Муза Блокадного Ленинграда Ольга Берггольц

 

 

16 мая – 105 лет российской писательнице, поэтессе Ольге Фёдоровне Берггольц (1910-1975). Жизнь ее складывалась драматично. Детство, которое пришлось на годы гражданской войны, блокада, смерть самых близких людей, трудная жизнь и после победы… Её называли ленинградской Мадонной, музой блокадного города, одним из символов осаждённого Ленинграда. «В истории Ленинградской эпопеи она стала символом, воплощением героизма блокадной трагедии. Ее чтили, как чтут блаженных, святых» (Д. Гранин).

Стихами Ольги Берггольц, зачитывались миллионы людей нашей страны.   Она была «голосом города» почти все девятьсот блокадных дней. Но мало кто знает, что до войны Берггольц была практически неизвестной поэтессой, а её жизнь растоптала страшная тюрьма, в которой она потеряла двух детей. Трагичная судьба, полная горя и разочарований – история целого поколения ленинградцев.

О ее душевности, о ее трудной и прекрасной по своей человеческой отзывчивости судьбе очень точно сказал когда-то ее друг писатель Анатолий Чивилихин:

 

«… Но снайперы и командармы,

Ожесточенные войной,

Частицей сердца благодарны

Сердечной женщине одной,

Что говорить могла с народом

О нас о всех, как о себе,

Ревнивая к его невзгодам,

К его страданьям и борьбе»

 

Ольга Федоровна Берггольц родилась 16 мая (по старому стилю - 3 мая) 1910 года в Петербурге. Семья Берггольц с многочисленными родственниками жила в двухэтажном деревянном доме за Невской заставой, вблизи Шлиссельбургского тракта. Отец, Федор Христофорович Берггольц, окончил Дерптский университет, служил военно-полевым хирургом. Был он остер не только на скальпель, но и на язык, обладал молниеносным чувством юмора, а мама, Мария Тимофеевна Грустилина, воспитывала Лялю и младшую дочку Мусю (Марию) и обожала поэзию, сумев передать эту любовь и девочкам. Ляля, как называли ее родители, была первым ребенком в семье. Детство Ольги прошло в двухэтажном доме на Невской заставе, в обычном для интеллигентной семьи тех лет жизненном укладе – няня, гувернантка, любовь и забота родителей. А потом в России грянули перемены. Отец ушел на фронт полевым хирургом, а в 1918 году голод и разруха привели Марию Тимофеевну с дочерьми в Углич, где они жили в одной из келий Богоявленского монастыря. Только в 1921 году доктор Берггольц, прошедший две войны, приехал в Углич за своей семьей, и они вернулись на Невскую заставу. Родительские мечты об институте благородных девиц и медицинском образовании Ляли бесследно канули, и Ольга стала ученицей 117-й трудовой школы, в 1924 году она уже была пионеркой, превратившись из набожной интеллигентной девочки в пролетарскую активистку, вскоре вступившую в комсомол. Хотя отец и ушел из семьи, Ольга к нему не переменилась, любила бывать у него и ценила его советы.

Первое стихотворение четырнадцатилетней Ольги Берггольц опубликовала 27 сентября 1925 года заводская стенгазета завода «Красный ткач», где работал тогда в амбулатории доктор Берггольц. Стихотворение называлось «Ленин». Стихотворение «Пионерам» было напечатано в газете «Ленинские искры» в 1925 году, первый рассказ «Заколдованная тропинка» — в журнале «Красный галстук». Через год ее стихи «Песня о знамени» напечатали «Ленинские искры», и Ольга, учившаяся в выпускном классе девятилетки, вступила в литературное молодежное объединение «Смена» при Ленинградской ассоциации пролетарских писателей. В 1926 году на заседание Союза поэтов, которое вел маститый Корней Чуковский, пришла скромная девочка-школьница с длинными золотистыми косами. В поэтической гостиной особняка возле Невского проспекта, среди взрослых литераторов, девочка совсем растерялась. Ее внимание привлек рояль, чехол которого был расписан автографами знаменитых поэтов. Удивило, что фамилии вышиты разноцветными нитками. Среди них была даже подпись: Ал. Блок. У этого рояля, пересилив страх, девочка прочитала свои стихи "Каменная дудка". Когда чтение закончилось, к девочке подошел известный детский писатель — огромный Корней Иванович Чуковский, обнял за плечи и пропел-прогудел: «Ну, какая хорошая девочка! Какие ты стишки прекрасные прочитала!» И повернулся ко всем: «Товарищи, это будет со временем настоящий поэт». Корней Иванович не ошибся. Как не ошиблись и М. Горький и С. Маршак — они тепло отзывались о стихах и поддерживали творчество Ольги Берггольц.

