский несколько раз: Православное обозрение. 1873. № 11; ЖМНП. 1879, август и 1883, январь.

Братство трезвости

https://trezvenie.org/forum/index.php?topic=2502.60

Доклад на региональной конференции по церковному и социальному служению «Новая эра милосердия».

Санкт-Петербург. 24 октября 2010 года.

В истории России случались периоды алкогольных потрясений, когда усиливалось пьянство, но, вместе с тем, неизменно появлялись великие духом православные патриоты, сплоченные и благословляемые Церковью на поприще трезвенного служения.

История утверждения трезвости в России начинает четко прослеживаться с крестьянских волнений 1858-1862-х годов. Это было последнее четырехлетие действия откупной системы. До той поры каждые четыре года правительство устраивало торги, на которых небольшая группа привилегированных откупщиков выигрывала право торговать алкогольными изделиями на очередной срок.

Желая перед отменой откупной системы получить максимальную прибыль, откупщики уже с 1858 года стали повышать цены с 3-3,5 до 8-10 рублей за ведро водки при себестоимости ведра водки в 40-45 копеек. При этом в кабаки стало поступать крайне недоброкачественное зелье. Вот тогда-то началось и стало разрастаться стихийное народное антиалкогольное движение. Сотни крестьянских приговоров в десятках губерниях постановляли закрыть торговлю в кабаках и иных питейных заведениях. В одних селах такие приговоры распространялись только на праздничные и воскресные дни, в других – на все дни в течение года, а в иных местах – навсегда. Без всяких уговоров и принуждений народ сам собою перестал пить спиртное. И даже в тех местах, где об отказе от алкоголя совсем и не думали, начинали появляться общества и братства трезвости, а в церквях огромные массы людей давали обеты воздержания от спиртного.

Третье отделение Собственной Его Императорского Величества Канцелярии докладывало Императору Александру II о небывалом в России общественном явлении «Возвышение новым откупом цен на вино, весьма дурное его качество привели крестьян к решимости отказаться от употребления вина, если не навсегда, то, по крайней мере, временно. Это началось в Саратовской, и вслед за тем зароки повторились в Рязанской, Тульской и Калужской губерниях. Крестьяне на мирских сходках добровольно отрекались от вина, целыми обществами составляли о своих обетах письменные условия с назначением денежных штрафов и телесных наказаний тем, которые изменят этому соглашению, и торжественно, с молебствиями, приступали к исполнению условий. Этим примерам последовали в скором времени жители разных местностей Самарской, Орловской, Владимирской, Московской, Костромской, Ярославской, Тверской, Новгородской, а также Воронежской, Курской, Харьковской и других губерний».

Стихийное движение за трезвость было поддержано Русской Православной Церковью. В 1859 году Святейший Синод своим указом благословил священнослужителям «…живым примером собственной жизни и частым проповедованием в церкви Божией о пользе воздержания содействовать возникшей в некоторых городских и сельских сословиях решимости воздерживаться от употребления вина…». Указ ободрил и сплотил православный народ, в России вспыхнула новая, еще более сильная и плодотворная борьба против распространения торговли алкоголем. Доходы откупщиков стремительно понижались. Однако до победы над «зеленым змием» было еще далеко, поскольку государство было не столь заинтересовано в трезвости народа, как Русская Православная Церковь.

С 1 января 1863 года все производство и продажа спиртного в России были освобождены от непосредственного государственного регулирования. Однако производители алкоголя отныне должны были выплачивать лишь сравнительно небольшой акцизный налог. От тех, кто открывал собственно питейное заведение – магазин, ресторан, трактир, кабак, погреб – требовалось оплатить патент, который стоил в то время очень мало. Одновременно реформа упраздняла сословные привилегии в питейной сфере. Владеть винокуренными заводами или питейными «точками» мог теперь любой желающий при условии уплаты установленных сумм в местное акцизное управление.

