Глава VII. О всевластии большинства в Соединенных Штатах и о его последствиях

…Ос­но­вой де­мок­ра­ти­чес­ких форм прав­ле­ния без­раз­дельная власть большинства, так как, кро­ме не­го, в де­мок­ра­ти­чес­ких го­су­дарствах не ни­че­го пос­то­ян­но­го.

В большей час­ти аме­ри­канских консти­ту­ций наб­лю­да­ет­ся стрем­ле­ние уве­ли­чить ес­тествен­ную си­лу большинства^[40].

Из всех ви­дов по­ли­ти­чес­кой влас­ти за­ко­но­да­тельная власть луч­ше все­го под­да­ет­ся во­ле большинства. По во­ле аме­ри­кан­цев ее предста­ви­те­ли из­би­ра­ют­ся не­пос­редствен­но на­ро­дом и на очень ко­рот­кий срок. Это при­нуж­да­ет их вы­ра­жать не только ос­но­во­по­ла­га­ющие взгля­ды сво­их из­би­ра­те­лей, но так­же их пре­хо­дя­щие страс­ти.

Чле­на­ми обе­их па­лат мо­гут стать предста­ви­те­ли од­них и тех же клас­сов, про­це­ду­ра их избра­ния оди­на­ко­ва. В свя­зи с этим весь за­ко­но­да­тель­ный кор­пус под­вер­жен та­ким же быстрым и не­отвра­ти­мым из­ме­не­ни­ям, как и од­на от­дельно взя­тая за­ко­но­да­тельная ас­самблея.

При­дав за­ко­но­да­тельной влас­ти та­кую струк­ту­ру, аме­ри­кан­цы от­да­ли в ее ру­ки поч­ти все функции уп­рав­ле­ния.

За­кон ук­реп­лял те ви­ды влас­ти, ко­то­рые бы­ли сильны са­ми по се­бе, и ос­лаб­лял те, ко­то­рые бы­ли сла­бы. Предста­ви­те­лям ис­пол­ни­тельной влас­ти он не обес­пе­чи­вал ни ста­бильнос­ти, не за­ви­си­мос­ти, он пол­ностью под­чи­нял их кап­ри­зам за­ко­но­да­те­лей и та­ким об­ра­зом ли­шал той нез­на­чи­тель­ной си­лы, ко­то­рой они мог­ли бы рас­по­ла­гаться в де­мок­ра­ти­чес­ком го­су­дарстве.

Во мно­гих шта­тах фор­ми­ро­ва­ние су­деб­ной влас­ти так­же от­да­ва­лось на во­лю большинства, пос­кольку она из­би­ра­лась, и во мно­гих шта­тах су­деб­ная власть в ка­ком‑то смыс­ле за­ви­се­ла от за­ко­но­да­тельной: на­род­ные предста­ви­те­ли име­ли пра­во еже­год­но наз­на­чать зарпла­ту судьям.

Обы­чаи шли еще дальше, чем за­ко­ны.

В Со­еди­нен­ных Шта­тах все больше и больше распростра­ня­ет­ся обык­но­ве­ние, ко­то­рое, в кон­це кон­цов, мо­жет свес­ти на нет воз­мож­нос­ти предста­ви­тельной фор­мы прав­ле­ния. Очень час­то из­би­ра­те­ли, вы­би­рая де­пу­та­та, на­ме­ча­ют ему план действий и да­ют не­ко­то­рые конкрет­ные по­ру­че­ния, ко­то­рые он обя­зан вы­пол­нить. Это уже очень по­хо­же на де­ба­ты большинства на пло­ща­ди, только шу­му меньше.

Есть так­же мно­го дру­гих при­чин, в си­лу ко­то­рых власть большинства в Аме­ри­ке не прос­то ве­ли­ка, но неп­ре­одо­ли­ма.

Мо­ральная власть большинства от­час­ти ос­но­ва­на на представ­ле­нии о том, что соб­ра­ние, сос­то­ящее из мно­жества лю­дей, об­ла­да­ет больши­ми зна­ни­ями и муд­ростью, чем один че­ло­век, на до­ве­рии ко­ли­честву за­ко­но­да­те­лей, а не их ка­честву. Это – те­ория ра­венства, распростра­нен­ная на ум­ствен­ные спо­соб­нос­ти че­ло­ве­ка, уче­ние, ко­то­рое на­но­сит удар че­ло­ве­чес­кой гор­дос­ти в ее пос­лед­нем убе­жи­ще. По­это­му меньшинству не­лег­ко при­нять его, и оно при­вы­ка­ет к не­му лишь со вре­ме­нем. Как вся­кая власть, а мо­жет быть, больше, чем лю­бая дру­гая, власть большинства воспри­ни­ма­ет­ся как за­кон­ная лишь пос­ле дли­тельно­го су­щество­ва­ния. На пер­вых по­рах она до­би­ва­ет­ся под­чи­не­ния при­нуж­де­ни­ем. Лю­ди на­чи­на­ют ее ува­жать только пос­ле то­го, как они дол­го жи­ли по ее за­ко­нам.

