Вода вместо нефти 11 страница

На белом фоне чудовищной громадой застыла Химера, ее львиные глаза полыхали яростью и смотрели в упор на непрошеную гостью. Животное было застигнуто заклятием возле огромной лохани с водой, с подбородка еще капала вода. Зверь выглядел бы нелепо — белая козлиная шерсть прикрывала тонкие ноги на копытцах, но львиная голова отгоняла всякие мысли о смехе. Грива, густая, бурая, топорщилась в разные стороны огромной копной.

Исландка не могла пошевелиться, не двигалась и Химера. Не сразу удалось Эйидль взять себя в руки, следя за обитателем вольера. Желтые враждебные глаза перемещались за ней, о желаниях зверя догадаться было несложно.

— Простите,— прошептала девочка, голос был слабым.— Но я… Я быстро,— пообещала исландка, приближаясь к первой темной горке и пытаясь поддеть ее совком. Но, как ей и обещала Кляйн, помет намертво примерз к белому полу.

Не зря говорят, что главное — начать. Первое время, когда Эйидль взмахивала киркой и подбирала отколотые куски, она все время поглядывала на неподвижного монстра, но постепенно успокоилась. И работа пошла быстрее. Она даже приободрилась, идя от кучи к куче, собирая их в мешки, но чуть только поползшее вверх настроение резко замерло, когда исландка поняла, что последние предметы ее интереса в данном месте находятся у самых копыт Химеры.

Девочка сглотнула, замерев, глядя в налившиеся кровью желтые глаза.

— Ну, чего ты так сердишься?— прошептала Эйидль, делая осторожный шаг вперед. Нет, она знала, что животное заколдованно, но вдруг сможет вырваться? Или заклинание закончится? Это то же самое, что идти в пасть к разъяренному льву…

Руки дрожали так, что кирка то и дело пыталась выпрыгнуть из озябших пальцев. Шаг за шагом девочка приближалась к Химере, обходя. Глаза проследили за ней, здесь было слышно шумное дыхание животного.

— Я быстренько,— пообещала Эйидль, зажмурилась и склонилась к копытцам, стараясь как можно быстрее отковырять помет. Но быстрее не получалось, потому что кирка грозила врезаться в задние ноги животного, а этого девочке явно не простят.— Как же я вас ненавижу,— прошипела исландка, вспоминая всех в этой дурной школе, где она уже натерпелась столько страха, сколько у нее в жизни не было.

Она буквально вылетела из вольера, когда пол остался полностью белым. Мешки упали на пол, кирка застучала по камням, оглашая тишину помещения громким стуком, которому тут же стали вторить обитатели отсека, а Эйидль только прислонилась к решетке, тяжело дыша, пытаясь прийти в себя после пережитого.

Поляна вернулась в тот момент, когда грозный рык заставил всех остальных зверей замолчать, и на решетку кинулась Химера, брызгая слюной, стуча копытцами. Эйидль вскрикнула и отскочила в противоположную сторону прохода, снова упираясь спиной в решетку.

Мягкий язык коснулся ее шеи, и губы стали жевать волосы, доставая их из-под берета. Эйидль закричала еще сильнее, метнувшись прочь, но тут же заставила себя заглушить крик, потому что на нее из-за решетки смотрели большие добрые глаза то ли лошади, то ли осла, потому что для осла существо было слишком крупным, а для коня у него были слишком длинные и вислые уши. Зверь смотрел на нее немного удивленно, пережевывая ее берет.

— Эй!— возмущенно воскликнула девочка, метнувшись к решетке и вцепляясь пальцами в головной убор.— А ну, отдай!

Животное помотало головой, упираясь копытами, упрямо то ли замычав, то ли заблеяв, и потянуло берет на себя, фыркая.

— Ну и ешь! Пусть тебя запор замучает!— рассердилась Эйидль и оглянулась в испуге, но Химеры у решетки уже не было. Тогда девочка чуть расслабилась и стала разглядывать вора, что дожевывал ее берет с упрямым выражением морды.— Ты кто такой?