Практически не контролируемые государством торговцы, соблазняя потребителей дешевой водкой, активно развернули свою деятельность по городам и весям Российской Империи. Один винокуренных заводчиков того времени вспоминал «Наступила горячая пора общего открытия кабаков. Заводские доверенные ездили, как угорелые, и искали хорошие места. И где только не находились эти места и где только не открывались кабаки!.. Все селения, не только торговые, но и самые глухие, не проезжие, пестрели кабацкими вывесками, все большие дороги – тоже. Открывались кабаки в самых мизерных деревушках. Открывались на всяких дорожных перекрестках. Открывались на речных перевозах, на пристанях. Открывались на мельницах, маслобойнях. Открывались среди господских усадеб. Открывались и в самых господских жилых домах. Устав о питейном сборе в то время представлял такую свободу для открытия кабаков, а стоимость патентов была такая небольшая, что можно думать, что первые составители устава боялись, как бы эти злачные места не исчезли с лица земли».

А «злачные места» при такой либерально-попустительской политике правительства появлялись, как поганки после дождя. В 1863 году в России количество питейных заведений всех видов выросло до 265 369 по сравнению с 78 000 в дореформенное время. По данным статистики того времени, на водку «народом издержано в 1863 году более чем на 300 миллионов рублей против 1862 года». Современники, наблюдавшие результаты водочного соблазна, писали «Гумна очистились от хлеба, карманы от денег, мозги от ума, и сила русского народа была потрясена».

Впоследствии акцизная система сменилась по проекту министра С.Ю. Витте «монополькой», при которой существовали как государственные, так и частные винокуренные заводы. Торговля водкой становилась исключительным правом казны. Осуществлялась эта торговля через казенные винные лавки, вокруг которых обыкновенно и происходило распитие. Теперь пьяные компании располагались не в кабаках, а прямо на улицах.

В такой переломный для России момент, а именно в начале восьмидесятых годов XIX века, в России появился центр православного трезвенного движения – усадьба Татево Бельского уезда Смоленской губернии (ныне – Оленинский район Тверской области). Здесь 5 июля 1882 года под руководством народного учителя Сергея Александровича Рачинского (02.05.1833-02.05.1902) возникло общество трезвости, которое послужило примером для организации подобных обществ во многих российских городах и селах.

Сергей Александрович Рачинский впервые четко сформулировал главное правило утверждения трезвой жизни православная трезвенная работа может быть плодотворной только при церковном приходе. Только под благодатным воздействием Церкви возможно исцеление человеческих душ от пороков.

Как глубоко и искренне верующий православный христианин, Сергей Александрович сразу же указал, что человек должен непременно осознать главный мотив присоединения к обществу трезвости – «желание жить жизнью, Богу угодною», «жить в Боге и для Бога». Сергей Александрович неустанно повторял, что главное направление православной трезвенной работы – это практическое осуществление заповедей Божиих.

Народ чувствовал, что губительный порок пьянства гасит в душе свет правды Христовой, а потому живо интересовался беседами о православной вере. Сергей Александрович указал на основной метод работы – соединение идей трезвости с православным просвещением. Народный учитель подчеркивал, что посредством оживления религиозного чувства и углубления познаний о Православии люди без принуждения, естественным образом обретают трезвость. Он часто говорил, что рядом со вниманием ко всякому доброму слову, слышимому в храме, школе или обществе трезвости, рождается стремление осуществить в жизни воспринятое сердцем учение, «жить жизнью, Богу угодною».

Рачинский определил и главное средство обретения трезвой жизни – обет трезвости как церковная форма отречения от пьянства. Народный учитель пояснял, что обет трезвости предполагает решительное изменение жизни человека. Он должен начать жить церковной жизнью, должен расстаться со своим эгоизмом, преодолевать такие негативные черты характера как раздражительность, конфликтность, зависть, жадность, лень, обязан приложить усилия к покаянию – и не на словах только, а на деле.

