2018-02-14
1382
Большое влияние на формирование римской историографии оказали способы историописания, выработанные в древнегреческой и эллинистической культурах. Вместе с тем, у римлян идея истории была напрямую связана с понятиями традиции и места: они вели счёт времени от основания города, и Рим мыслился как центр всего известного мира. Римляне воспринимали историю как непрерывный процесс, связанный с традициями предков – полумифических этрусских царей, сената, императоров.
В основе римской историографии – история Вечного города, с которым соотносились идея республики, а затем империи, гражданские добродетели, традиции, обычаи. Прошлым всей Италии и провинций Империи авторы долгое время не интересовались.
Самым старым жанром исторических сочинений, существовавших в Риме, были анналы (лат. annus – год) – ежегодные записи событий, которые составлялись в Риме жрецами-понтификами (членами высшей жреческой коллегии) с древнейших времен. В особых календарях отмечались имена высших сановников, приводились тексты государственных документов и важнейшие события, произошедшие за год.
В своих записях понтифики ограничивались тем, что только называли события, не прибавляя к ним собственных описаний или комментариев. В более поздние времена анналами стали называть исторические записи, составленные по годам, в хронологическом порядке. Около 123 г. до н. э. собранные за много лет материалы были помещены в «Великих анналах» (в 80 книгах). Анналы имел большое значение для формирования римской историографии.
Помимо летописной постепенно возникла и собственно историческая традиция. Многие сочинения не сохранились, но известны в отрывках или ссылках более поздних авторов. Самые ранние исторические римские труды – сочинения «старших анналистов» – были написаны в III–II вв. до н. э. на греческом языке. За ними последовали работы «младших анналистов».
В Древнем Риме история как литературный жанр пользовалась большим авторитетом. Авторы исторических сочинений часто принадлежали к верхушке общества, были политическими деятелями, военачальниками. На их произведения нередко сильное влияние оказывала политика. Хотя основным постулатом ос оставалось выяснение истины, для римских авторов весьма важной была проекция событий прошлого на современность.
В последние десятилетия существования Республики были на писаны «сообщения» (комментарии) Юлия Цезаря о покорении Галлии и о гражданской войне, где оправдывались его военные политические действия; после смерти Цезаря – сочинения знаменитого Саллюстия, историка эпохи упадка Республики.
ГАЙ САЛЛЮСТИЙ КРИСП (86–35 до н. э.) долгое время занимался государственной деятельностью, был квестором финансовыми и судебными делами), народным трибуном, сражался во время гражданской войны на стороне Цезаря, назначен им претором (высшим должностным лицом) в провинция Африка. После убийства Цезаря ушёл с государственной службы и посвятил себя написанию исторических сочинений. По словам Саллюстия, из всех возможных дел, которые он мог выбрать после многих несчастий и испытаний, он предпочел занятия историографией, как наиболее достойные.
Саллюстию принадлежат такие труды, как «Заговор Катилины» (ок. 41 до н. э.), «Югуртинская война» (после 39 до н. э.) и не завершенная «История», охватывающая период 78–66 гг. до н. (до наших дней дошли лишь фрагменты).
Сочинения Саллюстия, непосредственно связанные с традицией анналистики, представляют новые для римской историографии формы написания истории.
Они посвящены отдельным эпизодам недавнего прошлого или современной автору политической ситуации: заговору римского патриция Катилины с целью ликвидации Республики и установления единоличной власти в 63 г. до н. э., войне с нумидийским царем Югуртой в 111–106 гг. до н. э. Подобно многим своим предшественникам и последователям, он декларировал, что занятия историей требуют не допускать лжи и не бояться правды, а также не испытывать пристрастия или злобы. Однако беспристрастность не подразумевала для Саллюстия отсутствие гражданской позиции по отношению к описываемым сюжетам.
Выбор темы о заговоре Катилины он объяснял желанием написать о преступлении, опасном для государства. События, сопровождавшие Югуртинскую войну, также представлялись автору большим потрясением для Рима. В основе работ Саллюстия лежало ощущение общей тревоги за состояние дел и за будущее «Великого Рима». Историк попытался представить собственное философское толкование этих событий.
