2020-05-25
70Общеизвестный факт, что средняя часть любой трилогии самая трудная, ведь автор должен продолжить в ней сюжет первой и подготовит читателя к событиям третьей так, чтобы обеспечить их интерес до конца. Можете Вы рассказать нам, как писалось “Duty and Desire”?
Изначально задач у меня было несколько. Первая и основная – это поставить Дарси в такую ситуацию, которая наиболее полно обрисовала бы читателям его характер. Наметки были даны уже в первой книге, но жесткие рамки «неприятностей из-за Джейн» не позволяли всерьез заглянуть, что там у него внутри. Необходимо было показать его в привычной среде – в семье, среди равных ему, среди друзей, а также почти семейные отношения его с прислугой и прочими зависимыми от него обитателями дома. Другой целью было поместить Дарси в такие обстоятельства, которые раскрыли бы ему глаза на сущность его собственного класса, и тем самым помогли бы ему принять решение, по контрасту, в пользу Элизабет Беннет.
Этот роман охватывает так называемый «безмолвный период» «Гордости и Предубеждения». Что же вдохновило Вас именно таким образом нафантазировать личную жизнь Дарси?
|
|
|
С самого начала написания трилогии я вдохновлялась замечанием миссис Рейнольдс к Элизабет во время проулки по Пемберли: «Если бы я объехала весь мир, я бы не нашла лучшего хозяина. Но я всегда считала, что те, кто был добр в детстве, останется добрым и взрослым; а уж он был мальчиком с самым милым, самым добрым сердцем на все белом свете… Это лучший лендлорд и лучший хозяин из всех, что только жили на земле; ничего общего с этой разнузданной нынешней молодежью, которая ни о чем, кроме себя, не думает…» Эти слова ярко рисуют нам, каков Дарси на самом деле, однако это совершенно не согласуется с тем, что Элизабет знает, как ей кажется, о его особе. Поэтому задача второй книги состоит в наполнении реальным содержимым высказываний миссис Рейнольдс.
“Duty and Desire” касается тех событий и персонажей, которых нет на страницах романа Остен, так что это такая своего рода «боковая ветвь», которую можно назвать порядочным отклонением в сторону. Имеются ли в самом романе намеки, которые помогли Вам определить Ваш ход событий?
Нет, таких подсказок нет. К этому моменту я почти год уже писала о Дарси и раньше описывала разные аспекты его отношений с другими людьми, например, с его слугой Флетчером, или с лучшим другом Брумом. Также обрисовывала его близкие отношения с сестрой и кузеном. И я уже настолько хорошо знала и его самого, и его мир, что сочинение дальнейшего происходило как бы само собой. Нырок в готический роман во второй половине книги оказался естественным следствием разных факторов. Во-первых, как дань уважения роману “Norhanger Abbey”, где Остен в свою очередь и пародировала, и отдавала должное модному в то время жанру.
|
|
|
Во-вторых, мне необходимо было обрисовать наиболее конкретно жизнь высшего класса того времени, причем обязательно заглянуть и за изнанку этой жизни. В-третьих, я хотела, чтобы Дарси испытал реальное увлечение другой женщиной. Элизабет Беннет, как я считаю, вовсе не должна быть победительницей его сердца просто за отсутствием других претенденток!
Персонажи “Duty and Desire” разнообразны и колоритны. Нет ли среди них в какой-то степени похожих на Вас лично?
Как сказал Железный человек Пугалу после нападения Летающих обезьян – «Да ты тут просто повсюду»! Думаю, частично меня можно найти в религиозности миссис Эннсли, в любви к лошадям и верховой езде мисс Джудит Фарнсуорт, и даже в пристрастии к кельтской музыке леди Силвэни.
Существует очень много вебсайтов, посвященных Джейн Остен, а также Фан-групп. Не хотите ли рекомендовать читателям Ваши любимые?
Я не поддерживаю отношений со всеми из таковых. Наиболее мне близки “The Republic of Pemberley” (pemberley.com) и “The Derbyshire Writer’s Guild (austen.com). Также две мои подруги размещают свои фанфики по Остен на crownhillwriters.com.
Мы встречаем несколько пар братьев и сестер, и все представляют разные типы отношений – Дарси и Джорджиана; мисс Эйвери и лорд Маннинг; леди Силвэни и ее сводные братья. У Вас есть братья или сестры? Если да, то отразились ли Ваши отношения с ними каким-либо образом в романе?
Да, у меня есть братья, возрастом в промежутке между мной и моей старшей сестрой. Мне очень хотелось бы иметь такого старшего брата, как Дарси. И еще у меня есть три сына и пасынок, чьи отношения чем-то отразились на духе соперничества между полковником Фицуильямом и виконтом Д’Арси.
Как возникли Ваши идеи о жуткой мистике, которая разворачивается вокруг Норвик Кастл?
Честно говоря, просто одно цепляло за собой другое. Начала с приглашения Дарси в гости к старому «другу», который оказался по уши в долгах. Мне понадобилась при этом группа молодых дам, которые могли заинтересовать его, и здесь должна быть та, что могла всерьез увлечь его как душевно, так и физически. Я вообразила себе леди Силвэни, пока я слушала кельтскую музыку, исполняемую ею. И стала задавать себе вопросы о ее жизни, и таким образом обрисовала себе ее трагическую историю. Цепочка вопросов «а если, то что» помогла представить ее философию, а логическая метаморфоза в ее судьбе наложилась на возрождение интереса к оккультным явлением в то время. Во всяком случае, вторая половина книги посвящена не только попыткам Дарси найти замену Элизабет, но и вопросам о противодействии различных сил. Дарси, будучи образцовым хозяином, занят поисками такой же под стать себе образцовой хозяйки. Но все гости Норвик Кастла либо злоупотребляют своей властью, ибо жертвы этого злоупотребления, а в итоге всех затягивает в омут потусторонних и противозаконных деяний.
ПАМЕЛА АЙДАН. ФИЦУИЛЬЯМ ДАРСИ, ДЖЕНТЛЬМЕН
Часть 2. ДОЛГ И ЖЕЛАНИЕ
Pamela Aidan. Fitzwilliam Darcy, Gentleman: Duty and Desire
Перевод: Gorushka
Глава 1
ЧЕЛОВЕК ГРЕШЕН ОТ ПРИРОДЫ
«…во славу того, кто живет и правит наряду с Tобой и Духом Святым, ныне и присно и во веки веков. Аминь».
Дарси, стоя в одиночестве перед семейной скамьей в Сент-*** церкви, слушал проповедь в первое воскресенья Рождественского поста, заложив пальцем нужное место в молитвеннике. Утренний рассвет занимался неохотно, еще укрытый спросонок одеялом морозного тумана, поднимавшегося от заснеженной земли. Сырой зимний туман принизывал до костей, не щадя ни зверя, ни человека и, как мнилось, пропитал даже стены храма. Дарси поежился. Он почти было передумал идти сегодня на службу, поскольку ночь нисколько не принесла успокоения, однако привычка вынудила его подняться рано, как и всегда, а, зная, что его все его домашние ожидают от него посещения церкви, он оделся, разговелся и поехал.
|
|
|
Спасаясь от холода, он наглухо застегнут свой темно-зеленый сюртук и оглядел всю роскошь помещения, его убранство, взлетевшие к потолку ребра кровли и щедрое разноцветное сияние, льющееся из огромных окон. Бросив вокруг взгляд, он с недоумением заметил, что, хотя уже наступило первое воскресенье праздничного сезона, церковь была почти пуста. Впрочем, как и почти всегда. Немногие семьи, чьи богатые дары в виде дорогих панелей, цветного стекла или сосудов украшали церковь, радовали своим присутствием вместилище их щедрости. Такое небрежение, однако, не было в ходу в семействе Дарси. И, хотя сейчас он в одиночестве стоял тут, мысленно Дарси мог легко представить рядом с собой целую череду своих родных и предков, благоговейно внимающих проповеднику.