Жизнь ее была полна смысла и надежд – в том числе, личная. В 1925 году Ольга Берггольц вступила в литературную молодежную группу «Смена». Там она познакомилась с приехавшим из нижегородского села поэтом Борисом Корниловым, который был старше Ольги на три года. Очень талантливый, он считался едва ли не самым перспективным поэтом в «Смене». В 1926 году Ольга и Борис стали студентами Высших государственных курсов искусствоведения при Институте истории искусств. Здесь преподавали такие учителя, как Тынянов, Эйхенбаум, Шкловский, выступалиБагрицкий, Маяковский, И. Уткин. По-мальчишески театрально, в лучших романтических традициях, поэт Борис Корнилов, автор стихов "Песни о встречном", которую пела вся страна, сделал предложение Ольге у Медного всадника. Влюбленные поженились, и уже в восемнадцать лет Ольга родила дочку Иру.

Борис на курсах не задержался, а Ольга несколько лет спустя была переведена в Ленинградский университет. Курсы вскоре закрыли, часть студентов перешла на филфак Ленинградского университета. В 1930 году Ольга прошла преддипломную практику во Владикавказе в газете «Власть труда». Кавказ покорил ее сразу и своей природой, и своими людьми. Поездка на строительство Гизельдонской гидроэлектростанции произвела на студентку из города на Неве неизгладимое впечатление. Она побывала на Мизурской обогатительной фабрике и Садонских рудниках, на заводе «Кавцинк» и на строительстве крупнейшего в Европе маисового комбината в Беслане. Через два с половиной месяца в ее творческом багаже оказались тридцать публикаций в газете «Власть труда» и множество исписанных страниц сразу в двух дневниках. Она не только объездила всю Осетию, но даже умудрилась побывать в Грозном и Тифлисе.

После получения диплома Ольга Берггольц по распределению уехала в Казахстан, где стала работать разъездным корреспондентом газеты «Советская степь».

С 1930 года работала в детской литературе, печаталась в журнале «Чиж». В том же году у нее вышла первая книга – сборник детских стихов «Зима-лето-попугай», а вот семейная жизнь разладилась. Через два года Корнилов и Берггольц, страшно ревновавшая уже состоявшегося мужа-поэта к поклонницам, развелись. Причиной развода супруги назвали «несходство характеров». В её жизни появился другой мужчина – Николай Молчанов, сокурсник по университету, такой же, как она, романтик. В Казахстан они уехали вместе, оставив дочь Ирочку на попечении Ольгиных родителей. Вскоре работа разъездным корреспондентом превратила Ольгу в профессионального журналиста. Она ездила по районам и писала не только очерки, но также стихи и рассказы. Впоследствии Ольга Берггольц говорила, что в крайне тяжелых бытовых условиях этой работы мироощущение у нее было самое радостное.

Вернувшись в 1931 году из Казахстана, Ольга была принята на должность редактора «Комсомольской страницы» газеты завода «Электросила», с которой сотрудничала в течение трех лет. Позднее работала в газете «Литературный Ленинград». В 1932 году она вышла замуж за Молчанова и родила ему дочку Майю, а вскоре Николая призвали в армию. Во время службы на туркестанской границе Н.Молчанов попал к басмачам, и те зарыли его по плечи в землю и так бросили. Только через несколько дней однополчане пришли к нему на выручку. Тогда с ним случился первый приступ эпилепсии, и вскоре его вчистую списали из армии. Следующий год принес еще одну трагедию – смерть маленькой Майи. В 1935 году вышел первый сборник взрослых стихов Ольги Берггольц – «Стихотворения», и Ольгу приняли в Союз писателей СССР. Читатели первых ее книг отмечали романтическую приподнятость произведений, искренность и глубину чувств поэтессы. А в 1936 году в семье случилась еще одна страшная трагедия – умерла Ира, старшая дочь Ольги. Но на этом несчастья не закончились.

