Этнокультурная идентификация и

Стереотипизация

 

Эрих Фромм отмечал: английский джентльмен, не снимающий смокинга в самой экзотической обстановке, или мелкий буржуа, оторванный от своей среды, чувствует себя заодно с нацией или какими-то ее символами. Американский фермер, оторванный от цивилизации, начинает рабочее утро с того, что водружает национальный флаг США. Люди постоянно находятся в процессе напряженного поиска культурной идентичности.

Профессор С. Хантингтон из Гарварда как-то заметил, что в Советском Союзе коммунисты могут стать демократами, богатые могут превратиться в бедных, а бедняки - в богачей. Но русские при этом никогда не смогут стать эстонцами, а азербайджанцы - армянами. При этом Хантингтон имел в виду культурные различия между народами, которые, по его мнению, преодолеть труднее всего. Но каким образом национальные различия связаны с культурой? И является ли национальная принадлежность главной формой идентификации личности?

Большинство людей связывает национальную принадлежность с "кровью". Недаром в разговорном языке используют слово "полукровка", имея в виду тех, кто родился в смешанном браке. В данном случае, сами того не ведая, люди подходят к себе подобным, как к животным. У животных "полукровки" рождаются при смешении чистой и простой породы, у людей - при смешении наций. Таким образом, за словом "полукровка" стоит определенный подход к человеку. В соответствии с ним национальная принадлежность передается по наследству и выражается в строении тела, чертах лица и многом другом, связанном с врожденными особенностями человека.

Когда-то так думали все. Сегодня в этом уверено большинство. Но есть и такие, кто думают иначе. И если бы не существовало людей, убежденных в том, что со временем кровное родство в качестве объединяющей силы отступает, а на первый план выходит культура, то национальный вопрос не имел бы отношения к культурологии. Здесь перед нами не просто разногласия, борьба мнений или пристрастий. По сути в этом споре противостоят друг другу две исторические реальности – этнос и нация. На смену одному способу сплочения и, наоборот, идентификации в ходе истории пришел другой, но этот процесс шел долго и мучительно и у многих народов ещё не завершился.

Этническая культура является тем, что выделяет людей из "животного царства" на самых ранних ступенях развития. Этнографические исследования показали, что даже у дикарей Южной Америки, Африки и Полинезии, и в наши дни не достигших ступени варварства, существуют способы культурной идентификации, т.е. разделения людей на "своих" и "чужих".

"Идентичный" переводится с латыни как "тождественный", а "идентификация" – это установление тождества между предметами, процессами и проч. Понятно, что полное тождество даже между родственниками возможно лишь у близнецов. Но в человеческом сообществе идентификация – это признание совпадения между людьми не в деталях, а в главном. И на ранних ступенях развития то главное, что объединяет людей в коллектив, имеет явно выраженные, зримые черты. На ступени дикости люди жили сплоченными кровнородственными коллективами. И дикарь отличал "своего" от "чужого" прежде всего по внешности. Но уже у диких народов этнодифференцирующую роль играет также культура. Ведь "своих" от "чужих" здесь отличает не только цвет кожи, но и ее раскраска, не только характер волос, но и прическа, а также бытовые и культовые предметы, язык и поведение человека.

Однако люди, в отличие от животных, способны и на большее, а именно на самоидентификацию. И происходит это на ступени варварства, когда культура включает сложную систему ритуалов и мифов, в которых люди, отождествляя себя с животными и природными силами, рассказывают об истоках собственного рода. Миф является формой коллективного самосознания. И в развитой мифологии люди начинают осознавать не только своё отличие от других, но и своё родовое единство в лице общего предка (мы говорили выше о тотемизме).

Современная культура пользуется логикой этнических различий все чаще лишь как символической системой, маской или прикрытием экономических и политических процессов. Найти в наше время какую-либо крупную однородную этническую структуру чрезвычайно сложно. Но на Востоке говорят: мир потому велик, что не отбрасывал ни одной песчинки. Человечество начала III тысячелетия уже не знает естественных рубежей, ранее разделявших народы и племена. Сегодня государственная граница является куда большим препятствием, чем моря и горы.

Хотя этническое самосознание все-таки обусловлено генетическими характеристиками, в нашу эпоху этническое и национальное самосознание не совпадают. В современных нациях есть множество людей разного этнического происхождения - "русские американцы", "обрусевшие немцы", "русские евреи" и т. д. Например, Иван Александрович (Ян Игнацы Нецислав) Бодуэн де Куртене (1845 – 1925) – русский ученый, родился в Польше. Убежденный и страстный демократ, он происходил из старинного французского дворянского рода, обосновавшегося в Польше с XVI века, и являлся потомком крестоносца Болдуина - иерусалимского короля. (В. Шкловский в книге "Жили-были" рассказывает, что когда Бодуэну в Казани надоели расспросы полиции о его родственных связях, он заказал визитную карточку с текстом: "И. А. Бодуэн де Куртене. Иерусалимский король").