Объявили тему из Библии для сегодняшнего чтения, и Дарси открыл свою книгу в нужном месте.
«Да возлюбит всякий ближнего своего: ибо возлюбивший лишь исполняет закон…»
Громкий стук каблуков и позвякивание меча в ножнах в резонирующем пространстве церкви позади него отвлекли Дарси от текста. В следующий момент его бесцеремонно подвинули на скамье затянутым в алый мундир плечом.
– Господи, какая ужасная погода! Лучше бы ты остался дома в такое утро. Надо поговорить с тобой, – громко прошептал полковник Фицуильям прямо в ухо своему кузену.
– Тише! – Полунасмешливо, полусердито прошептал Дарси, уже давно не удивляясь бесцеремонности Фицуильяма. Он ткнул угол своей книги кузену в руки и заставил его взять книгу в руки.
– Здесь… читай!
«…и еще иную заповедь вам возглашаю, а именно – Да возлюби ближнего своего как самого себя…»
– Упс! Фиц. Что за чертовщина – «возлюби ближнего»? – Фицуильям, потирая руки, поглядел на него неодобрительно.
|
|
|
– Ричард, следи за выражениями! – Прошептал Дарси в ответ. – Ты просто читай… здесь. – Он указал нужное место, и Фицуильям, широко улыбаясь, склонился к книге.
«…отриньте, говорю, деяния тьмы, да вооружитесь силами света. Честно ступайте при свете дня, да не в буйстве и пьянстве…»
– Тогда армия отпадает, – проронил Фицуильям краешком рта, – Ну и флот тоже.
«… и не в казнокрадстве иль похоти…»
– И всю великосветскую братию отправить туда же.
– Ричард! – угрожающе выдохнул Дарси.
«… и не в спорах и зависти. Но предай себя в руки Господа нашего Иисуса Христа, и не печалься о хлебе насущном для пропитания бренной плоти, оттого преисполненном вожделением».
– Ну, тут всей знати просто конец. – Фицуильям оглянулся через плечо, – Ведь ни один из них и не собирается следовать сказанному, так что покончим с нотациями.
Дарси закатил глаза и пребольно наступил кузену на ногу, за что получил удар локтем в бок. Они сели, Дарси на изрядном расстоянии от Фицуильяма. Сей последний изобразил улыбочку на лице, когда настала пора внимать проповеди Преподобного доктора, посвященной Евангелию от Матфея, Главе 21.
К тому времени, когда достопочтенный доктор добрался до места, где описываются толпы народа Иерусалимского, устилавшего путь одеяниями своими и ветками дерев, Фицуильям, скрестив руки, откинулся на спинку скамьи в позе, подозрительно смахивающей на сладкую дрему. Дарси поерзал, протянув ноги к грелкам, и пытаясь не отвлекаться от проповеди, которая перенеслась со страниц Библии в философские сферы. В общем-то, звучали все те же обращения к рациональности ума и своекорыстной морали, которое он слышал уже бесчисленное число раз. Сетования на «нестойкость, присущую натуре человеческой», и «обыкновенные недостатки и внезапные капризы», которых он счел обязанным слегка коснуться, а в итоге все это свелось к тому, что «человек греховен по природе своей».
Греховность от природы! Дарси встрепенулся при этих словах и опустил глаза на свои башмаки, губы его сжались в беспощадную линию, пока он примерял это выражение к своему собственному печальному опыту общения с одной известной персоной. Это занятие вызвало малоприятные ассоциации. Мог ли он смиренно согласиться с «порочностью» как объяснением, нет – извинением для поведения Джорджа Уикема в отношении его сестры и его самого? Предполагается ли, что он должен жалеть, даже помогать Уикему по причине его слабостей? Горькое и вместе с тем холодное презрение вновь вспыхнуло в его душе, и с этого момента он уже куда как критичнее слушал Преподобного.
– В такие моменты, – подчеркнул священник, – нам остается только уповать на безусловное милосердие Высших Сил, которые никоим образом не оставят нас разочарованными, а напротив, в облике Христа воплощают так необходимое смертным умеренное и разумное средство исполнения Божественного правосудия. Если ты назначил себе искренность как твой жизненный лозунг, а исполнение должного как твой символ веры, тогда можешь быть уверен в том, что в конце жизненного пути ты сможешь с умиротворенной душой взирать на явленные знамения своего жизненного пути.
Явленные знамения! К какому умиротворению могло привести, например, появление Уикема в моей жизни? Безусловно, он не достоин милосердия ни в малейшей степени! Чувство обиды в душе Дарси бурно протестовало, глубинное беспокойство испытывало на прочность уверенность в собственной правоте. Он откинулся назад и сложил руки на груди, в глубоком размышлении невольно повторив в точности ту же позу, что и его кузен в бездумной сладкой дреме.
– И, если тяжкого греха да не сотворите вы, – продолжал доктор, – или же пусть даже случайность приведет вас к такому несчастью, но да не будете вы никогда закоренелым грешником, тогда сможете вы да утешиться доброй славой пред очами и Создателя, и общества в целом. Но даже если это не так, – доктор деликатно откашлялся, – тем не менее, если перевес добра все же окажется в вашу пользу, или, в целом, не так уж против вас, когда добрые и злые деяния ваши будут да трезво взвешены, и при должном снисхождении Всевышнего к природе человеческой греховности, вы можете утешиться и своей долей в общем исполнении контракта смертного человечества с Всевышним, а также уповать на милосердие и благословение Божье.
Дарси невидяще уставился на трибуну, заново испытывая всю ненависть и боль от содеянного Уикемом, и его возродившаяся ярость лишь добавляла новые звенья в цепочке отвращения к нему. Неужто Уикем избежит даже Верховного судии? «Перевес в вашу пользу… не так уж против… трезво взвешено… при должном снисхождении»! Да сам Уикем вряд ли защищал себя когда-нибудь более красноречиво и снисходительно! Дарси сжал челюсти – грозный взгляд темных глаз лишь одно лекарство для холодного, непреклонного выражения лица.
Тем временем преподобный доктор продолжал:
– И в заключение, «Познай самого себя», как говорят философы, и, с должным благоразумием, посвятите себя, согласно доброму завету Пресвятого Иакова, полезным и добрым делам, и, конечно же, исполнению своего долга. Но всегда, мои дорогие прихожане, с должной умеренностью, как это и приличествует разумному созданию Божию. На сем и завершаю мое наставление. Аминь.
Доктор захлопнул Библию, но Дарси не мог так же быстро прихлопнуть свой клокочущий гнев и возмущение. Он должен был что-то сделать, но не мог ни двинуться с места, ни понять, какого рода деятельность удовлетворила бы его возмущенное состояние.
Хор поднялся для исполнения гимна, и звуки органа и суеты певцов вернули Фицуильяма из небытия. Он выпрямился и, подобно сове, захлопал глазами, стараясь вернуть себе остроту зрения.
– Я что-то пропустил? – Зевнул он, поднимаясь на ноги.
– Все то же, что и обычно, – ответил Дарси, отворачиваясь от кузена, которому хватило бы и единого взгляда, чтобы заподозрить, что нечто важное он все же проспал. Воспользовавшись ритуальными потугами Фицуильяма по избавлению от остатков дремы, Дарси, пытаясь отвлечься, потянулся за шляпой и книгой. Потом повернулся к своему кузену с заученным выражением беззаботности.
– Если не считать того, что Его светлость, герцог Камберленд, бросился прочь из церкви, каясь в умерщвлении своего слуги.
– Камберленд! – Фицуильям широко раскрыл глаза, обернувшись, было к проходу, но сразу опомнился и повернулся к Дарси, – Камберленд, как же! Грешно, Фиц, пользоваться усталостью старого солдата, несущего верную службу наши…
– Нашим прекрасным дамам, спасая их от моментов ужасающей скуки! – Дарси фыркнул. – Да, мои искренние сожаления, Ричард.
