Рис. 3. Четыре составные части сна 4 страница

По природе своей линии напряжения представляют собой энергию, которая оказывает влияние и на личность, и на саму паутину жизни. Рассказ о том, как именно это происходит, выхо­дит за рамки настоящей книги, и потому достаточно будет ска­зать, что линии напряжения обычно взаимодействуют друг с дру­гом таким образом, что воплощают в действительность то, что люди считают жизненными испытаниями. В этом и заключается истинность таких утверждений, как «Будь осторожен в своих же­ланиях, ибо они могут сбыться», «Самые ужасные кошмары ста­новятся явью» или «Человек сам навлекает на себя неприятнос­ти».

Итак, если человек хочет увидеть, что представляет собой его битва на самом деле, а не стать одержимым ее поверхност­ным смыслом, он должен научиться выяснять, какие именно линии напряжения привели к этому сражению. Единственный способ обрести такое умение заключается в том, чтобы на прак­тике познать четыре постулата сталкинга, так как, согласно этим постулатам, проникающий в жизнь поток силы неизменно подчиняется определенной схеме — несмотря на то, что исход этого потока совершенно причудлив и непредсказуем. Чтобы понять, как это делается, вновь обратимся к примеру Шона.

Если Шон хочет понять, что именно происходит в его жиз­ни, ему необходимо постараться использовать четыре постула­та сталкинга и выяснить, какие именно линии напряжения по­родили возникшее перед ним испытание. Как показывают четы­ре постулата сталкинга, поток силы может направляться на Вос­ток, Север, Юг и Запад, и потому каждое испытание следует рассматривать в том же порядке. Поскольку Восток представляет собой место трезвости, то, разумеется, первым требованием при преодолении любого испытания является достижение ясности в отношении возникшей проблемы. Однако в первом постулате сталкинга говорится, что весь мир и то, что он в себя включает, представляют собой бесконечную загадку, к которой, без сомне­ний, относятся и жизненные испытания. Таким образом, Шон не может подходить к своему испытанию рационально, поскольку такой подход не оставляет места загадке и, следовательно, позво­лит ему ясно увидеть только поверхностное значение испыта­ния.

Шон не может и убежать от этого испытания, так как во втором постулате сталкинга утверждается, что долг воина зак­лючается в разгадке этой тайны. Одного воспоминания о вто­ром постулате полностью хватает Шону для того, чтобы понять, что он не может уйти и позволить брату вести дела по-своему. Второй постулат относится к Северу, месту действия, и потому Шону требуется предпринять некие шаги — разумеется, его действия должны быть направлены на решение той загадки, воп­лощением которой является возникшее перед Шоном испыта­ние. Вторая часть того же постулата предупреждает, что воин никогда не должен предаваться надежде на то, что это ему удас­тся. На практике это означает, что любое испытание представ­ляет собой лишь частичное воплощение общей загадки. Иными словами, то, что происходит между Шоном и его братом, — не каприз мгновения, но, скорее, результат чего-то такого, что наз­ревало уже долгое время; вполне возможно, этот процесс про­должался на протяжении всей жизни Шона, а его исход повлияет на всю его последующую жизнь. Это очень важный вопрос, ко­торый будет подробнее обсуждаться в следующей главе.

Переходя к третьему постулату, Шон осознает, что если он собирается решить эту загадку, правильно управляя своим испы­танием, то ему необходимо считать самого себя ее частью и стре­миться стать единым с ней. Во всех учениях нет более ясного указания на то, что человек не может позволить себе индульгировать в своей убежденности в том, что он является жертвой. Иными словами, Шон должен признать, что тоже несет часть ответственности за перемены в настроении и поведении своего брата. Это ничуть не удивительно, так как восприятие и его про­дукт пребывают в полном взаимодействии — удивительно то, как часто люди упрямо считают себя совершенно невинными жертвами.