Мысль о том, что большинство име­ет пра­во уп­рав­лять об­ществом в си­лу своей муд­рос­ти, бы­ла при­не­се­на в Со­еди­нен­ных Шта­тах пер­вы­ми жи­те­ля­ми этой стра­ны. Од­ной этой идеи дос­та­точ­но для то­го, что­бы на­род стал сво­бод­ным. В Со­еди­нен­ных Шта­тах она про­ник­ла в на­род­ные нра­вы и про­яв­ля­ет­ся в мельчайших при­выч­ках.

Мо­ральная си­ла большинства ос­но­вы­ва­ет­ся на прин­ци­пе, ко­то­рый гла­сит, что ин­те­ре­сы большинства должны пре­об­ла­дать над ин­те­ре­са­ми не­больших групп лю­дей. Од­на­ко со­вер­шен­но яс­но, что соб­лю­де­ние это­го пра­ва большинства ес­тествен­ным об­ра­зом уве­ли­чи­ва­ет­ся или уменьша­ет­ся в за­ви­си­мос­ти от единства или раздроб­лен­нос­ти на­ро­да. Ког­да на­цию раз­ди­ра­ют неп­ри­ми­ри­мые ин­те­ре­сы, то об исклю­чи­тельном пра­ве большинства час­то за­бы­ва­ют, пос­кольку под­чи­няться его во­ле слиш­ком му­чи­тельно.

Ес­ли бы в Аме­ри­ке су­щество­вал класс, ко­то­рый за­ко­но­да­те­ли стре­ми­лись бы ли­шить ка­ких-ли­бо исклю­чи­тельных, су­щество­вав­ших ве­ка­ми пре­иму­ществ, с тем что­бы пос­та­вить по­ло­же­ние его в та­кое же по­ло­же­ние, ка­кое за­ни­ма­ет большинство граж­дан, то, воз­мож­но, бы­ло бы сов­сем не прос­то зас­та­вить это меньшинство под­чи­няться за­ко­нам.

Но в Со­еди­нен­ных Шта­тах все рав­ны меж­ду со­бой и у жи­те­лей еще нет ес­тествен­но­го и пос­то­ян­но­го раз­ли­чия в ин­те­ре­сах.

Не­ред­ко по сво­ему со­ци­ально­му по­ло­же­нию меньшинство не мо­жет и на­де­яться ока­заться ког­да-ли­бо в большинстве. Для это­го ему сле­до­ва­ло бы прос­то-нап­рос­то прек­ра­тить борьбу, ко­то­рую оно ве­дет про­тив большинства. Арис­ток­ра­тия, к при­ме­ру, не мо­жет стать большинством и сох­ра­нить при этом свои исклю­чи­тельные при­ви­ле­гии. Ес­ли же она от них от­ка­жет­ся, она не бу­дет больше арис­ток­ра­тией. Од­на­ко в Со­еди­нен­ных Шта­тах по­ли­ти­чес­кая борьба не мо­жет быть ни все­об­щей, ни очень глу­бо­кой, и все груп­пы на­се­ле­ния го­то­вы приз­на­вать пра­ва большинства, пос­кольку каж­дая из них на­де­ет­ся ког­да-ли­бо вос­пользо­ваться ими в сво­их ин­те­ре­сах.

Та­ким об­ра­зом, большинство в Со­еди­нен­ных Шта­тах ока­зы­ва­ет ог­ром­ное вли­яние как на де­ла, так и на мыс­ли. Ког­да оно выс­ту­па­ет за что‑ли­бо, мож­но ска­зать, что ни­ка­кая си­ла не в сос­то­янии не только ос­та­но­вить его, но и за­ме­длить его дви­же­ние и дать ему воз­мож­ность ус­лы­шать тех, ко­го оно по­хо­дя унич­то­жа­ет. Та­кое по­ло­же­ние ве­щей мо­жет при­вес­ти в бу­ду­щем к па­губ­ным и опас­­ным пос­ледстви­ям…

Произвол большинства

…Мысль о том, что в об­лас­ти уп­рав­ле­ния об­ществом большинства на­ро­да име­ет не­ог­ра­ни­чен­ные пра­ва, ка­жет­ся мне ко­щунствен­ной и отвра­ти­тельной. В то же вре­мя я счи­таю, что ис­точ­ни­ком лю­бой влас­ти должна быть во­ля большинства. Зна­чит ли это, что я про­ти­во­ре­чу сам се­бе?

