Российское государство и право в период Первой мировой войны

Конспект по данному вопросу лекции должен содержать следующее содержание:

1. Характеристика политического строя российского государства.

2. Основные сословные группы, которые существовали в России в начале ХХ века.

3. Отражены основные социально-экономические проблемы в стране (какие вопросы были наиболее острыми и были решены?)

К началу XX в. Россия сложилась как многонациональная империя, насчитывавшая более 150 национальностей и различных вероисповеданий. Русские составляли 47% населения империи, украинцы — 19%, примерно по 6% — белорусы, финны и поляки, по 3,5% — литовцы и евреи, по 1,5% — татары, башкиры, немцы и молдаване.

Национальный вопрос и прежде играл важную роль в государственной политике России: постоянное расширение ее восточных пределов за счет областей, населенных различными по культуре и уровню развития народами, вело к выработке определенной стратегии по отношению к этим народам. В основе национальной политики лежала интеграция новой территории и, что особенно важно, проживавшего на ней народа в состав империи.

В национальном вопросе царизм отстаивал лозунг «единой и неделимой России» и проводил политику насильственной русификации, что выражалось, в частности, в насаждении русского языка в национальных школах и делопроизводстве. Нации в свою очередь требовали культурно-национальной автономии, а некоторые из них — свободы самоопределения вплоть до отделения и образования самостоятельного государства.

По данным первой всероссийской переписи 1897 г. население России составляло 127 млн человек. Господствующим сословием было по-прежнему дворянство, причем русское по происхождению дворянство составляло только 46% от общего числа помещиков, остальные были представлены украинскими и польскими шляхтичами, прибалтийскими баронами, среднеазиатскими мурзами и баями. Всего же дворянство как сословие составляло 1,5%, купцы и духовенство— 0,5%, мещане — 11%, крестьяне — 77%, казаки — 2,5% всего населения.

В то время как в большинстве стран Европы государственная власть развивалась в направлении парламентаризма и выборных структур, Российская империя оставалась абсолютной монархией, а власть государя не ограничивалась никакими выборными органами. В Своде законов Российской империи провозглашалось, что власть царя — «самодержавная и неограниченная». Император являлся и главой православной церкви. Роскошь императорского дома превосходила самую изощренную фантазию, а его содержание баснословно дорого обходилось всему населению России. Как впоследствии иронически заметил в своих мемуарах «При дворе последнего императора» начальник канцелярии министерства императорского двора генерал А.А. Мосолов, искренний монархист, надолго переживший падение монархии, «когда я смотрю фильмы, изготовленные в Голливуде и изображающие будто бы «великолепие» русского двора, мне хочется смеяться...».

В управлении страной самодержавие опиралось на централизованный бюрократический аппарат, возникший еще в XVIII в., иерархия которого складывалась исходя из петровской Табели о рангах. За XIX в. аппарат управления увеличился в 7 раз. Чиновничество превращалось в самостоятельную социальную силу. Государственный совет был законосовещательным органом, а его члены назначались пожизненно.

Сословный строй определял социальную структуру общества. Дворянство оставалось высшим привилегированным сословием. Оно имело особые сословные органы — дворянские собрания, избирало предводителей дворянства, имевших большой вес в местном управлении. Дворяне господствовали в земских органах. И хотя на рубеже веков родовые помещичьи земли были еще весьма значительными, на 2/3 дворянство было безземельным и зачастую просто не могло выполнять отведенной ему законами привилегированной роли. В то же время среди крупных землевладельцев треть составляли лица недворянского происхождения.

Реформа 1861 г. освободила крестьян лишь с юридической точки зрения, не дав им экономической независимости. Освобожденным крестьянам приходилось выкупать землю, которую они обрабатывали, по повышенным ценам, что на полвека обрекло их на долговую кабалу. К тому же выкупаемый Надел был, как правило, меньше того, что они обрабатывали прежде. Высвобождавшиеся таким образом земельные участки, так называемые «отрезки», отходили помещикам и перемежались с крестьянскими землями, создавая такую чересполосицу, что чаще всего крестьяне за различные отработки вынуждены были арендовать эти участки у помещика, чтобы придать хотя бы видимость целостности своим владениям. «Отрезки» от крестьянских наделов после реформы 1861 г. составляли в среднем дореформенной крестьянской запашки. «Лоскутное одеяло» крестьянских наделов и помещичьих угодий стало характерной чертой русского пейзажа, крестьянам приходилось обращаться к помещикам за разрешением на проезд через их земли. Юридические меры подчинения исчезли, однако экономическая зависимость крестьян от помещика сохранилась и даже усилилась.