Сейчас мне хотелось бы в очередной раз отметить, что в этом мире нет жертв, но даже если бы они были, то никогда не могли бы оказаться совершенно невиновными. Если человек предпочитает считать себя жертвой, то он действительно стано­вится ею. С другой стороны, если человек предпочитает быть воином, а не жертвой, то он должен осознать, что сам несет от­ветственность за все, что случается в его жизни. Если кто-то выс­какивает на дорогу и его сбивает машина, то пешеход виноват ничуть не меньше, чем водитель. Прежде всего, пострадавший сам решил выйти на дорогу в этот момент. Он мог бы пересечь ее либо в другом месте, либо несколько позже, либо чуть быстрее или медленнее. То есть пострадавший мог быть бдительнее. Во-вторых, следует понять, что, хотя установленный человеком за­кон, скорее всего, примет сторону пострадавшего, эти мелочные законы ничуть не избавят его от вины за то, что пешеход причи­нил ущерб машине другого человека, или за то, что водителя признали виновным в беспечном управлении автомобилем.

Сходным образом, изнасилование происходит потому, что «жертве» нужно пережить такой опыт — быть может, это пока­жет ей, что такое унижение. Вполне вероятно, что человеку прос­то необходимо было пережить унижение, чтобы понять кое-что в отношении собственного поведения. Иными словами, человек должен понять, что именно в нем самом сделало его привлека­тельной целью изнасилования? Если человек чрезмерно сексуа­лен, симпатичен или склонен проявлять свою сексуальную прив­лекательность, ему придется нести за это ответственность. С дру­гой стороны, быть может, он вызывал у окружающих такое раз­дражение, что кто-то почувствовал необходимость подвергнуть его унижению путем изнасилования, — в этом человек также должен принять на себя ответственность за это. Более того, не­обходимо признать тот факт, что если насильник был пойман и осужден — возможно, даже на смертную казнь, — то пострадав­ший будет виновен в наказании этого преступника, пусть даже тысячи людей вокруг начнут восхвалять справедливость при­сяжных и встанут на защиту жертвы.

Те, кто предпочитает верить в существование жертв, часто приводят пример того, как дети, родившиеся инвалидами, явля­ются настоящими жертвами обстоятельств рождения; однако это лишнее доказательство того, что подобные люди совершенно забывают о таких чудесных примерах, как Хелен Келлер. Глу­хая, слепая и немая Хелен отказалась вести жизнь «овоща» в доме для детей-инвалидов, хотя вполне могла бы остаться там, если бы хотела считать себя жертвой. Впрочем, несмотря на все это, я обязан со всей честностью признать, что действительно сущест­вуют некоторые случаи, которые можно считать исключениями из правила. Примером такого исключения могу быть умственно отсталые от рождения дети или дети, родившиеся с серьезными травмами мозга; они просто не могут вести нормальный образ жизни в подлинном смысле этого слова, и в результате истинный смысл их жизни заключается в тех переживаниях, которые они приносят своим родителям и близким. В данной книге я не могу в полной мере объяснить подобные случаи, так как истина, кро­ющаяся за этими самыми любящими и милыми сиротами мира, являет собой долгую и весьма трагичную историю, так что сейчас достаточно будет сказать, что мои доводы не касаются этих де­тей. Таким детям никогда не стать воинами на протяжении теку­щей жизни. С другой стороны, я горжусь родителями таких де­тей, которые смогли использовать возникшее перед ними испы­тание во благо вместо того, чтобы, как это часто бывает, сбежать прочь, обрекая этих детей на жизнь в доме для умственно отста­лых.

Приводя эти примеры, я уже слышу сердитые возгласы всех «жертв» нашего мира. Однако я отнюдь не утверждаю, будто преступления насильника можно как-либо оправдать, и не гово­рю, что водители имеют право быть беспечными за рулем. Я го­ворю лишь о том, что справедливо и обратное: никто не имеет права делать изнасилование возможным и обвинять в нем дру­гого; никто не имеет права делать водителя виновным в небреж­ном управлении, способствуя появлению полусонных или бес­печных людей за рулем. И все же прежде всего следует помнить о том, что данные книги написаны не для жертв, а для тех, кто не желает становиться жертвой, но хочет заявить свои права на силу и стать воином. Такие люди не терпят притворства и, следова­тельно, лжи. Вещи нужно называть своими именами, и люди должны встречать чистую правду с поднятой головой и со всей той честностью, на какую только способен человек, поскольку без подобной честности не может возникнуть и подлинной трез­вости.

