2020-01-14
1570
Начало XX века открыло поэзии совершенно новые имена: Иннокентия Федоровича Анненского (1855-1909), Вячеслава Ивановича Иванова (1866-1949), Константина Дмитриевича Бальмонта (1867-1942), Валерия Яковлевича Брюсова (1873-1924), Александра Александровича Блока (1880-1921), Андрея Белого (псевдоним Бориса Николаевича Бугаева (1880-1934), Анны Андреевны Ахматовой (1889-1966), Марины Ивановны Цветаевой (1892-1941), Осипа Эмильевича Мандельштама (1891-1938). С именами этих поэтов, в начале века, чаще всего связывалось литературное направление, получившее название «символизм». Постепенно, в поисках новых решений, возникали и другие поэтические школы: акмеизм, футуризм, кубофутуризм. Идеологом мировоззрения символизма стал поэт и философ Владимир Сергеевич Соловьев (1853-1900), сын известного историка С. М. Соловьева. Его главная идея выросла из учения древнегреческого философа Платона: она заключалась в том, что непосредственно воспринимаемая человеком действительность является лишь отражением другого, идеального мира. Соловьев верил в способность человека общаться с трансцендентным (потусторонним) миром. Это дано не каждому человеку, а только глубоко верующему, и чаще всего поэту. В учении Соловьева возникало представление о Божестве, в котором он видел женское начало или образ «Жена, облеченная в солнце». Это представление полнее всего выразил Блок в первом томе «Стихов о Прекрасной Даме». В поэзии Блока и его последователей возникло множество условных обозначений, как бы система символов. Заря, звезда, солнце, белый цвет – это синонимы Прекрасной Дамы. Ветер – знак Ее приближения. Утро, весна – время надежды на встречу. Зима, ночь – разлука и торжество злого начала. Синие, лиловые миры символизируют крушение идеала, болото указывает на обыденную жизнь, жолтые фонари, жолтая заря (орфография Блока) – на пошлость повседневности, чорный (орфография Блока) – символ чего-то грозного, опасного. Конечно, здесь приведен только небольшой фрагмент, но и он поможет вам понимать стихотворения символистов.
Однако мы обращаемся к детской литературе, и здесь надо сказать о необыкновенном чуде. В отличие от реалистической поэзии, так прочно связанной со стихами для детей, творческая практика символистов в гораздо меньшей степени повлияла на поэзию, обращенную к детям. Напротив, как раз именно детство чаще всего возвращало поэта из надземных потусторонних сфер на землю, заставляя его убеждаться в ее конкретном реальном существовании. Поэзия символистов словно посмотрела на действительность с высоты роста ребенка, и ей открылось совершенно другое пространство. Окружающее предстало близким, ощутимым, бесконечно разнообразным и интересным.
Белки, зайки, мышки, крыски.
Землеройки и кроты,
Как вы вновь мне стали близки.
Снова детские цветы...
<…>
Вплоть до самой малой мошки
Близок стал мне мир живых,
И змеистые дорожки
Повели к кустам мой стих...
(К. Бальмонт «Детский мир»).
Дорожка ведет к таким обыденным предметам, как брусника, еж, ежевика, черника, и все это связано с детьми, а дети сродни природе:
«Маше, Оле, Ане, Пете. / Травки сестры. Травки – дети» («Травки»).
Константин Дмитриевич Бальмонт написал для детей множество стихотворений и чаще всего он печатался в журнале «Тропинка». Но главная его книга, обращенная и к детям и к взрослым получила название «Фейные сказки».
Бальмонт придумал удивительную Фею («Фейные сказки»). Конечно, она может использовать в каких-то случаях свои чары, но чаще всего она оказывается озорной, веселой, способной на бесконечные шалости девочкой. Да и окружающий ее мир – детский. Сад, куда она приходит и где каждый цветок предлагает ей свою дружбу, как будто состоит из цветов-детей, живущих по строгому режиму:
А когда придет закат,
Все цветы проговорят:
В росах умываться,
Спать приготовляться.
Фея катается на коньках («Фея и снежинки»), дружит с жуком:
Вместе по дикой рябинке
В час приходили урочный.
