2020-05-25
61Эмма Стил — последний Парагон Логреса, защитница кротких и мстительница за обиженных, нетерпеливо стояла ранним утром на крыше своего нового многоквартирного дома. Её плотный пурпурный плащ шумно развевался в такт порывам ветра. Она ожидала появления Финна Дюрандаля. Ждала почти час и была не в лучшем настроении. Мало того, что Финн открыто игнорировал её последние несколько дней, прежде чем, наконец, согласился хотя бы провести ей тур по главному городу Логреса, так вдобавок ко всему он даже не удосужился появиться в то время, на котором сам и настоял. Эмма, которая никогда не опаздывала, воспринимала отсутствие Финна, как личное оскорбление. Она уже прошла стадии гнева и по-настоящему обидных оскорблений, и в данный момент размышляла, с какой стороны крыши будет наиболее забавно его спихнуть. Любому пренебрегавшему Эммой Стил подобное не сойдёт с рук.
Она потихоньку дымилась, скрестив руки на груди и зловеще постукивала ногой. Масла в огонь добавлял ещё и тот факт, что она была уверена — Дюрандаль согласился на встречу только потому, что СМИ всё более и более озадачивались вопросом, почему Финн до сих пор не присоединился к своему новому партнёру. Особенно после того, как они так хорошо себя проявили во время восстания Нейманов. Обдумывая эту мысль, Эмма сжала губы ещё сильнее. В прошедшем восстании было много такого, что беспокоило Эмму Стил.
Начать, пожалуй, стоило с того, что жестокость, с которой всё происходило её потрясла. Как таковая она не являлась для Эммы чем-то новым, всё-таки она выросла на Туманном Мире, где нападения и разбой были обычным делом. Но... гражданские напавшие на Парагонов? Убийство Парагонов, их обожаемых защитников в самом, как предполагается, цивилизованном городе и в самом цивилизованном мире Империи? Если уж нельзя полагаться на здравомыслие и цивилизованность граждан Логреса, то тогда ни на кого нельзя полагаться. Возможно, даже и на легендарного Финна Дюрандаля... Эмма нахмурилась ещё сильнее.
Моменты, когда она прорубала себе путь сквозь разъярённую толпу, пытаясь добраться до Финна и занять место рядом с ним, занимали всё её внимание... и конечно же, ей лишь показалось, что великий и легендарный герой Финн Дюрандаль только делал вид, что сражается с вооружёнными перед ним людьми. Как только она присоединилась к нему, он стал убивать мятежников с потрясающей эффективностью и умением, не проявив ни капли милосердия или нерешительности. Эмма чувствовала в этом что-то неправильное, даже если ей только показалось, что поначалу он притворялся, ведь всё-таки очень многое указывало на то, что Финн Дюрандаль совсем не похож на воспетого всеми героя, подвиги которого и вдохновили её стать первым и единственным Парагоном Туманного Мира.
Прибыть на Логрес было её самой сильной амбицией. Работать вместе с Финном Дюрандалем — самой заветной мечтой. Стоило бы сразу догадаться. Не ищи встречи со своими героями — будут одни разочарования. А амбиции — это просто тщеславие, которое отвлекает от работы. И вот она здесь, на пике своей карьеры, но вместо того, чтобы сосредоточиться на работе, рванув в город и сделав его своим, чтобы показать местным отморозкам, кто здесь действительно главный, она стоит в нерешительности на пустой крыше, пытаясь найти ответы на вопросы, которые не имеют смысла.
Вот только эти вопросы не оставляли её в покое, постоянно прокручиваясь в уме. И где-то на уровне интуиции она понимала, что они очень важны и имеют большое значение.
Её гравилодка парила недалеко от неё, как верная гончая, и двигатель еле гудел на низких оборотах. Она с нежностью на неё посмотрела. Хорошо иметь рядом старую боевую подругу, на которую она всегда могла положиться. Она привезла лодку прямо с Рианнона, и когда власти Логреса отказались покрыть расходы, самостоятельно оплатила доставку. Бюрократы. Скупердяи. Эмма потратила годы на улучшение лодки, всё для того, чтобы переделать её в соответствии со своими высокими стандартами, добавив дополнительное вооружение, щиты, и целую кучу вспомогательных (в основном легальных) опций. Она была быстрой, мощной и с целой кучей сюрпризов, и могла выдержать всё, что были способны предложить плохие парни. Когда она, наконец, выйдет на пенсию (много лет спустя, конечно же), Эмма хотела запатентовать её и продавать военным. Она не будет жадной. Не будет искушать судьбу. Обычный процент.
Она стояла на самом краю крыши, кончики её ботинок немного торчали над пустотой внизу, и смотрела на город. Под низкими и тяжёлыми облаками, всё ещё запачканными кровью недавно взошедшего солнца, Город Вечных Парадов растянулся на многие мили во всех направлениях, тысячи зданий, в которых находились миллионы людей, располагались плотно друг к другу. Именно из-за них она здесь. Они были её ответственностью, долгом. Её стадом. Которое она должна была защищать от волков и прочих менее очевидных хищников. Она оглядела высоченные башни, шпили и купола, мосты длиною в мили, аккуратные тротуары и закрученные спирали дорог, пытаясь разглядеть в них великий и чудесный город, служить в котором, она так давно мечтала. Но всё, что стояло у неё перед глазами — тупая злоба и дикий гнев на лицах бунтарей. Идеальные люди идеального города, которые жестоко убивали Парагонов и упивались этим. Ветер, обдувающий её, внезапно стал ужасно холоден и полон предзнаменований, и Эмме Стил сильно захотелось вернуться домой, назад к знакомым достопримечательностям и обычным злодеям и злу, которое она понимала.
И вот, наконец-то, он показался — плавно скользя к ней по воздуху на своей гравилодке, стоя прямо и гордо. Холодный ветер едва шевелил его знаменитые золотые кудри. Единственный и неповторимый Финн Дюрандаль. Он остановил свою гравилодку рядом с её и элегантно сошёл вниз, чтобы почтить Эмму официальным поклоном. Вблизи он был таким же большим, красивым и впечатляющим, каким она его и представляла, но Эмма не могла не заметить, что его открытая и широкая улыбка совершенно не затрагивала глаза. Она отодвинула эту мысль подальше, сказав себе, что видит только то, что хочет увидеть её мнительность, и шагнула вперёд, чтобы заключить его в свои медвежьи объятия. Он застыл у неё в руках, его тело стало жёстким, непреклонным и неподатливым, и она немедленно его отпустила. Эмма сделала шаг обратно, и лёгкая вспышка смущения заалела на её кофейных щеках. Льюис же не возражал...
— Добро пожаловать на Логрес, Эмма Стил, — сказал Финн голосом тёплым, приятным, но по сути нейтральным. — Прошу прощения, что не появился раньше, но я был очень занят. На самом деле. Ты себе даже не представляешь. Логрес планета очень большая, население её огромно, а теперь, когда Льюис и Дуглас ушли, я с ног сбиваюсь. Даже я не в состоянии быть везде одновременно. Но всё же, мы наконец-то вместе. Партнёры. С нетерпением жду нашей совместной работы. Уверен, что мы научимся друг у друга парочке полезных приёмов. К тому же хорошо, что кто-нибудь снова будет прикрывать мне спину. Логрес может быть весьма опасным местом для неподготовленных. Так что, забирайся в свою лодку, Эмма. Я устрою тебе грандиозную экскурсию. Покажу что к чему и с чего стоит начать. Уверен, ты быстро освоишься. Преступление это преступление, в конце концов, и злодеи везде остаются злодеями. И зови меня Финн, не будем соблюдать формальности.
И это было всё. Вся приветственная речь и знакомство, он уложился в минуту. Много улыбок и зрительного контакта, но душевной теплоты не было. Да и к тому же, никакой полезной информации. Просто быстрая презентация, которую он вероятно репетировал перед зеркалом, прежде чем прилетел. Льюис принял её так, что она почувствовала себя желанным гостем. С ним она чувствовала себя ценным союзником, даже несмотря на то, что у него имелась привычка болтать о вещах, которые не имеют никакого важного значения. Эмма коротко кивнула Финну и повернулась к своей гравилодке. Она сразу поняла, в каком месте оказалась, благодаря Льюису. Финн же по сути, не сказал ничего.