Каждый из нас играет свою роль во всем, что случается с нами в жизни, и потому мы не менее виновны в этом, чем те, кто поступил по отношению к нам дурно. Это в равной мере отно­сится и к родителям, бросающим своих умственно отсталых де­тей, так как это переживание необходимо не только самому ре­бенку, но и этим родителям.

Таким образом, если Шон хочет добиться ясности в отно­шении того, что на самом деле происходит в его жизни, ему не­обходимо попытаться выяснить собственную роль в этих обсто­ятельствах. Иными словами, Шон не может позволить себе пог­рузиться в чувство собственной праведности и жаловаться на по­ведение брата; вместо этого он должен слиться с этой загадкой, поскольку только так он сможет понять собственный вклад в происшедшее.

Обращаясь к четвертому постулату, Шон вспоминает, что основой этой тайны является бесконечная загадка бытия. Это самое ценное указание, так как в конечном счете все испытания возникают на пути человека для того, чтобы в борьбе за их пре­одоление он больше узнал о том, кем и чем является на самом деле. Если Шон хочет сместить фокус и достичь трезвости, он не может рассматривать действия своего брата с точки зрения того, как брат с ним поступает; вместо этого он должен видеть в поведении брата то, что брат для него делает.

Представление о существовании жертв в очередной раз тре­щит по швам, и место такой жалости к себе занимает порази­тельное осознание того факта, что, проявляя несправедливость по отношению к Шону, Уиллис в действительности помогает своему брату стать воином. Это не оправдывает действий Уиллиса, но подчеркивает то, что для продолжения жизненного пути и Шону, и Уиллису нужны испытания. В этом смысле никогда не следует забывать о том, что мы просто не можем осуждать дру­гих, так как не знаем, кем и чем является другой человек. Таким образом, нельзя говорить, что Уиллис — «плохой парень», так как он делает что-то не так или в каком-то смысле хуже Шона; можно говорить лишь о том, что поступки и поведение Уиллиса по отношению к Шону являются дурными. Однако поведение са­мого Шона по отношению к Уиллису не намного лучше, так как, ощущая потребность именно в таком испытании, Шон заставля­ет своего брата вести себя дурно, то есть неявно оказывается не менее жестоким, чем Уиллис.

Я вновь подчеркиваю тот факт, что это вовсе не значит, что Уиллис имеет право так поступать. То, что он сделал, действи­тельно дурно, и эта ошибка поможет ему усвоить собственный урок. Однако то, что Уиллис совершил ошибку, совсем не озна­чает, что Шон ни в чем не виноват. В действительности, как толь­ко Шон приходит к такому пониманию, он начинает видеть, что на протяжении всей жизни он невероятно часто делал нечто та­кое, что унижало его брата, хотя при этом сам Шон исходил из самых добрых побуждений.

Наконец, Шон начинает понимать, что сам, вызвал к появлению это испытание; он начинает осозна­вать, что именно его действия привели к тому, что взаимоотношения между братьями дошли до этой стадии. Применяя принцип зеркала, Шон пони­мает, что и он, и его брат всегда стремились к высокой самооценке и убежденности в собственной значимости. У Шона это выражалось в желании быть пресловутым «добрым пастырем» для своего брата, а у Уиллиса — в стремлении быть мятежником, который никогда не ладит с окружающим ми­ром и, в конце концов, пытается обуздать действия своего «доброго пастыря». Хотя стили по­ведения двух братьев могут показаться очень непохожими, в конечном счете между ними нет никакой разницы. Смирившись с этим, Шон вынужден признать, что в этой загадке бытия все равны.