Вместе вкушали росинки,
С пылью мешая цветочной.
(«Фея и бронзовка»).
В этой книге сказок Бальмонт ведет своего читателя в увлекательный мир,знакомый ребенку, но переданный по-своему, с другими сюжетными подробностями («У чудищ», «Кошкин дом»). А рядом со сказочными картинами возникают в стихах поэта совсем привычные: «За грибами» (Вот мы дружною семьей – / За грибами в лес. / Я, да ты, да он со мной, /Старый лес воскрес), «Осень» (Поспевает брусника, / Стали дни холоднее...), «К зиме» (Лес совсем уж стал сквозистый, / Редки в нем листы. / Скоро будет снегпушистый / Падать с высоты...). Конечно и в «Фейных сказках» и других стихотворениях, напечатанных в детских журналах, встретятся сложные метафоры и ассоциации («Осенняя радость», «Посвист», «Облачная лестница», «От птицы к птице»), но при внимательном чтении мы поймем и увидим те краски, к которым прибегает поэт, рисуя приход весны («Праздник весны», «Солнышко-ведрышко») и другие события в жизни природы и в жизни ребенка.
В творчестве Александра Александровича Блока стихи для детей и размышления о детской литературе, о потребностях детства занимают особое место. В журнале «Тропинка» (1906-1912) имеются первые публикации его стихотворений, в «Записных книжках» рассыпаны его мысли о воспитании и детских книгах, в последние годы жизни он написал немало рецензий на постановки детских сказок и высказал там интересные соображения о специфике детского восприятия. Блок составил две книги для детей: «Круглый год: Стихотворения для детей» (М., 1913) и «Сказки. Стихи для детей» (М., 1913). Разнообразные «твари» – зайчик, ворона, полюбившиеся нам персонажи – дедушки, бабушки и, конечно, веселая ватага играющих детей населяют «Круглый год». Каждое время года отличается своими неповторимыми особенностями: Весна открывается радующим детей вербным воскресеньем:
Мальчики да девочки
Свечечки да вербочки
Понесли домой...
(«Весна»).
Весна угадывается и по другим приметам: которые надо увидеть, угадать почувствовать:
Леса вдали виднее,
Синее небеса,
Заметней и чернее
На пашне полоса,
И детские звончее
Над лугом голоса.
(«На лугу»).
Свои прекрасные приметы несет Лето, где «хорошо, как в чудном сне», а Осень навсегда запоминается теми бедами, которые идут навстречу маленькому зайчику:
Хмурая, дождливая
Наступила осень,
Всю капусту сняли,
Нечего украсть.
Бедный зайчик прыгает
Возле мокрых сосен,
Страшно в лапы волку
Серому попасть...
(«Зайчик»).
Зима («Так морозно, светло и бело!») приносит столько радостей ребятишкам: («Прочь от дома на снежный простор»), но и вызывает щемящее чувство при виде ветхой избушки, бабушки-старушки, которая может поглядеть на окружающее только из окна. Но для всех год кончается светлым праздником Рождества. В стихотворении «Рождество» Блок с особенной любовью нарисовал девочку, идущую с мамой покупать игрушки:
Как тонка ты в красной шубке,
С бантиком в косице!
Засмеешься – вздрогнут губки,
Задрожат ресницы...
Веселая, добрая, она всем – и братьям и сестрам готова купить игрушки, а ей самой ничего не надо, потому что в ней самой заключены радость и счастье детства. Из второй книжки привлекает своей музыкальностью, своим пониманием особенностей детского мира «Колыбельная песня», где, как в сказке, брат и сестра сменяют друг друга («Братний в золоте кафтан, / В серебре мой сарафан»), и где так много сказочного, доброго, и все для того, чтобы кончить пожеланием («Спите, спите, спать пора. / Детям спится до утра...»). И второе стихотворение «Сны», где во сне у мальчика переплетаются явь и сон, его игрушечная лошадка превращается в настоящего коня, а он – конник в латах, освобождает из плена прекрасную царевну. Стихотворение необычайно поэтично передает детскую грезу, способность ребенка примерять на себя роль сказочного героя.