Она следовала за ним по городу, две лодки, парящие высоко под облаками, над шумными улицами. Остальной воздушный траффик облетал их стороной: от обычных посыльных на скользящих по воздуху досках, до больших грузовых перевозчиков, слишком громоздких для обычных дорог. Никто им не махал, их будто вообще не замечали, но никто и не хотел подлетать слишком близко. Эмма так сильно нахмурилась, что заболела бровь. Парагоны должны вызывать уважение, а не страх. Что-то было совсем не так с Логресом.
Также как и с Финном Дюрандалем. Она видела про него все документальные фильмы, включая драматические постановки, изучила все его основные дела, даже состояла в его фан-сообществе, когда была ребёнком. В своё время он делал потрясающие вещи, особенно когда работал совместно с Дугласом Кэмпбеллом и Льюисом Охотником за Смертью. Команда мечты — так их прозвали СМИ. Финн был идеалом, вокруг которого она построила свою жизнь. Но этот холодный, поверхностный, практически изнеженный человек, с пустой улыбкой и пустыми словами — совершенно не напоминал легенду. Обычный человек с мускулами и симпатичным лицом, и парочкой эффектных боевых навыков.
Даже язык не поворачивается сравнивать его с Охотником за Смертью, который выглядит как самый настоящий воин. Относительно поведения Охотника во время восстания у неё не было никаких сомнений. Когда одни видели жестокость, она видела только взрыв чувств. Другие видели убийства, она видела исполнение своего долга. Льюис вёл себя как подобает настоящему Парагону.
Эмма последовала за Финном подальше от облаков и поближе к городу. Они пикировали вниз, как хищные птицы, и весь остальной траффик спешил убраться с их пути, пока они проносились между высотными зданиями, поднимаясь и опускаясь на восходящих потоках. Порывистый ветер на такой скорости резал как бритва, ударяя по силовому щиту гравилодки, но как и в первый раз, именно открывшийся перед нею вид на гигантский город заставил Эмму затаить дыхание. Было только самое начало дня, когда первые лучи солнца падали на планету, но улицы уже были заполнены транспортом и людьми, снующими туда-сюда, словно колония муравьёв. Дороги были заполнены машинами, которые легко просачивались сквозь лабиринт улиц, благодаря единому транспортному управлению, которое осуществляли компьютеры. Люди шли по улицам, кто-то на работу, кто-то возвращался с ночных смен в городе, который никогда не спал, не замирал и не останавливался. И повсюду (производящие ошеломляющий эффект, если смотреть на них с такого близкого расстояния) вздымались в небо башни и строения, настоящие произведения искусства, сверкающие миллионами огней, на которых то и дело мелькали голографические рекламные ролики для народа снизу. Бесконечно живой город, пульсирующий и полный активности, простирающийся вдаль, словно бесконечное море стали и огней, огранённый мерцающим стеклом и драгоценными металлами. Величайшая жемчужина Империи. Гордость и трепет наполнили сердце Эммы от осознания того, что она является его частью. В Туманном Мире и на Ксанаде ничего подобного не было. Ничего столь же... впечатляющего, полного жизни и целеустремлённого.
Понизив скорость, Финн начал опускаться ещё ниже, пока они не начали лететь всего в нескольких метрах над головами пешеходов над главными улицами города. Люди поднимали головы, провожая взглядом проплывающих мимо Парагонов, и некоторые им махали, другие улыбались, но большинство просто смотрело на них холодно, их лица были мрачными и злыми. Как будто они сидели на скамье присяжных. Не к такому привыкла Эмма Стил. Она знала о своей тяжёлой репутации и гордилась ею. Но также гордилась ещё и тем, что только тем, кто был виновен стоило её бояться.
Финн подлетел на своей лодке поближе к ней.
— Не обращай на них внимания, — произнёс он. — Они просто сбиты с толку. Это пройдёт.
— Они смотрят на нас с ненавистью, — сказала Эмма. — Будто не могут нам доверять. Словно мы больше не настоящие Парагоны.
— Никогда не жди благодарности от тех, кому служишь, Эмма. Мы их защищаем, делаем за них грязную работу, разгребаем за них всякое дерьмо, но они не ценят этого. Им плевать на то, что мы делаем работу, которую никто больше не может делать, что отдаём наши жизни, потому что иногда приходится платить такую цену. Они не хотят видеть кровь и страдания, которые неизбежны при нашей работе, потому что тогда им придётся признать, что они являются частью проблемы. Если бы все были порядочными, законопослушными людьми, без секретов, скрытых желаний и чувства вины, мы бы и вовсе не были нужны. Разве не так?
Эмма не знала, что на это ответить. Его точка зрения была жестока и цинична, да и она частенько думала точно также, но... это же Логрес. Родной мир Человечества, сердце цивилизации. Здесь всё должно быть по-другому. И манеры Дюрандаля были определённо странными. Как будто говорил он одно, имел в виду совсем другое, и хотел от неё, чтобы она сама разобралась где тут правда. Было похоже на то, что... он с ней играл.
Впечатление только усилилось, когда тур продолжился и вскоре быстро стало ясно, что Финн просто соблюдает формальность. Он был рад показать ей местные достопримечательности, попутно рассказывая о своих прошлых делах, но не выдал никакой по-настоящему важной информации. Например, где были наиболее проблемные места и как лучше с ними разобраться, как зовут главных местных злодеев и где их искать. Кто продвигался в местной иерархии вверх, а кто вниз. Где можно получить ответы на вопросы. Простые, обычные знания, которые должен знать любой миротворец, чтобы хорошо делать свою работу. Финн говорил много, но по сути не сказал ничего. Похоже, её первое впечатление о Финне Дюрандале было правильным. В нём не было страсти, огня, ничего, что указывало бы на то, что его вообще волнует его работа. Работа Парагона. В конце концов, терпения у Эммы лопнуло. Она рванула вперёд и преградила ему путь, вынудив его остановиться. Она посмотрела на Финна, даже не пытаясь скрыть гнев в голосе.
— И это всё? Это твоя идея вместе идти в патруль, напарник. Но мы просто летаем, наслаждаясь видом, и ждём, когда поступит сигнал бедствия. Здесь от нас нет никакого толку! Нужно быть внизу, в самой гуще улиц, и задавая вопросы, выбивать имена! Я первым делом сегодня утром узнала у диспетчера, что есть сотни открытых и незаконченных дел, которые мы могли бы расследовать! И я никогда не пойму, как работает этот город, если ты не начнёшь говорить по существу. Почему ты не покажешь мне Лежбище? Льюис сказал...
— Неважно, что сказал Охотник за Смертью! Он больше не Парагон.
Финн пристально посмотрел на Эмму, впервые сбросив маску спокойствия. Голос прозвучал холодно, властно, авторитетно. На ком-нибудь другом это бы сработало.
— Держись подальше от Лежбища, Эмма. Ты к нему ещё не готова. Это очень опасное место, даже для Парагона. Вернее, особенно для Парагона. Несмотря на всю твою репутацию, тебя там просто проглотят и не подавятся.
Эмма одарила его своим лучшим саркастическим взглядом.
— А как же самый цивилизованный город в самом цивилизованном мире Империи? Ты хочешь сказать, что на Логресе есть место, куда ты боишься попасть?
— Тебе только кажется, что ты знаешь, что такое зло, — ответил Финн. — Потому что ты была на Туманном мире и Рианноне. Но по сравнению с Логресом они просто любители. Только лучшие вина оставляют самую ядовитую муть. Только в самом сердце цивилизации возможно появление столь ужасающего зла, и в таком соотношении. В Лежбище концентрация зла превышает максимальные значения. Ты не продержишься там и десяти минут. Когда я пойму, что ты готова, когда докажешь, что способна его выдержать, тогда я отвезу тебя туда. И покажу тебе то, что даже в самом жутком кошмаре не могло тебе присниться, неискушённая провинциальная сестрица. До этого же момента, держись от него подальше. Это приказ.
Он замолчал, когда по экстренному каналу связи раздался вызов. Финн и Эмма внимательно выслушали сообщение диспетчера о том, что Клуб Адского Пламени взорвал бомбу во втором основном космическом порту Логреса — городе Авалоне. От взрыва в корпусе звездолёта, прямо рядом с гипердвигателями, образовалась дыра, через которую стали распространяться на посадочную площадку все виды смертоносных энергий. Пятьдесят семь погибших и сотни человек подверглись мутации, и количество жертв росло. Финн посмотрел на Эмму с каким-то непонятным облегчением.
