Немного пряника и много кнута: пример истории болезни

Джанья Лалич

Я догадываюсь, что худшая часть всего этого ‑

это то, что они сделали с моим мозгом.

Они взяли мой мозг

и вместе с ним мои чувства

мой контроль

мою страсть и мою любовь.

Они взяли мой мозг и сделали меня чем-то

другим, нежели то, чем я хотела быть

Я утратила видение смысла

Я погрузилась в безумие

Я потеряла свой самоконтроль

свое самоуважение

самое себя.

Я хотела создать лучший мир

Я была готова бороться за это

готова приносить жертвы

Но они взяли мою душу

вывернули ее наизнанку

сделали меня чем-то

другим, нежели то, чем я хотела быть.

И я полагаю, что самое худшее в этом,

что я делала то же самое с другими

такими же, как я.

Я написала эти стихи меньше чем через год после того, как выбралась из политического культа, в котором пробыла более 10 лет. Когда я писала это, у меня не было серьезного понимания культов или процессов реформирования мышления, однако инстинктивно это то, как отражен мой опыт. Люди часто спрашивают меня, как я выбралась, на что я отвечаю: я выбралась, потому что группа распалась, разбилась или, как мне бы хотелось сказать сегодня, взорвалась. В то время, фактически, я втайне готовила свой побег, и до сегодня так и не знаю в действительности, хватило ли бы у меня мужества сделать это.

Эта глава намечает в общих чертах становление, практику и окончательную смерть “Демократического союза рабочих”. Я использую псевдоним для названия группы, лидера и всех бывших членов; а также использую термины организация, группа и партия на всем протяжении главы как взаимозаменяемые. Поскольку группа была левацкой по ориентации, я хочу объяснить, что это не критика политических идеологий и не попытка сделать вывод, что организационная методология марксизма-ленинизма обязательно ведет к образованию культа. Демократический союз рабочих (WDU) был уникальным во многих отношениях, но, тем не менее, это был культ, как и многие другие, по методикам, применявшимся для подавления и контроля над его членами.

Феминистская марксистско-ленинская (ML) организация, WDU был основан в 1974 году и возглавлялся женщинами. Члены были крайне преданными, усердно работавшими, умными женщинами и мужчинами, чей возраст варьировался от 20 с чем-то до 70 с небольшим лет. Большинство имело какое-нибудь высшее образование: Там были многочисленные студенты различных уровней, несколько выпускников разного уровня, несколько докторских степеней; там также было немного докторов медицины и юристов. Социально-экономическое происхождение варьировалось от работающих бедняков до крайне богатых; расовый состав был по преимуществу белый при горсточке афро-американцев, латиноамериканцев и азиатов американского происхождения.

В период своего расцвета WDU заявлял о 500 членах при нескольких тысячах сторонников в своей сфере, включая влиятельных и хорошо известных интеллектуалов, профессионалов и политиков. Несмотря на спорадические периоды роста, ядро группы никогда не превышало 125 человек и оставалось более или менее постоянным, несмотря на жизнь в опустошающей системе насилия, манипулирования, подавления и вторжения в каждый аспект индивидуальной жизни. Большинство членов ядра (которые считали самих себя кадровой элитой) присоединились между 1975 и 1978 годами, которые оказались периодом самого напряженного обучения и идеологической обработки. Именно эти самые кадры составляли широкое большинство членов, присутствовавших при роспуске группы в конце 1985.

В конце октября этого года около 100 членов WDU встретились в Сан-Франциско и единодушно проголосовали за исключение своего лидера и роспуск организации. Это голосование было предпринято после двух недель напряженных, крайне эмоциональных и разоблачительных дискуссий. В первый раз за многие годы эти политические активисты говорили открыто об истинной природе своей организации, о своей совместной работе и о воздействии как на членов, так и на тех, кто их окружал.

Собрания по роспуску были ускорены откровенными дискуссиями среди верхушки руководства во время отсутствия лидера. На собрании полных членов, созванном этим внутренним кружком, представители руководства дали, один за другим, закулисную реальность WDU, разоблачая развращенную и оскорбительную природу своего до тех пор обожаемого лидера, Дорин Бакстер. Беспрецедентные собрания вскоре включали всех членов, созванных из партийных органов по всей стране, так же, как и некоторых бывших членов, которые были исключены в течение ряда лет. Шок, испуг, неверие, отвращение, сожаление и гнев распространились в этой группе преданных политических активистов, когда они услышали массу вызывающих дрожь сообщений. За ночь мечта была разрушена.

В ходе этих собраний члены WDU увидели, что их преданностью манипулировали, ее подвергали насилию и искажали; их руководительница была алкоголичкой, деспотичной и безответственной; и в результате их организация была политическим банкротом. Некоторые члены с колебаниями говорили об этом как о культовом опыте; другие видели в этом отклонение от марксизма-ленинизма; однако третьи были слишком ошеломлены, чтобы рискнуть предпринять какой-либо анализ. Я предлагаю здесь свою интерпретацию.

ИСТОРИЧЕСКИЙ ФОН

В 1960 годы в Соединенных Штатах было много политической и социальной активности, частично из-за растущего экономического неравенства и конфликта в ценностях. Помимо беспрецедентного стечения этих факторов, американцы оказались перед лицом угрозы ядерного уничтожения и широко распространенной полемики относительно участия США в неразрешенной войне за континенты от них. С одной стороны, существовал дух надежды (“власть любви”) контркультуры хиппи; с другой - дух восстания (“власть народа”) антивоенных движений, движений за гражданские права, женских движений и движений за власть черных. Эти радикальные настроения и возникающая в результате их активность пошли на убыль после убийств ролевых моделей Джона Ф. Кеннеди, Мартина Лютера Кинга младшего, Малкольма Икса и Роберта Кеннеди; после ужаса из-за смерти студентов в штате Кент в 1970 году; после шока эпизода в Уотергейте в 1973 году. К середине 1970-х годов разочарование, отчаяние и отвращение к так называемой американской мечте были общими эмоциями среди целого поколения некогда идеалистической молодежи.

Расцвет “движений”, похоже, закончился. Однако, особенно в урбанистических центрах, оставалось волнение левацкой политической деятельности. Участники учебных групп и “школ освобождения” читали и обсуждали политические тексты, а группы активистов собирали свободные дискуссии для обсуждения того, как лучше всего произвести социальную перемену. Колеблющаяся вера некоторых левых идеалистов была поддержана победой крошечной страны Вьетнам над могущественнейшей из мировых держав. Это давало надежду, что “маленький человек” может побеждать! Эти изучающие революцию люди почитали и романтизировали рабочий класс. Опираясь на свое изучение работ Карла Маркса, они рассматривали рабочий класс как угнетенную часть общества, которая героически сбросит свои оковы и проложит путь к лучшему миру, миру равенства.

Бесчисленные активисты чувствовали, что “революция” которую они рисовали в своем воображении в ходе 1960-х и начала 1970-х, не смогла материализоваться из-за недостатка у левых организационной структуры, дисциплины, теоретического развития и ответственного руководства. Так возникло новое коммунистическое движение, или “движение по строительству партии”, чьи приверженцы верили в необходимость марксистско-ленинской дисциплинированной партии, которая повела бы рабочий класс США к революции. Члены “предпартийных формирований”, как назывались эти группы, тратили массу энергии на вербовку во имя своего дела, каждая группа была убеждена в том, что нашла “верную линию”. WDU с Дорин Бакстер в качестве лидера возник из этой спорной окружающей обстановки - из того, что оказалось плодородной почвой для сокрушающего душу политического культа, руководимого женщиной, чрезвычайно умелой в области психологического манипулирования.