Разрыв между славным прошлым государства и его настоящим с потрясениями, войнами и бедствиями беспокоил многих граждан Рима, его государственных деятелей, мыслителей и историков. При этом обнаружить причины такого положения вещей и обосновать их получалось не слишком убедительно. Рассуждения, которые можно было найти на этот счёт у авторитетных писателей – Фукидида, Полибия, – не устраивали тех, кто обращался к их трудам. В сочинениях Саллюстия была сформулирована версия, объяснявшая общий упадок. Она стала весьма популярной у его современников и последователей.
Римскую республику, согласно Саллюстию, постепенно подтачивали внутренние силы. От процветания и наилучшего устройства гражданская община прошла путь до «сквернейшего и опозорившегося» государства. Со времени разрушения Карфагена в 146 г. до н. э., когда был побежден последний сильный враг Рима, внутренний кризис стал особенно явным.
В качестве примера автор приводил историю Катилины, человека знатного происхождения, больших дарований, но злого нрава, со склонностью к преступлениям, стремлением к наживе и власти. В другом сочинении Саллюстий показывал, как война с Югуртой намеренно затягивалась из-за горделивости и продажности знати. В «Истории» была представлена ещё более пессимистическая картина: внутренний распад Рима начался сразу после изгнания царей. Этот процесс прерывался лишь однажды, когда во время Второй Пунической войны весь народ сплотился перед опасностью.
Таким образом, в сочинениях Саллюстия была представлена теория, согласно которой все беды и постепенный упадок Рима были вызваны общей порчей нравов.
Основной конфликт происходил в сфере общественной морали. Отсюда следовало, что одним из важнейших назначений истории было нравственное назидание современникам и предостережение потомкам. Констатация постоянного упадка не означала, что автор был убеждён в неискоренимости зол или предвидел скорую гибель Рима. Сам Саллюстий долгое время поддерживал Цезаря, надеясь, тот укрепит республиканско-демократические устои. В понимании образованных римлян город и государство представлялись созданными на века. Историк должен был обнаружить порок современников и призвать сограждан к сознательному моральному совершенствованию.
Произведения Саллюстия вполне отвечали этой цели. Они были ориентированы на сочинения Фукидида, Полибия, основоположника латинской прозы Катона Старшего – с описание политической и военной истории, раскрытием событий через характеристики основных действующих лиц. Тексты сочинений Саллюстия были построены так, что основной сюжет повествования то и дело прерывался экскурсами – отступлениями, в которых автор более подробно говорил о предшествующих событиях или о фактах, помогающих лучше понять суть описываемого. К ним относились, к примеру, экскурсы о возникновений римской гражданской общины, о неиспорченных древних нравах, о сравнении Цезаря и Катона, о землях и народах Африки о характере Суллы и т. д.
Внимание Саллюстия привлекали не столько сами факты, сколько герои истории, люди с их добродетелями и порокам Автор мог допускать неточности в датировке событий, но этом давал яркие и живые портреты их участников. Важным средством для раскрытия характера человека служили речи, которые произносили от первого лица герои Саллюстия.
В римских исторических сочинениях приём характеристики героев с помощью вымышленных автором речей был достаточно распространён. Однако историки не придумывали их от начала и до конца. В Риме долгое время бытовала практика записи распространения своих речей самими государственными деятелями, так что их тексты были широко известны. Поэтому авторы историй часто отталкивались от сюжета речи, переписывая её по-своему, придавая ей яркость и силу убеждения. К этому Саллюстий добавлял письма и отрывки из документов, составленные им самим, переписанные или пересказанные.
По мнению римского автора, деяния надо описывать подходящими словами. Изощренный литературный стиль Саллюстия его богатый язык, с архаизирующими выражениями и лаконичностью высказываний оказали немалое влияние на историков и писателей средневековья и нового времени, для которых его труды были образцом римской прозы.