— Похоже, дело серьёзное, даже для Клуба Адского Пламени. Лучше я этим займусь. Ты пока можешь полетать по городу, прочувствовать так сказать здешнюю атмосферу. Слетай вниз, поговори с людьми, если ты так привыкла работать. Но никогда не расслабляйся, и Бога ради поглядывай почаще за спину. И держись подальше от Лежбища. Не хотелось бы писать отчёт о твоей смерти в твой первый рабочий день.
Он развернул лодку, не дожидаясь ответа, и полетел в город Авалон. Эмма смотрела в его сторону, пока он не скрылся из вида, и направилась прямо в Лежбище, руководствуясь координатами, выданными ей Льюисом. Должна была быть весомая причина того, что Финн не хочет, чтобы она попала в официальный криминальный центр Логреса. Что-то такое, чего он не хочет, чтобы она увидела или узнала.
А Эмме всегда хотелось узнать то, что от неё пытались скрыть.
Она нашла предполагаемый вход достаточно легко — узкий переулок меж двух пустующих, безликих строений, присущих подобному району города, и по-видимому, практически полностью отданный под склады и хранилища. Здания были из монолитного камня, без окон, а стальные двери выглядели до такой степени неприступными, что вероятно, чем-либо меньшим чем заряд дисраптера, не удалось бы даже поцарапать их лакокрасочное покрытие. Конечно, Эмма не собиралась делать нечто подобное. Во всяком случае пока. У складов даже не было названия или обозначения. Предположительно, если вы не знали, кому они принадлежали и что хранили, то вы здесь были нежеланным гостем.
Эмма стояла у входа в переулок, глядя вниз, а её тяжёлая гравилодка терпеливо висела позади неё. Переулок был тёмным и мрачным, демонстративно непривлекательным. Место из разряда «входи на свой собственный страх и риск». Эмма оглянулась через плечо. Улица была совершенно пустой. Несколько человек, которые были неподалёку, когда она прилетела, и видимо просто занимавшиеся своими обычными делами, теперь ушли, и даже несколько окон с видом на улицу явно опустели. Никто не смотрел. Что бы ни случилось, никто не хотел знать. Эмма улыбнулась. Она пришла туда куда нужно.
Переведя взгляд обратно на переулок, она обнаружила, что больше не одна. С полдюжины неестественно крупных мужчин со столь огромными вытянутыми мышцами, что купить их можно было только в салонах бодимастерских, молча вышли из тени и теперь блокировали вход в переулок. У четырёх были в руках мечи, у одного топор, а у последнего энергетический пистолет. Мужчины держали это оружие с показательной уверенностью, что предполагало, что они знали, как им пользоваться. Шесть к одному. Улыбка Эммы стала шире. Это будет хороший день. Мужчина с энергетическим пистолетом нахмурился, смущённый её легкомысленным отношением. Он шагнул вперёд, его пистолет был направлен прямо в её кишки.
— Куда, как ты думаешь, ты направляешься, Парагон?
— Я в городе новенькая. Думаю, дай-ка осмотрю достопримечательности. И все утверждают, что Лежбище — как раз то место, куда стоит отправиться, если хочешь найти подонков.
— Вход воспрещён, — сказал громила, не переставая хмуриться. — Причём категорически. Для обычных людей, а уж болтливым сучкам Парагоном тем более. Ты новенькая, так что сделаем тебе скидку. На этот раз. Возвращайся на свою лодку и улепётывай подальше. Или придётся преподать тебе урок хороших манер. Ты будешь плакать горючими слезами, малютка. Я заставлю тебя встать на колени и умолять меня отпустить тебя домой.
— Серьёзно? — сказала Эмма. — Я бы посмотрела на твою попытку. С удовольствием бы посмотрела. Прошло уже много времени с тех пор, как гипертрофированный бройлер мог меня чему-либо научить.
И она улыбнулась. Понимая, что не должна и зная, что это непрофессионально, но просто не могла с собой ничего поделать. Человек с дисраптером впервые повёл себя неуверенно. Какой бы реакции он не ожидал, но наглость и азарт явно были не в их числе. Оглянувшись на своих партнёров, чтобы восстановить пошатнувшуюся в себе уверенность, он пропустил момент, когда Эмма начала движение. Как только головорез отвёл от неё взгляд, она бросилась вперёд с мечом и дисраптером в руках в самую гущу качков-переростков. Бандит с дисраптером обернулся, всё ещё целясь в то место, где она находилась мгновением раньше, но было уже поздно, когда она сделав рывок вперёд, выстрелила ему в огромную грудь. Пробив сквозную дыру, сила удара сбила его с ног и уже мёртвое тело сильно ударилось о землю. Рубашка спереди загорелась.
Эмма громко рассмеявшись, оказалась среди остальных, прежде чем они успели поднять оружие, стремясь пронзить её максимально быстро и жестоко, её меч уже превратился в мерцающее пятно. Они были огромными, но медленными, особенно тот, что с топором, и она вырезала их в мгновение ока. Обычно они запугивали своих жертв, и когда им приходилось сражаться, они слишком полагались на численное превосходство, которое давало им немалое преимущество. Встретиться с профессионалом они явно были не готовы. И тем более они никогда не встречали таких, как Эмма Стил. С потрясающей скоростью она скользила между ними, даже не задумываясь о том, что собирается делать. Её меч пронзив одного человека переходил к следующему, пока первый всё ещё безжизненным мешком падал на землю. Они были неплохими фехтовальщиками, но она была намного лучше.
Того, что был с топором, она оставила в живых. Даже не сбив дыхание и всё также злобно улыбаясь, она осторожно стояла рядом с ним вне пределов досягаемости. Когда Топор широко раскрытыми, испуганными глазами уставился на неё, кровь, капля за каплей, неумолимо падала на землю с острия её клинка. Он медленно опустил своё оружие, как будто оно стало слишком тяжёлым. Эмма слегка приподняла меч и тихо рассмеялась, когда в ответ на это движение он вздрогнул. Это будет легче, чем она думала.
— Ты жив лишь потому, что мне нужны ответы, — хрипло сказала она. — И будешь оставаться в живых до тех пор, пока говоришь правду. Стоит тебе даже подумать о том, чтобы солгать мне и я разделаю тебя как цыплёнка. Итак, на кого ты работаешь? Кто предупредил, что я приду? Кто отдал распоряжение припугнуть меня? И что такого происходит в Лежбище, о чём я не должна знать? Говори, чёрт возьми, или я вырежу твою селезёнку и заставлю тебя её съесть!
Выронив топор бандит закричал и развернувшись, побежал обратно в переулок. Неясные тени быстро поглотили его, а крик затих, словно сирена уходящего корабля. Эмма тихо вздохнула. Иногда её репутация только мешала. Она спрятала дисраптер, достала из кармана тряпку, и, вычистив меч, убрала его в ножны. Затем смыв с рук кровь, попыталась стереть несколько крупных пятен на форме, прежде чем бросила эту неблагодарную затею и убрала тряпку обратно в карман. Не было смысла преследовать ублюдка. К настоящему моменту, он уже мог скрыться в целой куче различных боковых ответвлений, и, без сомнения, если она окажется достаточно глупа, чтобы последовать за ним в темноту, её ждут всевозможные неприятные сюрпризы и мины-ловушки. От массированного огня из дисраптеров до бесконтактных мин. Она сама бы так поступила.
Стоит оставить решение проблемы на другой день. Возможно, ей удастся убедить Охотника за Смертью показать ей другой вход. Может он даже сам присоединится. Льюис выглядел как человек, который мог бы согласиться на небольшой благочестивый рейд, даже несмотря на то, что сейчас он являлся великим и могущественным Защитником. Безусловно, он будет намного более подходящим партнёром, нежели чёртов Финн Дюрандаль... Она нахмурилась. Ей стоит это проверить. Выяснить, почему Дюрандаль не является тем, кем был раньше.
Она подошла к ожидающей её гравилодке и обнаружила возле неё небольшую толпу. Казалось, их больше интересовали мёртвые тела, чем она. Улыбнувшись и вежливо им кивнув, она встретила в ответ лишь холодные взгляды. Они не походили на бандитов — обычные, простые люди. Но в глазах, кислых и угрюмых лицах, читалась злость. Они выглядели так, словно хотели высказать ей несколько гневных, оскорбительных слов, если бы осмелились. Эмма предположила, что они были людьми из Лежбища или, по крайней мере, его сторонниками. Потому, что если бы это было не так... это значило бы, что чувства населения к Парагонам даже хуже, чем она подозревала. Она не хотела в это верить, пока нет. Стараясь ни на кого не оглядываться, Эмма подошла к своей лодке и взмыла в небо. Она продолжала подниматься, до тех пор пока не оказалась настолько высоко, что город, раскинувшийся под ней, снова выглядел как чудесное место, каким и должен был быть.