Теперь Шон описал полный круг, так как совершенно ясно, что ему предстоит серьезный перепросмотр своих взаимоотно­шений с братом, и, разумеется, это вновь направляет его на Вос­ток, к месту перепросмотра. И все же даже такое вступительное применение четырех постулатов сталкинга уже приносит Шону намного больше трезвости, чем прежде. Это невероятно важ­но, так как следует понимать, что полный перепросмотр отноше­ний с братом, скорее всего, займет у Шона несколько лет, но в его распоряжении нет такого срока. По этой причине даже те крохи трезвости, которые оказываются в распоряжении Шона прямо сейчас, невероятно ценны, и, исходя из того, что Шон уже выяс­нил, он ясно понимает, что они с братом сражаются совсем не за компанию — каждый из них по-своему готовится к битве за соб­ственную самооценку. В этом и заключается подлинное испыта­ние, настоящая битва, и потому линии напряжения вокруг Шона должны сосредоточиваться не на том, что делать с материаль­ным достатком, и не на борьбе за власть, а на том, что касается мнения о самих себе обоих братьев.

Добравшись до этого уровня, Шон, по существу, собрал всю трезвость, которая нужна ему в данный момент. Теперь он зна­ет, в чем заключается его подлинная битва и какие линии напря­жения станут для него важнейшими. Выяснив это, Шон добился выполнения первого аспекта правила сталкера: воин сам выби­рает свою битву, тем самым он начал действенно применять пра­вило сталкера. После этого Шону остается выработать ту страте­гию, которая позволит ему использовать эти линии напряжения в битве с братом.

Однако, прежде чем рассмотреть стратегию Шона, вспом­ним о самой важной причине, почему в нашей жизни вообще возникают испытания. В целом, ученики обычно настолько ув­лекаются практическим действием этой техники, так погружа­ются в ее результаты, что часто забывают усваивать то, чему учит их само упражнение. По этой причине поговорим о том, что но­вого уже успел узнать Шон благодаря этому испытанию.

Вероятно, самым важным уроком для Шона стало понима­ние, что Уиллис не превращает его в жертву, но, напротив, пре­доставляет брату чудесную возможность улучшить свою зани­женную самооценку. Даже тот краткий перепросмотр отноше­ний с братом, который успел провести Шон, уже дал ему ясно понять, что это испытание возникло лишь из-за его собственно­го заниженного мнения о самом себе. Что касается перепросмот­ра, то нужно понять, что до сих пор в отношении Уиллиса Шон провел лишь краткий непроизвольный перепросмотр, о котором упоминалось ранее. И все же по той причине, что этот перепрос­мотр проводился в контексте текущего испытания, порожден­ная им трезвость стала для Шона невероятно важной, и ее зна­чение невозможно переоценить.

Ученики часто приходят в отчаяние оттого, что перепрос­мотр дается им с трудом, и в результате вообще неосознанно пытаются забыть о существовании такой техники. Им кажется, что если они сознательно забудут, то они все равно станут воина­ми. Однако это совершенно излишне, если только ученики при­ложат легкие усилия и вспомнят одно из основополагающих из­речений:

ЕДИНСТВЕННЫМ НАСТОЯЩИМ ОБУЧЕНИЕМ ЯВЛЯЕТСЯ ПРАКТИ­ЧЕСКИЙ ОПЫТ. И ПОТОМУ ВСЕ. ЧТО ЧЕЛОВЕК ДЕЛАЕТ. ДОЛЖНО ОСТАВАТЬСЯ В КОНТЕКСТЕ ТЕКУЩЕГО МГНОВЕНИЯ.

Сейчас я слышу, как сам вновь и вновь повторяю эту мысль самыми разными словами, а ученики торжественно кивают го­ловой, записывают его в свои блокноты, но три месяца спустя, когда я спрашиваю их о том, как продвигаются дела с перепрос­мотром, мелькающие на их лицах виноватые взгляды говорят сами за себя.

Если точка сборки по-прежнему жестко закреплена, человек не в состоянии достаточно успешно перепросматривать прош­лое. Почему? По той простой причине, что точка сборки застряла на месте. Нет смысла повторять все то, о чем уже говорилось в «Возвращении Воинов», так что я напомню только об одном: интеллектуальные воспоминания о прошлом не приносят боль­шой пользы и определенно не являются целью перепросмотра. Однако если помнить, что все происходящее с человеком здесь и сейчас является результатом его прошлого, то легко понять, что именно возникающие в настоящем чувства и ощущения способ­ны направить человека в его прошлое. Именно по этой причине ученикам всегда рекомендуют проводить перепросмотр, начиная с текущего мгновения и в обратном порядке. Мы неизменно на­чинаем с настоящего и возвращаемся вспять к самому мигу рож­дения — никогда не наоборот, так как большая часть людей просто не сможет проводить перепросмотр из прошлого к насто­ящему.