После убийства Кирова в 1934 году в Ленинграде шли постоянные «чистки». В марте 1937 года статья в «Ленинградской правде» назвала «врагами народа» нескольких литераторов, и в их числе – Бориса Корнилова. В мае Ольга Берггольц была исключена из кандидатов ВКП(б) и из Союза писателей – с формулировкой «связь с врагом народа». В июле 1937 г. она проходила свидетелем по делу Корнилова. Показания из неё выбивали. В буквальном смысле слова. Все пытки и жестокие избиения зафиксированы документами. В июле 1937-го во время допроса у женщины начались преждевременные роды – оказалось, Ольга была беременна. Третья дочь родилась мертворожденной: «Двух детей схоронила я на воле сама, третью дочь погубила до рожденья - тюрьма…»

Осенью ее уволили из газеты, и бывшая журналистка устроилась в школу учителем русского и литературы. В начале 1938 года после постановления «об ошибках парторганизаций» Ольга подала заявление о своем восстановлении в правах кандидата, и ее действительно восстановили, в том числе и в Союзе писателей, а в сентябре она вернулась в «Электросилу». Борису Корнилову повезло куда меньше – в его деле «ошибок» не нашлось, и в феврале Корнилова расстреляли. Позже в 1957 г. Военная коллегия Верховного суда СССР установила, что дело по обвинению Корнилова было сфальсифицировано, и постановила приговор отменить, а дело прекратить «за отсутствием состава преступления».

В ночь с 13 на 14 декабря 1938 года Ольгу Берггольц арестовали по обвинению в «связи с врагами народа и участии в контрреволюционном заговоре». Как выяснилось позже, под пытками её оклеветал хороший друг, поэт Леонид Дьяконов. От нее требовали признания в террористической деятельности — но она держалась стойко, не оболгала себя, хотя ее долго и методично били ногами по животу. К тому времени Ольга снова была беременна, но в апреле 1939 года после побоев в тюремной больнице она потеряла и последнего ребёнка... Приговор врачей был суров – стать матерью Ольге больше не суждено. А она так мечтала о детях… Между тем, следствие разобралось, что Берггольц ни в чём не виновата. 3 июля 1939 года ее выпустили. Ольга была полностью реабилитирована.

...И снова хватит сил

увидеть и узнать,

как все, что ты любил,

начнет тебя терзать.

И оборотнем вдруг

предстанет пред тобой

и оклевещет друг,

и оттолкнет другой.

И станут искушать,

прикажут: «Отрекись!» —

и скорчится душа

от страха и тоски.

И снова хватит сил

одно твердить в ответ:

«Ото всего, чем жил,

не отрекаюсь, нет!»

И снова хватит сил,

запомнив эти дни,

всему, что ты любил,

кричать: «Вернись! Верни...»

Через три месяца, в октябре, она записала: «…Я еще не вернулась оттуда. Оставаясь одна дома, я вслух говорю со следователем, с комиссией, с людьми — о тюрьме, о постыдном, состряпанном «моем деле». Все отзывается тюрьмой — стихи, события, разговоры с людьми. Она стоит между мной и жизнью…»… В декабре 1939 года она писала в своем тщательно скрываемом дневнике: «Ощущение тюрьмы сейчас, после пяти месяцев воли, возникает во мне острее, чем в первое время после освобождения. Не только реально чувствую, обоняю этот тяжелый запах коридора из тюрьмы в Большой Дом, запах рыбы, сырости, лука, стук шагов по лестнице, но и то смешанное состояние... обреченности, безвыходности, с которыми шла на допросы... Вынули душу, копались в ней вонючими пальцами, плевали в нее, гадили, потом сунули ее обратно и говорят: «живи».