****
Нынешний Патриарх Трансцендентальной Церкви Христа, весьма почтенный Роланд Вентворт, требовал аудиенции с лидером Воинствующей Церкви Анджело Беллини с тех самых пор, как Церковная демонстрация переросла в бунт Нейманов, и Анджело наконец-то нашёл время увидеться с ним. Они сидели лицом друг к другу по обе стороны впечатляющего, современного компьютерного стола Анджело в чрезвычайно роскошном новом офисе. Теперь, когда он вышел в мир и, наконец, стал очень важным человеком, каким всегда и должен был быть, Анджело не теряя времени перевёл свою штаб-квартиру в самый большой офис, который смог найти в огромном Соборе Логреса. Тот, кто обитал тут ранее, не стал спорить. Он сразу понял, откуда дует ветер.
Новый офис мог похвастаться любой роскошью, о которой Анджело мог только подумать. Ковры с длинным ворсом, мраморные стены, эффективное и неприметное центральное отопление и вентиляция, а также длинная полка, заполненная лучшими винами из обширных подвалов Собора. Жизнь была прекрасна. Анджело ни в чём себе не отказывал. С чего бы ему поступать иначе? Теперь он фактически глава Церкви, верховный лорд над судьбами миллиардов душ, и Патриарху пришло время это осознать. Роланду Вентворту пришло время понять, что он человек вчерашнего дня. Анджело откинулся на спинку своего огромного кресла, активировал функцию массажа и широко улыбнулся Патриарху, вынужденному сидеть на неудобном, жёстком стуле посетителя с прямой спинкой. Глядя на улыбку Анджело, Патриарх неловко поелозил на стуле и в ответ лишь глупо моргнул.
— Отличный офис, Анджело. Очень просторный. На мой вкус даже чересчур, но я никогда не был приверженцем материальных благ. Как ты наверняка знаешь, прежде чем стать Кардиналом, а затем и Патриархом, я был монахом. И был счастлив. Это всё, чего я действительно когда-либо хотел. Но мне сказали, что во мне нуждаются, а я никогда не умел отказываться... И вот мы сидим друг напротив друга. Патриарх и... кем ты сейчас являешься?
— Я Ангел Мадрагуды. Всемирно известный святой, духовный лидер Воинствующей Церкви и повелитель всего, на что падёт мой взор. Я Анджело Беллини! И Церковь делает то, что я говорю. Ты должен был заметить.
— Пожалуй, — неуверенно согласился Роланд Вентворт. — Меня в последнее время не столько игнорируют, сколько избегают. Важные вопросы больше не доводятся до моего сведения, мои предписания теряются или оформляются неверно, и никто в средствах массовой информации больше не отвечает на мои звонки. Половина моих сотрудников даже не приходят на работу. Как будто я стал невидимкой. Но я всё ещё Патриарх, Анджело, избранный и помазанный лидер Живой Церкви, справедливо назначенный и благословенный Богом Архиепископ Империи. И меня не так уж легко будет сдвинуть в сторону или заставить замолчать. Мой долг и обязанность перед Церковью — это вести свою паству в правильном направлении. Спасать их от зла и если необходимо от самих себя. Если ищешь драки, Анджело, я вполне к ней готов. Несмотря на все твои усилия, Церковь и Воинствующая Церковь — не одно и тоже! Есть ещё много хороших людей, готовых поддержать меня и истинную Церковь.
— Только дурак начинает бой без шансов на победу, — произнёс Анджело. — Да, у тебя есть некоторое количество сторонников, но они не едины. У меня же есть Нейманы. С твоей стороны — вера и добросердечность. С моей — армия фанатичных сторонников, готовых сражаться и умереть по одному моему слову. Ваши драгоценные убеждения не защитят от холодного оружия. Вера не остановит заряд дисраптера.
— Ты давно не читал Библию, Анджело, не так ли? — спокойно ответил Патриарх. — Видишь ли, я действительно очень недоволен тем, как в последнее время развиваются события. На какое-то время это даже выбило меня из колеи. Я видел, как меняется Церковь, но не знал почему. Думал, что, возможно, это моя вина. Потому что не держал руку на пульсе ситуации. Но бунт Нейманов был ошибкой. Даже я увидел, что он был не случаен. Он был спланирован и организован тобой. Не скрывая признаю, что сбит с толку тем, что именно толкает тебя к подобной анархии и кровопролитию. Но я никогда не был силён в оттенках зла. Поэтому тем более я обязан с ним бороться, используя все имеющиеся в моём распоряжении ресурсы.
— Твоё время прошло, Вентворт! — огрызнулся Анджело, резко подавшись вперёд в своём кресле и яростно посмотрев через стол. — Тебе и всем твоим добрым самаритянам нет места в новой Церкви или в будущей Империи. Ступай домой. Выйди на пенсию. Стань монахом снова. Пока у тебя ещё есть выбор.
— Бабочка не может снова стать гусеницей, — сказал Патриарх. — Меня выбрали. И в отличие от тебя, я серьёзно отношусь к своей религии. Я буду сражаться с тобой, потому что должен. Во имя Бога даже самые миролюбивые души могут стать воинами. Мы все способны стать лучше того, кто мы есть. Это основа нашей веры. С помощью Божьей мы все способны преодолеть нашу низменную природу. А во что веришь ты, Анджело? Веришь ли ты во что-нибудь, кроме самого себя?
— Я верю, что стану очень богатым и могущественным, — ответил Анджело, откинувшись на спинку кресла и стараясь выглядеть спокойным. — И мне всё равно во что верят другие. Это дерьмо больше не имеет значения. Единственное, что сейчас имеет значение — за меня ты или против. Ах, Роланд, ты не представляешь, как приятно, когда можно говорить открыто, говорить правду после стольких лет обмена приятными банальностями. Знаешь ли ты, почему мне удавалось так хорошо собирать деньги на благотворительность? Потому что чем больше я собирал, тем скорее я мог как следует разбогатеть, чтобы погрузиться в комфортную жизнь, которую всегда знал, что заслуживаю. Лично я считаю, что Чистокровное Человечество — это сборище безмозглых головорезов, а их так называемая политика, ничто иное, как подростковая ксенофобия по отношению к чужим, но из них получаются такие превосходные солдаты... Стоит лишь направить их в нужное русло и спустить с цепи. А затем остаётся только отойти в сторону и наблюдать за тем, как они делают всю грязную, но такую необходимую работу.
— Так ты и не отрицаешь своё участие?
— Зачем? Я не сказал ничего такого, о чём ты уже не знал или не подозревал. Но это не значит, что кто-нибудь вообще к тебе прислушается... Видишь ли Роланд, за время твоего правления Церковь была просто кладезем упущенных возможностей. У неё не было настоящей власти, никакого реального влияния, только весьма неопределённая философия и довольно утомительная одержимость Лабиринтом Безумия. У тебя были благосклонность Короля, внимание Парламента и уважение людей, но ты никогда не пользовался этими возможностями. В тебе не было ни огня, ни страсти, ни амбиций. Я переделал Церковь по своему собственному образу, вложив немного стали в её душу, и этого уже оказалось достаточно, чтобы с ней стали считаться. Когда я говорю, Король слушает, Парламент вздрагивает, а люди спешат повиноваться. Сейчас на устах — спроси не о том, что Церковь может сделать для тебя, а о том, что ты можешь сделать для Церкви. И меня не перестают удивлять перспективы того, на что люди способны во имя своей религии. Они ненавидят, сражаются, убивают, способны на любую жестокость и мерзость, на которую были бы не способны по любой другой причине. И в конце концов, я дам им доступ к Лабиринту. Бог знает, сколько тысяч или даже миллионов бедных обманутых дурачков мне придётся пропустить через проклятую вещь, чтобы узнать, как она работает, но от фанатика до мученика всего один короткий шаг. А Церковь никогда не испытывала недостатка ни в тех, ни в других.
— Я тебя остановлю, — сказал Патриарх. — Остановлю это безумие, это зло. Чего бы мне это ни стоило.
— Поздно, — ответил Анджело. — Твоё время истекло, Роланд. Прощай.