На примере Шона прекрасно видно, как это проявляется: причиной того, что Шон провел непроизвольный перепросмотр своих отношений с братом, стало его испытание в текущее мгно­вение. Таким образом, настоящее является для Шона самым под­ходящим временем для перепросмотра этих отношений, так как во время участия в этой битве он вновь переживет множество тех эмоций и чувств, которые постоянно возникали в его вза­имоотношениях с Уиллисом. Если Шон осознает это и, следова­тельно, будет бдительно следить за воскрешением этих эмоций и ощущений, то, возникая вновь, они позволят Шону временно сдвигать и даже смещать точку сборки и перенастраивать ее на те энергетические поля, что хранят воспоминания о забытых собы­тиях и проблемах, связанных с Уиллисом. Однако это может слу­читься лишь в том случае, если Шон намерен разобраться в цен­ности этих эмоций и ощущений. В противном случае при их воз­никновении он не обратит на них никакого внимания, так как будет одержим поверхностным значением своего текущего ис­пытания и начнет потакать бесконечному внутреннему диалогу, поощряемому рациональным умом.

Важность этого невозможно переоценить. В настоящее вре­мя Шону нет никакого смысла заниматься перепросмотром слу­чившейся в прошлом истории любви, так как она не имеет ниче­го общего с текущим испытанием. С другой стороны, если Шон попытается провести перепросмотр своих отношений с Уилли­сом, но в голове у него будут вертеться мысли о той любовной истории, Шон обязан внести в свое уравнение и этот случай, так как станет очевидным, что та история каким-то образом связана с его взаимоотношениями с Уиллисом.

Так или иначе, все, что ученик пытается воплотить на практике, должно быть связано с текущим мгновением. Это особенно важно в отношении перепросмотра, так как в про­тивном случае ученик будет разочарован сложностью этой тех­ники.

Этот принцип относится ко всем практикам и техникам. К примеру, невозможно заниматься неделанием, если в голове вер­тится беседа с другим человеком. Но разве это случается редко? Люди тратят долгие часы на раздумья о том, что им следовало сказать и почему они этого не сделали. В других случаях они пок­рываются потом, придумывая, что им нужно будет сказать в бу­дущем, но, когда предстоящий момент наступает, они почему-то никогда не произносят того, что собирались, — либо не возника­ет подходящего случая выпалить заготовленную фразу, либо, ес­ли такая возможность появляется, человеку просто не хватает смелости. Сходным образом, при попытках проанализировать сон или истолковать знак совершенно необходимо действовать, исходя из тех соображений, что смысл сна или знака должен ока­заться непосредственно связанным с тем, что происходит в жиз­ни человека прямо сейчас. Это особенно справедливо в отно­шении вещих снов, так как то, что происходит сейчас, является основой завтрашнего дня. Сила всегда кроется в текущем мгно­вении, и потому человеку следует начинать действовать, исходя из своего положения в данный момент.

Существуют две причины того, почему ученикам так трудно это запомнить. Во-первых, мышление современных людей осно­вано на разделении, и ученики тоже не являются исключением. В результате, начиная свое обучение, они никогда не замечают взаимосвязей между тем, что происходит в их жизни прямо сей­час, и окружающим миром. Во-вторых, зажатые своей социальной обусловленностью, ученики относятся к жизни так же, как и все остальные, и вследствие использования такого всеобщего взгляда на мир вновь и вновь оказываются в ловушке поверхнос­тного отношения к явлениям. Это особенно справедливо по от­ношению к чувству собственной важности, так как ученики нас­только внимательно следят за тем, чтобы его не проявлять, что большую часть времени просто смешно наблюдать, какими на­пыщенными они становятся в своем самодовольстве.