Как удобнее и легче все это совершить Конечно же, участвуя в приходской работе и пользуясь поддержкой членов общества трезвости. Сергей Александрович первым в России объяснил необходимость распространения идей трезвости во всероссийском масштабе. Он сформулировал главную стратегию преодоления алкоголизации народа надежный заслон ей должны поставить сильные приходские, школьные и семейные трезвенные традиции. Народный учитель подчеркивал, что человек будет надежно огражден от пагубной страсти к спиртному только тогда, когда его семья и приход будут не просто воздерживаться от злоупотребления спиртным, но активно развивать и совершенствовать трезвенную работу.

Настоящий расцвет русского трезвенного движения наступил после определения Святейшего Синода, которое подготовил в 1889 году обер-прокурор Синода Константин Петрович Победоносцев (21.05.1827-10.03.1907). Этим определением Святейший Синод призвал духовенство содействовать правительству в борьбе с пьянством, учреждать общества трезвости, приходские попечительства, братства и другие подобные учреждения, словом и проповедью утверждать в народе трезвый образ жизни.

Предложенная Победоносцевым программа нравственного перевоспитания общества грамотно и целеустремленно воплощалась в жизнь. Константин Петрович не верил в возможность улучшения общества посредством переделки его государственных институтов. Он считал, что только благодаря исправлению человеческих нравов можно достигнуть каких-нибудь положительных изменений в жизни страны, измученной либеральными экспериментами.

Современники отмечали, что в годы обер-прокурорства Константина Петровича в церковной сфере появилось «очевидное возбуждение духа жизни и деятельности истинно-христианской» «Все еще продолжалось неприязненное отношение некоторых слоев к духовенству, к церковным учреждениям и порядкам. Но теперь уже сама духовная среда была неуязвимее. В ней поднялась энергия, усиливалась живая церковная и внецерковная проповедь, вводилось всенародное церковное пение, распространялись миссионерские собеседования, открывались религиозно-просветительские общества и братства, появлялись сельские и городские приговоры о закрытии питейных заведений, восстанавливались закрытые ранее приходы, монастыри, учреждались новые. В то же время прокладывала полегоньку, но с несокрушимой последовательностью, свой путь церковно-приходская школа и производился пересмотр устава духовно-учебных заведений в целях усилить в них воспитательный элемент. Всячески оберегалась церковность от оскорблений и глумления. В обоюдной, взаимной зависимости поднялось церковное и национальное самосознание».

После смерти Рачинского духовным центром православной трезвости становится Санкт-Петербург. Здесь в 1882 году святым праведным Иоанном Кронштадтским был организован Дом трудолюбия – воспитательно-образовательное учреждение для бедных людей, спасающее их от пьянства и тунеядства.

В 1898 году в Санкт-Петербурге священником Александром Рождественским было образовано знаменитое Александро-Невское общество трезвости, духовными наставниками которого были святой праведный Иоанн Кронштадтский и священномученик протоиерей Философ Орнатский.

Следует отметить, что в Александро-Невском обществе трезвости изначально обращалось внимание не только на воздержание от употребления спиртного как добродетель. Гораздо большее значение придавалось целостному развитию личности. Для этого трезвенники учились здоровому образу жизни и бесконфликтному общению, приобщались к русской культуре, и, конечно же, воцерковлялись. Уже в 1905 году Александро-Невской общество трезвости насчитывало в своих рядах более 70 000 членов, а перед революцией число их превышало 100 000 человек.

В 1905 году в Сергиевой пустыни под Петербургом иеромонахом Павлом (Горшковым) была организована 1-я Российская Сергиевская школа трезвости, главной целью которой было предохранение детей от порока пьянства. Обучалось и воспитывалось в школе трезвости до 300 детей в возрасте от 8 до 16 лет. По окончании курса учения дети пристраивались к ремеслу или отдавались в специальные учебные заведения. Интересна была программа обучения в школе. В нее входил Закон Божий, русский язык, арифметика, другие предметы, но главное внимание все же уделялось преподаванию трезвости, которое велось в форме простых, доступных для детей бесед. Кроме того, элементы преподавания трезвости входили во все изучаемые предметы. Как отрадные факты из жизни школы воспринимались не такие уж редкие случаи, когда кто-нибудь из школьников приводил за руку алкоголика-отца, и тот просил принять его в члены местного общества трезвости.