Его рука, как будто невзначай, переместилась к единственному изолированному элементу управления на столе, и трансмутационная бомба, скрытая под креслом Патриарха, беззвучно активировалась. Это была по-настоящему миниатюрная бомба со строго выверенным радиусом взрыва, но от этого не менее эффективная. Трансмутационная волна врезалась в тело Патриарха, разрывая его на генетическом уровне. Он вскрикнул лишь раз, это был резкий гортанный звук шока, боли и ужаса, и при этом так и не отвёл глаз от Анджело Беллини. Его нижняя часть тела схлопнулась сама в себя, потеряв форму и чёткость. Колени и талия из плоти и костей превратились в густое желе, а затем и в вязкую розовую протоплазму в виде слизи, и всё это за несколько мгновений. Ноги отделились и упали, превращаясь в большую кучу розовой слизи, которая медленно погружалась в толстый ковёр на полу.
Туловище Патриарха осело в кресле, где раньше находились его колени и также начало трансмутировать. Руки судорожно сжимали воздух. Роланд Вентворт был ещё жив. Его сердце продолжало биться, а рот жестикулировать, хотя из него не вырывалось ни звука. В глазах застыл весь ужас грядущей смерти. Анджело Беллини подался через стол вперёд, изучая медленную и ужасную смерть Патриарха горящим, жадным взором. Грудь Вентворта снова дёрнулась, когда исчез его желудок, а затем ещё раз, когда одно за другим в жидкую массу превратились и рёбра. Энергии трансмутации в конце концов достигли сердца Патриарха, разрушая его, и свет померк в его глазах. Руки, отвалившись от плеч, упали в слизь на ковре и медленно в ней растворились. Голова Роланда Вентворта опустилась на то, что осталось от его груди. Несколько мгновений спустя на стуле осталась только голова, а затем исчезла и она, и всё, что осталось от Патриарха истинной Церкви — лишь длинные толстые нити розовой протоплазмы, медленно стекавшие с кресла на дорогой ковёр.
— Ты мне никогда не нравился, — произнёс Анджело Беллини. — Маленький трусливый сопляк. Я стану намного лучшим Патриархом.
Он откинулся на спинку стула, глубоко вздохнул, и внезапно рассмеялся.
— Вот она... настоящая сила. Да, к такому легко привыкнуть. — Он активировал панель связи и вызвал секретаря. — Мисс Лайл, пришлите уборщиков. Боюсь, мой последний посетитель оставил за собой небольшой беспорядок.
****
Дуглас Кэмпбелл, Король Империи, Спикер Парламента и последний из длинной очереди героев, облачился в королевские одежды и оценивал нанесённый слой косметики в зеркале своей гардеробной. С нынешним количеством камер, освещающих Сессии Парламента, было жизненно важно выглядеть как можно лучше. Залысина заставляла его хмуриться. Высунув язык и поморщившись при его виде, он неохотно убрал его обратно. В последние дни он не высыпался и это было видно. Но работа продолжала накапливаться так, что казалось бумажная работа не закончится никогда, и он не мог нанять дополнительных ассистентов. У него и так были проблемы с запоминанием имён всех, кто уже на него работал. Он посмотрел на корону, лежащую на столе перед зеркалом, и решил пока её не надевать. От неё всегда болела голова. Громко фыркнув, он рухнул в своё любимое кресло и мгновение спустя слегка кивнул в адрес Джесамины Флаверс, его супруги и будущей Королевы, элегантно сидящей в кресле напротив. На ней было потрясающе элегантное платье с непринуждённым стилем и изяществом, а макияж умеренным, но идеальным, и Дуглас понял, что она смотрится гораздо лучше, чем он сможет выглядеть когда-либо.
— Ты снова хмуришься, Дуглас. Не стоит. Появятся морщины.
— Извини. Я задумался. Послушай, у нас не так много времени. Дневное Слушание начнётся менее чем через час, а Анна всё настойчивее и настойчивее донимает меня, с тех самых пор, как я появился, но... чувствую, что нам обязательно нужно поговорить. Прояснить ситуацию, так сказать.
— Да, конечно, — согласилась Джесамина. — Ты первый.
— Мы собираемся пожениться, — произнёс Дуглас настолько естественно, насколько смог. — И уже не можем это остановить, даже если захотим. Слишком много людей хотят этого. Это похоже на слияние бизнеса, когда акционеры уже проголосовали за него, и плевать на то, что думает об этом правление. Сейчас это уже неизбежно.
— Дорогой, твои слова звучат так романтично... Но да, я понимаю. Шоу должно продолжаться. Я так понимаю, Защитник не будет присутствовать на этом Слушании Парламента?
— Нет, — ответил Дуглас. — Я решил, что он в срочном порядке нужен в другом месте. И это будет продолжаться до тех пор, пока мы благополучно не поженимся.
— Я уже видела свадебное платье. Оно действительно очень милое. Практически произведение искусства.
— Льюис мой лучший друг.
— Я буду выглядеть в нём настоящей Королевой. Из нас получится прекрасная пара.
— Мне не стоило делать его Защитником. Мне не стоило бросать работу Парагона. Тогда мы были бы счастливы. Наши жизни имели бы смысл. Я никогда не хотел быть Королём.
— Ты можешь отречься, — осторожно сказала Джесамина. — Это не тюремный срок.
— Не могу... Я нужен.
— Тогда будь Королём, чёрт возьми! Делай свою работу и не оглядывайся. Так же, как я не собираюсь оглядываться назад. Мы собираемся стать Королём и Королевой. Ничто другое не имеет значения.
Дуглас медленно кивнул.
— Я тут подумал... у нас будет тот же хор, который выбрал мой отец для Коронации. Они неплохо справились.
— Дискант* немного слабоват, да и главный тенор далеко не так хорош, как он думает, но да, они подойдут. Кто станет шафером? Льюис теперь им быть не может.
— Да... не может. Возможно, Финн Дюрандаль. В конце концов, он долго был моим напарником. К тому же это могло бы помочь ему смириться с тем, что не он был выбран Защитником.
— Дюрандаль. Хороший выбор. Он отлично смотрится, впрочем как и всегда, и для средств массовой информации он подходит лучше всего. Возможно, мне следует объявить Эмму Стил подружкой невесты... Если нам удастся убедить её отложить в сторону меч и дисраптер. Есть мысли о том, где мы должны провести медовый месяц? Я слышала Тоскующие Горы на Магеллоне очень хороши в это время года.
— Я подумывал о Чёрных Озёрах на Хали, — уверенно сказал Дуглас. — Место, которое нужно обязательно посетить и увидеть.
— Ох, да, милый! Хали! Потрясающие пейзажи и много-много самых высокопоставленных людей, на которых мы могли бы смотреть свысока.
А затем они замолчали и долго смотрели друг на друга. За три дня, прошедших с восстания Нейманов и его последствий в лазарете Парламента, Дуглас и Джесамина провели много времени вместе, организовав публичную демонстрацию единения, но между ними осталось много недосказанностей. Много такого, о чём нужно было поговорить прямо сейчас, хотя бы для того, чтобы больше никогда не возвращаться к этой теме.
— У нас всё ещё может получиться, Дуглас, — наконец сказала Джесамина. — Мы можем быть счастливы вместе, как Король и Королева. Как муж и жена.
— Мы на самом деле прекрасно подходим друг другу, — сказал Дуглас. — У нас много общего и совместная работа у нас хорошо получается... И не важно, что ты меня не любишь.
— Ты мне небезразличен, на свой лад. Ты сильный мужчина, смелый и верный, с добрым сердцем. Поверь мне, таких в шоу-бизнесе не встретишь. У нас получатся хорошие партнёрские отношения. И я хочу быть Королевой. Это то, чего я всегда хотела. А ты станешь отличным Королём. И не важно, что ты меня не любишь.
— В том то и дело, — с несчастным видом тихо произнёс Дуглас. — Я люблю тебя, Джесамина. В этом и проблема.
— Господи, — вырвалось у Джесамины. — Дуглас... Я... я не знала. Это... сильно всё усложняет, да?
— Возможно, — ответил Дуглас. — Я люблю тебя, Джес. А Льюис мой лучший друг. Теперь ты понимаешь, почему...
— Конечно понимаю. Не удивительно, что ты... Как долго...
— Я полюбил тебя с самого первого момента нашей встречи. Я просто смотрел на тебя и знал, что ты та самая — женщина, которую я ждал всю свою жизнь. Единственная женщина, которой я когда-либо хотел отдать своё сердце.