ОСНОВАНИЕ

Тринадцать женщин встретились в Сан-Франциско летом 1974 года, чтобы основать новую организацию, еще одно предпартийное формирование. Двенадцать из этих женщин были в различных учебных группах территории бухты Сан-Франциско; тринадцатой была Дорин Бакстер, марксистский профессор из университета, находящегося за тысячи миль оттуда. Эти женщины были белыми и главным образом из среднего класса по своему происхождению (хотя партийные знания всегда описывали “основательниц” как представительниц рабочего класса). У восьми было то или иное высшее образование; шесть имели степени (четыре бакалавра гуманитарных наук, один MSW и Бакстер - доктор философии). Бакстер было 39 лет, в то время как большинству других было больше или меньше 25 лет, что означало, что они (с одним исключением) были на 7-20 лет моложе, чем Бакстер. В отличие от Бакстер, они имели работу в сфере деятельности рабочего класса, или “альтернативную работу”. Некоторые исполняли традиционную женскую работу, такую, как должности церковных, библиотечных или госпитальных работниц; другие выполняли нетрадиционную работу, такую, как работа плотника, оператора печатного пресса и техника телефонной компании.

Будучи активистками с 1960-х годов, - в своих общинах, в антивоенном движении, в женском движении, на своих рабочих местах - каждая из этих женщин теперь чувствовала острую неудовлетворенность предыдущим политическим опытом и искала лучший путь, куда направить свою энергию. Они самоидентифицировались как радикальные лесбиянки (за исключением Бакстер и еще одной личности) и/или как антиимпериалистки (выступающие против политической и экономической эксплуатации одной страны другой). Они считали себя серьезными политическими женщинами, намеренными работать над социалистической переменой в Америке - или, по их словам, “осуществить революцию”.

Находясь под глубоким влиянием преобладающей атмосферы строительства партий, они были полны страстного желания преданно отдаться какой-либо форме революционной борьбы. Тот факт, что 11 из них были лесбиянками, обеспечивал дополнительный фокус: найти группу с позицией как феминистской, так и марксистской, а также допускающую их сексуальность, ибо ряд групп не принимал гомосексуалистов как “истинных” марксистов-ленинцев. Поскольку группы с таким передовым мышлением явно не существовало в пределах марксистско-ленинского движения, эти женщины говорили о начале своей собственной группы. Цель, с которой они согласились, заключалась в создании альтернативы существующим предпартийным формированиям, чтобы быть свободными от того, что они рассматривали как сильно распространенное несчастье в движении - в особенности, расизм, дискриминация по половому признаку и недостаток направленности.

Прибывает лидер

Дорин Бакстер была незначительной фигурой в прогрессивном движении того времени. Описывая свое прошлое (что она делала неоднократно и часто, особенно в годы образования WDU), она говорила в цветистых выражениях и с приукрашиванием (и, согласно некоторым ее современникам, с большим преувеличением) о своих годах в движении за гражданские права, в попытках организации коммун, в антивоенном движении, у новых левых, в женском движении, в Новом коммунистическом движении и так далее. Бакстер смело заявляла, что рассматривает себя как несущую безупречные полномочия быть чьим угодно представителем и руководителем.

В период обучения Бакстер очень заинтересовалась массовой социальной психологией и модификацией группового поведения. Она изучила работу Роберта Джея Лифтона по реформированию мышления; она изучала и восхищалась “тоталитарными” общинами, такими, как Синанон, и направленными методами изменения, такими, как у анонимных алкоголиков. Она говорила об этих методиках как о позитивных способах изменить людей. Хотя она в целом пользовалась любовью студентов, чьи права она поддерживала, академическая репутация Бакстер была испорчена внутренней борьбой и угрозами увольнения со следующих друг за другом университетских постов.

В 1974 году Бакстер поехала в Сан-Франциско навестить бывшую студентку, Мириам. Мириам не слышала о Бакстер с лета 1969 года. Во время того визита Бакстер пила, и там произошел крупный взрыв, когда Бакстер бранила Мириам за то, что та политически наивна и тупа. Поскольку они расстались недружественно, Мириам была весьма удивлена, увидев Бакстер у своей двери через пять лет; Мириам даже еще больше была удивлена реальным человеком, стоявшим перед ней. Бакстер сказала, что бросила пить; она явно похудела, хорошо, здорово выглядела. Она приписала все это тому, что нашла марксизм. Мириам, защищавшая свои позиции в левацких учебных группах, увидела в своем бывшем профессоре живой завет марксизма-ленинизма. Здесь был действительно путь изменить свою жизнь. Возбужденная Мириам привела Бакстер в свою учебную группу, чтобы та встретилась с ее политическим друзьями -и так начался год образования того, что стало WDU.

Когда Дорин Бакстер стала посещать их встречи, дискуссии обрели новое измерение. Она говорила с убеждением и динамизмом. Она не только была хорошо сведущей в марксистской теории, но также имела незначительную репутацию из-за своих теорий о роли женщин в капиталистическом обществе. Она говорила с уверенностью известной фигуры в женском и радикальном движениях, имеющей опубликованные статьи и выступавшей с публичными речами.

Оказавшись среди других, страстно увлеченных “борьбой народа” и равно пресыщенных системой, Бакстер назвала проблему: Она настаивала на образовании серьезной, радикальной женской группы, которая развилась бы в дисциплинированную марксистскую партию. Согласно воспоминаниям некоторых, этот процесс произошел почти внезапно. На одном собрании они были группой; к следующему они были уже реальным предпартийным формированием. Одна основательница вспоминает и глубокое волнение и напряжение тех дней: “Я проснулась однажды утром, думая, что, о боже, я теперь в партии. Я была в панике, чувствуя себя полностью ответственной за классовую борьбу. Я знала, что если испорчу дело теперь, это будет еще один гвоздь, забитый в крышку гроба рабочего класса”.

Культ в процессе создания

По настоянию Бакстер и по ее предложениям относительно того, кто может быть полезен, летом 1974 годы секретным голосованием был избран центральный комитет. Она убедила других, что, несмотря на их малый размер, необходим руководящий орган. Чтобы подкрепить свою позицию, она сообщила им, что партия Мао Цзэдуна началась всего с шести человек и с самого начала имела центральный комитет. Бакстер покинула Сан-Франциско осенью, чтобы вернуться на свой учительский пост; тем временем, другие продолжали читать и обучаться, сохраняя свою вновь организованную группу в большом секрете.

Центральный комитет взял на себя, хотя и по предложению Бакстер, задачу написания программного документа, “О мировой ситуации”, название, которое предполагало грандиозность их видения. Во время одного из последующих визитов Бакстер женщины решили допустить мужчин в свою группу, потому что они не рассматривали мужчин как врага и не хотели быть частью сепаратистского движения. В течение этого времени продолжалось очень осторожное рекрутирование, приводившее в группу небольшое число близких друзей, супругов и родственников.

С самого начала Бакстер настаивала на создании различных подразделений. Она начала процесс разделения группы, хотя та и так была невелика. Одни были поставлены в позицию лидерства по отношению к другим. Уже проводились отдельные встречи этих вновь организованных “руководящих органов” до и после встреч с остальной группой. Немедленно возникло признание того, что некоторым оказывалась благосклонность, и их проталкивали в руководящую верхушку, что тут будет масса иерархии и структуры и что существовал правильный и неправильный путь согласно Бакстер.