Наряду с православным трезвенным движением набирало обороты государственная система противодействия алкоголизации народа посредством повсеместного учреждения попечительств о народной трезвости. Высочайше утвержденный 20 декабря 1894 года Устав об этих попечительствах возлагал на них одну основную задачу – «ограждение населения от злоупотребления крепкими напитками». Уставом определялся и приоритетный способ ее достижения – «составление и распространение изданий, разъясняющий вред» от такового злоупотребления. Кроме выпуска антиалкогольной литературы, для отвлечения народа от пьянства планировалось проводить чтения, устраивать чайные, столовые, библиотеки, театры, гуляния.

Правительство, учреждавшее попечительства о народной трезвости, имело цель не утверждение трезвого образа жизни, а лишь «ограждение населения только от злоупотребления» спиртным. Конечно же, такие полумеры привести к серьезным положительным результатам не могли, а в ряде мест времяпровождение на специально организуемых гуляниях, в театрах и чайных вырождалось в банальные коллективные попойки, имевшие лишь вид культурности. Значительные успехи приносило православное трезвенное движение, несущее народу не только высокую идею абсолютной трезвости, но также и духовное просвещение.

В 1909 году издается указ Святейшего Синода о введении в духовных семинариях преподавания правил борьбы с алкоголизмом. В том же году Синод вновь обратился к правящим архиереям всех епархий с просьбой «силою архипастырского влияния и власти» вменить вверенному им духовенству в обязанность «воздействовать на прихожан живой, убежденной проповедью и беседами о вреде пьянства, о необходимости искоренения его, особенно во время праздников церковных и семейных, а также при решении дел общественных и частных». Как в прежних своих определениях, так и в определении 1909 года, Святейший Синод указывал на особое значение приходских обществ трезвости в деле противодействия алкоголизму в России.

В 1910 году Святейший Синод своим указом ввел преподавание науки трезвости во всех церковно-приходских школах. А с 1914 года в школах Министерства народного просвещения предписывалось преподавать учащимся старших классов курс гигиены с обязательным сообщением сведений о вреде алкоголя по одному часу еженедельно в течение года.

В 1911 году возник и начал стремительно развиваться Всероссийский трудовой союз христиан-трезвенников. Ее августейшим покровителем стал великий князь Константин Константинович.

Начало XX века примечательно несомненным подъемом духовно-нравственной жизни и истинно христианской деятельности в русском народе. В нем усиливалось стремление к духовному и культурному просвещению, благотворительности, трезвости. Дело православной трезвости приобрело высший, духовно-нравственный смысл, это великое общественное служение воедино сплотило лучшие патриотические силы. В 1912-1914 годах количество обществ трезвости в России достигло почти двух тысяч, а число членов в них приближалось к полумиллиону. Россия стала одной из самых трезвых стран Европы. Отрадно, что в числе активных тружеников на ниве православной трезвости были не только священники, но также педагоги и врачи.

Определением Святейшего Синода от 13-31 марта 1914 года было постановлено «Установить на будущее время повсеместно в России ежегодный 29 августа, в день Усекновения главы Иоанна Крестителя, церковный праздник трезвости». Этот всероссийский церковный праздник стал особым днем всенародного торжества православной трезвости в нашей стране.

С 19 июля 1914 года по указу императора Николая Александровича торговля алкогольными изделиями на время мобилизации была прекращена, а в конце августа продлена на все время войны. О том, какое благотворное влияние на все стороны жизни народа и государства России оказал этот закон, говорит объективная научная литература. Достаточно упомянуть о том, что резко снизилась преступность, а также количество пьяниц и психических больных. На производстве уже через год производительность труда повысилась на 9-13 %, прогулы снизились на 30-40 %. В сберегательные кассы потекли крупные суммы денег. «Сухой закон» получил поддержку у 84 % населения России. Последний русский царь, ныне прославленный в лике святых, принял решение навсегда воспретить в России казенную продажу водки. Однако после революции «сухой закон» просуществовал недолго и был отменен в 1925 году.