Обладая разделяющим по своей природе мышлением и вос­принимая все вокруг исключительно поверхностно, в начале своего пути ученики обычно так заняты своими попытками быть воинами —то есть стремлением убедить себя в том, что они уже воины, — что совершенно забывают о том, что воином можно стать только в контексте повседневной жизни. В результате та­кие ученики становятся жертвами искушения оценить свои дос­тижения сравнением с поведением других. Вообще говоря, это прекрасное упражнение, если только ученик помнит (а это слу­чается редко), что оценивать нужно поведение, а не другого чело­века. Не осознавая того, ученики время от времени вновь совер­шают фатальную ошибку, сравнивая самих себя с другими. Окон­чательным результатом становится то, что они неизбежно начи­нают видеть собственные недостатки, но, в стремлении добиться более высокого мнения о себе, забывают о том, что недостатки представляют собой дорогу человека к силе. Вместо этого подоб­ные ученики пытаются прикрыть свои недостатки, притворяясь, что они уже стали безупречными воинами — во всяком случае, стали безупречнее других, то есть быстрее двигаются по пути к превращению в воинов. Они не осознают того, что чувство соб­ственной важности выгнулось назад, словно кончик кнута, и вот-вот ударит ученика прямо по затылку!

Пока чувство собственной важности не побеждено, переп­росмотр никогда не приводит к чему-то большему, чем проявле­ние огромной жалости к себе, которое очень часто возникает, когда ученик припоминает, какие трудности ему пришлось пере­жить в прошлом. Подлинный перепросмотр может начать при­носить плоды лишь после того, как ученик приложит сознатель­ные усилия и прекратит индульгировать в своем убеждении в том, что он — жертва, и придет к пониманию того, что это ощу­щение жертвы вызвано только чувством собственной важности. Это чрезвычайно важный принцип, поскольку, если человек об­ладает истинным смирением, у него никогда не возникнет ощу­щения, будто он стал жертвой обстоятельств, — только твердое понимание того, что он имеет дело с испытанием.

Столкнуться с испытанием — совсем не то же самое, что стать жертвой. Однако люди слишком часто поддаются своему страху, но при этом предпочитают не признаваться себе в собс­твенной трусости и прикрываются ощущением собственной правоты и горькими жалобами на то, что окружающие не имеют права поступать с ними так жестоко. На примере Шона легко заметить, что, оставаясь в рамках своей социальной обусловлен­ности, он, скорее всего, немедленно пришел бы к выводу, что Уиллис обращается с ним жестоко и несправедливо. После этого Шон восстанавливал бы справедливость с помощью негодующе­го фыркания, высоко задранного носа и каменного выражения лица, которые дали бы понять всему миру, как ужасно он страда­ет. Однако потакать такому поведению означает подниматься к вершинам высокомерия и становиться олицетворением самого чувства собственной важности, так как подобные поступки под­разумевают неприкосновенность святости человека и такое его совершенство, словно этот человек — единственный на свете, кому не нужны те дары силы, что приносят всем нам жизненные испытания. В конце концов, как это кто-то осмелился бросить ему вызов? Иными словами, как этот кто-то осмелился так по-свински с ним обойтись?

 

Уничтожение чувства собственной важности во многом по­хоже на избавление от социальной обусловленности, так как не существует особой техники, позволяющей сделать и то и другое. Чтобы лишиться чувства собственной важности и социальной обусловленности, человеку следует применить на практике все учения и все техники. Однако стоит отметить, что самый быст­рый и надежный способ, который наносит смертельный удар чувству собственной важности, заключается в использовании четырех постулатов сталкинга и правила сталкера для изучения того, как проводится выслеживание восприятия. Как стало по­нятно на примере Шона, это делает возможным подлинный и содержательный перепросмотр, и, после того как человек начи­нает видеть свою жизнь такой, какая она есть, любые ощущения себя как жертвы и, следовательно, все проявления чувства собс­твенной важности начинают легко и естественно исчезать.

В этом смысле рядом всегда оказываются люди, которые бросают человеку вызов и заслуживают благодарности за возни­кающие при этом возможности накопить достаточную трез­вость, позволяющую уничтожить чувство собственной важнос­ти. В терминах Толтеков таких людей называют мелкими тира­нами, но, поскольку настоящие мелкие тираны представляют со­бой редкую удачу, Толтеки разделили их на четыре категории.