Бакстер исподволь внушала чувство дисциплины, так же, как и атмосферу секретности. Она описывала группу как “военизированное формирование”. Она внушили другим, что то, что они создавали, было настолько мощным, что государство немедленно внедрилось бы, если бы только знало, что они делают. Они были решительно нелегальной, “подпольной” организацией. Одна из основательниц описывала, как она входила в комнату и обнаружила Бакстер играющей с пистолетом и чистящей его: “Бакстер бросила заряженный пистолет через всю комнату, чтобы я его поймала. Она сказала, что это для того, чтобы сделать меня сильнее, тверже и поддерживать мои рефлексы в форме. Бакстер уговорила меня купить ружье. Как обычно, инстинкт говорил мне, что здесь что-то было неправильно, и, как обычно, я боялась сказать что-нибудь”. (Спустя годы Бакстер накопила тайный склад оружия, о котором знали очень немногие члены. Она обычно временами ссылалась на оружие на встречах внутреннего кружка, говоря, что мы никогда не можем знать, когда оно нам понадобится. Изредка она размахивала пистолетом на публичных собраниях.)

Через год после организационных собраний группа имела около 25 членов и растущий фонд рекрутирования. Дорин Бакстер была твердо укрепившейся в качестве теоретического и организационного лидера. В этот первый год превратилось в стандартную практику сверяться с ней, прежде чем осуществлять какую-либо деятельность. Одна основательница объясняла: “Мы обычно ходили к нескольким разным телефонным будкам и запутанно звонили ей на дальнее расстояние из-за того, что мы чувствовали, как нам нужна безопасность. Мы обычно говорили с ней по часу или около того, чтобы получить указания о том, что мы делали или что следовало делать дальше. Я не думаю, чтобы хоть одно решение было принято без консультации с ней и без получения ее одобрения с самого начала. Мы выучились делать это очень рано - чтобы она не взорвалась в отношении чего-либо”.

Возвращаясь в каждые из своих университетских каникул, Бакстер всегда брала управление на себя, “требовала обратно корону”, сказала одна из основательниц. Она неизменно была в высшей степени критичной по отношению к тому, что они делали, подтверждая снова и снова, что ее руководство и направленность были чем-то таким, без чего они не могли обходиться. В самом деле, она всегда находила что-то или кого-то для того, чтобы “обругать”. Бакстер была большой, громкой и готовой бросаться своими вещами и устраивать сцены, мастером по превращению других людей в выглядящих тупыми. Она обычно использовала насмешку в сочетании с острой критикой, чтобы нападать на решения, в которых она не сказала последнего слова. Поскольку ее политический анализ всегда был гораздо сложнее, чем у любого другого, время от времени ее точка зрения принималась со смесью благоговения, стыда и чувства вины.

Когда она была в городе, не были необычными 18-часовые собрания. Поскольку она всегда находила что-то неправильное, она настаивала на очень длинных дискуссиях и на большом количестве безжалостной и унизительной критики, чтобы вернуть группу на верный путь. Несмотря на эти постоянные перевороты, другие женщины, полные страстного желания не потерять то, что они начали, были готовы продолжать. Дорин Бакстер была харизматической, умной, производящей сильное впечатление и серьезной. Она призывала их жить согласно их политическим убеждениям с той же преданностью и серьезностью, которую она сама открыто признавала. Женщинам в этой образованной группе становилось ясным, что они были предназначены быть “профессиональными революционерами” и что это, наконец, было “реальной вещью”.

Важность заместителя

Вскоре после переезда Бакстер в Сан-Франциско на постоянное жительство летом 1975 года она въехала в маленький дом, который другие покрасили и приготовили для нее. Она не поступила на работу; вместо этого она занялась деятельностью по строительству организации: Она писала, занималась исследованиями, критиковала и руководила политическим образованием. Первоначально ее финансовая поддержка исходила из некоторых ее собственных накоплений, но очень скоро она стала исходить в первую очередь из месячных членских взносов. Когда другие приходили навестить ее, они получали приказания, им предлагалось убирать у нее, вытряхивать ее пепельницы, открывать ее соду. Часто было очевидно, что она целыми днями валялась на постели, читая шпионские романы. В долгих болтливых беседах она обычно убеждала своего посетителя, что она “узнает о враге, читая шпионские романы”. Одна основательница сказала: “Я думала, что все это было довольно странно, но соглашалась с этим. Я не хотела, чтобы она вопила на меня”.

Со времени первых собраний одна из основательниц, Сандра, была привлечена стилем руководства Бакстер. Сандра очень скор стала самой верной сторонницей Бакстер. Эта связь была ключевой для спокойного функционирования организации и для преданной приверженности членов руководству Бакстер. Сандра, которая имела прошлое, связанное с алкоголизмом и взаимной зависимостью, стала классическим помощником и классическим заместителем(побудителем.

Сандра не имела внешней работы; следовательно, она могла тратить большую часть своего времени возле Бакстер. Имеющая подготовку адвоката, Сандра имела достаточно глубокое понимание людей и сама была харизматической личностью. В последующие годы Сандра даже больше, чем Бакстер, руководила почти всей главной критикой, открытым обличением и дисциплинарными действиями. Она возглавляла вербовку, подготовку новых членов, дисциплину, безопасность и финансы. Она, наряду с Бакстер, имела последнее слово во всех продвижениях, понижениях в должности, назначениях, наказаниях и исключениях.

Сандра изучала каждую деталь жизни каждого члена как до того, как он присоединился, так и после присоединения человека к организации; она умело пользовалась этим знанием. Она имела способность быть самым резким критиком или самым пылким сторонником. Она добивалась того, чтобы любой каприз, высказанный Дорин Бакстер, исполнялся. Без Сандры Дорин Бакстер не смогла бы справиться с этой задачей. Бакстер часто говорила о партии как о своем “человеческом эксперименте”, и Сандра была ее самым верным хирургическим ассистентом.

В течение первого лета несколько основательниц имели несколько неудобных столкновений с Бакстер, которая явно была не до такой степени исправившейся в своем алкоголизме, как она заверяла Мириам годом раньше. Неизменно вмешательство Сандры смягчало негативное впечатление от этих столкновений у других (Цитаты восстановлены по записям).

Пенни Я упомянула кое-кому, одному из нашей группы, о пьянстве Дорин, что она, похоже, имеет проблему с выпивкой. Вскоре после этого я в какой-то день была в доме Сандры, и она усадила меня для очень серьезного разговора. Она сказала, что это было дурно - говорить с кем бы то ни было о проблемах Дорин с пьянством. Она сказала, что государство может это использовать против Дорин, против нас. Она привела несколько примеров относительно Черных Пантер или еще чего-то. Суть была в том, чтобы заставить меня молчать - об этом не следовало говорить.

Мириам: Я знала, что у Дорин была долгая история с алкоголизмом, но она убедила меня, что она теперь до скрипа чистая. Затем однажды у себя дома она очень сильно напилась. Я присоединилась к этому, как делала это в колледже, как взаимозависимая. Когда я упомянула об этом Сандре, то была очень сильно раскритикована. Она сказала, что мне следовало просто позволить ей пьянствовать, позволить ей делать, что она хочет. Поэтому я выбросила это из головы и жила в мире фантазии. Ты должна понять. Я смотрела на нее, как на бога. Я была испугана, потому что в ней было зло, но там также был некий уровень великолепия, который удерживал меня от того, чтобы подвергать сомнению эти вещи.

Исключение соперницы Бакстер

Среди основательниц была одна женщина, Элен, которая с самого начала была склонна выражать вслух свои сомнения и возражения. Когда бы Бакстер ни появлялась в городе, она тотчас бросалась в атаку на Элен.