За годы советской власти, особенно с 1960-х годов пьянство в нашей стране стремительно нарастало. Хотя, надо отметить, что и в советский период истории России Русская Православная Церковь стремилась к утверждению трезвости среди прихожан. Как пример тому можно назвать указ Святейшего Патриарха Пимена, предписывающий не сопровождать праздники в приходах храмов употреблением спиртного.

В наше время народ России деградирует от пьянства и алкоголизма. «Какой смысл бороться с кризисом и поднимать экономику, если не будет самого народа», – прямо заявил Святейший Патриарх Кирилл, выступая в 2009 году на Всемирном русском народном соборе в храме Христа Спасителя.

Вполне понятно, что ныне, еще более чем столетие тому назад, встает необходимость развития приходской православной трезвенной работы. Однако успешно действующих православных обществ и братств трезвости пока еще не достаточно. И что особенно тревожно – они не имеют единого объединяющего органа, единой стратегии и тактики противостояния всенародной беде.

История утверждения трезвости в России показывает, что мы побеждали в войне с «зеленым змием» лишь тогда, когда были сплочены и едины, когда действовали в соответствии с главными задачами, которые мудро и своевременно благословлял исполнить Святейший Синод. Считаю, что нам сейчас крайне необходимо объединение православных братств и обществ трезвости, причем не только в каком-то одном регионе, но и на всей канонической территории Русской Православной Церкви. Собирая воедино православные трезвые силы, мы получим прекрасные перспективы и преимущества, которыми некогда обладало великое и славное трезвенное движение в дореволюционной России.

Владимир Цыганков

httppsspb.blogspot.com201010blog-post_24.html

Обновлено (04.02.2012 19:55)

(«Уфимские губернские ведомости» от 4 октября 1886 г.)

Город Уфа состоял в это время из трех частей: а) острога, б) посада, т.е. города в собственном смысле слова, и в) загородной части. Жители Уфы размещались тогда, говоря языком переписной книги, “в городе, на посаде и загородом”. Острогом назывался кремль, или детинец, заключавший в себе пространство, занимаемое ныне Троицкою площадью [ныне Первомайская площадь]. Это была крепость, обнесенная дубовыми стенами и несколькими башнями, бойницами и обведенная рвом. В ней находились: Смоленская соборная церковь, ныне существующая под именем Троицкой, подвергшаяся, впрочем, после того многим капитальным перестройкам, так что от прежнего времени уцелели только стены так называемой холодной, или настоящей церкви. Тут же в крепости стояли: воеводский дом, изба для помещения части стрельцов и вообще гарнизона, съезжая изба, тюрьма, хлебный государев двор с запасами казенного хлеба и постройки, в которых хранились Государева казна, зелье (порох), свинец, оружие, а также меха и медь, взимавшиеся в подати натурой. Непосредственно к крепости прилегал как с нагорной, так и с приречной стороны посад, заключавший в себя, между прочим, улицы Посадскую, Сибирскую [Мингажева] и ближайшую к кремлю часть Казанской [Октябрьской революции] с переулками; на посаде проживало огромное большинство городского населения. Тут стояли дворы стрельцов. Число этих дворов при переписи 1647 года осталось неизвестным; о них в переписной книге говорится: “А стрельцы, ослушав государева наказа, о себе сказки с великим шумом писать не дали”. Власти, производившие перепись, так и не добились возможности переписать стрельцов, ограничившись тем, что записали факт ослушания их в книгу. Сопротивление стрельцов, повидимому, объясняется опасением, что перепись приведет их к обложению каким-либо налогом. Под горой, над которой расположена крепость, шла Посадская улица, и доныне сохраняющая свое старое название; собственно дворов посадских было в то время всего 13, в числе которых встречаются существующие ныне фамилии Рукавишникова, Баутина, Подъячева, Кинешенцева; на посаде стояли и 11 дворов уездных дворян и боярских детей, поставленные на приезд (т.е. на случай приезда их в город); это были дворы дворян Приклонского, Каловского, Артемьевых, Аничковых, Ураковых, Брехова, Сумарокова, Савина и Кишкина; дворы же так называемых городовых дворян были изъяты из переписи.