Зверь словно понял ее, выплюнул остатки берета и заикал, расправляя огромные пернатые крылья над спиной. Можно было бы подумать, что это Пегас, но уж уши слишком нелепые, да и распушенный павлиний хвост над крупом явно говорил против данной версии.

«Бурак», прочла Эйидль, подходя к кнопке. Зверь закричал еще громче, глядя, как девочка нажимает на активатор заклинания, крик Бурака повис в воздухе, он так и застыл с открытой пастью, показывая ровные белые зубы в три ряда и красный язык, по которому текли слюни.

— Фу,— проговорила Эйидль, входя в вольер без опаски и оглядывая белый пол, покрытый застывшей жижей.— Ты что, отравился специально для меня? Или у тебя всегда проблемы с желудком?

Ничего не поделаешь, девочка принялась за уборку, поминая добрым словом Кляйн, которая рассказывала ей о том состоянии, в котором исландка вернется из зверинца. Что же, начало положено уже основательное, запах теперь вряд ли выветрится даже на морозе.

За полчаса она почистила клетки еще трем довольно спокойным существам, у одного из которых уши срастались с хвостом, другое гордо сидело на жерди, выпятив вперед обнаженную женскую грудь («Симург», запомнила Эйидль), и единорогу, которого девочка даже бы не усыпляла, если бы так было возможно увидеть натуральный пол, а не иллюзию, что создавалась для питомцев. Она перестала вздрагивать от криков Юварки и даже некоторое время полюбовалась борамцами, целым стадом растений-овечек, которые благоухали, как букет фиалок и роз. Даже войти к Гатоблепу, буйволу с головой свиньи, оказалось после всего не так страшно, только руки уже ныли, и кожа на них полопалась от холода и соприкосновения с металлом. Она немного отогрелась у борамцев и единорогов, а вот Гатоблеп обитал в снегах, из-за чего Эйидль долго потом прыгала, пытаясь согреть онемевшие пальцы.

Она не знала, сколько прошло времени, казалось, что много часов, у нее оставался всего один вольер, и девочка надеялась, что Дозорный уже идет за ней. На решетке, за которой скрывался черный лес, было выведено ни о чем не говорящее исландке слово — «Крокоты», возле которого находилось две кнопки. Девочка нажала на красную и стала вглядываться в фигуры, что расположились в одной стороне всего белого помещения. Это были то ли волки, то ли собаки, лежавшие стаей в стороне, среди них были и малыши, замершие в своих смешных позах игры.

— Собака как собака,— хмыкнула Эйидль, радуясь, что больше никаких монстров сегодня не предвидится. Она пошла по вольеру, собирая помет, потом остановилась у стаи, чтобы полюбоваться малышами, протянула руку погладить щенка и вскрикнула, потому что кто-то грозно закричал на нее:

— Руки убери!

Она вздрогнула и обернулась, но в коридоре никого не увидела. Она долго вглядывалась в белые стены, но ни движения, ни фигуры, даже Юварка не кричала. Эйидль повернулась обратно к крокотам и наткнулась на осмысленный, полный злобы, взгляд собаки, что лежала ближе всех к щенкам.

— Не трогай,— снова прозвучало очень явственно, и исландка опять вздрогнула, потому что была уверена, что звучал он в голове.

— Вы… вы разговариваете?— шепотом спросила Эйидль, прижав к груди кирку и глядя на собаку-мать.

— Вы… вы разговариваете?— передразнили ее, но уже откуда-то сбоку.

— Мы разговариваем,— вторили второму голосу.

— Мы и петь умеем,— подключился еще один.

— Ма, а я могу? Ма?