Элен представляла сильнейшую оппозицию Бакстер. Поскольку она не почитала Бакстер, она не позволяла Бакстер почивать на лаврах и не боялась делать так, чтобы это было известно. Элен не только поднимала теоретические вопросы, но она также спрашивала, кто такая Дорин Бакстер и почему группа всегда должна следовать за ее руководством. Один из споров группы, например, сосредоточился на том, что следовало бы делать Дорин Бакстер, чтобы содержать себя, когда она переехала в Сан-Франциско: Следовало ли ей найти работу или ее должны содержать другие? Элен выдвигала точку зрения, что Бакстер следует работать, как это делают остальные, “пролетаризировать себя”, как она это выразила.

Через какие-то часы после своего переезда в Сан-Франциско летом 1975 года она двинулась против Элен с отмщением, бросая ей вызов на открытые военные действия. Она начала с критики, которая имела политическую природу. Она знала, что кроме нее, Элен была наиболее сведущей в марксизме. Бакстер немедленно присвоила влиянию Элен ярлык сталинистского и догматического - очень серьезные и очень отрицательные обвинения в этой новой группе, которая стремилась к тому, чтобы быть как раз противоположной этому и, таким образом, отличаться от остальных марксистско-ленинских левых. С помощью мимеографа в одном из своих помещений члены тратили массу энергии, печатая, размножая, распространяя и обсуждая документы, нацеленные на оказание сопротивления.

Две основательницы дискредитированы

Дорин Бакстер выиграла битву. Элен, хотя и держалась властно, была явно менее умелой в качестве организатора людей, в то время как Бакстер была гением по части использования сочетания лести и эмоционального терроризма. Бакстер мобилизовала других против Элен, доведя их до безумия. Она называла Элен догматиком, классовым предателем, врагом людей. Мириам, член Центрального комитета того времени, так вспоминает об этом: “Обвинения, выставленные против Элен, были за пределами чего-либо, что я могла бы постигнуть. Я думала про себя, что если бы была более смышленой, то опознала бы Элен как источник этого развращенного влияния среди нас, но я явно не понимала ответвлений. Сложность критики Бакстер и ее политический анализ каким-то образом заставляли легче принимать суровость ее обвинений”.

Достаточно скоро сама Мириам была обвинена Бакстер в том. что она позволила изменнице пригреться у них в группе. Благодаря постоянным напоминаниям Бакстер в последующие месяцы и годы Мириам так никогда и не удалось изжить этот унизительный образ. Несмотря на то, что она была первоначальным связующим звеном Бакстер с группой, основательницей, хорошо начитанной и усердно работающей активисткой, Мириам никогда вновь так и не получила в организации ответственной позиции. Это создание негативного стереотипа Мириам было началом многих шагов Бакстер в течение ряда лет, направленных на то, чтобы дискредитировать, осуждать, унижать, понизить в должности и, в некоторых случаях, исключить 12 других основательниц. Фактически были исключены восемь. Другие были низведены к низкому уровню, к неруководящей позиции; их образы были образами некомпетентных, но верных последовательниц.

Атаки Бакстер против Элен и Мириам были также типичными для того вида власти и тактики запугивания, которые использовались годами. Вскоре во всей организации стало известно, и это оставалось известным годами, что одна ошибка может вызвать падение и/или бесчестие, пережитые этими двумя ранними товарищами, Любой мог стать Элен или Мириам.

При подстрекательстве Бакстер Сандра провела “расследование” по делу Элен. Сандра позвонила Люси, прежде самой лучшей подруге Элен, чтобы та выполнила эту задачу. Использование Люси при обеспечении ее молчания путем принуждения подавлять любые сомнения, какие могли у нее быть, таким образом привязывало ее к согласию с решением руководства. В то же время превращение Люси в главного расследователя должно было запугать Элен, которая вскоре должна была понять, что даже ее лучшая подруга против нее. Использование лучшего друга или, в некоторых случаях, супруга, супруги в качестве ключевого игрока в расследовании, открытом обличении, судебном разбирательстве или исключении стало стандартной методикой. Это не только служило тому, чтобы отделять людей друг от друга, исподволь внушать недоверие к любому и ко всем товарищам, но это также давало урок верности организации как более высокой в отношении какой бы то ни было личной лояльности.

Наконец, Бакстер решила, что Элен следует исключить как врага. Это значило, что для всех намерений и целей Элен больше не существовала, и ее следовало полностью остерегаться. Если члены партии видели ее на улице, они должны были бы смотреть прямо сквозь нее, как если бы ее там не было. Это также стало стандартным партийным методом для того, чтобы расправляться с противниками (реальными или какими-либо другими), исключенными членами, отступниками, с любым, кто высказывался против организации, с любым, относительно которого Бакстер решала, что он ей не нравится.

Первая бригада громил

Помимо формального исключения Элен, в качестве последнего штриха, был послан небольшой отряд (из женщин-членов группы основательниц), чтобы физически запугать ее. Однажды вечером Элен подкараулили на ее работе и преследовали до дома женщины, которые были ее товарищами только несколько дней тому назад. Они ворвались в ее дом, помыкали ею, рылись в ее вещах, угрожали ей. Они знали, что Элен находилась в процессе выздоровления после серьезной хирургической операции; однако это не помешало им выполнить полученные ими приказы запугать ее, чтобы она молчала об организации. Это было первое использование тактики бригады громил - для применения как внутри, так и вне организации - которым WDU прославился в последующие годы.

Эксперимент работает

В повседневном процессе образования WDU все, что происходило, получало такую серьезность, которая прежде была неизвестна. Члены проводили все больше и больше времени вместе, связанные общей политической преданностью и видением будущего. Их энергия в каждый час бодрствования тратилась на совершенствование самих себя в соответствии с кадровым идеалом. Они знали, что это было нелегкое призвание. Они лихорадочно работали над созданием партии, которая была бы новой и отличающейся, марксистской и феминистской, недогматичной и американской.

Всего через год после того, как Бакстер была представлена первоначальной группе женщин, она полностью контролировала организацию, которая демонстрировала самый крайний вид культового поведения. Поведенческие нормы сердцевинной группировки прочно установились. Были заложены основы контроля Бакстер: доминирование через иерархию, секретность, деление на ячейки, опустошающий критицизм, натравливание друга на друга, полувоенная деятельность, группы громил, страх членов перед совершением ошибок, исключение, физическое и умственное насилие и капризное и своевольное использование власти.

Эта тактика была принята и делалась международной этими усердно работающими, преданными, перегруженными работой активистами в их поисках изменения мира к лучшему. Их пылкая политическая преданность поощряла видимую готовность действовать в согласии с тем, что очень рано было признано многими аутсайдерами в качестве культового поведения. В некотором смысле, каждый член стал маленькой Дорин Бакстер, глядя на нее как на революционную ролевую модель.

К середине 1975 года был установлен курс WDU на следующее десятилетие. Дюжины имеющих более добрые намерения политических активистов должны были вовлекаться и обучаться жестокой методологии WDU с крайними, часто непоправимыми личными жертвами. Во имя благотворных социальных целей активисты стали частью двуличной машины, которая обедняла своих членов, лишала их индивидуальности, превращала их в шпионов организации, изнуряла их 24-часовыми суточными требованиями и пыталась разрушить их прошлое и связи с друзьями и семьями.

КРУГ РАСШИРЯЕТСЯ

В ранние годы многие новые члены рекрутировались из женского сообщества, через служащую фасадом группу, называвшуюся “Женщины и государство”. (Я была завербована в то время.) Как и вся деятельность WDU, план вербовки был методичным, строго контролируемым, хорошо отрепетированным и сосредоточенным. Член обычно вовлекал друга, на которого он нацелился, в политическую дискуссию, которая выглядела стихийной. Если потенциальная рекрутируемая давала правильные ответы, ее крайне серьезным тоном просили присоединиться к “Женщинам и государству” - и ее заставляли дать клятву секретности.