Тут же стояли четыре двора людей разных чинов: подьячего съезжей избы, двух пушкарей и ружного мельника и 27 дворов новокрещенов, между которыми встречаются ныне существующие фамилии: Уржумцева, Найденова, Ваткеева, Черкашенинова, Друэцкого и Погорского. Посад был также обнесен стенами или палисадом. Близ берега Белой находились Нагайские ворота, за которыми также помещалась часть стрелецких дворов; тут в зимнее время ставили посланников, приходивших в Уфу сначала от нагайцев, а затем от калмыков; тут же находился и базар, называвшийся Нагайским. Противоположный берег Белой (за нынешним Оренбургским перевозом), равно как и вся прилегающая к нему местность, называлась Нагайскою стороною; оттуда приходили и стояли там на стану нагайские и калмыцкие послы в летнее время; оттуда же большей частью подступали нагайцы и калмыки, когда приходили на Уфу войной. Близ речки Сутолоки находились другие ворота, называвшиеся Сутолокскими. За ними была расположена часть дворов отставных и служилых стрельцов, а также некоторые дворы боярских людей и 8 дворов государевых деловых людей, то есть разного рода мастеров, присланных правительством для работ по устройству города и крепости; местность же та называлась Деловой слободой. В числе деловых людей также встречаются и ныне существующие фамилии Завьялова и Новоженова. В той же местности находился Успенский мужской монастырь, там, где ныне существует женский монастырь. Неподалеку от него стоял государев конюшенный двор.

У Сибирской улицы стояли Сибирские ворота, через которые шел путь на Сибирь, ведший в то время из Уфы на так называемый Дудкин перевоз. Кроме городской ограды, полуостров, на котором расположен г. Уфа, был защищен засекою, то есть земляным валом со рвом и палисадом. Засека эта шла от р. Уфы, начинаясь недалеко от Уфимского перевоза, и доходила до р. Белой, так что внутри ее находились не только город, но и часть городских полей и выгона; в середине этой засеки была устроена сторожевая башня с воротами, от которой по всему протяжению засеки производились непрестанно караульные разъезды.

По переписи 1647 г. значится в Уфе на посаде и за городом всего 66 дворов. Цифра эта, впрочем, составляла лишь небольшую часть общего числа дворов в городе, так как в нее не вошли здания и дворы, бывшие в кремле, а также дворы духовенства, городовых дворян, стрельцов и вообще военного служилого сословия, составляющего огромное большинство всего городского населения. Состав и численность населения Уфы в это время определяется, хотя и приблизительно, следующим образом. По дворянским десятням в половине XVII столетия считалось не менее 35 родов, верстанных в Уфе и оседло живших в то время или в самом городе, или близ него; многие из этих родов, в особенности древние, как-то: Лопатины, Аничковы, Волковы, Артемьевы, Гладышевы, Каловские и Ураковы — были весьма многочисленны. И так как взрослые дворяне и боярские дети несли почти поголовно воинскую службу на месте, то значительную часть их, приблизительно от 100 до 200 человек взрослых мужского пола, следует считать в числе жителей города. Число постоянных стрельцов в 40-х годах XVII столетия доходило до 100 конных и до 218 пеших с головою и тремя сотниками. Кроме того, в составе служилых людей города уже в 1635 г. находились 2 переводчика, 9 толмачей [переводчиков], 13 новокрещеных татар, 43 человека литвы и черкас (малороссов и казаков), 2 воротника [сторож, страж у ворот], 4 пушкаря и 42 человека деловых людей. Присоединяя к этому числившихся до переписи 1647 г. 74 человека посадских, 27 дворников в дворянских домах, 69 новокрещеных, получаем приблизительную цифру городского населения до 800 человек мужского пола, в которую притом не входят: а) несовершеннолетние дети и вообще семейства дворян, боярских детей: стрельцов и других служилых людей; б) подьячие, не имевшие собственных домов; в) захребетники, то есть люди, проживавшие в чужих домах заодно с хозяевами и не имевшие никакого собственного хозяйства; г) 87 так называемых гулящих людей, никуда не приписанных, число которых в то время было довольно значительно; д) временно присылавшиеся из Москвы и Казани в подкрепление воинские отряды и е) духовенство. Сведения о численности духовенства не сохранились. Известно только, что в то время в Уфе было несколько церквей, так как еще в 1614 году Уфимские воеводы князь Хилков и Аничков писали в Тюмень воеводе Годунову, что по получении из Самары от князя Дмитрия Пожарского письма о взятии Астрахани царскими войсками и о бегстве Заруцкого в Уфе торжественно праздновали это событие и пели молебны по церквям о здравии царя Михаила со звоном. Сохранившиеся грамоты свидетельствуют о существовании около того времени в Уфе особой от Смоленского собора Троицкой церкви, стоявшей под Кремлевской горой; ландратская перепись 1718 г. уже застает в Уфе 9 церквей и приходов.