Современная этнология все более склоняется к тому, что единственно адекватным критерием этнической общности является национальное самосознание или внутригрупповая идентификация. Члены этнического коллектива осознают собственную идентичность, определенную тождественность, "одинаковость" всех членов этноса и в то же время отличают себя от других этнических коллективов. Формирование национально-этнического самосознания происходит по схеме "мы и они". При этом, как правило, формируется предпочтительная, завышенная оценка собственной этнической группы и недооценка внешних этнических коллективов. Такой идеей, к примеру, является негритюд – теория, утверждающая абсолютную исключительность и самобытность духовного мира, психологии и культуры африканцев. Согласно этой теории Африка должна создать свою собственную цивилизацию, отказавшись от опыта других народов как "неприемлемого и неприменимого в условиях Африки".

Главным элементом национально-этнического самосознания является осознание общности исторических судеб, реже – общности происхождения, иногда от реального или мифического героя прошлого (такие элементы этнического самосознания более характерны для ранних этапов развития этноса). Этническое самосознание включает в себя также представления об этнической родине, этнической территории, этнической культуре и психологии собственного народа, о роли своего этноса в истории человечества или его определенной части.

Согласно современным психологическим теориям, каждому человеку в той или иной степени присуща потребность принадлежности к группе. Для большинства людей в неустойчивой ситуации переходного общества семейная и этническая принадлежность (восприятие себя членом «семьи» - маленькой или большой) становится наиболее приемлемым способом вновь ощутить себя частью некоего целого, найти психологическую поддержку в традиции. Отсюда – повышенное внимание к этнической идентификации, потребность консолидации этнической общности, попытки выработки интегрирующего национального идеала, «охранение» и обособление своей национальной мифологии, культуры, истории от других.

Индивид идентифицирует себя не только по этническим признакам, поэтому этничность может иногда находиться и на периферии личностной мотивации. На значимость этнической принадлежности влияют не только объективная социальная реальность («переходность» общества, этнические конфликты, миграции и т.п.), но и ряд субъективных факторов - уровень образования индивида, например. Значение этнической идентификации ситуативно. Как правило, этническое сознание групп и индивида не актуализировано при условии существования стабильных этнических отношений или в моноэтнической среде. Фактором, увеличивающим возможность этнических конфликтов и, соответственно, повышающим роль этнической идентификации, являются миграции. Еще одной закономерностью является тот факт, что чувство этничности обычно выше у недоминирующих общностей. В этом смысле, в советское и даже в постсоветское время самосознание русского населения на территории России не являлось и не является значительным фактором обыденной жизни индивида. Об этом свидетельствуют, в частности, результаты широко используемого «теста Куна» (когда респонденты несколько раз отвечают на один и тот же вопрос: «Кто я?»), проведенного в России. Упоминание о «русскости» в местах, где русские доминировали, встречалось нечасто. Но ситуация менялась в иноэтническом окружении, – в Казахстане, например.

В конечном счете этнодифференциация приводит как к осознанию психологических особенностей своего этноса, так и особенностей других этнических общностей. Образ «мы» фиксируется в системе автостереотипов, образы других этносов – в гетеростереотипах. Речь идет о непроизвольной и часто не осознаваемой представителем общности психологической установке в восприятии себя и других. Этот уровень этнической идентификации связан с формированием относительно устойчивых представлений и оценок, типичных для этнической группы поведенческих, коммуникативных, эмоциональных стилей. Стереотипы связаны между собой; они образуют самоорганизующуюся систему, которая аккумулирует некий стандартизированный коллективный опыт и является неотъемлемым элементом обыденного сознания.

Стереотипизация образа Другого (устойчивые, упрощенные взгляды на качества, достоинства и недостатки различных национальных групп) это центральная единица национальной психологии - обыденно-практического уровня национального сознания, составляющего последнее вместе с национальной идеологией. Национальная психология функционирует в виде эмоциональных состояний, умонастроений, обыденных взглядов, мифов, анекдотов и др., в которых отражаются национально-этнические процессы в обществе. Национальная психология имеет выраженный оценочный характер. Обыденные оценки национальных процессов формируются зачастую на основе неадекватных источников (случайных встреч, малозначительных событий, рассказов, анекдотов и пр.). 