Секретность соответствовала тому времени. Агенты ФБР стучали в двери активистов, разыскивая наследницу газетного магната Патти Херст, недавно похищенную в районе Бухты Симбиотической освободительной армией. Радикальные группы, такие, как Штормовое подполье, были известны в качестве действующих нелегально. Паранойя свирепствовала в левацких кругах и в женском сообществе.

Атмосфера секретности вокруг “Женщин и государства” повышала как напряженность решения, так и честь получить предложение присоединиться к “секретной ячейке”. Подразумевалось, что было нечто большее и даже более серьезное за “Женщинами и государством”, хотя новая завербованная быстро узнавала, что вопросы об организации не разрешены. Меры безопасности порождали чувство, что как об индивиде, так и о группе следует хорошо заботиться. Существовала политика, “о которой следовало знать”, объясняемая как защитная мера для всех участвующих, которая устанавливала сцену для бесчисленных будущих требований полного признания и слепой веры.

Несколько учебных групп из 10 или 12 человек, образованные вокруг различных тем, встречались еженедельно по вечерам, читая более простые тексты Маркса, Энгельса, Мао и других. Обсуждения проводились двумя учительницами, обычно одна из них была известна участнице как ее первоначальная вербовщица. Молча признавалось, что эти руководительницы учебных групп получали свое знание о том, что и как делать, откуда-то еще. Но откуда? Это было неясно, таинственно - и очень волнующе. Никто никогда не упоминал Дорин Бакстер.

Члены учебной группы чувствовали, что за ними смотрят, наблюдают; участие поощрялось, восхвалялось. Все это дополняло растущее чувство того, что ты - особенная, часть элиты, “избранная”. Внезапно у каждой завербованной появлялся новый круг очень серьезных друзей... и нечто, что следовало держать в секрете от других друзей или от семьи, которая не была в данном кругу.

Рекрутирование на следующий уровень

В течение четырех или восьми недель ко многим участникам учебных групп индивидуально подходили учителя по вопросу о присоединении к группе, которая находится за всем этим. Вновь и вновь рекрутам говорили, что эти встречи следует сохранять в тайне. Завербованной давали понять, что ее серьезность в учебной группе выделила ее как готовую к этому следующему шагу. Это было не для каждого, говорили они; это будет полная революционная преданность чему-то намного более “тяжелому”, чем эта учебная группа. У рекрутируемой обычно спрашивали: “Не этого ли вы ждали?”

Чтобы заманить человека присоединиться, использовался обман. Большинству рекрутов, выходивших из “Женщин и государства”, например, говорили, что они присоединялись к национальной организации с “ячейками” по всей стране и в Канаде и что это была исключительно женская организация. В действительности в то время группа была едва ли больше, чем 13 первоначальных основательниц, и существовала только в Сан-Франциско, включая как женщин, так и мужчин. Похожим образом афро-американским и латиноамериканским рекрутируемым давали понять, что WDU имеет широкий многонациональный состав членов, чего на деле не было. Наконец, вербовщики говорили что угодно, лишь бы это срабатывало.

В моем случае обман начался, когда я подумала, что присоединяюсь к национальной женской группе; однако, на своем первом собрании то обнаружила себя в смешанном обществе женщин и мужчин. Во время перерыва я высказала замечание подруге, которая также только что присоединилась, что меня удивило и несколько расстроило то, что это было не так, как мне сказали. Когда собрание вновь продолжилось, я внезапно оказалась целью острой критики, осуществляемой моей начальной вербовщицей (Сандрой) из-за того, что у меня была “отсталая и антиреволюционная позиция”. Все к этому присоединились, и я была в невероятном замешательстве. Мне было предложено прийти вновь на следующее собрание с письменной самокритикой. Вопрос об обмане остался никем не признанным. Я была обозлена и ошеломлена, но написала самокритику и продолжала ходить на собрания. (На определенном уровне серьезность, с какой воспринимается каждое замечание человека, выводит нового члена из равновесия. Идея заключалась в том, чтобы “объединиться” с критикой, было сказано нам, а не вызывать затруднения - в конце концов, существовало так много работы, которую следовало сделать в жизни революционера). На следующей неделе моя самокритика была показана в качестве примера того, как человек действительно “принимает близко к сердцу” то, что было сказано. Вновь и вновь со мной обращались хорошо, в то время как моя подруга была осуждена вновь, и ей было предложено писать другую самокритику. Я чувствовала облегчение от того, что моя “проскочила” и что гнев больше не сосредотачивается на мне.

Для новичка объяснялось, что принятие в группу не является данностью. В качестве средства запугивания новенькой говорили, что она должна будет пройти через расследование, чтобы убедиться, что она не является полицейским агентом. Заполнялись финансовые формы; юридические документы, такие, как свидетельство о рождении или паспорт, передавались для изучения, чтобы проверить личность; запрашивались данные о семье, образовании и прошлых рабочих местах. Новенькую могли подвергнуть допросу относительно подруги, которая проходила через такой же процесс, чтобы проверить и перепроверить информацию.

Это исследование было очень односторонним. Предполагалось, что достаточно чести и в том, что твою кандидатуру рассматривают для членства в этой элитной группе. Было весьма небезопасно желать знать слишком много. Детали относительно количества членов, расового или полового состава, географического размещения, кто еще является членом или какую именно работу мог бы выполнять новый член не подлежали обсуждению. Подразумевалось, что более старшие по возрасту, более опытные женщины принимали решения и что они знали лучше, как защитить организацию в такие рискованные времена. Часто мрачное предчувствие рекрутируемого облегчалось из-за того, что у нее или у него обычно был друг, который уже был членом или также рекрутировался. Одна из бывших членов описывает это так:

Я думала про себя, что все это весьма странно и что я, вероятно, не стала бы присоединяться, если бы не знала, что две моих лучших подруги проходили через какое-то расследование и ожидали и надеялись, что они вступят туда. Обе они были зрелыми и уравновешенными личностями, которых я уважала, поэтому я думала, что все это должно быть вполне нормальным и стоящим того, чтобы попробовать. В то же время со мной обращались со значительной благосклонностью: хвалили на собраниях за мои “великолепные” представления, показывали как некоего представителя рабочего класса, который сумел получить образование в колледже и, однако, был готов отказаться от “легкой жизни” для жизни преданного политического активиста. Слова похвалы затмили мои внутренние сомнения и страхи.

Прием в группу

Когда их наконец признавали, новичкам говорили. что теперь они находятся в статусе испытательного членства: Они не имели прав. Если они проходили эту стадию (основанную на обучении, уровне участия и хорошем поведении), они обычно продвигались на уровень кандидата в члены с частичными правами в голосовании. Предосторожности безопасности, подчеркиваемые во время вступительного интервью, выносили на передний план понимание того. что новичок был готов вступить в секретную, нелегальную организацию. Путаница эмоций - страх, ожидание, смущение, возбуждение, облегчение - переполняли нового рекрута после того, как ему говорили, что он принят.

С этого момента жизнь получала новый смысл и новую реальность. Поток инструкций, богатство учебных материалов, список указаний по безопасности, кажущаяся бесконечной серия собраний, все окутанное новой ответственностью и новыми обязательствами - новые вещи для запоминания и старые вещи, которые следовало забыть. Жизнь становилась долгими часами работы, критики и учебных занятий с новыми товарищами; новички испытывали общее чувство преданности, растущее ощущение солидарности и общности. Всего за какие-нибудь недели весь мир нового члена начинал вращаться вокруг внутренней жизни организации. Это происходило почти незаметно. Когда тебя просили сделать больше, это было знаком большего признания и доверия со стороны руководства; согласие сделать больше было показом готовности брать на себя обязательства со стороны нового члена. Любое сопротивление встречалось критикой, отмечающей слабое звено. Вскоре любая личная деятельность оказывалась потерпевшей неудачу - спорт, вечерние занятия, посещения семьи или друзей.