Фицуильям рассмеялся и вышел в проход между рядами.
– Ты не очень будешь возражать, если я протяну свои ноги под твоим обеденным столом сегодня, Фиц? Его светлость и остальные отбыли в Мэтлок на прошлой неделе, и я счастлив буду спокойно пообедать в мирной обстановке. Похоже, я старею и не могу больше постоянно бузить. – Он вздохнул. – Тишина и покой – вот мой идеал счастливой жизни. Да, эта идея кажется уже весьма притягательной.
– Ты провел в тишине и покое большую часть утренней службы в церкви, но, – Дарси жестко улыбнулся попыткам кузена возразить его мнению, – я не собираюсь распекать тебя за это.
– Как ты сказал, все было как обычно.
– Да, именно так, – протянул Дарси, – но будь добр сообщить мне имя этой «весьма притягательной» леди, с которой ты так жаждешь обрести тишину и покой.
– Но, Фиц, разве я упоминал какую-нибудь женщину?
Краска на лице Фицуильяма легко опровергала беспечный тон его вопроса.
– Ричард, всегда и во всем замешана женщина.
Они были уже у дверей церкви, и Дарси сдержаннее, чем обычно, поклонился Преподобному доктору. Когда они вышли наружу, Гарри, грум Дарси, ожидавший их появления, махнул рукой куда-то рукой, и экипаж тотчас же подкатил к обочине.
– Сегодня чертовски жуткая погода, – содрогался Фицуильям, не в силах дождаться, пока Гарри откроет дверь, – надеюсь, эти холода не на всю зиму. Я рад, что папенька и маменька уехали. – Он взобрался внутрь следом за Дарси и поспешно натянул покрывало на ноги. – Между прочим, Фиц, – он скосился на кузена, – неужто и впрямь твой Флетчер придумал тот узел, что поверг Браммелла ниц у леди Мельбурн? Покажи же бедняге, твоему кузену, как это делается, будь паинькой. Это ведь Рокфор?
– Роуки, Ричард, – поправил его Дарси, – Только не надо об этом!
– Фиц, Фиц, я не верю, что ты расслышал то, что я сказал! – Полковник Фицуильям поставил стакан послеобеденного портвейна и встал у окна рядом с кузеном. – Это было остроумно, пожалуй, хотя жаль, что приходится делать комплимент самому себе.
– Ты дважды ошибаешься, Ричард, и в том, и в другом, – сухо ответил Дарси, отвернувшись лицом к окну.
– Дважды? – Фицуильям прислонился к оконной раме, чтобы лучше видеть лицо кузена.
Дарси обернулся к нему, снисходительная улыбка слегка скривила его губы.
– Я слышал каждое твое слово, но это не было остроумно. Забавно? Возможно, но ни в коей мере не остроумно. – Он поднял свой стакан и допил остатки, ожидая ответа на свой выпад.
– Тогда, значит, я должен быть доволен категорией «забавности», согласно твоей классификации, кузен. – Фицуильям помолчал, и, изогнув ехидно бровь, сказал, – Но признай же, что твое внимание было занято отнюдь не мной сегодня. Тебе нечего рассказать мне?
Дарси озабоченно посмотрел на кузена, проклиная про себя его удивительную наблюдательность. Ему еще никогда не удавалось достаточно долго скрывать что-нибудь от Ричарда; кузен слишком хорошо его знал. Может, наступил как раз подходящий момент для откровенности. Глубоко вздохнув, Дарси шагнул обратно в теплый уют своей библиотеки.
– Я получил несколько писем от Джорджианы за последний месяц.
– Джорджиана! – Улыбка на лице Фицуильяма сменилась озабоченностью. – Значит, пока без перемен?
– Как раз наоборот! – Дарси перешел прямо к делу. – Очень существенные перемены, но, хотя я этому несказанно рад, я просто пока не до конца понимаю их.
Фицуильям выпрямился.
– Существенные, говоришь? В каком смысле?
– Она вышла из меланхолии, и просит прощения за то, что ее состояние так долго беспокоило нас. И велела мне – да, велела, – повторил он в ответ на недоверчивый взгляд Фицуильяма, – «чтобы я больше не страдал от прошлого», потому что она не страдает, «хотя урок и не забыт». – Фицуильям только невнятно что-то пробормотал. – И это еще не все! Она пишет, что начала навещать наших работников, как это делала мать.
– И что, такое возможно? – Фицуильям покачал головой. – В последнюю нашу встречу, она ведь едва решалась посмотреть на меня, или же прошептать что-нибудь.
– И это еще не все! В ее втором письме, причем в таких теплых выражениях, поверишь ли, Ричард, она давала мне совет по некоему предмету, о котором я ей писал. – И он перешел к своему столу, а Фицуильям ошеломленно молчал. Дарси достал из стола листок и подал его кузену. – А позже, когда я вернулся в Лондон, Хинчклиф показал мне вот это.
– «Общество возвращенных на истинный путь девиц… сто фунтов в год», – читал Фицуильям, – Фиц, если ты подшутил надо мной, то это чертовски плохая шутка.
– Я не шучу, уж поверь мне. – Дарси положил письмо на место и посмотрел кузену прямо в лицо. – Что ты думаешь об этом, Ричард?
Фицуильям поискал глазами свой портвейн и, найдя стакан, залпом допил остатки.
– Даже не знаю. Это кажется невероятным! – Он пристально поглядел на Дарси. – Ты отметил, что ее письмо было «в теплых выражениях». То есть, похоже, что она счастлива?
– Счастлива? – Дарси обдумал это слово, потом отрицательно покачал головой. – Я бы так не сказал. Довольна? Повзрослела? – Он посмотрел на кузена, не в силах подобрать нужные слова. – В любом случае, я увижу ее в Пемберли через несколько дней, и мы проведем какое-то время вместе. В январе я привезу ее в Лондон.
– Если она настолько пришла в себя, как ты говоришь…, – Он не закончил фразу и уставился в пустой стакан, нахмурив брови.
– Ты уедешь в Мэтлок на Рождество, или же останешься в городе? Во втором случае ты сможешь убедиться сам, и помочь мне советом. Я был бы очень благодарен тебе за это, Ричард. – Дарси настойчивым взглядом подчеркнул серьезность своих слов.
Фицуильям кивнул, сознавая и важность, и необычность просьбы.
– Мне обещана неделя отпуска, и я еще не решил, где ее проведу. Его светлость будет рад видеть меня в Мэтлоке, а у Ее светлости то, что все семейство дома, конечно, вызовет просто бурю эмоций. А ты не намерен ли снова, как в том году, собрать всех дома на недельку?
Дарси кивнул, потом налил себе и кузену еще портвейна. И, отсалютовав стаканом, поднес его к губам и проглотил горячительную жидкость, прикрыв глаза. Он собирался еще кое-что рассказать Ричарду, но с чего начать?
– Я видел Уикема. – Тихое заявление Дарси разорвало тишину, словно ружейный выстрел.
– Уикем! Да как он посмел! – Просто взорвался Фицуильям.
– Нет, мы встретились совершенно случайно, когда я ездил вместе с Бингли в Хардфордшир. Собственно говоря, он вступил в полк ополчения, расквартированный в Меритоне.
– В ополчении! Уикем? Значит, он просто дошел до крайности, или же скрывается от серьезных проблем, если пошел на это. Уикем – солдат! Хотел бы я, чтобы Господь отправил его под мое начало! – Фицуильям стал расхаживать по комнате, потом повернулся и спросил требовательно, – Ты говорил с его командиром? Сообщил ему, что за негодяя он заполучил?
– Как же я мог? – Возразил Дарси возмущенному Фицуильяму. – От меня потребовали бы доказательств, которые ни я, ни ты не можем обнародовать. – И Дарси выдерживал взгляд разгневанного кузена до тех пор, пока тот не смирился, осознав справедливость слов Дарси.