Голову заполнил просто гомон голосов, которые говорили одновременно, смеялись, хихикали, передразнивали, девочка крутилась вокруг себя, потерявшись в дурманящем гуле, зажимая руками уши, но это только вызывало еще больше смеха и разговоров. Эйидль зажмурилась, повернулась, тут же споткнулась о свой мешок и упала прямо между животными, уткнувшись носом в чей-то пушистый бок. Голоса наполняли голову, не давая ее собственным мыслям даже попытки родиться.

Она не могла двигаться, потому что не могла даже подумать об этом, не могла позвать на помощь, даже дышала с трудом, плывя в гомоне смешливых голосов и передразниваний, пока сознание совсем не отключилось, глаза стеклянно и тускло уставились в потолок.

Лишь в тишине зверинца зловеще засмеялась Юварка, и все стихло.

* * *

Тишина была какой-то торжественной, наверное, потому что присутствовавшие понимали, что перед ними не просто старая деревянная дверь с задвинутым засовом. Перед ними была комната, которая могла дать ответы на некоторые вопросы, а, возможно, на самый главный.

У Марии в груди гулко билось сердце, пока Лука, Брандон и Яков тихо и осторожно, камень за камнем, разбирали оставшуюся до библиотеки стену завала. Айзек также беззвучно выносил осколки обваленного потолка в старую штольню. Работали почти без света, молча, чтобы не привлечь лишнего внимания.

Ни один камень не упал, ни один резкий звук не нарушил торжественной тишины ночной школы. Все спали, не подозревая, что группа студентов уже два часа работает в дальнем скрытом коридоре нижнего уровня, стремясь закончить разбор завала до утра.

Мария несколько раз порывалась помочь, но мальчики только негодующе качали головами, и ей приходилось коротать эти часы возле свечки, что они зажгли в углу. Дважды прибегала Сибиль — она пряталась в нише при входе на уровень и должна была подать сигнал при малейшем движении. Тогда они гасили свечу и вжимались в черные стены, сдерживая дыхание.

И теперь они стояли перед дверью в пустом и гулком коридоре. Держатели для факелов были погнуты и странными лапами чудовищ указывали на студентов.

— Пора,— прошептала Мария, пытаясь подавить свое волнение. Она одна среди друзей примерно представляла, что они там увидят, она столько раз воображала себе этот день. В горле пересохло, было страшно сделать шаг к двери и потянуть за засов, что был задвинут девять веков назад.

С ума сойти, девятьсот лет никто не прикасался к этой двери.

Засов не поддался, даже не сдвинулся с места. Следовало ожидать, но Мария все равно разочарованно вздохнула.

Рядом уже стоял Лука, он направил волшебную палочку на намертво засевший в петле засов. Мария завороженно смотрела, как друг очищает металл, как выступают резные рисунки, которые украшали пластину. Она подняла на Луку глаза, и парень ободряюще ей кивнул, отступая.

Они знали, что это ее право и ее долг — войти туда первой. Хотя бы потому, что они понятия не имели, что кроется за этой низкой дубовой дверью. А она знала, так часто и так ярко себе представляла картину трагедии, что хранила библиотека.

За спиной нетерпеливо вздохнули ребята, чуть покачнулось пламя свечи. Мария достала волшебную палочку и зажгла свет. Дрожащая рука потянулась к засову, который на этот раз мягко и легко, с едва слышным скрежетом от трения, подался в сторону.

Было трудно поверить, что именно ей выпала честь войти в это священное место, которое искали поколения Драконов Востока. Ей хотелось сохранить в душе это непередаваемое чувство первооткрывателя, но не было времени на переживания, нужно было торопиться.

Она в последний раз вздохнула и потянула на себя тяжелую дверь. Петли заскрежетали, оглушая ребят, и Мария тут же перестала тянуть, бросаясь в сторону, взмахивая палочкой, из которой на заржавевший за века металл полилось масло. Парни застыли, все они напряженно прислушивались, но в коридоре теперь царила полная оглушающая тишина.

Могильная.

Мария осторожно взялась за дверь, и та медленно, с тихим скрипом, открылась. На девушку тут же обрушился застоявшийся запах тления, гнили, сухого камня, пыли — и она отпрянула, зажмурившись, но Лука поддержал ее, взволнованно заглядывая во тьму библиотеки.