Су­ществу­ет об­щий за­кон, соз­дан­ный или, по крайней ме­ре, приз­нан­ный не только большинством то­го или ино­го на­ро­да, но большинством все­го че­ло­ве­чества. Та­ким яв­ля­ет­ся спра­вед­ли­вость. Спра­вед­ли­вость ог­ра­ни­чи­ва­ет пра­ва каж­до­го на­ро­да. Го­су­дарство яв­ля­ет со­бой неч­то вро­де груп­пы на­род­ных избран­ни­ков, обя­зан­ных представ­лять ин­те­ре­сы все­го об­ще­ства и осу­ществлять ос­нов­ной его за­кон – спра­вед­ли­вость. Должны ли лю­ди, представ­ля­ющие об­щество, быть бо­лее мо­гу­ществен­ны­ми, чем са­мо об­щество, за­кон ко­то­ро­го они про­во­дят в жизнь? Та­ким об­ра­зом, от­ка­зы­ва­ясь по­ви­но­ваться неспра­вед­ли­во­му за­ко­ну, я от­нюдь не от­ри­цаю пра­во большинства уп­рав­лять об­ществом, прос­то в этом слу­чае я приз­наю вер­хо­вен­ство об­ще­че­ло­ве­чес­ких за­ко­нов над за­ко­на­ми ка­ко­го-ли­бо на­ро­да.

Не­ко­то­рые лю­ди не пос­тес­ня­лись за­явить, что ни­ка­кой на­род не спо­со­бен пойти про­тив за­ко­нов спра­вед­ли­вос­ти и ра­зу­ма в де­лах, ка­са­ющих­ся только его са­мо­го. По­это­му, дес­кать, мож­но, ни­че­го не опа­саться, от­дать всю власть в ру­ки представ­ля­юще­го его большинства. Но это – рабские рас­суж­де­ния. Что та­кое большинство, взя­тое в це­лом? Раз­ве оно не по­хо­же на ин­ди­ви­ду­ализм, име­юще­го убеж­де­ния и ин­те­ре­сы, про­ти­во­по­лож­ные убеж­де­ни­ям и ин­те­ре­сам дру­го­го ин­ди­ви­ду­ума, име­ну­емо­го меньшинством? Од­на­ко, ес­ли мы до­пус­ка­ем, что один че­ло­век, об­ле­чен­ный всей пол­но­той влас­ти, мо­жет зло­упот­реб­лять ею по от­но­ше­нию к сво­им про­тив­ни­кам, по­че­му мы не хо­тим сог­ла­ситься, что то же са­мое мо­жет сде­лать и боль­шинство? Раз­ве объеди­не­ние лю­дей ме­ня­ет их ха­рак­тер? Раз­ве лю­ди, об­ре­тая больше влас­ти, ста­но­вят­ся бо­лее тер­пе­ли­вы­ми в пре­одо­ле­нии пре­пятствий?^[41] Что ка­са­ет­ся ме­ня, то я не мо­гу в это по­ве­рить и ре­ши­тельно про­тес­тую про­тив все­доз­во­лен­нос­ти как для од­но­го че­ло­ве­ка, так и для мно­­гих.

Не­воз­мож­но, по мо­ему мне­нию, постро­ить прав­ле­ние на ос­но­ве нес­кольких прин­ци­пов, действи­тельно про­ти­во­ре­ча­щих один дру­го­му.

Так на­зы­ва­емое сме­шан­ное прав­ле­ние всег­да ка­за­лось мне хи­ме­рой. Действи­тельно, сме­шан­но­го прав­ле­ния (в том смыс­ле, в ко­то­ром обыч­но упо­т­реб­ля­ют эти сло­ва) не су­ществу­ет, пос­кольку в каж­дом об­ществе, в кон­­­це кон­цов, ка­кой-ли­бо один прин­цип действия под­чи­ня­ет се­бе все ос­­таль­ные.