ОБРАЩЕНИЕ

Однажды у Дорин Бакстер спросили, как она смогла построить такую сильную и заботливую организацию. “Как вы добиваетесь, чтобы все эти люди придерживались дисциплины, следовали приказам все время?” Бакстер наклонилась в своем кресле, пристально посмотрела спрашивающему в глаза и ответила; “При помощи небольшого пряника и большого количества кнута”.

Переучивание и формирование заново

Новые члены начинают интенсивный процесс идеологической обработки, который определяется как “переучивание и формирование заново”, используя методики уроков борьбы и классовой истории. Новичкам, которые считаются испорченными конкурентным, индивидуалистичным капиталистическим обществом, приказывают проанализировать свою жизнь и социально-экономическое (“классовое”) прошлое, чтобы уничтожить все “неправильные” идеи. Что включает в себя хорошая или плохая классовая позиция, было определено Бакстер и менялось, когда менялись ее цели и потребности в манипулировании членами. Одним из самых худших видов критики, который мог быть выдвинут, заключался в том, что человек был “буржуазным индивидуалистом”, человеком, который отказывался принимать взгляды группы без вопросов.

Коллективная критика классовой истории нового члена часто длилась по 8 - 10 часов. Эти изводящие, изнурительные допросы становились обрядом посвящения в партийное членство, во время которого скрупулезно оценивался отчет о семейном происхождении и личном прошлом. Эти мучительные политические вскрытия не прекращались до тех пор, пока человек не признавал “правильного классового анализа” его или ее жизни. В качестве новых членов и на протяжении многих лет члены подвергались безжалостной, злобной групповой “критике(самокритике”, или занятиям по борьбе, процесс, посредством которого человека заставляли отчитываться за какое-либо утверждение или действие, которое рассматривалось как политически неверное или антипартийное.

Самоотречение прославлялось как единственный путь к очищению - то есть, идеал всегда должен быть впереди индивида. Скрытый смысл заключался в следующем: Будь жестким, чтобы найти добро. Страдай, чтобы найти счастье. Работай тяжко, чтобы найти свободу. Безжалостность есть доброта. Меняй себя, чтобы подходить к модели, или будешь отвергнут для себялюбивой судьбы остального мира.

Учение Бакстер включало в себя следующие принципы:

Тех, кто не меняется, следует исключать. Мы честный кадровый состав, у которого есть время только для тех, кто так же искренен, честен и предан делу народного освобождения прежде всего и больше всего. Никогда не упускай из виду того факта, что буржуазный индивидуалист опасен. Мы знаем на основе тяжкого опыта, что если есть какая-нибудь надежда для буржуазного индивидуалиста, то это мы, которые должны быть положительно безжалостными в своей критике и в своей позиции по отношению к этому человеку.

***

Каждый товарищ должен постоянно напоминать себе об этом ведущем принципе: Целое больше, чем сумма его частей; организация всегда и навсегда идет впереди индивида. Существует только организация. Мы ничто без нее.

***

Мы не потворствуем недостаткам, мы исправляем их; мы не оправдываем ошибки, мы преодолеваем их. У нас тяжелое призвание и жесткая дисциплина: Это также и освобождение.

ПОТЕРЯ ИНДИВИДУАЛЬНОСТИ

После приема новому члену дается инструкция выбрать “партийное имя”, просто одно имя. С этого момента идентификация происходила только под этим именем. Членам (к которым теперь обращаются как к ”борцам”) говорят, чтобы они никогда не открывали свое настоящее имя другим членам, даже соседям по комнате. Партийные имена использовались во всех партийных сборах и во всех домах, где жили члены партии. Бойцы, которые по ошибке использовали свое собственное действительное имя или имя другого члена, подвергались суровому выговору за то, что они допустили серьезный прокол в сфере безопасности. Для нового члена принятие нового имени было первой стадией потери его или ее допартийной индивидуальности и восприятия индивидуальности, скроенной по партийному образцу.

Новому члену также предлагалось (1) получить почтовый или абонентский ящик для получения всей почты, (2) изменить имя на счетах за домашние коммунальные услуги на вымышленное, (3) использовать вымышленное имя при подписке на какие-либо издания, особенно левые издания, и (4) сменить регистрацию машины и водительскую лицензию на любой “безопасный” адрес (такой, как дом аполитичного друга) или на адрес почтового ящика. Проведение этих перемен составляло следующий шаг в процессе личных похорон.

Приливная волна собраний

Как минимум, от нового члена ждали, что он будет посещать собрание отделения, класс новых членов, встречи один-на-один (“один - помощь” “one - help”), собрание рабочего объединения и, в определенные годы, собрания партийной школы. Каждое из этих собраний было еженедельным.

Курсы новых членов проводились с шестью - восемью новыми членами при двух специально подготовленных учителях. Цель - “сломать” новых членов - то есть, перевести каждого нового члена из шаткого, неуверенного в преданности нормального состояния к твердой, неколебимой преданности партии.

Все члены (кроме Бакстер и Сандры) были приписаны к отделениям из 10 - 12 членов. Отделения первоначально собирались каждую субботу с 1 до 10 пополудни. Позднее они собирались по пятницам с 6 до 11 пополудни или позднее.

Классы партийной школы примерно из 20 членов проводились одним хорошо подготовленным руководителем. Партийная школа рекламировалась как элитная подготовка. Критика была более интенсивной, чем в отделении, доходя до самой сердцевины преданности члена. Критика была сосредоточена скорее на мыслях и чувствах, нежели на действительных ошибках или действиях. Все члены (кроме Бакстер и Сандры) посещали партийную школу.

“Помощник” (“One-help”)

Каждый новый член был приписан к “помощнику” или приятелю. Новый член и помощник встречались еженедельно; помощник должен был помогать интеграции нового члена в партийную жизнь. Предполагалось, что новый член должен говорить помощнику все - обо всех мыслях, вопросах и чувствах относительно организации. Помощники должны были помогать новым членам “видеть вещи с партийной точки зрения” и тренировать их в планировании времени и понимании того, как они могут сделать еще больше для организации.

Помощник писал детальные отчеты обо всем, что говорил и делал новый член. Эти отчеты использовались для контроля за развитием и для выбора чего-то такого, что могло служить основой для групповой критики на будущих собраниях. Новому члену требовалось немного, чтобы понять, что его помощник сообщает о нем чрезвычайно подробно. Признание новым членом этого факта было добавочной поддержкой для партии, усиливающей институционализацию важного контрольного механизма: непрекращающихся доносов друг на друга и страха перед товарищами.

Капитуляция перед партией

Очень скоро становилось ясным, что подчинение организации было руководящим принципом. Существовало сильное давление, чтобы заставить подчиниться. Письменная классовая история и детальная анкета членов были ключами, обеспечивающими партии полную информацию о каждом ее члене. Подчинение такой степени информации о личности было решающим шагом в процессе перевертывания всей жизни человека для партии.

От новых членов также требовали написать краткое изложение всех “внешних контактов”, то есть, абсолютно обо всех, кого они знали и кто еще не был в партии. Эти отчеты могли быть очень длинными, требовалась масса времени, чтобы написать их. Новому члену следовало определить, кого из его друзей, родственников, коллег по работе можно было бы завербовать. Новых членов учили, что предыдущие знакомства - неважно, насколько близкие -следовало рассматривать как потенциальных вербуемых. Если кто-то не был потенциальным вербуемым, не было основания поддерживать связь.