Дарси махнул рукой в сторону кресел у камина, и они оба тяжело опустились в них, глядя каждый в задумчивости куда-то вдаль, погруженные в собственные мысли. И на протяжении нескольких долгих минут в комнате был слышен только шум ветра за окном.
– Ричард, что ты думаешь о Уикеме?
Фицуильям поднял на него непонимающий взгляд.
– Что думаю о нем?
– Как ты объясняешь себе его поведение. – Дарси, кусая губы, выдохнул, наконец, и подробнее изложил суть проблемы, терзавшего его уже почти неделю. – Он получил больше, чем мог даже надеяться вытянуть из моего отца, и он был возвышен его усилиями далеко за пределы его круга и происхождения. Тем не менее, он промотал все с такой же легкостью, как и получил, а напоследок отплатил моему отцу за всю его заботу тем, что попытался соблазнить его дочь. – Он сделал паузу, отпил глоток портвейна, и продолжил более спокойным тоном, – Ты можешь назвать это «природной греховностью»?
– Какая природная греховность! Да он просто мерзавец, и этим все сказано! – Зарычал Фицуильям. Но потом взял себя в руки и продолжил уже спокойнее, – И был таким всегда, как ты прекрасно знаешь. Я всего на год старше, но я знал, что он всегда строил козни против тебя, даже когда мы были детьми.
– Мой отец никогда не замечал этого. – Дарси поболтал вино в бокале.
– Хм, – фыркнул Фицуильям, – вот в этом я не совсем уверен. Твой отец был на редкость проницательным человеком. Я не могу избавиться от ощущения, что он прекрасно знал ему цену, но вот почему он бездействовал, я не понимаю. Только одного он никак не мог предвидеть. Того, что Уикем способен обидеть Джорджиану. Да и никто из нас! Знали, что он подлый вор, врун, развратник, но – и он в сердцах стукнул по подлокотнику – даже мы, кто натерпелся от его фокусов, не смогли угадать, на какую подлость еще он способен!
– Может, это был просто такая случайность. Давление долгов… и время уходит… – Дарси явно был еще под влиянием той проповеди.
– Случайность! Фиц, да это же был хладнокровный и хорошо спланированный замысел! Вероятно, готовился несколько месяцев!
– Но, Ричард. – Дарси посмотрел кузену прямо в глаза, на его лице отражались противоречивые чувства. – Греховность человека не следует так легко сбрасывать со счетов. Я сам не могу отрицать силы ее воздействия, и ты, конечно, тоже знаешь, что это такое! Но мы же уповаем на то, что, когда взвесят все за и против, конечный счет будет в нашу пользу – благодаря верности долгу и щедрости.
Фицуильям склонил голову набок и пристально взглянул на него.
– Все это так, Фиц. – медленно ответил он, – Но я не богослов… и не философ, если уж на то пошло. Это больше по твоей части. Но если ты думаешь, что мы должны простить подлости Уикема против Джорджианы, потому что ему пришлось это сделать, или потому, что добро на его чаше весов в итоге перевесит зло, то уж позволь сказать тебе, кузен – да пошел ты к черту! Ибо, если только вдруг его не превратили чудом в святого, этот тип просто подлец чистейшей воды и таковым и останется. И даже армия тут ничего поделать не сможет!
Стук в дверь не позволил Дарси ответить сразу. Он позволил войти и вошел Уитчер с запиской на серебряном подносе.
– Сэр, только что доставлено, и посыльный ожидает ответа.
– Спасибо, Уитчер, – ответил Дарси, забирая записку. – Будь так добр обождать немного, я сейчас же напишу ответ.
Сломав печать, он развернул листок и тотчас узнал корявый почерк друга, Чарльза Бингли.
Дарси,
Это очень странно, но Кэролайн перебралась в город и закрыла Незерфилд, уверяя, что никогда не будет счастлива в Хардфордшире! Собирается остаться в Лондоне на Рождество – Луиза и Херст тоже. Излишне упоминать, что я перебрался из Гренье и уже уютно обосновался дома (насколько это возможно в данном случае). Соответственно, ждем тебя на Олдорф Стрит на ужин в понедельник, так как в отеле меня уже не будет. Если только, конечно, ты не настаиваешь поужинать именно в отеле. Жду твоего совета!
Твой покорный слуга,
Чарльз Бингли
Дарси взглянул на Фицуильяма.
– Это от Бингли. Ждет моего совета, где ему лучше поужинать – дома, или же где-нибудь еще.
– Гром и молния, неужели малыш не в состоянии решить, где ему лучше поесть, без твоей помощи?
– Получается, что нет. – Дарси невесело усмехнулся. – Но в данном случае, я его не виню, потому что это, собственно, из-за меня.
Он взял перо, проверил его кончик и окунул в чернила.
– Ты позволяешь ему слишком уж полагаться на тебя, Фиц, – предостерег его Фицуильям.
– В этом-то вся штука.
Дарси написал в ответе, что ничуть не возражает против Олдорф Стрит. Сестра Бингли, Кэролайн, была бы крайне огорчена, если бы он уклонился от встречи с ней, при этих обстоятельствах.
– Несколько недель назад я предоставил ему некоторую свободу.
Но в результате там, в Хардфордшире, возникла ситуация, с которой он оказался не в состоянии справиться, и мне пришлось опять брать на себя роль заботливой наседки. Прошу, Уитчер.
Дарси посыпал песком, сложил и положил на поднос записку.
– На этом мы давай оставим эту тему.
– Как тебе будет угодно, грозный Кузен! – И Фицуильям изобразил поклон. – Но что ты скажешь насчет нескольких партий в бильярд перед тем, как мне придется возвращаться в казармы? Может, даже, – добавил он лукаво, – мы поставим по-маленькой?
– Что, уже поистратился за этот месяц, кузен?
– Все женщины виноваты, Фиц. Что тут бедняга может поделать? Человек по своей натуре грешен, сам понимаешь!
После «нескольких партий в бильярд» кошелек Дарси малость полегчал, но зато улыбка его кузена стала значительно шире. Хотя он и изобразил для приличия некоторое огорчение, на самом деле он был рад тому, что несколько выигранных гиней позволят Фицуильяму свести концы с концами. Дарси прекрасно знал, насколько тот был добр к своим подопечным – мальчишкам еще, в сущности, – и особо к тем, кто, как и он сам, уродились младшими сыновьями. И тут уж полковник приглядывал за ними не хуже, чем та заботливая наседка, и всегда следил, чтобы вовремя писали письма домой, выручал их из разных передряг, а потом ловко пристраивал их в славную Гвардию Ее Величества. Но такие уловки требовали затрат, которые его квартальным жалованьем отнюдь не покрывались без существенного урезания его собственных запросов. Часто просить у Его светлости дополнительных вливаний он не хотел. Так что Дарси охотно открывал свою кубышку для тех случаев, когда их цели совпадали, как посещение театра и оперы, но также и для тех, в коих они были противоположны, как, например, траектория шара, или же выпавшая карта. Эта негласная договоренность никогда и ни одним из них не признавалась явно, но подразумевалась, и необходимая сумма всегда любезно проигрывалась одним, и благодарно принималась другим.
– Ну, старина, придется проявить милосердие и отчалить в казармы, не то я выиграю у тебя Пемберли.
Фицуильям размял плечи и потянулся за своей полковничьей амуницией. Отправив выигрыш во внутренний карман, облачился в свою красную форму.
– Сколько не мечтай, этот день не настал, и никогда не наступит, кузен. – Дарси подхватил свой сюртук и отправился к лестнице, Фицуильям следом. – Так ты приедешь на рождественскую неделю?