— Все хорошо,— тихо успокоила друга Мария. Пришлось снова применять палочку, чтобы разогнать ветром воздух. Еще один глубокий вдох, и девушка сделала первые два шага внутрь, высоко над головой держа волшебную палочку, обводя взглядом то, что удавалось рассмотреть.

Она слышала, как за ней шагнули ребята.

— Брандон, сходи за Сибиль, постучи потом три раза,— коротко кинула Мария, не оборачиваясь, дыхание постоянно перехватывало.— Яков, факелы… Лука, запри дверь.

Ребята зашевелились, подчиняясь ее командам, хотя она была уверена, что все ее спутники находятся в шоке, ведь они не были готовы к тому, что увидят.

— Это не библиотека,— раздался тихий голос Айзека, что замер по правую руку от Марии,— это склеп…

С тихим скрипом закрылась дверь, заскрежетал внутренний засов, а комната постепенно наполнялась светом, пока Яков шел вдоль одной из стен, разжигая факелы в держателях.

— Это гномы?— Лука встал слева от Марии. Все они смотрели в одну сторону этой почти полностью пустой комнаты — на семь скелетов, сохранившихся в глухом помещении, пугающе белых, в неестественных позах сидящих возле стен, видимо, в тех самых, в каких их настигла смерть. Только один был в стороне, с вытянутыми вперед руками, в которых до сих пор была зажата какая-то книга.

— Осторожно, ничего не трогайте,— Мария собралась, хотя ее трясло от увиденного, она была потрясена, что страшная история из прошлого оказалась до ужаса правдива.— Это были гномы, перед вами семь гномов-кристальщиков, потомки строителей Дурмстранга…

— Что с ними случилось?— Лука медленно подошел к одному из скелетов, разглядывая кости с внимательностью ученого.— Я не вижу никаких повреждений… Их просто завалило тут, и они задохнулись? Умерли от голода и жажды?— парень обернулся к Марии, а она все еще стояла, просто оглядывая эту комнату, хранящую страшные тайны прошлого. У одной из стен стояли пустые стеллажи, но вид у них был такой, словно при единственном прикосновении они обрушатся деревянной трухой, как это случилось со скамьями рядом. Наверное, хранила их пока только магия школы, что и много веков спустя еще ощущалась в этом святом месте.

Стены были покрыты рисунками, и Мария быстро поняла, что это история школы: вот Святовит приходит к гномам с просьбой, вот высадка гномов на острове, изгнание драконов, работы под землей, первые ученики в Зале Святовита. И тут Мария задохнулась, потому что следующая картинка о стольком ей говорила!

Девушка сделала несколько шагов вперед, вглядываясь в мудрое лицо Святовита со свитком в руках. Напротив него был изображен гном с кристаллом на шее, он протягивал волшебнику небольшой мешочек и часы.

Правда, все правда, от первого до последнего слова, ничто не исказилось и не потерялось в веках. Она протянула руку и коснулась кончиками пальцев рисунка, прикрыв глаза. Она дрожала, потому что чувство от соприкосновения с историей захватило ее целиком.

Сколько Глав Драконов мечтали увидеть это, побывать в священном месте…

— Мария?— Лука тронул ее за плечо, и девушка обернулась, натыкаясь на вопросительные взгляды своих товарищей. Она взяла себя в руки, снова оглядывая комнату: они пришли сюда не просто так, нужно было все тщательно осмотреть.