К первой категории относятся настоящие мелкие тираны — те люди, которые не остановятся ни перед чем, лишь бы досадить вам тем или иным образом. Они жестоки, капризны и, всегда оставаясь достаточно сообразительными, чтобы оставаться в рамках закона, невероятно хитры и неискренни. Подобный муж­чина, не задумываясь, пойдет на изнасилование только для того, чтобы «преподать урок»; такая женщина без колебаний в бук­вальном смысле слова живьем сорвет с человека кожу. Ссоры с этими людьми поистине представляют собой угрозу жизни, так как они готовы убить другого без малейших колебаний!

Во вторую категорию входят люди, мало отличающиеся по характеру от представителей первого типа, за тем исключением, что они избегают физической жестокости и вместо нее прибега­ют к разнообразным формам эмоционального и интеллектуаль­ного насилия, подрывающего силы человека и ломающего его дух. Этот тип тиранов чаще всего встречается на работе; им всег­да удается ускользнуть от наказания, вселяя смертельный ужас в своих коллег.

Третья категория охватывает тех, кто не является мелким тираном постоянно, но в том случае, если нечто возбуждает их ярость, готовы сделать все, что только в их силах, чтобы превра­тить жизнь обидчика в подлинное бедствие. Они не так хитры в обмане правосудия, как представители первой и второй групп, и потому обычно прибегают к помощи закона, чтобы доставить противнику множество неприятностей. Разозлившись, такие люди внезапно обрушиваются на обидчика самым непредсказу­емым образом и в те моменты, когда он меньше всего этого ожи­дает. Если им начинают мстить, они немедленно заводят судеб­ную тяжбу и, когда это соответствует их целям, готовы обра­щаться к властям по малейшему поводу. Выставьте пакеты с му­сором во двор на день раньше приезда мусорщиков, и они доне­сут об этом городскому совету. Оставьте машину перед своим домом лишь на пять минут, и они немедленно позвонят в авто­инспекцию. Такие люди чаще всего встречаются среди соседей, а также среди родственников, отвергнутых возлюбленных или бывших супругов.

К четвертой категории относятся пресловутые ворчуны. Они всегда найдут промахи во всем, что делают другие, и своими придирками доведут другого до полного умопомрачения. Они не станут на вас жаловаться, но постоянно будут приходить с раз­личными жалобами. Стоит взяться за мойку машины в воскре­сенье, и они пожалуются, что вы мешаете им отдыхать. Если вы косите лужайку перед домом бензиновой газонокосилкой, они выразят недовольство шумом и вредными для здоровья выхлоп­ными газами; если же газонокосилка будет электрической, они непременно сообщат, что все мы несем ответственность за эко­номию электроэнергии!

Когда ученику удается найти себе мелкого тирана, Нагваль обязательно ободрит его и предложит рассматривать такого че­ловека как величайшее сокровище, так как, обучаясь выслежи­вать мелкого тирана, человек учится намного лучше и быстрее, чем в его отсутствие. Это справедливо по отношению ко всем категориям мелких тиранов, и, в особенности, к первой и второй категориям. В борьбе за выживание при нападениях этих людей ученики не только стремительно избавляются от чувства собс­твенной важности, но и заявляют свои права на огромные объемы силы, так как повышают уверенность в себе и самооцен­ку. Впрочем, нет нужды говорить о том, что столкновения с мел­кими тиранами первой и второй категорий требуют огромной осторожности, так как даже малейшего повода может оказаться достаточно, чтобы представитель первой группы убил человека, а мелкий тиран второго типа разрушил всю его жизнь.

Кстати говоря, я обязан высказать очень серьезное предуп­реждение и отметить, что ученики могут с относительно малым риском иметь дело с настоящими мелкими тиранами лишь в том случае, если ими руководит хорошо подготовленный Нагваль. Поскольку маловероятно, что читатель работает с Нагвалем, я рекомендую ему избегать настоящих тиранов и, если такой ти­ран встретится ему на пути, поскорее избавиться от его общест­ва. Тому, кто собирается стать воином, прежде всего нужно оста­ться живым и невредимым. По этой причине необходимо под­чиниться всем требованиям ситуации, а затем броситься наутек, памятуя о том, что при неопытности осторожность становится лучшей доблестью.