Этнокультурный стереотип - обобщенное представление о типичных чертах, характеризующих какой-либо народ. "Немецкая аккуратность", "французская галантность", "русский авось", "китайские церемонии", "африканский темперамент" – в этих расхожих выражениях воплощаются распространенные этнокультурные стереотипы. Данные характеристики не информационны, это не знание о народе, а мнения, почерпнутые из литературы, обыденных разговоров о недавних событиях, рекламы и т. п. Мнения о вспыльчивости итальянцев, холодности англичан, упрямстве финнов, гостеприимстве грузин, скрытности латышей, широте души, неорганизованности и доброте русских становятся основой стереотипов.

Стереотип национального характера – это схема и, как любая схема, она ущербна. В «Письмах русского путешественника» Н. Карамзин называл французов – «легкомысленными», итальянцев – «коварными», а англичан – «угрюмыми». Некоторые современные авторы выделяют такие черты русского (российского?) характера как сервильность, потребность ощущать зависимость от чего-либо («a need of dependence») в сочетании с зависимостью от власти, авторитета («relation to authority»), рабскую ментальность («Russian slave mentality», «slave soul of Russia», «Russian masochism»), мечтательность («dreaminess») и т.д. Все это – примеры национальных стереотипов, с каждым можно поспорить или согласиться. Если стереотип принимается, - он становится психологической установкой, своеобразными «правилами игры», которые определяют межнациональное общение. По сути, речь идет о мифологизации сознания через стереотипы: человек «кодируется» с помощью стереотипных образов, причем эффективность такой «закодированности» практически не зависит от того, насколько эти образы соответствуют действительности.

Как уже было отмечено, самоидентификация неотделима от образа Другого, чужой культуры. Анекдоты и притчи об иностранцах содержат в себе черты менталитета, особенности каждой нации и говорят больше о характере народа-автора, чем народа-персонажа таких текстов. Этнический стереотип фиксирует какие-либо реально существующие черты и качества этносов, однако неоправданно абсолютизируют, упрощают и огрубляют их. В зависимости от контекста одна и та же стереотипизированная черта этноса может иметь как положительное, так и отрицательное звучание. Так, японское выражение "воняющий маслом" ("бата-кусай") у нации, традиционно не употребляющей в пищу молоко, означает все прозападное, вычурно-неяпонское, пришлое. Здесь совершенно нейтральная гастрономическая черта стала отрицательной характеристикой, граничащей с ксенофобией (враждебным отношением к иностранцам, ко всему чужому - языку, образу жизни, стилю мышления).

Процесс глобализации, а также превращения многообразия культур в единую мировую цивилизацию погружает нас в мифическое пространство этнокультурных стереотипов, которое, например, тонко и иронично описано современным писателем Т. Толстой в эссе «Здесь был Генис»: «Ближе всех в Японии я сошёлся с переводчиком Сагияки-сан, который просил называть его Сёмой (…) Он пригласил меня в свой любимый ресторан «Волга», где мы ножом и вилкой ели борщ и искали общий язык.

- Вы не знаете, - льстиво завязывал я беседу, - как пройти на Фудзияму?

- Понятия не имею.

-А сумо? Вы любите сумо, как я?

- Ненавижу.

- Может быть, театр? Что вам дороже – Но или Кабуки?

- Ансамбль Моисеева.

- Тогда – природа: сакура, бонзаи, икебана?

Сагияки-сан выпил саке, закусил гречкой и ласково спросил:

- Часто водите хоровод? Давно перечитывали «Задонщину»? Играете в городки? Сын ваш – Еруслан? Жена – Прасковья? Сами вы – пскопской?

- Рязанский, - сказал я, приосанясь, но добавить к этому было нечего, и мы перешли на водку» (Толстая Т. Н. Здесь был Генис // Толстая Т. Не кысь. М.: Изд-во Эксмо, 2004. С. 527-528).

При рассмотрении процесса этнической идентификации можно заметить достаточно интересную закономерность: основным способом этнической идентификации является выработка и усвоение мифов. Именно миф может быть рассмотрен как основная форма упорядочивания сложной социальной реальности. А если учесть, что спецификой мифологического мышления является неразличение реального и идеального, то становится очевидным, почему мифологическое восприятие своей этнической общности является ведущим: в мифологии оппозиция «должного» и «сущего» стирается, общность абсолютизируется, что является эффективным психологическим стабилизатором сознания. Идентификация происходит в сравнении, в отталкивании от «соседей», в выработке общих стереотипов восприятия, причем именно миф становится основой для интерпретации происходящих социальных событий – будь это миф об общей «крови и почве» или миф о «загадочной русской душе». Г. Гачев использует очень удачное выражение, называя национальный миф «энтелехией нации».