Вер­хов­ная власть в об­ществе всег­да должна опи­раться на ка­кие-ли­бо оп­ре­де­лен­ные прин­ци­пы, од­на­ко ес­ли при этом она не встре­ча­ет на сво­ем пу­ти ни­ка­ких пре­пятствий, ко­то­рые мог­ли бы сдер­жать ее действия и дать ей воз­мож­ность са­мой уме­рить свои по­ры­вы, то сво­бо­да под­вер­га­ет­ся серьез­ной опас­нос­ти. Всев­лас­тие са­мо по се­бе дур­но и опас­но. Оно не по си­лам ни­ка­ко­му че­ло­ве­ку. Оно не опас­но только Бо­гу, пос­кольку его муд­рость и спра­вед­ли­вость не ус­ту­па­ют его все­мо­гу­ществу. На зем­ле нет та­кой влас­ти, как бы ува­жа­ема она ни бы­ла и ка­ким бы свя­щен­ным пра­вом ни об­ла­да­ла, ко­то­рой мож­но бы­ло бы поз­во­лить действо­вать без вся­ко­го контро­ля или по­ве­ле­вать, не встре­чая ни­ка­ко­го соп­ро­тив­ле­ния. И ког­да я ви­жу, что ко­му-ли­бо, будь то на­род или мо­нарх, де­мок­ра­тия или арис­ток­ра­тия, мо­нар­хия или рес­пуб­ли­ка, пре­дос­тав­ля­ет­ся пра­во и воз­мож­ность де­лать все, что ему заб­ла­го­рас­су­дит­ся, я го­во­рю: так за­рож­да­ет­ся ти­ра­ния – и ста­ра­юсь уехать жить ту­да, где царству­ют иные за­ко­ны.

Де­мок­ра­ти­чес­кая фор­ма прав­ле­ния в том ви­де, в ка­ком она су­ществу­ет в Со­еди­нен­ных Шта­тах, зас­лу­жи­ва­ет са­мо­го серьез­но­го уп­ре­ка не за свою сла­бость, как счи­та­ют мно­гие в Ев­ро­пе, а, нап­ро­тив, за свою неп­ре­одо­ли­мую си­лу. Что мне больше все­го не нра­вит­ся в Аме­ри­ке, так это от­нюдь не крайняя сте­пень ца­ря­щей там сво­бо­ды, а от­сутствие га­ран­тий про­тив про­из­во­ла.

К ко­му, в са­мом де­ле, мо­жет об­ра­титься в Со­еди­нен­ные Шта­ты че­ло­век или груп­па лю­дей, став­шие жертвой неспра­вед­ли­вос­ти? К об­ществен­но­му мне­нию? Но оно от­ра­жа­ет убеж­де­ния большинства. К за­ко­но­да­тельно­му кор­пу­су? Но он представ­ля­ет большинство и сле­по ему по­ви­ну­ет­ся. К ис­пол­ни­тельной влас­ти? Но она наз­на­ча­ет­ся большинством и яв­ля­ет­ся пас­сив­ным инстру­мен­том в его ру­ках. К си­лам по­ряд­ка? Но си­лы по­ряд­ка – это не что иное, как во­ору­жен­ное большинство. К су­ду при­сяж­ных? Но суд при­сяж­ных – это большинство, об­ла­да­ющее пра­вом вы­но­сить при­го­во­ры. Да­же судьи в не­ко­то­рых шта­тах из­би­ра­ют­ся большинством. Та­ким об­ра­зом, как бы неспра­вед­ли­во или не­ра­зум­но с ва­ми ни пос­ту­пи­ли, у вас есть только од­на воз­мож­ность – под­чи­ниться^[42]. Но ведь мо­жет су­щество­вать и та­кой за­ко­но­да­тельный кор­пус, ко­то­рый бы представ­лял большинство, не бу­ду­чи ра­бом его страс­тей, та­кая ис­пол­ни­тельная власть, ко­то­рая рас­по­ла­га­ла бы сво­ими собствен­ны­ми, и, на­ко­нец, су­деб­ная власть, не­за­ви­си­мая от двух пер­вых. И тог­да прав­ле­ние бу­дет так­же де­мок­ра­ти­чес­ким, но не бу­дет поч­ти ни­ка­кой воз­мож­нос­ти для воз­ник­но­ве­ния про­из­во­ла.

Я не хо­чу ска­зать, что в сов­ре­мен­ной Аме­ри­ке про­из­вол – это час­то встре­ча­юще­еся яв­ле­ние, но нич­то не пре­дох­ра­ня­ет аме­ри­кан­цев про­тив не­го, а что ка­са­ет­ся мяг­кос­ти прав­ле­ния, то ею они обя­за­ны в пер­вую оче­редь не за­ко­нам, а обсто­ятельствам и нра­вам.