В июле 1939 после освобождения Ольга Федоровна начала писать прозу – впоследствии эти страницы вошли в ее книгу «Дневные звезды». В 1940 году ее приняли в партию. До начала Великой Отечественной войны Ольга напечатала всего несколько стихов в журналах «Ленинград», «Звезда» и «Литературный современник». Опубликовали также ее повесть «Мечта» и книгу рассказов. Но стихи и прозу, написанные в тюрьме и о тюрьме она, разумеется, никому не показывала. По словам самой поэтессы, пережить это страшное время помог ей муж.

 

Пришла война, а с ней – блокада. Поистине народное признание пришло к Ольге Федоровне Берггольц в годы войны. Произошло удивительное превращение. Из несчастной сломленной женщины, малоизвестной неудачливой поэтессы родилась ленинградская Мадонна, муза блокадного города! В годы блокады 1941-1943 годов Ольга Берггольц находилась в осажденном фашистами Ленинграде. В.К. Кетлинская, руководившая в 1941 Ленинградским отделением Союза писателей, вспоминала, как в первые дни войны к ней пришла Ольга Берггольц, Оленька, как ее все тогда называли - еще очень юное, чистое, доверчивое существо, с сияющими глазами, «обаятельный сплав женственности и размашистости, острого ума и ребячьей наивности», но теперь - взволнованная, собранная. Спросила, где и чем она может быть полезна. Кетлинская направила Ольгу Берггольц в распоряжение литературно-драматической редакции ленинградского радио. Тихий голос Ольги Берггольц стал голосом долгожданного друга в застывших и темных блокадных ленинградских домах, стал голосом самого Ленинграда. Ольга Берггольц в одночасье вдруг стала поэтом, олицетворяющим стойкость Ленинграда.

Николай Молчанов, несмотря на свою инвалидность, отправился на фронт. Он был направлен на строительство укреплений на Лужском рубеже. В начале 1942 года попал в госпиталь с обострением эпилепсии и дистрофией и 29 января умер. В его боевой характеристике была фраза: «Способен к самопожертвованию». Ольга Берггольц посвятила ему лучшую, по собственному счету, поэтическую книгу «Узел» (1965). Она ходила к нему в госпиталь, а он почти уже не узнавал ее. Так получилось, что она не смогла его похоронить. От работы на радио никто ее не освобождал. Что бы с ней самой ни происходило, она строго по графику появлялась в студии, и в эфире раздавалось: «Внимание! Говорит Ленинград! Слушай нас, родная страна. У микрофона поэтесса Ольга Берггольц». Почти каждый день она садилась к микрофону и успокаивала, и вдохновляла, отогревала оцепеневшие от голода и холода души, поднимала их к высотам жизни: как сестра и мать, требовала: будь сильнее страха смерти, живи, борись и побеждай! Своё гордое и мужественное «я» она переплавляла в «я» каждого своего слушателя: «Что может враг? Разрушить и убить. И только-то. А я могу любить…» Из воспоминаний поэта Павла Антокольского: «Когда в начале 1942 года в Москве я впервые услышал по радио звучавший из блокадного Ленинграда голос Ольги Берггольц, это было большим событием не только в моей жизни, но и в жизни многих других людей, на фронте и в тылу. Это был чистый источник нужной и самой ценной тогда информации. Юный женский голос говорил правду и только правду, без прикрас, без преувеличения, без надрыва. И если при этом он звучит на ритмичной волне (ведь она читала стихи) – значит, в скромную обыденность речи вошло искусство, оно насквозь пронзало женскую речь».