— О, Господи, Дуглас, ты... Ты никогда до меня никого не любил? До встречи со мной, в твоей жизни должны же были быть другие женщины? Я имею в виду — ты был Парагоном, Принцем... Самый завидный жених Империи. Я видела твои снимки в ток-шоу с разными девушками...
— О, да, — произнёс он, глядя себе под ноги, чтобы не приходилось смотреть на неё. — Девушки были всегда. Симпатичные девушки, даже красавицы. Удивительно, насколько привлекательным может сделать мужчину тот факт, что он единственный наследник Империи. Некоторые мамаши шли на всё, лишь бы протащить своих дочерей в мою спальню. Также не было недостатка в женщинах, отчаянно желавших оказаться в постели Парагона. Любого Парагона. Они даже Льюиса преследовали, боготворя его уродливое лицо, хотя он всегда был более... разборчив чем я. Мне никогда не приходилось ложиться спать одному, если только самому не хотелось. Некоторые из них мне даже нравились. Но ни одна из них никогда для меня ничего не значила. Я никогда не любил кого-то из них, потому что не мог быть уверен, что кто-то из них любит меня. Любит человека, а не Парагона или Принца. Ты должна понимать, о чём я говорю. Ты звезда. Дива. Была ли ты когда-нибудь влюблена, Джес?
— Ох, дорогой, этим я и знаменита, — сказала Джесамина, изо всех сил стараясь, чтобы её голос был милым и спокойным. — Шесть браков, вдвое больше официальных бойфрендов и больше любовников, чем я могла бы не стыдясь вспомнить. Мне никогда не приходилось в чём-либо себе отказывать, и в этом вопросе я поступала также. В дороге может быть очень одиноко, когда путешествуешь из одного театра в другой... В молодости я была той ещё распутницей, влюбляясь в каждое смазливое личико или симпатичную попку, проходящую мимо... В те времена я была увлечена каждым из них, но... не могу по правде говоря сказать, что кто-то из них что-то для меня значил. В моей жизни ни разу не было кого-то, кто был бы важнее для меня, чем я сама.
Она засмеялась, немного взволнованно.
— Боже, звучит так банально... Дуглас, ты очень впечатляющий человек. Я всего лишь звезда, ты — легенда. Ты заслуживаешь кого-то получше меня.
— Не думаю, что смогу встретить человека более впечатляющего, чем ты, — иронично произнёс Дуглас.
Наконец он поднял глаза, чтобы встретиться с ней взглядом, и каждый увидел в другом сострадание. Дуглас тихо вздохнул.
— Полагаю, мы друг с другом повязаны, Джес. И собираемся стать Королём и Королевой. Этим стоило бы гордиться.
— Да, стоит. Это большая честь.
— То, что ты меня не любишь, значения не имеет.
— Ох, Дуглас...
— Почему Льюис, Джес? Почему он?
— Ох, дьявол... не знаю. Наверное, потому что... его вообще не впечатляет то, кем я являюсь. Потому что он храбрый и благородный. Потому что... всегда хочется то, что ты знаешь у тебя никогда не будет. Это не имеет значения. Всё позади. Время двигаться вперёд.
— Я должен быть уверен в тебе, Джес.
— Можешь мне верить, Дуглас.
— Льюис — хороший человек.
— Так и есть.
— Я всегда был горд называть его своим другом. Но думаю, если он уйдёт, всё станет только лучше.
Дуглас встал на ноги, подошел к столу, поднял корону и надел её на голову. Затем ненадолго замер, изучая спокойное и равнодушное лицо в зеркале, и оставшись недовольным увиденным, он развернулся к зеркалу спиной. Подойдя к двери и открыв её, он остановился и оглянулся на Джесамину.
— Я отказываюсь от своего единственного настоящего друга, чтобы жениться на тебе, Джес. Не заставляй меня пожалеть об этом.
****
Охотник за Смертью сидел в одиночестве в единственном кресле своей квартиры, смотря прямо перед собой, ни о чём не думая и ожидая, когда наступит время обеда, чтобы он мог проглотить еду, которую не хотел есть. Комната была погружена в безмолвие, тишину, и в ней не было ничего, что могло хоть чем-то его отвлечь. Даже стены были голыми. Те немногие вещи, которые он привёз с собой, по-прежнему лежали в коробке в соседней комнате вместе с матрасом, который служил кроватью. Льюис смотрел в пустую стену, ни о чём не думая, только ощущая. Съев столько, сколько смог, он бросил одноразовые тарелки в распылитель и вернулся к стулу, снова ожидая, когда наступит время идти спать, и он сможет забыться во сне, хотя бы на время отрешившись от своей жизни.
Как всё так быстро покатилось под откос?
Как Защитнику, ему больше нечего было делать. Дуглас позаботился об этом. От имени Короля позвонила Анна и сообщила, что в его присутствии в Парламенте более не нуждаются, и, судя по всему, все остальные его обязанности были также приостановлены. Поэтому, всё что ему оставалось — это сидеть в кресле и временами размышлять о том, как сильно он испортил свою жизнь. Всё, что он когда-то считал само собой разумеющимся, всё, ради чего жил, все моральные ориентиры были вывернуты наизнанку, и он не знал, что делать дальше. Он предал своего лучшего и самого верного друга. Не буквально, а... возможно сердцем. Он влюбился в Джесамину Флаверс, женщину, а не звезду, но она собиралась стать невестой Дугласа и Королевой Империи, и даже любить её издалека было своего рода изменой. Он никогда не думал, что любовь, когда она наконец появится, будет такой. Боль, которую невозможно вынести, потребность, которую не облегчить, женщина, которая не будет его. Бесчестие и позор. Но такова удача Охотников за Смертью.... Всегда печальна.
Спросите Оуэна... или Хейзел... Где бы они ни были.
Льюис глубоко вздохнул и медленно оглядел свою комнату, в поисках чего-то, способного его занять или заинтересовать, хотя бы на какое-то время. Чтобы не нужно было ни думать, ни чувствовать. Он рассматривал возможность пойти и распаковать свои вещи, но у него не было на это сил. Силы бы нашлись, если бы в коробке было хоть что-то важное, но он не был одним из тех, кто коллекционирует... вещи. На это не было ни времени, ни желания. Работа была его жизнью. По крайней мере, так было раньше. Скользя по пустой комнате глазами, он подумал о том, почему за столь долгий срок его пребывания тут, эта комната так и осталась настолько пустой. Наконец, его взгляд остановился на компьютерном терминале и мониторе, расположенных прямо на полу у единственного поляризационного окна. Льюис решил, что надо бы проверить, есть ли какие-нибудь сообщения. Там точно не было ничего важного. Всё, что имело значение, приходило на коммуникационный имплант. Но там точно должно было быть что-нибудь. Что-то способное отвлечь.
Словно старик он медленно и устало поднялся со стула, чтобы подойти и сесть перед терминалом прямо на пол. С нажатием на функцию сообщений экран ожил. Всего одно за сегодня, от фаната, управляющего посвящённым ему сайтом. Льюис нахмурился. Тим Хайбери обычно не беспокоил его напрямую, если это не было чем-то важным. Может быть он отследил какую-то очередную подпольную группу людей, которая зарабатывала деньги на имени и репутации Льюиса. Охотник за Смертью всегда пресекал деятельность таких группировок. Он серьёзно относился к своему доброму имени. Кроме того, поддельные фигурки из последнего набора были совсем на него не похожи. Он установил соединение, назвал личный номер Тима, и экран монитора показал лицо его самого преданного поклонника и сторонника. Молодое лицо, едва достигшее подросткового возраста, однако Тим уже с четырнадцати лет управлял его фан-сайтом с пугающим энтузиазмом и эффективностью. Льюис улыбнулся ему. Было приятно знать, что в жизни осталось ещё хоть что-то, на что он мог положиться.
— Привет Тим. Рад тебя слышать. Что случилось? Наконец-то закончились средства?
— Нет, — ответил Тим. — Не в этом дело.
Его голос был высоким и неуверенным, и он, казалось, не мог смотреть Льюису в глаза.
— Дело не в деньгах, Льюис. Дело никогда не было в деньгах. Вы это знаете. Но боюсь... мне придётся закрыть сайт. Ваш сайт. Если быть точным, он уже закрыт. Мне жаль.