Один бывший член вспоминал собрание высокого уровня, где хвастались ценным новым членом (цветной женщиной с высоким потенциалом лидера), которая только что решила разорвать свою помолвку с мужчиной, который явно никогда бы не присоединился к партии. Этот акт рассматривался как знак ее растущей преданности партии. “Ха, теперь она наша!” - воскликнула Бакстер торжествующе. Другие кивали в знак согласия, смеясь вместе с ней.

Новый мир

Эта методика создает самых верных, стойких сторонников. Вскоре после бойни в Джонстауне член Центрального комитета осмелился подвергнуть сомнению то, что мы создали. “Я боюсь, что мы являемся культом,” - сказал он. “Чем мы отличаемся от Мунистов?” - спросил он достаточно болезненно. “Мы не являемся культом, - заявила Бакстер, - и у нас мозги не промыты. Почему? Потому что мы с готовностью и сознательно подчинились кадровому преобразованию. Преобразование является нашей целью!”

Члены начинали участвовать в деятельности, которую нельзя было бы даже вообразить до их обращения - одним из примеров может быть насилие. Бригады громил использовались против других групп слева, против групп в рамках местных рабочих, мирных и антиядерных движений и против определенных бывших членов. Машины раскрашивались из пульверизатора, Дома и офисы обыскивались. Документы похищались. Собрания и съезды срывались. За “врагами” следили, им угрожали, их били. Водном случае два недавно исключенных члена были избиты перед лицом собственного ребенка. Работа ставилась под угрозу, например, путем анонимных звонков предпринимателю с целью отождествления определенного наемного работника (кого-нибудь, за кем охотилась партия) в качестве пристающего к детям или вора.

Бакстер создала элитную группу, названную Орлами, чье занятие состояло в исполнении подобных приказов. Орлы получали специальную подготовку по безопасности и физической пригодности у бывшего солдата морской пехоты. Орлы служили в качестве личных телохранителей Бакстер, в качестве наблюдающих за порядком во время демонстраций, как срывающие мероприятия, громилы и возбудители толпы, когда бы ни потребовалось. Бакстер редко выходила куда бы то ни было без своего громадного пса-охранника породы ротвейлер плюс сопровождающее лицо или телохранитель.

КОНТРОЛЬНЫЕ МЕХАНИЗМЫ

С самого начала новичкам исподволь внушалось полное и абсолютное уважение к Дорин Бакстер. Бакстер почиталась как законченная героиня рабочего класса, прославлялась за свое гораздо большее знание о марксизме, мировой политике, революции и жизни, чем у кого бы то ни было. Ее восхваляли как гения и революционного лидера в традиции Ленина и Мао.

Членов учили, что они были бы ничем без Дорин Бакстер, что без нее не было бы партии. Ее следовало защищать любой ценой. Она, говорили членам, была переутомлена и перегружена. Вскоре в качестве части этой логики стало восприниматься то, что ее чрезмерное напряжение вызывалось “некомпетентностью” членов. Из- за этого членам следовало делать все, что угодно, идти на любые жертвы, чтобы сделать ее жизнь лучше, удобнее, чтобы она, в виде исключения, могла бы выполнять ту работу, которую следует делать революционному лидеру.

По мере того, как росла партия, все меньше и меньше членов в действительности видели или встречали Бакстер, что делало ее еще более таинственной и устрашающей. Она двигалась взад и веред между своими сельскими и городскими резиденциями, причем ее приблизительное местонахождение было известно только небольшому кругу пользующихся доверием борцов. В последние годы Бакстер появлялась, возможно, один, самое большее, два раза перед всеми членами. На последнюю общепартийную ассамблею в 1985 году Бакстер прислала свое официальное сообщение по модему: это было неразборчивое стихотворение.

Групповое давление

Групповые собрания обеспечивали ключевое место сбора для того, чтобы насильственно учить борцов подчиняться. Например, лидеры обычно начинали собрание, обвиняя какого-нибудь товарища в некоей ошибке. Когда руководители заканчивали, от каждого борца ждали обычно, что они или она скажут, насколько они согласны. В идеале каждый человек должен был сказать что-нибудь отличное от уже сказанного; вопросы, если они вообще были, должны были формулироваться в рамках общего согласия. После многих лет подобного процесса партийные члены становились неспособными на какое-либо критическое мышление. они могли только подражать друг другу и имели весьма ограниченный словарь, которому прибавляла загадочности таинственная фразеология.

Если кто-нибудь был слишком молчалив во время собрания, говорил недостаточно горячо или осмеливался выражать какие-нибудь сомнения, такой человек избирался объектом для критики. Это обычно давало разрешение для словесной атаки со стороны остальной группы со множеством унижающих достоинство прозвищ (предположительно в политическом контексте). По мгновенному замечанию все направление любого собрания могло быть повернуто в сторону группового открытого обличения кого-нибудь. Когда ему, наконец, давали шанс ответить, обычно этого товарища критиковали вновь - и это могло длиться часами! “Это было как ощипывание цыплят до крови. Ты должен это делать, или тебя ощиплют”, - сказал один бывший член.

Критикуемому борцу не разрешалось срываться с крючка. Этот процесс часто переходил на следующие собрания - на следующий день, следующую неделю или следующие несколько недель. Тем временем за поведением борца следили пристальнее, чем обычно, и его или ее обычно избегали остальные. Этот товарищ шел как по яйцам, с жгучим сжимающимся провалом в желудке, ожидая, пока напряжение спадет, чтобы быть вновь принятым группой и больше никогда не оказываться центральной точкой злой критики, необузданного морализирования и сдерживаемых эмоций. Спустя определенное время жизнь с этой неустранимой внутренней тревогой и ощущением неминуемой судьбы превратилась в способ, которым борцы встречали каждый час своего бодрствования.

Капкан

Почему члены терпели подобное обращение? Почему они не возражали? Почему они не уходили? Я могу предложить только начальную стадию объяснения. Во-первых, когда мы первоначально входили в контакт с группой, мы были идеалистически расположены по отношению к коммунизму или, по крайней мере, к политике левого крыла. Из-за своего идеализма мы были готовы приносить жертвы для “революции”.

Во вторых, партия убедила нас - сначала путем своих сложных собраний по вербовке, а затем средствами направленного обучения - что у нее есть интеллектуальное содержание, честность и потенциал, чтобы произвести те перемены, которые, как мы полагали, были необходимы. Следовательно, мы рассматривали партию - и Бакстер - в качестве “авторитетов”. Роли были определены довольно быстро: Бакстер, обычно через другие фигуры руководства, должна была учить; а мы, бойцы, существовали здесь для того, чтобы учиться.

В-третьих, и, возможно, это самое важное, нас рано научили тому, что партия всегда права, что существует сердцевина истины в каждой критике и что эта критика является “жизнью” партии, ее мясом с картошкой, так сказать, что это поддерживает кадры в деятельном состоянии. Коль скоро мы принимали такое разумное объяснение и фундаментальное допущение, которое его поддерживало, критика становилась одновременно нашим разумным основанием и крестом, который мы несли.