– Будь уверен, – ответил тот, спускаясь вниз, – ты оглоушил меня новостями о Джорджиане, – так что, даже если бы я тоже не был бы ее опекуном, все равно, как ваш родственник, я не мог бы остаться равнодушным. Кроме того, мы так давно не проводили вместе Рождество! Ее светлость будет рада вместе со мной снова провести Рождество в Пемберли. – В холле он с серьезным видом повернулся к хозяину дома. – Она очень волнуется за тебя, Фиц – за вас обоих, если честно. Это приглашение, уверен, успокоит ее душу.
– Меня впечатлила забота тетушки, – отозвался Дарси, – и должен признать, что не был прилежен в переписке с ней в последнее время. Я исправлюсь. Напишу ей сегодня же вечером!
– Тогда удаляюсь, чтобы не мешать. Сделай милость, сообщи, что мы виделись, мы обедали вместе сегодня и так далее, так далее. – Тут внезапно его осенило. – И не забудь упомянуть, что я был в церкви, уж будь другом! Она, конечно, рада будет получить весточку от тебя, но дважды рада узнать, что ее блудный сын провел так благостно воскресенье. Я-то напишу ей, но поверит она скорее тебе.
Дарси кивнул, и Уитчер растворил двери, и кузены по-дружески крепко пожали друг другу руки.
– Я напишу об этом, Ричард, – серьезно обещал Дарси, но потом рассмеялся, – Правда, изменить о тебе мнение моей тети, пожалуй, уже поздновато будет, – и на ответный смешок Фицуильяма добавил ехидно, – разве что посещение церкви войдет у тебя в привычку…
– Ха, ну, нет! Вот уж спасибо, кузен. Просто напиши, и порядок. До свидания, значит, и до Рождества! Уитчер!
Фицуильям кивнул старому дворецкому, и, поплотнее укутавшись, сбежал с крыльца Эреуил-Хауса к наемному экипажу, вызванному для него, а Дарси повернулся к лестнице и пошел исполнять обещанное, хотя писать письмо тетушке Фицуильям – занятие скорее приятное.
К тому времени, когда Дарси написал последнее слово на листке бумаги, солнце уступило поле сражения с облаками и туманами своей сестрице луне и отступило за горизонт исподтишка понаблюдать, как же она будет справляться с нелегкой задачей. Дарси с сожалением обнаружил, что уже стемнело, посыпая песком и запечатывая письмо. Так что и погода, а теперь и еще и темнота, не благоприятствовали тому, чтобы прогулкой по скверу размять мышцы и проветрить голову перед сном. Он оставил письмо – отправить утром – на серебряном подносе для Хинчклифа и со стоном выпрямился, вставая.
– Уикем! – Дарси, опершись рукой об оконную раму, невидящим взглядом глядел в зимнюю тьму. В сквере за окном было непривычно тихо, звуки катящихся экипажей и стук копыт поглощались густым вязким туманом. Утренняя проповедь застала его мысли врасплох и поколебала уже устоявшееся, казалось, мнение. Нежелательное, надо сказать, положение, и это доказывалось безрезультатным спором с Ричардом. Вопрос так и остался нерешенным: так как же следует расценивать Уикема и подобных ему? Способен ли он сам принять то мнение, что Уикем будет, представ перед Верховными силами, не намного хуже оценен, чем он сам?
Конечно, Ричард не мог понять, что Дарси жаждет вовсе не оправданий поведению Уикема. Правда заключалась в том, что близкие отношения Элизабет с Уикемом стали причиной враждебности ее отношения к нему, а это реанимировало жгучее презрение Дарси к этому человеку.
Дарси выпрямился, вернулся к столу и загасил стоявшую на нем лампу. Застыв в темноте, он мысленно просматривал дела на завтра. Утром все дела должны быть завершены, бумаги в своих папках и расставлены по местам. Затем, в половине второго, появиться на Кавендиш Сквер, где он должен убедить Томаса Лоренса написать портрет Джорджианы по их возвращении в Лондон. И напоследок, ужин на Олдфорд Стрит с Бингли и его сестрами.
Он прикрыл глаза и опять тихо простонал. Бингли! Если все будет нормально, то, по крайней мере, эта мука будет позади. Он молил, чтобы Кэролайн Бингли в точности исполнила его наставления и просто укрепила те неопределенные и нейтральные сомнения, что он посеял в голове ее брата. Если же она попытается бестактно настаивать на том, чтобы он отказался от мисс Джейн Беннет, Дарси был уверен, что тут даже собственные сомнения Бингли позабудет, и они встретятся со знаменитым упрямцем, вросшим в землю всеми четырьмя копытами и опустившим к земле свою баранью башку.
Вдруг он похолодел от внезапной мысли. Он не рассматривал возможности поражения. Что если, против воли друга и семьи, Бинги не откажется, невзирая на ее сомнительное общественное положение, от мисс Беннет – останется ли он с ним в прежних отношениях или же нет? Конечно, останется! Но – какой ценой? Может, и небольшой. Возможно, как и многие женатые, он потеряет интерес к городской суете, и как часто бывает, отношения женатого с холостыми друзьями
постепенно сойдут на нет… Дарси покачал головой. Нет, Бингли все равно останется Бингли. Что-то изменится, но привязанность их друг к другу останется. А это означает, что…
– Элизабет! – Он не собирался вовлекать имя сестры мисс Беннет в обдумывание этой проблемы, а уж тем более произносить вслух ее имя, но оно прозвучало в темноте комнаты и эхом отразилось от стен. Дарси с силой сжал обеими руками край стола и приказал себе прекратить вести себя, как последний дурак.
– Она тебя ненавидит, ты же просто идиот! Одного этого вполне достаточно против общения с ней.
Но, прежде, чем он успел продолжить распекать себя, дверь распахнулась и он поспешно прикрыл глаза от света высоко поднятой лампы.
– Мистер Дарси! – Лампу опустили и поставили на столик в холле. – Простите меня, сэр. Я услышал шум, а, так как в библиотеке было темно, мы не могли решить, что это может быть.
Когда глаза Дарси привыкли к свету, он разглядел своего верного дворецкого в дверях библиотеки, а за ним могучего лакея с дубинкой.
– Вы понимаете, все эти жуткие истории в Уоппинге, сэр. Эти несчастные, найденные убитыми прямо в своих постелях.
Дарси искоса бросил взгляд на своих защитников.
– Вы совершено правы, Уитчер, это можно понять, но мы очень далеко от этого самого Уоппинга!
– Да, сэр. – Уитчер опустил голову. – Думаю, это все туман, сэр. Непонятно, что там мерещится что впереди, что сзади. Как раз погода для злодейства. – Он сделал знак слуге вернуться на место и поклонился Дарси. – Мои извинения еще раз, сэр. Оставить лампу?
– Нет, заберите с собой. Спокойной ночи, Уитчер.
– И вам тоже, мистер Дарси.
Дарси выждал, пока старый слуга спустился на этаж для прислуги и отправился в свою спальню. Только сон теперь мог успокоить его взбудораженную душу и мысли.
– Пожалуйста – пусть будет просто «сон», но не «сновидения», прошу тебя, Господи, – прошептал он.
Глава 2
РУКА ПРОВИДЕНИЯ
После того, как ворота заставы Хэмпстед исчезли из виду, растаяв в предрассветной дымке, Дарси откинулся на темно-зеленые подушки своего дорожного экипажа. Расстегнув несколько верхних пуговиц пальто, выудил часы из внутреннего кармана и поднес их к тусклому свету. Четверть восьмого, значит, они плутали по улочкам до заставы около часа. Теперь под копытами коней расстилалась свободное и широкое полотно дороги. Резкий щелчок хлыста расколол утреннюю тишину, убедив Дарси в том, что его возница Джеймс действует в унисон с пожеланиями хозяина скорее попасть домой и свободным пространством перед копытами коней. И экипаж покатил быстрее.
Домой! Дарси закрыл глаза, расслабившись и подчинившись качке кареты. Он не осмеливался думать не только о Пемберли, но и о самой этой поездке, пока отъезд не стал реальностью. Вдруг вчера все проблемы разрешились – как по мановению волшебной палочки.
