Подход но основе общего равновесия

Главным направлением исследований, проводимых в области экономической теории на протяжении более 100 лет, была так называемая модель общего равновесия, названная в честь французского математика и экономиста Леона Вальраса (Leon Walras), который первым сформулировал сущность этой модели в 1874 году7. Он описал экономику в виде равновесия, напоминающего ньютоновское равновесие в физике, в котором цена и количество определяются путем сопоставления спроса и предложения. Одним из величайших достижений современной экономической науки является использование этой модели для оценки эффективности рыночной экономики. В том же году, когда Америка объявила о своей независимости, Адам Смит опубликовал свой знаменитый трактат Богатство народов (The Wealth of Nations), в котором утверждал, что преследование личных интересов приводит к общему благосостоянию общества. Через 175 лет после этого Кеннет Эрроу (Kenneth Arrow) и Жерар Дебре (Gerard Debreu), используя модель Вальраса, объяснили, что требуется для того, чтобы толкование Смита было правильным8. Экономика считалась эффективной в том смысле, что никто не может сделать что‑то лучше без того, чтобы не ухудшить чего‑то другого, причем все действия рассматривались в условиях жестких ограничений9. Рынкам было недостаточно быть только кон курентными: одновременно должен иметься развитый рынок страховых инструментов (чтобы вы могли купить страховой полис от всевозможных рисков), рынки долгосрочного ссудного капитала должны быть идеальны ми (вы можете занимать столько, сколько вам нужно, на любой срок, пол конкурентные и учитывающие риск проценты), при этом они не должны зависеть от каких‑либо внешних факторов. Ситуации, в которых рынки действовали неэффективно, получили вполне обоснованное название провалы рынка.

Как это часто бывает в науке, работа этих ученых вдохновила их коллег на проведение огромного количества исследований. Оказалось, что экономика является эффективной лишь при очень жестких условиях, едва ли применимых на практике. Тем не менее некоторые ситуации, хотя и серьезные, требуют лишь ограниченного вмешательства правительства. Рынок сам по себе способен генерировать экстерналии, например выбрасывая в атмосферу значительное количество загрязняющих веществ. В этом случае правительство может ограничить масштабы загрязнений или установить плату за выбросы для предприятий, загрязняющих окружающую среду. Таким образом, многие экономические проблемы общества могут быть решены рыночными методами.

Более трудной для решения представляется ликвидация провалов, вызванных несовершенством рынков страховых инструментов: люди не могут купить полисы, страхующие их от многих очень серьезных рисков, с которыми они сталкиваются. Экономисты задаются вопросом, почему же даже при несовершенных рынках рисков они по–прежнему являются в некотором смысле эффективными.

Довольно часто в науке определенные допущения становятся настолько непоколебимыми или настолько сильно укореняются в сознании людей, что никто не понимает, что они являются всего лишь предположениями. Когда Дебре перечислил предположения, на основании которых он доказал эффективность рынка, он не упомянул применяемого неявного допущения, согласно которому каждый человек располагает всей полнотой информации. Кроме того, он предположил, что товары или продукты, будь то дома или автомобили, по своей сути одинаковы, то есть являются своего рода платоническим идеалом10.

Как нам хорошо известно, реальный мир на самом деле более хаотичен. Один дом или один автомобиль отличается от другого аналогичного продукта, причем эти отличия могут быть весьма значительными. Кроме того, Дебре трактовал труд как любой другой товар. Например, при таком подходе все неквалифицированные работники идентичны.

Экономисты предполагали, что информация является совершенной, даже если понимали, что на самом деле это не так. Теоретики надеялись, что мире неполной информацией очень похож на мир с полной информацией, по крайней мере до тех пор, пока несовершенство информации не становилось слишком заметным. Но все это оказалось выдачей желаемого за действительное. К тому же как можно измерить степень несовершенства информации? У экономистов не было хорошего инструмента, позволявшего им оценивать количественные параметры несовершенства информации, хотя им было очевидно, что в мире случаев такого несовершенства очень много. Один рабочий отличается от другого, и один продукт не похож на другой; значительные ресурсы были потрачены на выяснение того, какие рабочие или какие продукты лучше других. Страховые компании сталкивались с неопределенностью, когда к ним обращались конкретные люди, желавшие приобрести страховой полис, так как компании не были уверены в правильной оценке рисков, с которыми сталкиваются в своей жизни эти клиенты; кредиторы колебались при предоставлении денег в заем тем, кто хотел получить кредит, потому что не были уверены, что эти клиенты вернут полученные деньги.

Одним из популярных аргументов в защиту рыночной экономики был довод о том, что она побуждает людей заниматься инновациями. Однако Арроу и Дебре предположили, что никаких инноваций при этом не возникает; если технический прогресс и существует, то на его темпы не повлияло ни одно решение, принятое в экономике. Конечно, эти экономисты знали, что инновации важны. Но точно так же, как их технический аппарат с трудом учитывал аспект неполноты информации, то же самое относилось и к инновациям. Сторонники рынка могли только надеяться на то, что выводы об эффективности рынка, к которым они пришли, останутся верными и в мире с инновациями. Но само это допущение означало, что при помощи используемой модели нельзя получить ответы на ключевые вопросы, например такие: выделил ли рынок достаточно ресурсов на инновации, и если да, то эффективно ли расходуются инновационные средства.

Ответы на вопросы, связанные с определением границ применимости модели Вальраса, а именно, чувствительна ли она к допущениям о полноте информации, к несовершенству рынков страховых инструментов, отсутствию инноваций и т. д., были даны в серии статей, которые я написал в соавторстве с моими коллегами, в первую очередь с Брюсом Гринваль- дом (Bruce Greenwald) из Колумбийского университета11.