В WDU мы пришли к пониманию того, что революционная теория партии Дорин Бакстер. Этот вид руководящего принципа занимал массу места. Более того, это уравнение связывало наш идеализм с требованиями Бакстер подчиняться. Нашим высочайшим стремлением стало раболепство по отношению к ее капризам. В повседневной практике это означало, что мы должны были либо принимать правила, либо уходить; последнее, конечно, означало отказ от революционной борьбы, идеала, который нас воодушевлял. Поскольку правила были такими требовательными, противоречивыми, а иногда совершенно бессмысленными, по временам человек испытывал отвращение, говорил или действовал неуместно или даже откровенно делал ошибку. И этого человека обычно критиковали. В других случаях критика полностью фабриковалась, чтобы дать урок или доказать точку зрения. Поскольку для преданности каждого борца было общим принятие дисциплины и жесткого повиновения, в конце концов мы “принимали это [критику] как кадровый мужчина (или женщина) и не возвращались к этому”.

Возвращение к разговору об этом означало, в лучшем случае, наказание, в худшем - перспективу оказаться вышибленным. После того, как ты оказался в этом мире, каким бы ужасным он ни был, быть выброшенным из него стало немыслимой альтернативой: Это означало провал в испытании; даже хуже, это означало обмануть ожидания рабочего класса, предать идеалы, которые в первую очередь привлекли нас на сторону партии. Это также означало признание того, что мы купились на ужасную ложь и, сделав это, причинили боль нашим товарищам так же, как они причинили боль нам. Попав в такую западню, порядочные человеческие существа, которыми мы были, не скажут легко:”Простите, друзья, я выбираюсь отсюда”. Скорее они будут искать способы дать рационалистическое объяснение своему раболепству и эксплуатации.

В этом смысле от нас требовалось отказываться от своего “я”, чтобы “срезать горчицу”. И мы делали именно это - возможно, неосознанно - потому что мы отчаянно хотели верить. Через определенное время кадровый борец подавлял или отказывался от любого клочка независимости и критического мышления., “подчиняясь” критике и партийным стандартам обличения, унижения и наказания, так же как и любому другому партийному решению. Какие бы внутренние битвы ни происходили, когда член партии инстинктивно чувствовал, что что-то было неверно, они неизменно выигрывались партийным голосом в голове каждого человека. Допартийные нормы или ценности были превращены в кажущиеся “антиреволюционными” перед лицом нашей подготовки, которая учила нас гнать от себя подобные индивидуалистические мысли. Таким образом, каждый человек спокойно уничтожал любые отступающие от партийных норм мысли, обращал их внутрь, думая про себя, как длинна дорога к кадровому идеалу.

Внушение этого крайнего уровня повиновения и верности каждому борцу было первейшей функцией верховного руководства партии. Сразу же после вступления члены подвергались одной проверке за другой, чтобы убедиться в их преданности и готовности служить и приносить жертвы. Для партии эти проверки были способом избавиться от “слабого”. Кадровая вербовка была нацелена на ориентированных на достижения личностей, которые могли бы хорошо служить партии; эти проверки были предназначены для того, чтобы научить этих стремящихся к высоким достижениям людей, как осуществить ожидания авторитетных личностей. Партийной целью насаждения среды постоянной критики было не столько желание гарантировать, что работа выполняется правильно, сколько стремление создать атмосферу напряжения и недостатка уверенности, которая держала борцов на грани.

Дополнительными факторами, которые не следует преуменьшать, являются положительное подкрепление, которое члены получали (или думали, что получают) от организации, влияние давления соратников, остатки самоуважения и последствия постоянного личного вклада в партию.

Во-первых, партия применяла некую версию принципа удовольствие(боль или пряник(кнут. Были времена, и, главным образом, в ранний период членства, когда партия изливала “любовь” на борца. Это могло принимать форму похвалы за хорошо выполненную работу, специальной стипендии на покупку какой-нибудь новой одежды, день или два отпуска или какой-то другой вид личного внимания, предназначенный для того, чтобы заставить борца чувствовать, что партия о нем на самом деле заботится. В периоды, когда кто-то находился под огнем критики или был измучен до мозга костей и размышлял, есть ли смысл в такой жизни, эти моменты “любви” вступали в игру, чтобы вновь убедить борца, что намерения партии были благородными.

Во-вторых, ни один момент из жизни борца не проходит без наблюдения - либо руководства, либо товарищей. В некотором смысле обязательство присоединиться к партии было коллективным обязательством; частью роли каждого было поддерживать других в выполнении их кадровых обязательств. Это давление соратников создавало окружение, в котором наше общее уважение к обязательствам, которые мы имели, служило в качестве хватки тисков, державшей каждого из нас в ряду. Если все остальные с этим мирятся, значит, и я должна мириться, думала я про себя в бесчисленном количестве случаев. Было бесполезно думать об опровержении критики - это рассматривалось бы как сосредоточенность на себе или трусость. Суровый стиль жизни был принят как часть обязательства; нет, даже больше, чем это, он рассматривался как ключ к чистоте кадрового бойца. Разумеется, в таком кругу никто не хотел, чтобы его считали плаксой или капризником. Это манипулирование было глубоко вплетено в третий фактор - чувство собственного достоинства человека: Проще говоря, достойный уважения человек выполняет обязательство. Вероотступничество означало уход с поджатым хвостом.

И, наконец, цена, которую нужно было платить, была все выше и выше. Чем дольше человек был в этом, тем сильнее был страх перед уходом: страх попыток устроиться во внешнем мире, страх перед возмездием партии и страх перед тем, что некуда пойти. Слишком много мостов было сожжено на каждом уровне для члена партии с большим стажем, чтобы обдумывать уход из партии в качестве жизнеспособного варианта выбора. Это был окончательный капкан.

Чистки

Сразу после Рождества 1976 года Дорин Бакстер отдала приказ о первой партийной чистке, или о массовом исключении членов, названном “кампанией против лесбийского шовинизма и буржуазного феминизма”. Ряд женщин были исключены немедленно. Хотя партийное членство всегда было смешанным (как по полу, так и по сексуальному предпочтению), в ранние годы там было все еще несколько членов-лесбиянок. Чистка осуществлялась под политическим предлогом, причем Бакстер обеспечила новую теоретическую “линию” относительно гомосексуализма, чтобы поддержать свои действия. Эта чистка, которая обнаружила голубых, служила многим целям.

В первую очередь, она придала большое значение тому, что партия всегда права и имеет абсолютную власть над жизнью членов. Кроме того, она поселила страх в сердцах людей: Кто угодно может сегодня быть здесь и уйти завтра - включая товарища или супруга. Расследования, которые окружали эту кампанию, с зондирующими интервью и тактикой обысков и захватов не оставляли ничего святого. Впоследствии сохранение страха, который террор устраивал в засадах повсюду, превратилось в принятый образ жизни.

Чистка также помогла ввести один из главных партийных контрольных механизмов: метод стравливания членов друг с другом, чтобы вызывать недоверие и поощрять лояльность только в отношении Бакстер. Этот прецедент имел место с лесбиянками в партии, но со временем возникли кампании и чистки мужчин, родителей, интеллектуалов, тех, кто имел политическое прошлое, тех, кто происходил из среднего класса (“мелкобуржуазное” происхождение) - это просто не имело границ. Эта разделяющая тактика продолжалась годами, гарантируя, что никто никому не сможет доверять.

В кампании по лесбийскому шовинизму были определены борцы, были описаны их так называемые “преступления№. выдвинуты на первый план их наказания. Памфлет, обрисовывающий все это в общих чертах, был издан за ночь для изучения всей партией. В отличие от тех, кого исключили без судебного разбирательства и о ком никогда больше ничего не было слышно, каждой обвиненной активистке было приказано явиться перед собранием членов, чтобы принять критику и открытое обличение. Многие были временно отстранены, не имея возможности участвовать в какой-либо партийной деятельности и будучи отрезанными от всех,