Льюис уставился на него, потеряв дар речи. Он растерялся и пытался понять, что думает о том, что у него больше нет собственного сайта. С одной стороны, ему всегда было не совсем комфортно иметь собственный фан-сайт — он привлекал слишком много фанатского внимания, которое он всегда находил несколько смущающим. Но с другой стороны... если и был человек, на которого как он думал он всегда мог положиться — это был Тим Хайбери. Тим всегда верил в него, понимал его, был стеной между Льюисом и одержимыми фанатами, которые иначе сделали бы его жизнь невыносимой. До появления Тима, Льюису приходилось пользоваться функцией проверки своих звонков и менять адрес каждые шесть месяцев, чтобы обеспечить себе хоть какое-то уединение. Сейчас же... Тим вёл себя как-то странно. Он выглядел... не столько расстроенным, сколько... разочарованным.
— В чём дело, Тим? Что случилось? На тебя кто-то давит из-за сайта?
— Нет! Это не так. Ну, не совсем. Просто... теперь всё по-другому. Люди по отношению к вам больше не чувствуют того же, что раньше. С тех пор как прошёл бунт Нейманов, всё изменилось. Мне это больше не приносит удовольствие. Я уверен, вы найдёте кого-то ещё, кто возглавит сайт. Будет его вести для вас. Ради людей, которые всё ещё в вас верят. Извините. Я больше не могу этого делать. Мне нужно идти. Прощайте.
Его голос надломился. Он чуть ли не плакал, отрубая связь со своей стороны. В шоковом состоянии Льюис уставился на пустой экран, а затем выключил его. Тим в нём разочаровался. Его самый старый, самый верный поклонник. Льюису казалось, что уже невозможно чувствовать себя более одиноким, изолированным и брошенным, но... в этом, как и во многих других вещах он ошибался. Он встал и медленно направился к своему креслу. Неуверенно стоя на ногах, он чуть ли не рухнул в него, когда снова садился. Причина только в бунте? Или о нём и Джес уже ходят слухи? Нет... исключено. Если бы был даже малейший намёк на это, он уже был бы в окружении журналистов, ожидающих заявления. Мог ли Дуглас просто озвучить, что Льюис теперь официально является персоной нон-грата? Это не было бы в стиле Дугласа, но раньше его никто так сильно не предавал. Но нет... опять же, подобный раскол между двумя столь известными людьми был бы лакомым кусочком для ток-шоу. Так почему же Тим бросил его?
В ухе раздался вызов имплантированного коммуникатора, и Льюис резко выпрямился в кресле, когда на персональном канале раздался голос Дугласа. Его голос был как обычно спокойным и авторитетным, но... безэмоциональным.
— Привет, Льюис. Извини, что беспокою, но есть работа, которую необходимо выполнить.
— Привет, Дуглас. Не извиняйся, ты не прервал ничего важного. Что я могу для тебя сделать?
— Мне нужно, чтобы ты прибыл ко Двору и проверил, как идёт подготовка к свадьбе. Они сильно отстают от графика, и я ни от кого не могу получить внятный ответ на вопрос почему. У меня нет времени самому орать на них, поэтому я хочу чтобы это сделал ты. Не стесняйся раздавать тумаки кому посчитаешь нужным. Поговорим позже, Льюис. Пока.
И это было всё. Льюис медленно обдумывал услышанное, пытаясь понять, что ему не понравилось — сухость с которой всё было сказано или вложенный подтекст. Первой мыслью было, что это обычная работа, что-то, что могло бы его занять. На безопасном расстоянии от Парламента, Дугласа... и Джесамины. Любой мог бы справиться с такой незначительной проблемой. Чёрт возьми, Анна могла бы решить её в обеденный перерыв. И просьбу позаботиться о том, чтобы Королевская Свадьба прошла гладко, можно рассматривать как возможность утереть ему нос... Но это было бы весьма мелочно. Дуглас обладал многими качествами, но мелочность никогда не была в их числе. Значит, при Дворе недавно произошло что-то... значимое, важное, раз уж Дугласу понадобился для расследования Льюис. Что-то, что Дуглас не мог позволить себе обозначить официально. Какая-то угроза, спор или закулисная интрига, которую он не мог обсуждать открыто? Бог весть, какое количество группировок и отдельно заинтересованных в этом лиц, воспользовались бы любой возможностью, чтобы сорвать Свадьбу. Льюис вспомнил террориста-смертника в Парламенте и подумал, какой ущерб может нанести трансмутационная бомба на Свадьбе, вопреки себе вздрогнув. Есть лишь один способ узнать, что происходит при Дворе — пойти и узнать.
К тому времени, когда он прибыл ко Двору, его самочувствие улучшилось. Хорошо снова что-то делать, что-то значимое. Сам Двор был полон людей, которые сновали взад-вперёд со срочными поручениями, и, очевидно, были слишком заняты, чтобы остановиться и поговорить с ним. Льюис медленно прогуливался по большому залу, впитывая царящую здесь атмосферу, молчаливо наблюдая и прислушиваясь, в то время как все остальные старались сохранять дистанцию, фактически не признавая его присутствия и самого существования. Вскоре ему стало понятно, что, несмотря на крики и активную жестикуляцию, не говоря уже о ненормативной лексике, на самом деле ничего толком сделано не было, потому что никто не мог договориться о том, что нужно делать в первую очередь... У каждого был собственный список дел и сроки его выполнения, и никто не был готов идти на уступки другому. Дела оставались незавершёнными или выполненными только наполовину, потому что в любой момент очередной командир мог прийти и забрать рабочую силу для собственного наполовину выполненного или незавершённого проекта. Льюис вздохнул, мысленно закатал рукава и приступил к работе.
Если в чём-то сомневаешься — иди к руководству. Один за одним, вежливо и уважительно, Льюис разыскивал и говорил с каждым ответственным за свою секцию прорабом. Когда это не срабатывало, он хватал их за шкирку и с силой прикладывал о ближайшую стену и глядел на них до тех пор, пока они не начинали хныкать. После объяснял, насколько лучше было бы для всех, если они перестанут спорить и воевать друг с другом и начнут вести себя цивилизованно и по-деловому. И все с кем он говорил, усиленно кивали и не переставали этого делать до тех пор, пока он не убирал руку со своего меча. Или, в особых случаях, от их горла. Затем Льюис собрал всех прорабов в одном месте и объяснил, насколько недоволен Король отсутствием прогресса. И как его это расстраивает. Далее он объяснил, что если они не смогут или не захотят выполнять свою работу и выполнять её без сбоев, и в очень короткие сроки не вернутся к утверждённому по времени графику, он лично проследит за тем, чтобы их похоронили в одной большой братской могиле (причём не обязательно после смерти) и будет наблюдать за работой уже их заместителей. Все согласились быть гораздо более цивилизованными в будущем и отправлять в офис Короля регулярные отчёты о проделанной работе, после чего Льюис, ободряюще улыбаясь и поддерживая павших духом словами, отправил всех обратно работать, попутно обещая существенный бонус, если они успеют вовремя и уложатся в бюджет. Наиболее медлительным он придал ускорение пинком под зад.
Вроде всё прошло как надо.
За исключением разве что того... насколько сильно они его боялись. Хорошо, свою роль в этом спектакле, сочетая угрожающий взгляд и тяжёлое дыхание, он сыграл на совесть, иначе, они бы просто не восприняли его всерьёз, и если бы понадобилось, он готов был столкнуть парочку лбов, чтобы привлечь их внимание, но некоторых прошибал пот лишь от одного его вида. Некоторые выглядели так, будто бы сразу же сбежали, если бы осмелились. Он не в первый раз такое делал, но сейчас он мог поклясться, что они на самом деле воспринимали его угрозы всерьёз. Они действительно верили, что он их убьёт, если они не выполнят то, что он сказал.
И это вызывало... тревогу.
Льюис занял позицию на помосте рядом с Королевским Троном и снова осмотрел Двор. Криков теперь было намного меньше, и в процесс вносились намного более конструктивные решения, но никто не смотрел в его сторону. Если быть точным, люди изо всех сил старались быть от него как можно дальше. Льюис был этим откровенно озадачен. Он привык, что его уважали, чувствовал, что заслужил это в годы бытности Парагоном и гарантом Королевского Правосудия, но это... это было не уважение. Это был страх. Они вели себя так, словно какое-то дикое животное зашло к ним в гости, способное в любой момент сойти с ума и напасть.