Все дела по управлению городом и целым краем, равно как и все более значительные судебные дела, были сосредоточены в съезжей избе, в которой под главным ведением воеводы заседали выборные от земли люди. Из ведения съезжей избы были изъяты лишь дела духовные, ведавшиеся заказчиками: игуменом Успенского монастыря с протопопом Смоленского собора. Затем, хотя и в зависимости от воеводы, существовали в виде отдельных учреждений — таможенный двор, ведший дела по взиманию казенных пошлин с торговли и промыслов, и кружечный двор, в ведении которого находились дела питейные. На обоих дворах делами этими ведали особые головы и целовальники, то есть присяжные люди, выбиравшиеся из местных жителей. Дела сословные посадских людей, заключавшиеся почти исключительно в наряде их к отбыванию разных повинностей и во взыскании с них податных сборов, ведались посадским старостой, подчиненным воеводе, от которого зависела отдача в городе арендных мест под огороды (находящиеся за монастырем), лавки, а также раздача мест под усадьбы и от которого вообще исходили все главные распоряжения по благоустройству города. При крайней несложности учреждений и делопроизводства, число приказных людей было тогда, без сомнения, незначительно, хотя, впрочем, уже и в то время они разделялись на известные степени и чины, причем низшие из них назывались приказными молодыми; так, например, переписная книга об одном из сыновей посадского Степанова говорит; “сидит в съезжей избе в приказных молодых”; существовал также в Уфе особый класс подьячих площадных, на которых вместе с боярскими детьми, между прочим, возлагалось по городу и уезду, например, производство осмотров и опросов о правах и границах владений.

Образ жизни горожан был крайне прост. В отказных книгах того времени встречаются указания, что дома в Уфе были липовые и вообще деревянные малых размеров и состояли большей частью из двух изб, соединенных сенями. Рядные записи даже сравнительно богатых дворян говорили о крайне незатейливом платье и приданом, с которым их дочери выходили замуж. Так, например, представитель одного из наиболее древних дворянских родов Уфы Савин, выдавая?вою дочь замуж за другого родовитого дворянина Лопатина, в сохранившейся сговорной росписи дает за дочерью в приданое, кроме мелких женских украшений, только две телогрейки — китайскую и кумашскую, соболью шапку, семь рубах, перину, баранье одеяло, мерина, две овцы и нетель.

Переписная книга 1647 г. дает интересные указания о положении Уфимских дворян и о количестве принадлежавших им земель и людей.

