Георгий Николаевич Владимов р. 1932

Верный Руслан - Повесть (1963-1965)

Сторожевой пес Руслан слышал, как всю ночь снаружи что-то выло, со скрежетом раскачивало фонари. успокоилось только к утру. При­шел хозяин и повел его наконец-то на службу. Но когда дверь откры­лась, в глаза неожиданно хлынул белый яркий свет. Снег — вот что выло ночью. И было что-то еще, заставившее Руслана насторожиться. Необычайная, неслыханная тишина висела над миром. Лагерные во­рота открыты настежь. Вышка стояла совсем разоренной — один прожектор валялся внизу, заметанный снегом, другой повис на про­воде. Исчезли с нее куда-то и белый тулуп, и ушанка, и черный реб­ристый ствол, всегда повернутый вниз. А в бараках, Руслан это почувствовал сразу, никого не было. Утраты и разрушения ошеломи­ли Руслана. Сбежали, понял пес, и ярость захлестнула его. Натянув поводок, он поволок хозяина за ворота — догонять! Хозяин зло при­крикнул, потом отпустил с поводка и махнул рукой. «Ищи» — так понял его Руслан, но только никакого следа он не почувствовал и рас­терялся. Хозяин смотрел на него, недобро кривя губы, потом медлен­но потянул автомат с плеча. И Руслан понял: все! Только не ясно, за что? Но хозяин лучше знает, что делать. Руслан покорно ждал. Что-то мешало хозяину выстрелить, тарахтение какое-то и лязг. Руслан огля­нулся и увидел приближающийся трактор. А далее последовало что-то совсем невероятное — из трактора вылез водитель, мало похожий на лагерника, и заговорил с хозяином без страха, напористо и весело: «Эй, вологодский, жалко, что служба кончилась? А собаку бы не тро­гал. Оставил бы нам. Пес-то дорогой». — «Проезжай, — сказал хозя­ин. — Много разговариваешь». Хозяин не остановил водителя даже тогда, когда трактор начал крушить столбы лагерной ограды. Вместо этого хозяин махнул Руслану рукой: «Уходи. И чтоб я тебя больше не видел». Руслан подчинился. Он побежал по дороге в поселок, вначале в тяжком недоумении, а потом, вдруг догадавшись, куда и зачем его послали, во весь мах.

...Утром следующего дня путейцы на станции наблюдали картину, которая, вероятно, поразила бы их, не знай они ее настоящего смыс­ла. Десятка два собак собрались на платформе возле тупика, расхажи­вали по ней или сидели, дружно облаивая проходившие поезда. Звери были красивы, достойны, чтобы любоваться ими издали, взойти на платформу никто не решался, здешние люди знали — сойти с нее будет много сложнее. Собаки ждали заключенных, но их не привезли ни в этот день, ни на следующий, ни через неделю, ни через две. И количество их, приходящих на платформу, начало уменьшаться. Рус­лан тоже каждое утро прибегал сюда, но не оставался, а, проверив караул, бежал в лагерь, — здесь, он чувствовал это, еще оставался его хозяин. В лагерь бегал он один. Другие собаки постепенно начали об­живаться в поселке, насилуя свою природу, соглашались служить у новых хозяев или воровали кур, гонялись за кошками. Руслан терпел голод, но еду из чужих рук не брал. Единственным кормом его были полевые мыши и снег. От постоянного голода и болей в животе сла­бела память, он начинал превращаться в шелудивого бродячего пса, но службу не оставлял — каждый день являлся на платформу, а потом бежал в лагерь.