Очевидно, что современное отношение к мифам далеко от рассмотрения их как неких «иллюзий» и «заблуждений». Миф – вечный (пока существует человек) способ упорядочивания реальности, который можно сравнить с кантовскими априорными формами, интегрирующими опыт. Поэтому не так уж важно, насколько, скажем, стереотипы восприятия отражают реальные особенности этносов – действительно ли итальянцы «коварны», а русские «ленивы», гораздо важнее, что, приняв форму мифологем, стереотипы определяют поступки людей. Миф «переводит» отвлеченную информацию на язык действия, именно мифы лежат в основе мировоззрения. Результатом усвоения мифа является понимание (в отличие от знания, на которое претендует наука). В конечном счете, миф дает определенную картину мира, реальности вне человека, он является коллективным верованием и выступает чрезвычайно успешным механизмом эмоциональной консолидации общности.

В литературе не раз отмечался тот факт, что с первой трети XX столетия мифы начинают играть все большую роль в жизни человеческого общества. Этот процесс даже получил название «ремифологизации» (в отличие от «демифологизации», достигшей своего апогея в эпоху просвещения XVIII столетия и раннего позитивизма XIX века). Прежде всего, это связано, разумеется, с прагматической функцией мифа, которая (как показали Э. Дюркгейм и затем Э. Кассирер) и состоит в утверждении солидарности.

Именно потому, что национальный облик определяется не "кровью", а культурой, мы уверены в том, что Пушкин - русский, а не русско-эфиопский поэт, несмотря на своего прадеда Ганнибала. Но культура как основа национальной принадлежности создает множество проблем. Варварам жилось значительно проще, когда в качестве кельтов, бриттов или русичей они утверждались в непосредственном процессе жизни. Иначе обстоят дела у современного человека, у которого даже национальная принадлежность превращается в предмет личного выбора.

Но знать национальную культуру и принадлежать к ней - не одно и то же. Можно знать русскую историю и культуру, но не чувствовать себя русским человеком. Особые проблемы возникают у представителей "диаспоры", когда сохраняющий свою самобытность народ, или часть народа, живет в стране с развитой национальной культурой. В этом случае проблема национального выбора может вызвать у индивида психологические трудности. К ним относится комплекс "национальной неполноценности", незнакомый этническим группам. Тяжело переживается людьми несоответствие их личного национального самосознания и внешней оценки, когда окружающие не признают в них "своих".

Так, например, большинство специалистов и просто граждан Боливии считают проживающих в стране индейцев-аймара как одну этническую группу, в то время как сами представители подгрупп аймара в разных регионах Боливии не считают себя родственными другим аборигенным группам, говорящим на одном и том же языке. Цыгане в разных странах мира отличают себя не только от не-цыган, но и от других групп цыган. Проживающие в России и Китае эвенки считаются как бы единым народом, но сами эвенки осознают прежде всего свою принадлежность к различным локальным группам. Таким образом, во внутренних и внешних определениях того, что составляет этническую группу (народ), присутствуют как объективные, так и субъективные критерии. И часто бывает, что кровная родственность или другие объективные критерии не играют определяющей роли. Этническая реальность предполагает существование социальных маркёров как признанных средств дифференциации групп, сосуществующих в более широком поле социального взаимодействия. Эти различительные маркёры образуются на различной основе, включая физический облик, географическое происхождение, хозяйственную специализацию, религию, язык и даже такие внешние черты, как одежда или пища.

 

Литература:

Серия «Внимание: иностранцы!»:

Япп Н., Сиретт М. Эти странные французы. М., 1999.

Боулт Р. Эти странные голландцы [Текст] / Пер. с англ. Ю. Евтушенкова. — М.: Эгмонт Россия Лтд., 2004

Сейл Р. Эти странные исландцы [Текст] / Пер. с англ. Н. Будур. — М.: Эгмонт Россия Лтд., 2004.

Будур, Н. Эти странные норвежцы [Текст]. — М.: Эгмонт Россия Лтд., 2005.

Росс, Д. Эти странные шотландцы [Текст] / пер. с англ. А. Базина. — М.: Эгмонт Россия Лтд., 2004.

Билтон П. Эти странные швейцарцы. Пер. с англ. Р.Воскерчяна. - М.: Эгмонт Россия Лтд., 2000.

Хант К. Эти странные австралийцы. М.: Эгмонт Россия Лтд., 2000.

и другие выпуски данной серии

Эти загадочные англичанки… Пер. с англ. / Сост. и предисл. Е. Ю. Гениевой. – М.: Рудолино, Текст, 2002. – 509 с.