Последняя бумажка была унесена Хинчклифом в одиннадцать, так что у него еще было время перекусить, а потом прогуляться по скверу перед встречей с Лоренсом. Даже сами переговоры с ним прошли удивительно гладко, и Дарси отправился в клуб, заручившись словом знаменитости в том, что не позже чем через неделю после их приезда в Лондон будут сделаны первые наброски портрета Джорджианы. Запруженная экипажами улица перед Буддлом обеспечила толкучку внутри клуба, и он было повернул обратно, но, пробираясь мимо карточных столов, услышал разговор об одном новоиспеченном пэре, чья вступительная речь в Парламенте довела Тори до белого каления.
– Этот парень сбрендил, – утверждали одни.
– Если не хуже, – подхватывали другие, хором осуждавшие его горячую, но необдуманную речь в защиту ломавших ткацкие станки воинов «Генерала Луда» и против закона о казни этих сокрушителей.
– Похоже, его притягивает опасность, – предположил лорд Девере, демонстративно опуская руки, после того, как Дарси выложил своего бубнового короля, – ведь он уже без пяти минут как любимчик леди Кэролайн… и очередная головная боль для Лэма. Вы видели их в пятницу в Мельбурн Хаусе?
Дарси напрягся при упоминании скандального, или, вернее, триумфального для его слуги, вечера.
– Боже мой, да! – отвечал сэр Хью Гофорт, – Хотя Лэму следовало бы вызвать его на дуэль за такую провокационную выходку, да еще с его супругой. Если бы это была моя жена, она уже вышивала бы платочки под запором в самом удаленном моем имении, а этот самый лорд Байрон очнулся бы уже далеко в открытом море на пути в Индию, запертым во чреве корабля.
Хор одобрения последовал за этим заявлением, и вскоре игра завершилась. Дарси потребовал пальто и шляпу и покинул клуб, не принужденный выслушать ни единого вопроса о проклятом галстуке. Так что, когда двери клуба закрывались за ним, он мог только поблагодарить Небеса за то, что безумство лорда Байрона так быстро вытеснило его сомнительную славу из памяти публики.
А последнее деяние этого дня было и наиболее мучительным. Собственно, весь день именно этим ужином была занята его голова. Одевавший его к ужину на Олдфорд Стрит Флетчер то и дело был вынужден привлекать его внимание к своим манипуляциям. Настолько были поглощены его мысли этими проблемами, что он не осознавал траурности своего одеяния вплоть до того момента, пока не вошел в гостиную Бингли и не замер под парой пораженных взглядов.
– Что это, Дарси? Надеюсь, никакого несчастья не случилось! – вскочил Бингли и устремился к нему, а его сестра одной рукой ухватилась за сердце, другой же поднесла платочек к губам.
– Несчастья? – Дарси в замешательстве замер на месте. – Полагаю, что нет. Почему вы так решили?
– Твой костюм, Дарси. – И беспокойство на лице его друга сменилось улыбкой. – Я на минуту было подумал, не король ли наш преставился! О чем же думал твой слуга, обрядив тебя в костюм, что чернее вороны? – И он рассмеялся, оглядывая друга со всех сторон.
Дарси опустил взгляд на безнадежную черноту своего одеяния и от недовольства Флетчером закусил губу, но это было все, что он мог поделать. Приходится смириться с тем, чего не в силах изменить, напомнил он себе, однако намек слуги был более чем прозрачен.
– Мистер Дарси никак не может напоминать ворону, Чарльз, – мисс Бингли опомнилась и подошла к ним, – теперь вполне в моде для джентльмена одеваться со сдержанной элегантностью, а ля Браммелл. И мистер Дарси просто законодатель стиля, который не мешает перенять и тебе, братец.
Дарси, склонившись к ее руке, ощутил вдруг многозначительное ответное пожатие, но вот что это могло означать, понять не смог.
– Ну, коли не ворона, значит, ворон… пусть Браммелловский, если это тебе больше нравится, Кэролайн! – и Бингли засмеялся, но только вот его глаза почти не улыбались. – Ну, пойдем, Дарси. Ужин готов, а мы сегодня будем только втроем.
Он вздохнул и молча провел их через комнату и холл.
– Вы должно быть удивлены видеть меня в столице, мистер Дарси, – мисс Бингли не сводила беспокойного взгляда со своего брата, голос ее колебался. – Чарльз, к примеру, был очень удивлен, пребывая в уверенности, что оставил меня мирно скучать в Хардфордшире. Увы, но я вовсе не в таком восторге от провинции, как мой брат, во всяком случае, не от Хардфордшира. Скажите, сэр, чем там заняться, к тому же за компанию только с Луизой и Херстом! К тому же в Сезон! – И она рассмеялась, но так фальшиво, что Бингли просто передернуло.
– Но вся эта провинция была у твоих ног, Кэролайн, – спокойно проговорил Бингли, – не было бы недостатка в обществе, я уверен.
– Может, ты и прав, но я очень скучала бы по своим друзьям из города. А покупки, знаешь ли! Что такое Меритон в сравнении с Лондоном! – И мисс Бингли обернулась к Дарси за поддержкой.
– Я был бы рад свозить тебя за покупками, – поспешил заверить ее Бингли, прежде чем Дарси успел прийти к его сестре на помощь, – не было никакой необходимости закрывать Незерфилд.
Она запротестовала было, но он решительно оборвал ее.
– Дело сделано, и прекратим этот разговор, ни к чему докучать Дарси семейными склоками.
Мисс Бингли покраснела при этих словах и бросила краткий извиняющийся взгляд на Дарси.
Дарси колебался. Атмосфера за столом была накалена, и, пожалуй, впервые он затруднялся угадать, что же у его друга на уме. Исполнила ли мисс Бингли его указания, или все же они сцепились из-за мисс Беннет? Сам Бингли оставался непроницаемым, не сводя глаз с тарелки, пока слуги исполняли беззвучный танец вокруг стола, который можно определить как «ужин истинного джентльмена».
Мисс Бингли дипломатично откашлялась.
– Как прошли ваши сегодняшние переговоры с Лоренсом?
Бингли поднял взгляд, явно в предвкушении удовольствия.
– Вполне успешно, надо сказать, – отозвался Дарси, благодарный за то, что не ему пришлось искать тему для разговора, – я ожидал чего-то вроде артистического высокомерия и капризов, но Лоренс был весьма любезен, а его мастерская пристойна во всех отношениях.
– Значит, никакого швыряния красками, или шляющихся по мастерской натурщиц в непозволительных нарядах?
Дарси рассмеялся.
– Нет, ничего подобного. Жаль разочаровывать, но все было очень по-деловому. Меня отвели в его рабочий кабинет, предложили чаю и спросили, как я представляю себе будущий портрет. Потом прошли в студию, посмотрели несколько его работ, как законченных, так и нет. Договорились о дате первого позирования Джорджианы, меня поблагодарили за покровительство и проводили к дверям. И это все не более чем за три четверти часа!
– Невероятно! Все мои представления о художниках к черту! – К Бингли вернулась его привычная шутливость. – Похоже, для изучения артистического темперамента мне придется удовлетвориться описанием истерики Каталани, так живописно изложенной лордом Брумом в наш последний четверг.
В таком легкомысленном настрое и прошел остаток ужина. Мисс Бингли успокоилась и вполне была способна поддерживать беседу, но вопреки обыкновению не пыталась лидировать за столом. Напротив, внимательно слушала рассказы брата, бросая многозначительные взоры на Дарси, понять смысл которых он и не пытался. Однако, к тому моменту, когда Бингли поднялся, испросив позволения для себя и Дарси удалиться в его кабинет, она уже кусала губы, впрочем, от гнева или от возбуждения, сказать было невозможно.