— Перед вами те, кто хранил тайну о том, где спрятаны реликвии,— проговорила девушка, снова глядя на скелеты.— Они не умерли от голода и жажды, их убили, замучив. Их пытали, чтобы они выдали свой секрет, но никто из Кристальщиков не открыл тайны, не заговорил. По очереди они погибали от пыток, скованные заклинаниями. Старейшина рода,— Мария сделала несколько шагов и присела возле скелета с книгой, с состраданием глядя на останки гнома,— предчувствовал беду, все хранившиеся здесь свитки и книги были вывезены за несколько дней до несчастья. И гномы унесли свою тайну с собой в могилу… Перед вами поле первого боя войны, что длится почти десять веков в этих стенах,— прошептала девушка, поднимая на друзей заблестевшие глаза, горло перехватило.— Ее первые, но не последние жертвы…

Она вздохнула, пытаясь совладать с чувствами.

— Это сделал Запад?— тихо спросил Лука, обводя взглядом комнату.

— Тогда не было еще драконов, запада, востока, была группа студентов, которые искали…— объяснила девушка, поднимаясь на ноги, подходя к стеллажам, чтобы посмотреть, не сохранилось ли там чего.— Согласно легенде, они увели с собой самого младшего из гномов...

— Вот откуда все стало известно, да?— Яков внимательно оглядывал стены в поисках чего-то стоящего.

Мария промолчала, ее интересовала книга в руках Старейшины.

— Его звали Звучный Глас, ему было триста восемь лет,— прошептала девушка, осторожно прикасаясь к книге, но та тут же рассыпалась от прикосновения. Если там что-то и было, то они никогда этого не узнают…— Здесь погибли его жена, брат, два сына и два внука. Род Кристальшиков исчез…

В дверь настойчиво постучались, Лука поспешил открыть. В комнату буквально ввалился взъерошенный Брандон, из губы у него текла кровь. Он быстро оглядел комнату, округлив глаза, но тут же, кажется, забыл об увиденном.

— Западники!— прошипел он, вытирая кровь, в руке у него была палочка.— Сибиль еле сдерживает их, быстрее…

— Яков, Брандон, бегом ей на помощь,— Мария тут же обрела хладнокровность.— Не пустить сюда, любыми силами. Нам нужно пять минут!

Лука тоже явно рвался в бой, но девушка лишь покачала головой.

— Айзек, остаешься здесь, пока не стихнет, закройся изнутри,— кинула девушка, потом обратилась к Луке:— Заколдуешь дверь на невидимость, сможешь?

Лука кивнул, они махнули Айзеку и выскочили из комнаты, закрывая дверь. Были слышны звуки приближающихся голосов и шипение заклинаний о стены коридора. Лука сосредоточенно направил палочку на дверь, а Мария поспешно заколдовывала факелы. Ничто не должно было указывать на то, что здесь есть комната.

Это тупик. Ничего не нашли, ошибка.

Через какие-то мгновения ребята стояли в пустом и ничем неприметном коридоре, Мария взглянула на Луку, и тот кивнул. Они двинулись на звуки боя, но тут из-за угла появились их товарищи, а через мгновение пятеро студентов, разгоряченных поединком.

— Развлекаетесь, Гай?— спокойно спросил Лука, глядя на Главу Западных Драконов.— Элен, Яшек, Йозеф, Джованни,— кивнул он каждому по очереди. Брандон и Сибиль встали рядом с Марией, Стюдгар буквально пылал негодованием. Яков занял место возле Луки.— Не спится?

— Не могли пропустить вашу вечеринку,— насмешливо ответил Гай, сверля глазами Марию, но девушка лишь сощурила глаза и взяла за руку Луку.— Как вам библиотека?

— Нет ее там,— зло кинул Лука, в его голосе сквозило разочарование.— Идемте,— кивнул он своим товарищам и смело пошел вперед, увлекая Марию за руку. Парень остановился рядом с Гаем и заглянул ему в глаза:— Еще раз тронешь кого-то из моих ребят, отдача замучает,— прошипел Лука.— Желаю удачи!

Западные расступились, пропуская противников, Гай сделал шаг назад, загораживая проход Марии, из-за чего ей пришлось выпустить руку Луки. Ларсен рассмеялся, а девушка лишь надменно сверкнула глазами.