Однажды он почувствовал запах хозяина здесь, в поселке. Запах привел его в вокзальный буфет. Хозяин сидел за столиком с каким-то потертым мужичком. «Подзадержался ты, сержант, — говорил ему Потертый. — Все ваши давно уже подметки смазали». — «Я задание выполнял, архив стерег. Вот вы все сейчас на свободе и думаете, что до вас не добраться, а в архиве все значитесь. Чуть что, и сразу всех вас — назад. Наше время еще наступит». Хозяин обрадовался Русла­ну: «Вот на чем наша держава стоит». Он протянул хлеб. Но Руслан не взял. Хозяин озлился, намазал хлеб горчицей и приказал: «Взять!» Вокруг раздались голоса: «Не мучь собаку, конвойный!» — «Отучать его надо. А то все вы жалостливые, а убить ни у кого жалости нет», — огрызался хозяин. Нехотя разжав клыки, Руслан взял хлеб и оглянулся, куда бы его положить. Но хозяин с силой захлопнул его челюсти. Отрава жгла изнутри, пламя разгоралось в брюхе. Но еще страшнее было предательство хозяина. Отныне хозяин стал его вра­гом. И потому на следующий же день Руслан откликнулся на зов По­тертого и пошел за ним. Оба оказались довольны, Потертый, считающий, что приобрел верного друга и защитника, и Руслан, кото­рый все-таки вернулся к своей прежней службе — конвоирование ла­герника, пусть и бывшего.

Корма от своих новых хозяев Руслан не брал — пробавлялся охо­той в лесу. По-прежнему ежедневно Руслан появлялся на станции. Но в лагерь больше не бегал, от лагеря остались только воспоминания. Счастливые — о службе. И неприятные. Скажем, об их соба­чьем бунте. Это когда в страшные морозы, в которые обычно не ра­ботали, к начальнику прибежал лагерный стукач и сообщил что-то такое, после чего Главный и все начальство кинулись к одному из ба­раков. «Выходи на работу», — приказал Главный. Барак не подчинил­ся. И тогда по приказу Главного охранники подтащили к бараку длинную кишку от пожарного насоса, из кишки этой хлынула вода, напором своим смывая с нар заключенных, выбивая стекла в окнах. Люди падали, покрываясь ледяной корочкой. Руслан чувствовал, как вскипает его ярость при виде толстой живой шевелящейся кишки, из которой хлестала вода. Его опередил Ингус, самый умный их пес, — намертво вцепился зубами в рукав и не реагировал на окрики охран­ников. Ингуса расстрелял из автомата Главный. Но все остальные ла­герные псы уже рвали зубами шланг, и начальство было бессильно...

Однажды Руслан решил навестить лагерь, но то, что он увидел там, ошеломило его: от бараков и следа не осталось — огромные, на­половину уже застекленные корпуса стояли там. И никакой колючей проволоки, никаких вышек. И все так заляпано цементом, кострами, что и запахов лагеря не осталось...

И вот наконец Руслан дождался своей службы. К платформе подо­шел поезд, и из него начали выходить толпы людей с рюкзаками, и люди эти, как в старые времена, строились в колонны, а перед ними начальники говорили речь, только слова какие-то незнакомые услы­шал Руслан: стройка, комбинат. Наконец колонны двинулись, и Рус­лан начал свою службу. Непривычным было только отсутствие конвойных с автоматами и чересчур уж веселое поведение шедших в колонне. Ну ничего, подумал Руслан, поначалу все шумят, потом утихнут. И действительно, начали утихать. Это когда из переулков и улиц к колонне стали сбегаться лагерные собаки и выстраиваться по краям, сопровождая идущих. А взгляды местных из окон стали угрю­мыми. Идущие еще до конца не понимали, что происходит, но на­сторожились. И произошло неизбежное — кто-то попробовал выйти из колонны, и одна из собак кинулась на нарушителя. Раздался крик, началась свалка. Соблюдая порядок, Руслан наблюдал за строем и уви­дел неожиданное: из колонны начали выскакивать лагерные псы и трусливо уходить в соседние улицы. Руслан кинулся в бой. Схватка оказалась неожиданно тяжелой. Люди отказывались подчиняться со­бакам. Они били Руслана мешками, палками, жердинами, выломан­ными из забора. Руслан разъярился. Он прыгнул, нацелившись на горло молодого паренька, но промахнулся и тут же получил сокруши­тельный удар. С переломленным хребтом он затих на земле. Появился человек, может быть, единственный, от кого он принял бы по­мощь. «Зачем хребет переломали, — сказал Потертый. — Теперь все. Надо добивать. Жалко собаку». Руслан еще нашел силы прыгнуть и зубами перехватить занесенную для удара лопату. Люди отступили, оставив Руслана умирать. Он, может быть, еще мог выжить, если б знал, для чего. Он, честно выполнявший службу, которой научили его люди, был жестоко наказан ими. И жить Руслану было незачем.

С. П. Костырко