Современные исследователи отмечают, что Саллюстий поднял римскую историю на уровень высокого литературного искусства.
Период Империи
До времен Цезаря и Саллюстия ещё не существовало единой истории Римского государства, созданной его подданными. Замысел такой истории воплотил в своём труде Тит Ливий, живший на рубеже Республики и Империи.
Прозаические сочинения в Риме времён ранней республики ценились выше поэзии. Римлянину, в особенности знатному, даже интересоваться ею, а тем более сочинять самому было неприлично. Проза — прежде всего историческая — дело другое. Восславить римскую доблесть, утвердить законность римского владычества в глазах культурного мира (а тогда это значило — в глазах Эллады) — достойное занятие для серьёзного государственного мужа.
Как ни странно, такое привилегированное положение исторической прозы мешало, а не помогало её развитию. В Риме не существовало собственных традиций художественной прозы, а до того, чтобы создавать их, сенаторы и другие облечённые властью сочинители не снисходили. Ранние римские историки писали по-гречески, используя греческие литературные формы и правила, а если переходили на родной язык — латынь, то отказывались от попыток художественной обработки своих записей. Лишь на излёте республиканской эпохи усилиями Гая Юлия Цезаря (100—44 до н. э.) и Гая Саллюстия Криспа (86 — около 35 до н. э.) положение начало меняться.
Исторические сочинения — «Записки о галльской войне» (52—51 гг. до н. э.) и «Записки о гражданских войнах» (44 г. до н. э.) — Цезарь пишет о самом себе, но, подобно Ксенофонту (см. статью «Историки Древней Греции»), которому он во многом подражал, ведёт рассказ в третьем лице. Это придаёт повествованию особую достоверность, хотя современные учёные и знают, что Цезарь не везде говорит всю правду и не всегда говорит только правду.
Слог Цезаря, как и Ксенофонта, сух, краток и точен: автор сознательно и решительно отказывается от любых украшений. Если у Цицерона латынь достигает небывалого богатства оттенков, то в прозе Цезаря торжествуют суровая чёткость логических связей, предельное выявление смысла тщательно отобранных слов. У греков такая манера называлась аттицизмом, в Риме за ней стояла древняя традиция составления законов и указов. Удивительная точность каждого слова и придаёт запискам Цезаря качество художественного текста. Сила и достоинство этой прозы не в обилии выразительных средств, а, напротив, в сознательном их ограничении. Она достаточно легко читается, что сделало Цезаря «школьным» автором — и ныне изучающие латынь именно с его сочинений начинают знакомиться с римской прозой.
Вместе с тем в записках создан яркий образ самого автора. Его величие, которое порой кажется бесчеловечным, проявляется не только в поступках, всегда обдуманных и расчётливых, но и в энергии сжатых периодов. И сам Цезарь, и его стиль как будто воплотили мощь римской государственности.
Писательская смелость Цезаря в том, что он придал художественную форму живому свидетельству, документу. Первым римским историком в полном смысле этого слова стал Сал-люстий. Его труды «О заговоре Кати-лины», «Югуртинская война» и сохранившаяся лишь в отрывках «История», как все произведения римской литературы, имели греческий образец. Если для Цезаря таким образцом был Ксенофонт, то для Саллюстия — Фукидид. Подражание диктовалось не робостью, а горделивой уверенностью в собственных силах: римлянин бросал вызов греческим предшественникам в надежде их превзойти.
Фукидид писал о внутреннем разложении Афин, а Саллюстий — о внутреннем разложении Рима. Эпоха требовала от обоих авторов трагического пафоса. И взгляд Саллюстия этому пафосу соответствует. Рим, убеждён он, сам порождает врагов, его знать продажна, его народ ненавидит власти, всюду царит алчность, о благе государства не думает никто. В отличие от Фукидида Саллюстий занят не столько причинами и следствиями событий, сколько нравственными проблемами. Поэтому он уделяет куда больше внимания характеру и даже (чего у Фукидида нет совсем) внешности своих персонажей.