Едва они поднялись в кабинет, Чарльз опять впал в задумчивость, и Дарси, не найдя подходящей темы для болтовни, последовал его примеру. Не успела за ними закрыться дверь, как Чарльз протянул ему тяжелый стакан янтарной жидкости. Отсалютовав ему своим собственным, залпом опорожнил его под удрученным взглядом Дарси.
– Чарльз…, – начал было он, но оборвал себя при виде закрытых глаз и совсем несвойственным для друга образом изогнутых губ. Бингли открыл глаза и повел головой в его сторону.
– Помнишь наш разговор в придорожной гостинице? Ты указал мне на мою склонность преувеличивать. – Бингли вперил в него свой взор, и Дарси стоило немалого усилия выдержать его.
– Да, я помню, – спокойно ответил он.
– И ты советовал мне не гоняться столь бездумно за призраками, иначе из-за них я могу потерять и семью, и друзей, да и положение в обществе. – Бингли отвел взгляд и обернулся за графином.
– И ты отнесся к моему совету более чем терпимо, Чарльз, – отозвался Дарси, все еще не понимая, что у того на уме.
Бингли протянул ему графин, но он уклонился.
– Я много размышлял о том, что ты сказал, Дарси. Я спорил и с собой, и, в моих мыслях, с тобой тоже. – Он наклонился и смахнул кипу бумаг с кресел, что должно было обозначить то место, куда им следовало сесть. – Я провел пару дней после внезапного появления Кэролайн в поисках возражений в ответ на суждения сестрицы.
Теперь вот Дарси припомнилось, что в этот момент он скорчился в кресле, но понадеялся, что ему это только так кажется. Бингли замолчал и уставился на огоньки камина, и это продолжалось так долго, что Дарси стало крайне трудно изображать равнодушие. Затем, еле слышно вздохнув, его друг продолжил.
– Не менее долго я раздумывал над предостережением лорда Брума, и, понимая, что значит любовь семьи и друзей для меня, я пришел к такому решению. – Он поднял глаза и с униженной улыбкой признался. – Ты был прав, Дарси. Я глубоко заблуждался в том, что в отношении ко мне мисс Беннет было нечто большее, чем дружба. Во всем этом виноват только я сам. Никто и никогда не должен упрекать ее. – Он выпил еще один глоток. – Она навсегда останется моим идеалом женственности… ее красота, ее благородство. Ее образ будет со мной всегда, но мечтать о большем для меня означает причинить ей только страдания, а этого я не перенесу, – шепотом закончил он.
Сидя в карете, несущейся к северу в рассветных сумерках, Дарси вспоминал, что он тупо не сводил взгляда со своего стакана, не в силах найти какие-то слова для ответа. Как оказалось, на пути к своей цели ему пришлось преодолеть гораздо меньше препятствий, а в итоге он даже сохранил дружбу Бингли. И все же он был не в состоянии радоваться успеху. Он мог только испытывать облегчение. Вряд ли стоило опасаться возможности новой встречи с мисс Беннет. И сердечная боль, а Чарльзу и в голову не придет считать Дарси тому виной, со временем пройдет. Но ему больно было видеть Чарльза, чей оптимизм так часто поднимал его дух, настолько подавленным.
– Это только к лучшему, – проговорил он, наконец, а теперь вот обнаружил, что повторил эту фразу вслух.
– Мистер Дарси? – В противоположном углу Флетчер попытался очнуться от дремы, в которую впал прямо за углом Гровенор-Сквер. – Простите, сэр. Вы что-то сказали?
– Все только к лучшему, Флетчер. Ведь обычно это именно так?
Слуга бросил на него короткий, любопытный взгляд, прежде чем опять откинуться на подушки.
– Это полностью в руках Провидения, сэр, впрочем, как и всегда.
– Эй-ап! Н-о-о!
Дарси наклонился к окну, когда Джеймс, сдерживая бег коней, развернул коренника в плавный поворот на Лэмтон. Это были кони с его конюшен, ожидавшие его на последней перед Лэмтоном почтовой станции, и теперь они рвались домой, в родные стойла, о чем ни на минуту не приходилось забывать вознице Джеймсу. Снежный покров серебром и бриллиантами взрывался под холодными лучами зимнего солнца при каждом повороте дороги. Было уже далеко за полдень, когда они въезжали в городок в тот самый разгар суматохи, когда провинция, покончив с утренними хлопотами, высыпала на улочки, не менее довольная возможностью покрасоваться, чем сама столица.
Кони перешли на шаг, выехав мимо заледеневшего городского пруда на Сент-Джон Стрит. Несколько дюжих парней, с метлами наготове выстроились рядами друг напротив друга в ожидании, когда один из них покатит массивный камень по расчищенной от снега дорожке. И, прежде чем они пропали из виду, Дарси успел увидеть плавное скольжение камня, перед которым несколько парней бросились разметать метлами снег.
– Какой сильный бросок, – отметил Флетчер, тоже выглянувший в окно и теперь откинувшийся назад.
Дарси охотно согласился, а глаза его придирчиво высматривали малейшие перемены в городских декорациях, случившиеся со времени его отъезда ранней осенью. И, хотя новая черепица – там, или побеленные стены – сям – составляли, по сути, все новшества, однако дороже освеженных белым зимним убранством знакомых до мелочей улиц городка был ему только его несравненный Пемберли.
Громкий крик привлек внимание Дарси и Флетчера. С трудом Дарси подавил усмешку, уже догадываясь, какое зрелище их ждет. Владельцы двух гостиниц с обоих концов этой улицы – «Грин Мэн» и «Блэкс Хэд» – одновременно выскочили на улицу. Как-то сама собой сложилась традиция соревнования между ними – кто же первым приветствует экипаж семейства Дарси на этот раз? При его отъезде в Лондон этой осенью это был Мэтлинг из «Блэкс Хэд» и поспешившая с реверансом его супруга, так что Гарстону из «Грин Мэн» оставалось только метать убийственные взгляды в сторону соперника, стоило экипажу Дарси лишь немного отъехать. И сегодня Мэтлинг с женой были первыми, так что он любезно ответил на их приветствия. Однако как только Мэтлинг с триумфом повернулся в сторону соперника, его физиономия тотчас перекосилась от гнева.
– Взгляните, мистер Дарси, сэр! – голос Флетчера прерывался от смеха, и он только махнул рукой в окно с другой стороны кареты.
Там, на ступеньках «Грин Мэн», выстроилось по ранжиру все семейство старика Гарстона: от него самого до последнего из внуков.
Детвора кричала от восторга в ответ на приветствия Дарси, а ему оставалось разве только покачать головой старикам, попеняв на такое непримиримое соперничество. Когда экипаж завернул за угол, слуга и хозяин уселись по местам с совершенно одинаковыми ухмылками на лицах. К концу улицы кони уже набрали ход и лихо завернули на Кинг Стрит. Пронеслись мимо местного источника, чья кристально чистая вода отвела от местных жителей угрозу чумы сто пятьдесят лет назад. Теперь они катили по окаймленной деревьями аллее, что поднималась по склону холма к церкви Св.Лоренса, чьи боевые стены и шпили стояли на страже мира более пятисот лет, а вот последние триста охраняли упокоившиеся души членов клана Дарси. Пересекли древний каменный мост через реку Ере, которая бежала далее вплоть до границы его Пемберли, и потом еще более пяти миль по парку, поблескивая за каждым поворотом дороги.
– Хорошо оказаться наконец дома, сэр, – вырвалось у Флетчера, когда Дарси опять наклонился к окошку, в нетерпеливом желании увидеть родные земли и родной дом.
– М-м-м, – только и отвечал он, а экипаж уже въезжал в массивные въездные ворота, предусмотрительно распахнутые настежь. Привратник пропустил экипаж хозяина, сделав почтительный поклон, выпрямился, расплывшись в улыбке путешественникам, и тотчас же запер въезд за ними.
– Это ветка остролиста у Самюэля на шапке, Флетчер? – спросил Дарси, любезно кивнув в ответ на приветствие привратника.