10.05.2010

* * *

Возвращение в большой мир, то есть в школу, проходило болезненно и до дрожи противно. Он так надеялся, что ему больше не придется все это терпеть: взгляды, смех, шепот за спиной, испуганные писки младших ребят, стоило ему появиться в коридоре. В прошлом году было легче, тогда, в самом начале, он не был один, и подобное поведение студентов принималось со смешками и улыбками. Казалось, что к июню окружающие привыкли, уже не так ярко реагировали, когда Феликс появлялся на людях…

Но прошла пара месяцев, что он провел вне поля их зрения, и все вернулось, да еще в утроенной дозе: он не просто Ящер, человек-рептилия, он Ящер, которого бросила девушка, изменив с лучшим другом, тот самый чудик, что пытался покончить с собой, а в итоге оказался Чемпионом Турнира Трех Волшебников.

Первый вечер в школе был похож на пытку, его буквально конвоировали из госпиталя в комнату, а потом в Зал Достижений, и все смотрели на него, словно на диковинного зверя.

По возвращении в комнату Цюрри пылал яростью, которая так легко и быстро поднималась в нем, затопляя разум. Он пытался научиться с ней сражаться, тогда, в те месяцы, что рядом были Юлиана и Димитрий, но теперь ему было все равно. Он чувствовал, как все чаще и проще дикий зверь, что был в его крови, прорывался наружу, управляя им, диктуя свои правила поведения. И Феликс не сопротивлялся.

Он влетел в свою спальню в крыле мальчиков и кинул на пол шкатулку с ключом, пнув. Руки дрожали, перед глазами все ярче становилась красная пелена, ему хотелось накинуться на кого-то, и он даже знал, на кого. Хотел причинять боль и пугать, хотел показать силу и власть своим врагам.

В нем все сильнее просыпался хищник, тот самый, что в январе ранил его юношеское тело, перевернув всю жизнь. Хищник, исполненный злобы и жестокости, который боялся сов, потому что те выклевывали глаза рептилиям, который мог залечить слюной раны и видел в темноте. Он превращался в Ящера, хотя внешнее изменение давно остановилось.

И Феликс уже знал это состояние неуправляемости, когда он не мог остановиться, когда бросался на мебель, ломая, разбивая, калеча все вокруг в приступе ярости и злобы, пока они не сменялись опустошением, пока зверь не успокаивался, затихая в глубине души.

Когда он, наконец, смог взять себя в руки, его маленькая спальня оказалась в руинах. Только кровать выдержала натиск, покрытая перьями подушки, щепками от сломанного стула. Пол был усеян страницами из книг и одеждой…

Феликс устало сполз по стене, обхватывая голову. Он боялся и ненавидел себя, ненавидел то, чем он стал, и не видел смысла бороться. Ящер устал, очень устал быть не таким, как все…

— Не уверена, что найду тебе другую подушку, Демонёнок,— раздался тихий голос сверху, и Феликс поднял глаза на свою фею, которая расстроено созерцала то, что осталось от комнаты.

Даже этого он был лишен — единения со своей феей. Раньше все было так светло и весело, они вдвоем часами могли балагурить, смеясь до утра над глупыми шутками или историями, а теперь… Теперь даже Даяна, темноволосое маленькое чудо, утратило свой блеск и жизненную силу, потому что ей было не с кем ею делиться, некому служить. Они перестали подходить друг другу…

— Не надо мне подушки.

— Тогда постелить тебе на пол коврик? Цветастый такой… Свернешься на нем под дверью, будешь там спать, сопеть, видеть сны…— попыталась в который раз разговорить Феликса фея, но он давно перестал улавливать волну ее рассуждений и шуток.

— Ничего не надо,— угрюмо ответил парень, поднимаясь и выходя из комнаты. Было тошно, как всякий раз, когда он приходил в себя после вспышек ярости.

Он и не заметил, что ночь уже накрыла школу. Гулкая тишина векового камня немного успокаивала. Феликс миновал коридор и вышел в пустую гостиную, где даже камин уже почти потух.