Материал Саллюстию готовили секретари, его заботой был стиль — сжатый и величавый. Саллюстий, как и Цезарь, придерживается строгости и точности, но не ограничивает словарь и синтаксис, а обогащает их, в частности искусно используя устаревшие слова и обороты.
Заложенную традицию продолжили Тит Ливии (59 до н. э. — 17 н. э.) и Публий Корнелий Тацит (около 55 — около 120). Из огромного сочинения Ливия «История Рима от основания города», насчитывавшего 142 книги — длиной в папирусный свиток каждая, — сохранилась примерно треть. Рассказ в уцелевшей части доходит до эпохи восточных завоеваний (начало III в. до н. э.). От остального труда сохранились лишь незначительные фрагменты. Известно, что Ливии описал события почти до начала новой эры. Образцом для него служил «отец истории» Геродот. Подобно ему, Ливии больше всего заботится о занимательности рассказа. Поэтому он не избегает красочных легенд, хотя и не берёт на себя ответственность за их достоверность, употребляя вводные обороты: «говорят», «рассказывают, что...». Именно его «Римская история» стала главным источником сведений о Ромуле и Реме, Тарквинии и Лукреции, Муции Сцево-ле и других героях полусказочной древности.
Главная удача Ливия в том, что ему удалось нарисовать исполинское полотно, дающее не просто сведения о римской истории, но её образ. Он создал настоящий эпос с положительными героями (это, разумеется, прежде всего римляне) и отрицательными, но всё же отмеченными доблестью и даже величием (таков, например, Ганнибал). Конечно, римскую древность Ливии идеализирует, и всё же римляне у него хороши не потому, что они римляне, а с точки зрения общечеловеческой морали. Они дали примеры воинской отваги и гражданских добродетелей и достойны того, чтобы им подражали повсюду. Между тем ещё Цезарь описывал любовь галлов к свободе как опасную одержимость только потому, что она опасна римлянам.
Вершиной римской исторической прозы по праву считается творчество Публия Корнелия Тацита. XX век оказался к нему особенно внимателен, и не случайно. Более ранние историки писали о доблести, славе Рима — Тацит же зорко и честно исследовал террор и тиранию. Уже самая первая его книга «Агрикола» (биография тестя Тацита) изображала поведение человека достойного, но отнюдь не героя, в условиях бесчеловечного режима. Две эти темы — тирания и нравственное противостояние ей — пронизывают главные исторические труды Тацита: «Историю» и «Анналы» (лат. «летопись»).
Тацит, однако, вовсе не был наивным свободолюбцем. Он помнил, что императорский порядок пришёл на смену беспорядку, неуправляемому состязанию самолюбий. Ужас гражданских войн в его глазах ничуть не лучше жестокости императоров.
Борьбу свободы, которая то и дело оборачивается дикостью своеволия и хаосом, с культурой и общественной дисциплиной, которые столь же часто срываются в тиранию, мы видим в очерке «Германия», где описываются природа и нравы современной Германии и даётся характеристика отдельных германских племён.
Со смертью Тацита заканчивается римская историческая проза больших форм и высокого стиля. Последний из римских историков, оставивших след в художественной литературе, Гай Светоний Транквилл (около 70 — около 140) — писатель уже совсем иного плана. Его не занимали ни движущие силы истории, как Тацита, ни причины людских поступков, как Плутарха. Можно сказать, что его вообще интересовала не столько история, сколько истории — анекдоты в старинном, почтенном смысле этого слова: запоминающийся жест, поступок, фраза. Такие яркие картинки прошлого Светоний любовно собирает и классифицирует: добродетельные отдельно, злодейские отдельно. Так построен его главный труд «Жизнь двенадцати цезарей» (биографии императоров от Юлия Цезаря до Домициана). Каждое жизнеописание в нём — не хронологически последовательный рассказ, а набор эпизодов, соединённых общей темой: военные походы, судебные приговоры, политика, черты характера.