Литературная жизнь Саши Черного (псевдоним Александра Михайловича Гликберга1880-1932) делилась на две части. Постоянный участник сатирических журналов «Зритель», «Сатирикон», он прославился как мастер политической сатиры, направленной на представителей власти. И был совсем другой Саша Черный, который печатался в разных журналах для детей, издавал эти стихотворения отдельными книжками («Тук-тук. Стихи для детей». М., 1913; «Живая азбука». СПб, 1914;сб. «Жар-Птица», 1912 и др.). Для общения с детьми ему не надо было преодолевать никаких дистанций:
Тук! Я новенькая книжка.
Что глядишь во все глаза?
Здравствуй, мальчик, стрижка-брижка,
И шалунья егоза!
(Посвящение к сб. «Жар-Птица»).
Он был одним из тех поэтов, который, по выражению А. Блока, «сохранял в себе вечное детство». Это про себя писал он так:
Он хоть взрослый, но совсем такой, как вы:
Любит сказки, солнце, елки, –
То прилежнее он пчелки,
То ленивее совы.
(«Детство»).
Создавая свой портрет, делясь «тайнами мастерства», он признается, что весь свой дар, все, что ему дано, он несет детям:
Ну так вот, такой поэт примчался к вам:
Это ваш слуга покорный,
Он зовется «Саша Черный»...
Почему? Не знаю сам.
(«Детям»).
Уже находясь в эмиграции, в Берлине, поэт издал книгу «Детский остров» (первое изд. Данциг, 1921): в нее вошли стихи, написанные в России и новые, созданные за рубежом. Он заново пересмотрел все издания своих стихов и расположил их в определенной системе, по циклам. Самый большой цикл получил название «Веселые глазки». Каждый день и каждый час героев этого цикла заняты до отказа: дети затевают полные фантазии игры: «Третий звонок. / Дон-дон-дон! Пассажиры, кошки и куклы, в вагон!...» («Поезд»), они устраивают необыкновенный костер («Давайте руки – / И будем прыгать вкруг огня. / Нет лучше шутки – Зажечь огонь средь бела дня...» («Костер»), им никогда не бывает скучно. Оставшись одна, Катюша устраивает грандиозную стирку, и в результате:
От окна до самой печки,
Словно белые овечки
На веревочках висят
В ряд:
Лошадкина жилетка,
Мишкина салфетка,
Собачьи чулочки,
Куклины сорочки,
Пеленка
Куклиного ребенка,
Коровьи штанишки
И две бархатные мышки.
С какой любовью изображает поэт эту маленькую «прачку», которая, покончив со стиркой, сразу же ищет себе новое увлекательное и озорное занятие («Про Катюшу»). Все у Саши Черного звучит по особенному: сколько, до него, и в стихах, и в прозе было сказано о четырех временах года, но ни у кого не было сказано с таким упоением, с такой радостью: «Зимою всего веселей / Сесть к печке у красных углей <...> Весною всего веселей /Кричать средь зеленых полей. <...> А летом всего веселей / Вишневый обкусывать клей. <...> А осень еще веселей! / То сливы сбиваешь с ветвей...».
Здесь не нужны зрительные образы или наблюдения: каждое время года как будто взрывается и поселяется со всеми своими чудесами не извне, а внутри озорного мальчишки, который ощущает природу всем своим нутром, как некое чудо, как сплошной праздник. Каждый герой у Саши Черного неповторим: поэт охотно смеется над мальчишкой, который кормит свою лошадку шоколадками, а к великому удивлению кошки «все таракашки растолстели как барашки»; он очень точно обозначает человечка, из которого, не переставая сыпятся вопросы. Это «Приставалка», и на все его бесконечные «Почему?» появляется резонный, но так дружелюбно звучащий ответ: «Оттого, что у моего сыночка / Рот без замочка». Ответ этот варьируется: «Оттого, что у моей дочки / Рот без замочка». Герои СашиЧерного шалят, они большие озорники, но поэт любит их, потому что они,все без исключения, добры. Стоит вспомнить стихотворение «Снежная баба» о мальчике, который вскочил ночью, чтобы укутать снежную бабу – ведь она могла замерзнуть!