– Полагаю, что так, сэр. Да, определенно, остролист. Вполне понятно, принимая во внимание наступление праздников, сэр.
– Ах, да, праздники. – Дарси опять замолчал, не сводя глаз с долгого неторопливого спуска через его лес, окаймлявший дальние подступы к парку. Дорога была проложена по плану прадеда Дарси сотню лет назад и принуждала коней спускаться сдержанной рысью, однако вознаграждала терпение открывшимися наконец перед их взорами уютными лужайками и тенистыми рощами, огибаемыми каскадами прудов и рек, что и составляли знаменитую естественную красоту угодий Пемберли.
Теперь огромные деревья по обе стороны аллеи были покрыты шапками тяжелого снега, они отбрасывали длинные сиреневатые тени в лучах заходящего солнца поперек аллеи, и, казалось, отгородили экипаж и коней от шумного мира морозным безмолвием, где мнимым казался даже сам процесс приближения к дому. Дарси открыл окно и глубоко вдохнул обжигающий воздух, наслаждаясь знакомым терпким вкусом, словно добрым вином. Они почти у цели. Упряжка ускорила ход, передавая возбуждение находящимся в карете, и вот уже они на пике нетерпения вылетают из леса на гребень холма. Неожиданно Пемберли во всей красе расстилается перед ними.
Старинные стены восточного фасада розовели в лучах заходящего солнца, отливая фиолетовым в тех углах, куда не добиралось сияние заходящего солнца. Но, вопреки удаляющемуся светилу, сами окна Пемберли теперь сияли накопленным напоследок огнем. Отбрасывая последние червонно-золотые лучи на белоснежный покров, само здание отражалось в ледяном зеркале пруда, удваивая волшебный эффект. У Дарси сладко защемило сердце от зрелища родного дома, а все треволнения последних недель теперь ничего не значили.
Отсюда начинался спуск с холма. Лошади в нетерпении пошли вскачь, и никто им уже не противоречил. Уханье тяжелых копыт, поскрипывание кожи и древесины, позвякивание стекол слились в какофонию звуков, когда экипаж вылетел в последний поворот аллеи у основания холма и, разбрасывая камни и комья грязи, понесся по финишной прямой к Пемберли Холлу. Послышались крики грумов, сдерживающих коней, жалеющих рвать удилами их нежные губы. Кони перешли на рысь, потом на быстрый шаг, и, наконец, встали перед арочным входом, ведущим во внутренний закрытый двор.
Подскочившие грумы схватили коренного под уздцы, грубоватыми ласками приветствуя коней. Лакеи схватились за сундуки из экипажа, а сам дворецкий тем временем уже распахивал двери.
– С возвращением домой, мистер Дарси! С прибытием вас, сэр! – Голос Рейнольдса немного дрожал, когда Дарси спускался из кареты.
– Рейнольдс! Хорошо, что я наконец-то дома. Более чем хорошо… – Дарси радостно улыбался тому второму лицу из его прислуги, кто знал его с детства, потом заметил зелень, украшавшую арочный вход.
– Вижу, ты получил мои указания.
– Да, сэр! Мы было начали украшать, но мисс Дарси пожелала все же посоветоваться с вами, прежде чем продолжать. – Тут он заговорщицки наклонился и прошептал. – Уж она крутилась, как егоза, возилась со всеми этими безделушками, проверяя сама все Рождественские наряды и блюда. И слава те, Господи!
Он выпрямился и занялся багажом, а Дарси отправился под арку.
Дарси ускорил шаг, спеша к сдвоенным крыльям лестницы, ведущей к входу в холл и высматривая желанное яркое пятно за окном второго этажа, из которого открывался лучший вид на подъезд к дому. Он остановился и прищурился, стараясь высмотреть фигуру за окном. Но там никого не было; и он, усмехнувшись самому себе, поднялся по одной из лестниц, на ходу расстегивая пальто, избавляясь от помех на пути к цели. Захлопнулись за спиной двери, пальто сброшено на руки лакею, но, увы. Джорджианы не было и в холле. Он вопросительно оглянулся, но тотчас опомнился и ответил на приветствия миссис Рейнольдс и ее команды слуг.
– Мистер Дарси, с возвращением домой, сэр! – Домохозяйка от души повторила те же слова, что и ее супруг.
– Миссис Рейнольдс! Спасибо. Хорошо, что я наконец дома, мэм. – Дарси тепло улыбался той, что была предана дому с тех пор, как ему стукнуло четыре. – А мисс Дарси разве не встречает меня?
– Мисс Дарси ожидает вас в музыкальном салоне, сэр, как это и подобает взрослой девушке, она уже не малышка, чтобы мчаться к вам вниз по лестницам, – с душой отчитала его миссис Рейнольдс, – теперь ваша очередь! Вот и бегите-ка наверх в салон, сэр, и пусть ваши глаза порадуются! – Ее голос слегка дрогнул, а на глазах выступили слезы. – Как она порадовала и нас, стариков. – Она утерла глаза платочком и указала в сторону лестницы. – Ступайте же!
– Да, мэм, – послушно ответил Дарси, но потом лукаво улыбнулся. – Не изволите приготовить ужин сегодня пораньше, верите ли, кухня нового повара в «Лестер Арм» что-то не внушала доверия, так что с полудня я не ел ничего, кроме хлеба с сыром, да местного пива.
– Так мы и предполагали, сэр. – Миссис Рейнольдс усмехнулась. – Мисс Дарси велела приготовить чудный праздничный ужин, будет готов к шести, если вы не возражаете, сэр.
– Мисс Дарси велела? – Дарси изумленно глянул наверх. – Прошу меня извинить, мэм.
Он кивнул в ответ на ее реверанс и поднялся на второй этаж. От искры надежды его дремлющая настороженность ко всему, что только могло касаться сестры, тотчас вспыхнула, и он поспешил к дверям музыкального салона. Еще поднимаясь наверх, он предвкушал услышать музыку, или ее мелодичное пение, но все было тихо. Только тиканье массивных часов приветствовало его приближение.
Что такое с Джорджианой? Он озадаченно приподнял брови. Она не встретила его в холле, и, похоже, не встречает и пением. Может, миссис Рейнольдс ошибается, и ее там нет? Он остановился перед развилкой коридоров, один из которых вел в личные комнаты семьи и убедился, покусывая губы, что и оттуда не доносится ни звука. Может, это был просто самообман? И перемены, которые он обнаружил в ее письмах, не более чем самовнушение?
С нарастающим беспокойством он пересек темный холл и тут-то обнаружил островок света, лившегося из музыкального салона. Он остановился за пределами пятна света и попытался сосредоточиться, как будто это могло наделить его возможностью предвидеть то, что ожидало его за дверью. Но никакого озарения не последовало. Нет смысла гадать, так что он набрал воздуху и переступил порог.
Она сидела на одном из двух диванов, стоявших напротив друг друга по обе стороны низкого столика, спиной к окну, с осанкой и прямой, и гибкой одновременно. На ней была очень ладная длинная синяя юбка, отороченная кружевом, исполненная в скромном, но таком женственном стиле, что не оставалось уже сомнений в том, что с детством она распрощалась. Ее глаза были потуплены, будто она изучала свои изящные руки, лежавшие на коленях, так что он мог видеть лишь массу темных блестящих локонов, обрамлявших ее лицо. Я не вижу никаких перемен. Дарси опустил плечи, разочарование угрожало похоронить надежды, которые он лелеял последние недели. Но он не позволил себе поддаваться отчаянию. Джорджиане нужна его поддержка, и он не имеет права разочаровывать ее.
– Джорджиана? – мягко произнес он.
Она тотчас подняла голову, и, к его изумлению, искры радости вспыхнули в ее глазах, когда их взгляды встретились. Она грациозно поднялась с дивана, смущенная улыбка засветилась на ее лице, и она молча протянула руки. Он тотчас оказался рядом, не осознавая, как.
&n