Мы показали, в сущности, что и Арроу и Дебре задали особый набор условий, в которых рынки являются эффективными. Если эти условия не были созданы, всегда применялись те или иные виды государственного вмешательства, благодаря которым ситуация исправлялась в общих интересах. В нашей работе мы также показали, что даже небольшое несовершенство информации (особенно наличие информационных асимметрий, то есть ситуаций, когда один человек знает какую‑то полезную информацию, а другие нет) резко меняло характер рыночного равновесия. В условиях совершенных рынков (в том числе при наличии полной информации) на них почти всегда достигался уровень полной занятости; при неполной информации могла появляться безработица. Допущение, что мир с почти совершенной информацией очень похож на мир с полной информацией, было попро сту неверным12.

К тому же, хотя и справедливо, что конкуренция может создавать стимулы для инноваций, было бы ошибкой считать, что рынки эффективны при определении идеальной суммы расходов или лучшего направления этих расходов.

Ответные шаги

Полученные новые результаты показали, что под предположением о том, что рынки являются эффективными, нет никакой твердой научной основы. Рынки действительно создают стимулы, но при этом повсеместно происходят провалы рынка и стабильно сохраняется разница между социальными и частными доходами. В некоторых отраслях, таких как здравоохранение, страхование и финансы, проблемы были более острыми, и поэтому вполне естественно, что правительство в первую очередь сконцентрировало свое внимание на этих секторах.

Правительство, конечно, также сталкивалось с несовершенством информации. Иногда у него был доступ к информации, которой не располагал рынок, но, что еще важнее, оно ставило перед собой цели и пользовалось для их достижения инструментами, отличавшимися от целей и инструментов рынка. Правительство могло бы, например, препятствовать курению, несмотря на то что оно выгодно для табачной промышленности, ради снижения сопутствующих социальных расходов (например, связанных с оказанием населению медицинской помощи), которые табачные компании не несут. Правительство может вмешиваться в ситуацию, применяя налоговые инструменты или запреты на рекламу.

Правые ученые–экономисты без энтузиазма восприняли эти новые результаты. Сначала они пытались отыскать скрытые допущения и ошибки в математике или предложить альтернативные формулировки. Такого рода «ошибки анализа» допускаются довольно легко, что продемонстрировала наша более ранняя работа, в которой анализировалась эффективность рыночной экономики. Однако все попытки опровергнуть новые результаты не удались; и через четверть века после публикации нашей работы ее результаты по–прежнему остаются верными.

У консервативных экономистов оставалось два варианта действий. Они могли утверждать, что вопросы, которые мы подняли, в частности связанные с несовершенством информации, относились к числу теоретических тонкостей. Они вернулись к прежнему аргументу, согласно которому при наличии полной информации (и при действии всех остальных допущений) рынки являются эффективными и мир с наличием определенной степени несовершенства информации является почти полностью эффективным.

Они игнорировали результаты анализов, которые показали, что даже небольшая информационная асимметрия может оказывать очень значительное влияние на конечные результаты. Кроме того, они просто игнорировали многие аспекты реальной экономики, в том числе время от времени повторяющиеся случаи массовой безработицы, которые нельзя объяснить с помощью полноинформационных моделей. Вместо этого они сосредоточили свое внимание на нескольких фактах, которые вписывались в их модели. Но они никак не могли доказать, что рынки являлись почти эффективными. Такая позиция напоминает богословскую, так как вскоре стало ясно, что у проповедников теории об эффективности рынков нет ни одного доказательства или теоретического исследования, которым они могли бы подкрепить свои утверждения.

При выборе второго подхода они признавали экономические аргументы, но переходили к политическим: да, говорили они, рынки являются неэффективными, но правительство в этом отношении действует еще хуже. Довольно странный поворот мышления: экономисты вдруг стали политологами. Их экономические модели и анализ были ошибочными, но их политические модели и анализ оказались не лучше. Во всех успешных странах, включая Соединенные Штаты, ключевые роли в достижении этого успеха играет правительство. В предыдущих главах я рассказал о некоторых из этих ролей: регулирование банковской деятельности, контроль над загрязнением окружающей среды, предоставление возможностей для получения образования и даже активное участие в проведении научных исследований.

Особенно важную роль правительство играло и играет в успешных странах Восточной Азии. Темпы увеличения там доходов на душу населения за последние три–четыре десятилетия являются беспрецедентным. Почти во всех этих государствах правительство играло активную роль в содействии развитию экономики на основе рыночных механизмов. В течение более 30 лет экономика Китая росла в среднем со скоростью 9,7% в год и сумела вывести из нищеты сотни миллионов людей. Под впечатлением ускоренного роста Японии, достигнутого под руководством правительства, Сингапур, Корея, Малайзия и многие другие страны решили последовать японской стратегии, адаптировав ее под свои условия, и за четверть века добились увеличения доходов на душу населения примерно в восемь раз.

Разумеется, правительству, как и рынкам и людям, свойственно ошибаться. Но в Восточной Азии и в других местах число удач намного превышает количество неудач. Повышение экономических показателей требует улучшения результатов деятельности и рынков, и правительства. Утверждение о том, что, поскольку правительства иногда терпят неудачу, они не должны вмешиваться в дела рынка, когда тот терпит крах, не выдерживае'1 никакой критики, как нет и никаких оснований для противоположного аргумента, согласно которому, по причине того, что на рынках иногда случаются крахи, следует вообще отказаться от рыночной экономики.