Во всех бывших тогда в Уфе 11 домах уездных дворян постоянная прислуга состояла только из 27 лиц, принадлежавших к семействам дворников, собранных большей частью из вольных гулящих людей. Из 98 поземельных имений, принадлежащих тогда в Уфимском уезде дворянам, 97 находились под самым городом в расстоянии от двух до 30 верст и только 55 из них были населены; в остальных же усадьбах дворяне вовсе не имели людей; многие участки их, разоренные калмыками, лежали пустыми; в некоторых дворяне жили однодворцами и сами обрабатывали землю в мирное время. Из 55 населенных имений лишь имения дворян Крыловых, Каловских, Аничковых и Черниковых-Анучиных заключали в себе более пяти крестьянских дворов, остальные помещичьи деревни имели не более пяти, а в большинстве два и три двора. Данные эти ясно показывают, какими ничтожными силами велось их хозяйство, и как просто и скромно должен был по необходимости сложиться и городской быт уфимских дворян того времени.

Почти все старые дворянские роды принадлежали к коренным русским и были присланы по Царским указам в Уфу из Москвы, Казани, Стародуба, Астрахани и других мест, отчасти из числа старых дворян и боярских детей, и отчасти же верстаны из начальных людей Стрелецкого, как, например, Артемьевы и Головкины, и Солдатского строя, как, например, Шестаков. Пять родов из бывших по переписи 1647 г. верстаны в дворяне и дети боярские из новокрещенов служилых людей, именно: Ураковы, Каловские, Таганаевы, Сокуровы и Ваткеевы; лишь около середины XVII столетия появляются лица, верстанные в дворяне и боярские дети из других сословий Уфы, как то: из подьячих Карпов, верстанный в 1657 г., и Витязев, верстанный в 1654 г., последний за приказное сиденье и за медвяную прибыль на Уфе, то есть службу в приказной избе и за доставленную им прибыль казне от ясака медвяного, взимавшегося с иноверцев, которые взносили на Уфу свою подать мехом, куницами и бобрами. Меха отсылались в Государеву казну, которая взамен того высылала в Уфу для содержания управления и на жалованье как дворянам и боярским детям, так и прочим служилым людям в оклад, значительные по тогдашнему времени суммы, простиравшиеся иногда до нескольких тысяч рублей. Суммы эти вместе с высылавшимися запасами зелья и вообще боевых припасов вверялись для доставки в Уфу нарочным из дворян и боярских детей, посылавшимся в Москву воеводой с донесением по разного рода делам. Купечества, в смысле особого сословия, в Уфе в то время не существовало; даже через 70 лет после переписи Высоцкого, именно при ландратской переписи 1718 г., в Уфе значился всего один двор гостиной сотни. Тем не менее, в Уфе уже в то время было немало торговых и лавошных (лавочных, т.е. имеющих свои лавки) людей, большей частью принадлежавших к местным жителям. Так, в 1648 г. оценку привезенных из Москвы еще в 1630-32 гг. для подарков калмыцким тайшам вещей, залежавшихся в Уфе без потребления, производили призванные для оценки торговые люди Казанец, Жегулев, Колубаев, “да Уфимцы же лавошные люди” Павлов, Колесников, Бессонов, Касимов, Вязьмитинов, Строшников, Никонов и Вощеников, оценившие “сукна червчатые от 23 до 28 алтын, английское по 20 алтын”, а золотой парче, однорядкам, камкам и кафтанам отказавшихся определить цену, “потому что цену им никто не знает”. Лавошные люди в 60-х годах XVII столетия торговали в рядах, находившихся в соседстве острога, у “Белых ворот”; некоторые из этих лавок занимали около одной сажени поперек и две сажени в длину; за занимаемыми лавками места лавошные люди платили ежегодный оброк в Государеву казну от 5 до 8 алтын. Торговлей и промыслами ведали люди посадские, но еще более стрельцы; из уцелевших в судебных архивах челобитных, грамот и отказных видно, что многие стрельцы брали в аренду земли для хлебопашества, рыбной ловли, перевоза, которых не мало было тогда возле Уфы; некоторые наказы воеводам и стрелецким головам также говорят о регулировании торговли, производимой стрельцами. Калмыцкие дела главного Архива Иностранных Дел несколько раз упоминали об отважных стрельцах и посадских людях, пробиравшихся в глубину Азиатских степей в калмыцкие и татарские улусы для торговли, причем нередко эти предприимчивые люди платились за отвагу и товаром, и головой.