Ее выступления, стихи, поэмы – своеобразный диалог со слушателями. Ленинградцы не выключали радио ни днем, ни ночью. Той суровой блокадной зимой оно было единственным голосом искусства в городе. Из-за недостатка электроэнергии оно не говорило, а шептало, но никогда так не слушали ленинградцы стихи ленинградских поэтов, как в холодную зиму 1941-1942 года. Голодные, опухшие, еле живые люди слушали слова, равные по своей необходимости пайке ленинградского хлеба. Они не утоляли голод, но они были спасением. Ее негромкий голос стал голосом осажденного города, голосом веры в победу. И стихи, которые слушали жадно, ждали их: не о выдающихся людях Ленинграда, а о самом обычном ленинградце. Выступая по радио, Берггольц всегда видела пред собой именно рядового земляка своего, чаще всего женщину, дежурную МПВО на крыше во время воздушной тревоги. Этот образ помогал ей беседовать «по душам», и она дала ему имя: Дарья Власьевна, «соседка по квартире». Потом после войны ее обвинят партийные власти, что она во время войны не пела о подвигах и о героях, а в основном говорила о трудностях и смертях. Но ведь героизмом была сама жизнь в осажденном городе. В окруженном врагами городе не было света и тепла, воды и хлеба. Гремели разрывы бомб и снарядов, горели здания, дымились руины. Обессиленных, истощенных людей в темноте промерзших квартир порой объединял только голос радио. Звучали стихи. Они шли от сердца к сердцу. Они поддерживали людей, словно давали им новые силы, вселяли уверенность в освобожденье, в Победу. Они были предельно достоверны по деталям блокадного быта и интонации. Ведь писал их человек, который страдал вместе со всеми, недоедал, склонялся при свете коптилки над тетрадью, дул на замерзшие руки, согревая дыханьем непослушные пальцы.

В годы войны у знаменитой уже Берггольц не было ни особых привилегий, ни дополнительных пайков. Стихи оплакивали погибших. И, может быть, уже тогда зародились строки, которые много лет спустя будут высечены на каменной стене над братскими могилами Пискаревского кладбища.

Она писала и о властях города во время блокады, о том что, когда даже экскаваторы не справлялись с рытьем могил, и трупы лежали штабелями вдоль улиц и набережных, руководители запретили произносить слово «дистрофия». Мол, люди умирают от чего угодно – но не от голода. Гитлер считал ее личным врагом. Михаил Дудин вспоминал, как сквозь боль и бред слышал ее стихи в рубке тральщика под Гангутом, в четырехстах пятидесяти километрах от Ленинграда: «Она, сама того не понимая, стала живой легендой, символом стойкости, и её голос был для ленингpадцeв кислородом мужества и уверенности и мостом, перекинутым через мёртвую зону окружения, он помогал соединять пространства и души в один общий порыв, в одно общее усилие. И этот опыт трагедии заставлял находить безошибочно точные слова – слова, равные пайке блокадного хлеба. И эта жизнь в самой обыденности подвига была чудом и остаётся чудом, возвеличивающим человеческую душу». А она выступала не только по радио, но и в цехах Кировского завода, и в госпиталях, и на переднем крае обороны. Одно из ее чтений несколько раз прерывал минометный обстрел. Тогда кто-то из бойцов снял с себя каску и надел на Ольгу. Её стихи выполняли главную задачу – мобилизовать все силы ленинградцев на сопротивление врагу, объединить их, разбить кольцо внутренней блокады, не дать людям «превратиться в оборотня, зверя». И с этим она справилась блестяще. И подвиг, совершенный ею в дни трагических испытаний, был не только ее подвигом – он вырастал в нечто большее, он поднимал человеческие души, давал силы жить.

В марте 1942 года отца Ольги выслали в Красноярский край – немецкая фамилия сделала его «социально опасным элементом». Теперь она осталась одна-одинешенька: ни родителей рядом, ни мужа, ни детей. У Ольги Федоровны развивалась дистрофия. Друзья сумели отправить ее в Москву, но через два месяца поэтесса вернулась туда, где считала себя необходимой. В Доме Радио она работала все дни блокады, почти ежедневно ведя радиопередачи, позднее вошедшие в ее книгу "Говорит Ленинград". Её живого голоса ждали измученные, истерзанные, голодные, но не теряющие надежды ленинградцы. Её голос стал голосом Ленинграда - слабого, но не сдающегося. «Ольга Фёдоровна Берггольц была не просто поэтом, она была голосом блокадного Ленинграда, пеленгом мужества, загадочной духовной сутью Победы, живущей во глубине глубин душ измотанных голодом и бомбежками ленинградцев. И время выбрало именно её говорить обо всём этом со всем миром “по праву разделенного страданья”, как она сама в этом призналась спустя несколько лет» (М. Дудин).