Льюис осматривался, пока не заметил журналиста, ведущего репортаж под прицелом камеры, парящей перед ним. Льюис спустился с помоста и как бы невзначай направился в его сторону. Люди бросились врассыпную, спеша убраться с пути. Резко обернувшись, журналист бросил взгляд на приближающегося к нему Защитника, прервался на полуслове и устремился напрямик к ближайшему выходу. Позади него болталась камера. Льюис ускорил темп. Журналист кинув взгляд через плечо и увидев, что Льюис догоняет, сорвался на бег. Вздохнув, Охотник за Смертью вытащил тонкий метательный кинжал из-за голенища сапога, осторожно прицелился и метнул. Пронзив воздух, кинжал проткнул рукав журналиста и крепко пришпилил того к стене. От внезапности вынужденной остановки, тот чуть не упал. Журналист всё ещё ругался и сыпал проклятиями, яростно дёргая рукав и кинжал, когда Льюис наконец-то его догнал. Журналист выпрямился, улыбнулся Охотнику отчаянной и совершенно искусственной улыбкой, и намертво прирос спиной к стене.
— Сэр Охотник за Смертью! Сэр Защитник! Рад вас видеть! Хорошо выглядите. Определённо. А... разве на сегодня не обещали совершенно расчудесную погоду?
— Почему ты убегал? — спросил с интересом Льюис.
— Срочная статья! — произнёс журналист.
Он усиленно потел и глаза были очень большими.
— Промедление смерти подобно. Вы знаете, как это бывает. Весьма важная и значимая история, и я действительно должен идти. Не могу задерживаться! Извините!
— Оставайся на месте, — сказал Льюис. — Ты никуда не пойдёшь, пока мы с тобой по-дружески и содержательно не поговорим по душам.
— Вот дерьмо, — с несчастным видом произнёс журналист.
— Как тебя зовут и на кого работаешь?
— Адриан Прайк, сэр Охотник за Смертью. Канал 437. Новости и обзоры, и всё, что в тренде. Если это имеет значение — мы в эфире. Послушайте, я действительно должен быть...
— Нет, не должен. — прервал его Льюис. — Скажи мне, Адриан Прайк. Скажи мне честно и без утайки, иначе я начну поворачивать твою голову до тех пор, пока цвет глаз не изменится. Почему ты так меня боишься?
— Ты шутишь? — произнёс Прайк с таким отчаянием, что от страха забыл о вежливости. — После того, что ты вытворял на восстании Нейманов? Да тебя теперь все до усрачки боятся!
Какое-то время Льюис смотрел на Прайка.
— Я выполнял свой долг.
— Ты убивал людей! Множество людей! Резал и убивал их прямо перед камерами, выглядя при этом так, словно наслаждался каждой минутой. Это не был долг. Тем более закон. Это было возмездие.
— Парагонов убивали. Я мстил за павших товарищей.
— Предполагается, что Парагоны — это справедливость, а не месть.
Голос журналиста был полон горечи обречённого, будто он ожидал смерти, и чтобы он не сказал уже ничего не изменит. Можно было говорить правду, потому что худшее уже произошло.
— Мы все видели это, Охотник за Смертью. Ты преследовал людей, которые убили твоих друзей, и вырезал всех, кто вставал у тебя на пути, виновны они были в чём-то или нет. И ты улыбался, пока делал это. На твоём лице была кровь других людей, и ты улыбался. Мы с самого начала почти безостановочно показывали то, что ты делал на демонстрации. Не только 437й канал — все новостные каналы. Никто не мог поверить в это. В то, что ты можешь быть таким... озлобленным, человеком... потерявшим контроль. Знаменитая ярость Охотника за Смертью обернулась против мирных жителей. Никто больше не доверяет тебе. В чём дело, Охотник за Смертью? Ты сказал, что хочешь правду. Только выдержать её у тебя оказывается кишка тонка?
— Я не убил никого, кто бы не попытался убить меня. — ответил Льюис.
— Мы всё видели, Охотник за Смертью. Всё, что ты делал. Мы видели настоящего тебя.
Льюис выдернул кинжал из стены, освободив рукав Прайка, и журналист вздрогнул, явно ожидая смертельного удара. Вернув клинок обратно за голенище сапога, Льюис отступил от журналиста.
— Спасибо, Адриан. Можешь идти.
Прайк с сомнением посмотрел на него.
— Ты не убьёшь меня?
— Нет, Адриан. Не убью.
— Это... хорошо, — просиял Прайк. — В таком случае, прошу меня извинить, но мне правда очень нужно в туалет, позарез нужно.
Прижавшись к стене, он медленно отдалялся, и, оказавшись вне пределов досягаемости Льюиса, повернулся и побежал к выходу. Камера от него не отставала. Он не оглядывался, словно опасаясь, что Льюис передумает и последует за ним. Или выстрелит ему в спину. Льюис некоторое время смотрел ему вслед, после чего медленно повернулся, чтобы снова взглянуть на Двор. Вокруг было очень тихо. Все смотрели на него. А когда Льюис стал смотреть на них, все отвернулись, избегая его взгляда, и снова приступили к работе. Общий шум и гомон медленно возобновились, но так шумно и оживлённо, как раньше, уже не было.
От внезапно навалившейся усталости, Льюис прислонился спиной к стене. Он нахмурился и его уродливое лицо стало страшнее обычного. Так вот почему Дуглас отправил его ко Двору. Он хотел, чтобы Льюис увидел, понял. Чтобы узнал правду, которую Дуглас не смог заставить себя сказать лично. Льюиса Охотника за Смертью теперь боялись все. Никто ему больше не доверял. Не из-за Джесамины, а из-за того, что он сделал, когда не обуздал свою ярость во время бунта Нейманов. Все считали его монстром, и, возможно, были правы. Неудивительно, что Тим Хайбери больше не хотел управлять его сайтом.
Он был не просто монстром. Он был изгоем.
Вот почему Дуглас послал его сюда — чтобы он осознал. Последний подарок от старого друга? Или еще один удар в спину от нового врага?
Охотник за Смертью покинул Двор с высоко поднятой головой, и все кто находился там были рады видеть, что он уходит.
****
Снова вернувшись в квартиру Финна Дюрандаля, Бретт Рэндом и Роуз Константин сидели в своих обычных креслах в ожидании инструкций. Дюрандаль где-то играл роль хорошего Парагона с Эммой Стил, но обещал вернуться, как только сможет, не вызывая подозрений, сбежать и оставить нового нежелательного партнёра в одиночестве. Так что Бретт и Роуз ждали, не глядя друг на друга и не разговаривая. На текущий момент, Бретт перепробовал все имеющиеся в его и аптечке Финна препараты, чтобы унять боль в животе, но ничего из этого не принесло абсолютно никакого результата. Бретт осторожно потёр руками мучающий его живот и задумался, не стоит ли ему обратиться к доктору Хэппи и воспользоваться кредитной линией Финна, чтобы попросить кое-что для себя. Он очень устал: из-за боли он не спал по ночам, а с утра пораньше она выгоняла его из постели. Никакие деньги или власть, обещанные Финном, не стоят такого, а угрозы в стиле, что он сделает с Бреттом, если тот даже подумает о побеге, с каждым часом казались всё менее пугающими. Иногда Бретт думал, что продал бы душу или то малое, что от неё осталось, лишь бы его потроха перестали так сильно болеть.
Опустившись на стул и подтянув колени практически к груди, он угрюмо оглядел квартиру Финна в поисках чего-то, что могло бы занять его внимание. Нечто маленькое и ценное, что он, возможно, мог бы разбить, сославшись на нелепую случайность. Он уже выпил все мало-мальски приличные напитки и дважды совершил набег на кухню. Иногда от еды самочувствие его улучшалось, а иногда — нет, но Бретта всегда успокаивал сам процесс. Проблема была в том, что кулинарные вкусы Финна были совершенно обычными, если не сказать пресными, а у Бретта были свои стандарты.
Он осторожно посмотрел на Роуз, сидевшую в своём кресле, которое располагалось слишком близко к нему. Её голова медленно повернулась и она посмотрела на него своими тёмными, немигающими глазами. С тех пор, как их разумы соприкоснулись благодаря эсп-наркотику, она много на него смотрела. Тогда он обнаружил, к большому своему удивлению, что у неё внутри есть не только одна жажда убийства. Одному Богу известно, что открылось о нём Роуз. А прочитать что-то на её лице, чёрт возьми, не способен наверное никто. Она была одета в ту же,