Он знал, куда ему хочется пойти, куда, как думал, больше никогда не вернется, потому что не вернется в школу. Наверное, это было единственное место, которое осталось в Дурмстранге важным.

Парень миновал Нижний зал и нырнул в боковой коридор, в еще один, быстро перемещаясь по каменным пещерам, которые пронизывали стены школы. Он хорошо видел в темноте, фиолетовый глаз словно подсвечивал окружающее, окрашивая в синие оттенки. Песок и мелкие камешки тихо скрипели под ногами.

Феликс быстро пересек «туловище дракона» и вскоре уже поднимался по узкому проходу вверх, чувствуя, как охлаждается воздух. Пахло морозной ночью, уже можно было уловить звук океана, который бушевал вокруг острова, разбиваясь о крутые скалы.

Ночь была темной и непроглядной, лишь справа светился огонек Айсберга. Цюрри глубоко вдохнул, впитывая вместе с этим вдохом и холод, и соль, и влагу. Снег скрипел под его ногами, но ветер заглушал любой шум, даже если бы Дозорный вздумал сидеть и прислушиваться к тому, что творится в долине.

Путь был знаком с мая, когда он впервые оказался в этом месте, когда впервые его принесло к этому искусственному холму. Тогда его словно тянуло туда, словно что-то внутри влекло его в белый павильон. Теперь-то он понимал, что и почему…

Маленькая задняя дверь была хорошо замаскирована, особенно для людских глаз. Феликс легко нашел ее, раскидав сугроб, сдернул замок, который сам же и сломал еще летом, и вскоре уже прополз в глухое помещение, где хранились ящики и мешки с кормом.

В зверинце всегда было светло, белые блики от потолка и пола болезненно отдавались в затылке. Парень медленно и осторожно прошел в коридор, что примыкал к отсеку с полулюдьми, и его словно приветствовала своими криками женщина-птица. Где-то в стороне били копытцами сатиры и стонали сквонки, болезненные существа с мучнистой кожей.

Феликс знал, что в зверинце никого уже нет, уборка и кормежка давно закончились. И его появление несильно встревожило обитателей, потому что они чувствовали в нем что-то свое, особенно полулюди.

Парень остановился у входа в отсек, где жили такие, как он — не люди и не звери. Он безмерно им сочувствовал, понимая, как это страшно — оказаться запертым в вольере, как бездумный баран, хотя ты все понимаешь, ты разумен и мог бы быть свободным, как и люди. Но тебя заперли, потому что ты не такой, как они… Феликс с ужасом думал о том, что однажды тоже может оказаться по ту сторону коридора и влачить это жалкое существование, когда на тебя будут глазеть и тыкать пальцами.

Цюрри содрогнулся, понимая, что этого не будет, но все равно страшась, и поспешил мимо, к следующему отсеку, куда все призывнее тянуло его тело, все его существо.

Ключ висел прямо над решеткой, и Феликс легко попал в отсек, стремясь вперед, к дальней клетке, где провел много часов. В душе было беспокойно — а вдруг что-то случилось? Вдруг там его нет?

Но он напрасно волновался, потому что еще не успел подойти к вольеру, а на решетку уже бросилось большое красное тело, покрытое чешуей. Над зверинцем пронесся рассерженный то ли рык, то ли визг, на который тут же откликнулись многие обитатели. И Феликс знал этот крик, сжимавший все внутри — зов свободы.

— Тише, тише, Яш, это я, это я,— проговорил парень, бесстрашно открывая вольер и входя в покрытую мхом и травой клетку, с обросшими зеленью камнями и густыми кустами по углам. Вошел и остановился, глядя в налитые кровью фиолетовые глаза огромного красного ящера.— Это я… Я вернулся…

Зверь тяжело втягивал ноздрями воздух, его большое уплощенное тело припало к земле, длинный, покрытый шипами, хвост медленно двигался по траве, словно огромная красная змея.