Крестьянское малоземелье было главной социальной проблемой в деревне при сохранении помещичьего землевладения. К 1900 г. средний надел крестьянской земли снизился до двух десятин, что было намного меньше того, что имелось в 1861 г. Положение усугублялось отсталостью сельскохозяйственной техники. 1/3 крестьянских дворов была безлошадной, еще 1/3 имела всего одну лошадь. Русский крестьянин получал самые низкие урожаи зерновых в Европе (5—6 ц с га). Из-за значительного прироста крестьянского населения (за 40 лет на 65%) недостаток земли становился все более ощутимым. 30% крестьян составили «излишек» населения, не занятого в экономике. Таким образом, препятствием для развития капитализма в сельском хозяйстве стало так называемое аграрное перенаселение.

Обнищание крестьянского населения усугублялось усилением фискального гнета. Налоги, за счет которых в значительной степени шло развитие промышленности, ложились на крестьянство тяжелым бременем. Нужда в наличных деньгах для уплаты налогов на фоне падения цен на зерно и роста арендной платы вынуждали крестьянина продавать часть необходимой для личного потребления сельскохозяйственной продукции. Еще в 1887 г. министр финансов И.А. Вышнеградский заявил: «Мы будем меньше есть, но будем больше экспортировать». В 1891 г. в перенаселенных плодородных губерниях страны разразился страшный голод, унесший десятки тысяч жизней, тогда как страна экспортировала ежегодно пятую часть урожая зерновых. Голод вскрыл глубину аграрного кризиса, опровергнув теорию народников об экономическом равновесии сельской общины и обнаружив крайнюю отсталость российской деревни.

Община устанавливала правила и условия периодического перераспределения земель (в строгой зависимости от количества едоков в каждой семье), календарные сроки сельских работ и коллективную ответственность в виде круговой поруки за выплату налогов и выкупных платежей каждого из своих членов. Община ограничивала свободу передвижения, решая, выдать или отказать в выдаче паспорта крестьянину, чтобы он мог покинуть насовсем или на время свою деревню и искать работу в другом месте. Стойкость общинных традиций препятствовала формированию нового крестьянина, который чувствовал бы себя полноценным хозяином земли.

Все вышеперечисленное обрекало массу крестьян на обнищание. Остатки крепостничества обусловливали низкую производительность труда в крестьянском хозяйстве, мешали крестьянам скопить капитал и перейти к капиталистическим методам хозяйствования. Сохранение общинных традиций задержало процесс социального расслоения в деревне.

В деревне бытовало особое отношение к собственности на землю. У крестьян было твердое убеждение, что «земля ничья, земля Божья» и не должна принадлежать никому, будучи не предметом собственности, а скорее изначальной данностью. Такого рода высказывания крестьянских комитетов во время революции 1905 г. толкали крестьян на захват помещичьих земель, лесов, пастбищ и т.д., на нарушение законов о собственности. К рубежу XX в. возможности для развития сельского хозяйства, открытые реформой 1861 г., были практически исчерпаны. Встал вопрос о новых аграрных преобразованиях.

К началу Первой мировой войны в российском обществе сформировалось три типа российских капиталистов, различавшихся как по происхождению, так и по форме организации капитала. Первый тип был представлен крупной буржуазией главных промышленных центров, в нем особенно выделялись московские капиталисты, претендовавшие на роль выразителей интересов торгово-промышленных кругов. Другой тип был представлен узким слоем финансовой олигархии, преимущественно петербургской, которая сложилась из высших служащих банков и промышленных монополий. Они контролировали огромные капиталы акционерных, промышленных и финансовых предприятий. Третий тип — это многочисленная группа преимущественно провинциальных капиталистов, которые действовали в основном в сфере торгового капитала.

В России буржуазия не сформировалась в самостоятельную социальную силу, которая взяла бы на себя постепенную модернизацию политического строя страны. Связанная множеством экономических нитей с самодержавием, отечественная буржуазия нуждалась не столько в политических свободах, сколько в его поддержке, и так и не встала в авангарде антифеодальной борьбы в России.