В 1942 году году она вновь вышла замуж – за своего коллегу по радиокомитету Георгия Макогоненко. Во время блокады он работал заведующим литературным отделом Ленинградского радиокомитета, был известен в литературных кругах Ленинграда и даже Москвы как знаток русской литературы 18-го века. Отношения Макогоненко с Ольгой Федоровной осложнялись тем, что она пристрастилась к выпивке. Это было одним из трагических последствий ее арестантской жизни и тюремных невзгод.

Ольга Берггольц была красива, умна и бесконечно обаятельна. С Макогоненко они с середины войны жили вместе и поженились в 1949 году, но в 1962 году с тяжелым сердцем Макогоненко решил расстаться с Ольгой Федоровной. Он женился на выпускнице филологического факультета университета и окунулся в спокойную семейную жизнь.

Непросто складывалась судьба Ольги Федоровны и после Победы. Знаменитое постановление 1946 года о ленинградских журналах сказалось и на ней: Берггольц поставили в вину хорошее отношение к Анне Ахматовой и продолжение в мирное время темы военных страданий. После войны вышла книга «Говорит Ленинград» о работе на радио во время войны, но скоро ее изъяли из библиотек. В ноябре 1948 года умер Федор Берггольц, всего год как вернувшийся в родной Ленинград. Этих потрясений Ольга Федоровна уже не сумела перенести с прежней стойкостью. В 1952 году она даже попала в психиатрическую лечебницу по поводу алкогольной зависимости и написала там свою автобиографию. Она написала пьесу «Они жили в Ленинграде», поставленную в театре А.Таирова. В 1952 году написала цикл стихов о Сталинграде. После командировки в освобождённый Севастополь создала трагедию «Верность» в 1954 году. Новой ступенью в творчестве Берггольц в 1959 году явилась прозаическая книга «Дневные звезды», позволяющая понять и почувствовать «биографию века», судьбу поколения. По этой книге был снят фильм, вышедший в 1968 году и с успехом представленный на Венецианском международном кинофестивале. В 1958 году в московском издательстве вышло двухтомное собрание ее сочинений.

Счастье поэта — в признании значимости его слова Родиной. Для Ольги Берггольц это случилось, когда Ленинградский Совет депутатов трудящихся предложил ей сочинить надпись на Пискарёвском кладбище, которая должна быть высечена на гранитной стене. Она вспоминала, как пришла на кладбище и шла среди еще неоформленных курганов, а не могил. «Я поглядела вокруг, на эти страшнейшие и героические могилы, и вдруг подумала, что нельзя сказать проще и определенней, чем:

Здесь лежат ленинградцы. Здесь горожане — мужчины, женщины, дети.

Рядом с ними солдаты-красноармейцы.

Всею жизнью своею они защищали тебя, Ленинград, Колыбель Революции.

Их имен благородных мы здесь перечислить не сможем.

Так их много под вечной охраной гранита.

Но знай, внимающий этим камням, никто не забыт и ничто не забыто.

В город ломились враги, в броню и железо одеты,

Но с армией вместе встали рабочие, школьники, учителя, ополченцы.

И все, как один, сказали они:

Скорее смерть испугается нас, чем мы смерти.

Не забыта голодная, лютая, темная зима сорок первого - сорок второго,

Ни свирепость обстрелов, ни ужас бомбежек в сорок третьем.

Вся земля городская пробита.

Ни одной вашей жизни, товарищи, не позабыто.

Под непрерывным огнем с неба, с земли и с воды

Подвиг свой ежедневный вы совершали достойно и просто,

И вместе с Отчизной своей вы все одержали победу.

Так пусть же пред жизнью бессмертною вашей

На этом печально-торжественном поле

Вечно склоняет знамена народ благодарный,

Родина-Мать и Город-герой Ленинград.