— Это я…— тихо повторил Феликс, не отводя взгляда, не шевелясь. Страха не было, совсем не было. Что мог ему сделать ящер? Только оцарапать своими ядовитыми когтями, но разве это так уж страшно? Что от этого изменится? Одно время Цюрри даже мечтал об этом — тогда бы он стал хоть кем-то, а не половинками двух разных миров.

Зверь немного расслабился, хвост остановился, длинная чешуйчатая морда потянулась вперед, и Феликс ответил на это движение, коснувшись левой рукой красного носа, проводя ладонью, лаская.

— Узнал,— прошептал парень, делая шаг навстречу,— узнал, Яш…

Сердце окутало тепло, почти забытое, тепло и покой, потому что тут ему были рады, тут его помнили и ждали. И понимали, как нигде.

Феликс опустился на траву, лаская рукой чешую зверя, радуясь этой встрече. Здесь парень чувствовал себя единым, сильным, словно обретал потерянную часть себя.

Он долго сидел на траве, прикрыв глаза, Яш устроился рядом, прижавшись чешуйчатым боком к его ноге, и другие обитатели зверинца затихли, словно давая двум одиноким существам побыть наедине.

Когда радость от встречи прошла и вместо ушедшей ярости внутри поселился покой, Феликс почувствовал это. Почувствовал чуждость и настороженность в воздухе. Звери перемещались и разговаривали друг с другом, но в их голосах не было привычной смиреной покорности, в них прорывались беспокойные нотки, словно…

Словно где-то тут был чужак. И это был явно не сам Феликс.

Парень поднялся, и ящер тут же тоскливо заскулил, глядя в глаза.

— Опасно, я должен идти,— прошептал парень, опуская ладонь на нос друга.— Но я вернусь, обязательно, слышишь?

Было больно — очень больно — смотреть на ящера через решетку, запирать друга в вольере. Словно он своими руками лишал Яша свободы, этой желанной свободы, о которой здесь мечтало каждое животе существо. Но Феликс не мог дать зверю эту свободу — на снегу он бы погиб.

— Я вернусь,— снова пообещал Цюрри и поспешил прочь, не оглядываясь. Он чувствовал, что приближается к источнику странного беспокойства в зверинце, поэтому двигался медленно и осторожно.

Дверь в отсек смешанных существ была почему-то открыта, и это еще сильнее убедило Феликса, что в зверинце человек. Надо быстрее уходить отсюда, но было странным, что он не слышал движений чужака. Да и что ночью делать в святилище монстров?

Парень прошел в отсек и медленно стал перемещаться вперед. Химера проводила его сердитым и подозрительным взглядом, борамцы от страха выпустили в воздух приторно-горький запах, пытаясь тем самым отпугнуть хищника.

Вольер в самом конце коридора оказался открыт и сиял белым пространством. Феликс замер, глядя на неподвижных волков, пытаясь понять, почему их так оставили на ночь, но тут увидел среди животных фигуру в красной мантии и рассыпавшимися по полу русыми волосами. Внутри тут же вскипел гнев, но Феликс успел взять себя в руки.

Эйидль явно была без сознания, и не составило труда понять, что стало тому причиной — зеленая кнопка не была нажата. Глупая маленькая девочка! Кто же входит в вольер к морокам, не усыпив их полностью?!

Он некоторое время стоял, глядя на ту, что для него была средоточием всех бед, Феликс ненавидел ее так, что горло сводило судорогой, а на языке появлялся привкус желчи. Он ударил рукой по зеленой кнопке, развернулся и, не издав ни звука, исчез из коридора.

* * *

Темнота была напряженной, Гай чувствовал волны гнева, что исходили от девушки. Они стояли в разных концах каземата, но даже в темноте и тишине он ощущал все то, что написано сейчас на ее лице.

— Вы идиоты!— жестоко, но справедливо проговорила она, и он слышал, как девушка топнула ногой.— У вас что, совсем мозги снесло?