Несмотря на заявление С.Ю. Витте в 1895 г., что «к счастью, в России не существует, в отличие от Западной Европы, ни рабочего класса, ни рабочего вопроса», одним из последствий экономического развития 1890-х гг. стало образование промышленного пролетариата. Чрезвычайно высокий уровень концентрации промышленности способствовал возникновению рабочего класса. Русский пролетариат был молодым, с ярко выраженными различиями между ядром квалифицированных рабочих и подавляющим большинством рабочих, недавно прибывших из деревень.

Рабочие подвергались особо жестокой эксплуатации, рабочий день мог длиться до 12—14 часов, заработная плата была нищенской, к тому же нередко из нее удерживали бесчисленные штрафы. В 1882 г. министр финансов Н.Х. Бунге пытался ввести элементы трудового законодательства (ограничение рабочего дня для подростков моложе 15 лет, запрещение труда детей моложе 12 лет и создание особого отряда фабричных инспекторов), но безуспешно. Ему противостояло мнение правительства о возможности добиться социального согласия с помощью доброго отношения работодателя к своим рабочим. Только подобными патриархальными взглядами можно объяснить примитивность общегосударственного рабочего законодательства.

В конце XIX в. со всей остротой встал рабочий вопрос. Первые значительные выступления рабочих относятся к середине 1880-х гг., например, Морозовская стачка в Орехово-Зуеве в 1885 г., «петербургская война» — серия стачек на столичных предприятиях в 1896—1897 гг. Рабочие выдвигали экономические и социальные требования: сокращение рабочего дня, повышение заработной платы, отмену штрафов, открытие вечерних и воскресных школ. Правительство приняло в 1897 г. закон, ограничивший рабочий день 11,5 часами и обязавший соблюдать режим выходного воскресного дня. Данный закон плохо соблюдался из-за отсутствия надлежащего аппарата фабричной инспекции. В конечном счете он не привел к существенным улучшениям условий жизни и работы промышленного пролетариата.

Все виды рабочих объединений и профсоюзов были под запретом. Однако, чтобы предупредить возможные контакты рабочих с социалистическим движением, власти решили создать официальные профсоюзы, которые получили название зубатовских по имени С.В. Зубатова, перешедшего из революционеров на службу в охранное отделение. Идея Зубатова была проста и полностью соответствовала самодержавной идеологии: правительству надлежало самому взять в руки заботу о трудящихся и их «законных» интересах. Власти стремились укрепить традиционные верноподданнические настроения в рабочей среде и избежать постепенного перерастания борьбы рабочих за свои права в революционную борьбу против существующего строя. Зубатовщина получила название политики «полицейского социализма».

В результате совмещения разных форм хозяйства в России наслаивались один на другой социальные и национальные конфликты, присущие разным эпохам и цивилизациям. Россия, подобно Западу, стала ареной борьбы между рабочими и капиталистами, и в то же время ее сотрясали массовые движения крестьян за землю, характерные для феодально-патриархального Востока. Дальнейшему развитию страны препятствовали самодержавие и сословная система.

Вступление на престол Николая II в 1894 г. пробудило надежды общества на проведение буржуазных реформ. В адрес царя поступали прошения, в которых земства высказывали надежду на возобновление и продолжение «великих реформ» 60—70-х гг. XIX в. Однако уже 29 января 1895 г. Николай II в своей речи перед представителями земств категорически отказался от каких бы то ни было уступок и, назвав их «бессмысленными мечтаниями», заявил, что будет по-прежнему «охранять начала самодержавия так же твердо и неукоснительно», как его отец. Николай II продолжил реакционный курс своего отца Александра III. Вдохновителями этого курса стали столпы охранительной политики прежних лет: обер-прокурор Синода К.П. Победоносцев, князь В.П. Мещерский, дядя императора московский генерал-губернатор великий князь Сергей Александрович.

Застой в правительственной политике накалял общественную обстановку в стране. Особенностью нового кризиса стало небывало широкое участие в нем народных масс, тогда как раньше протест в основном выражался сравнительно узкими группами образованных верхов. В начале николаевской эпохи недовольство существующим строем стало в России почти всеобщим.