2020-06-08
64
Совершенно естественным стало немедленное назначение комиссии по
расследованию причин катастрофы. Хронологически первая комиссия состояла из
работников Министерства среднего машиностроения и Министерства энергетики и
электрификации в лице заместителей Министров (А. Г. Мешков и Г.А. Шашарин) и
организаций этих министерств: ИАЭ и НИКИЭТ - создателей реактора РБМК,
Института <Гидропроект> - Генерального проектировщика станции, ВНИИАЭС
- от эксплуатирующей организации. Кто был назначен Председателем комиссии -
мне неизвестно приказа о создании ее не видел. В акте председателями
комиссий или групп никто не хотел называться. Почти ни в одном документе по
Чернобыльской катастрофе председателей нет, по крайней мере, в первое время.
Для краткости буду называть эту комиссию комиссией Мешкова, как старшего по
должности, потому что Г.А. Шашарин, тоже замминистра, этот акт не подписал.
В принципе назначение указанных работников обоих министерств вполне
закономерно и протеста вызвать не может. Это наиболее знающие и реактор, и
станцию, и людей. Кому, как не им, расследовать причины аварии. Беда в том.
что все эти люди заинтересованы в одном и том же, пусть и в разной степени.
Поскольку авария случилась столь серьезная, что вина в ней грозила
отнюдь не лишением премии, не перерывом или крушением карьеры, а самой
свободой, то тут уж не до принципиальности. Честь, совесть, если и были, -
по боку, кому они нужны. Создатели реактора в первую очередь заинтересованы
в сокрытии истинных причин катастрофы, если они окажутся в самом реакторе. В
том же самом заинтересованы и другие. Спрашивается, чем занимался и куда
смотрел многочисленный коллектив ВНИИАЭС? Для чего он существует и выполнил
ли свою роль? Вот почему от этой комиссии нельзя было ждать объективного
расследования изначально.
Были ли другие компетентные люди, в какой-то степени нейтральные?
Безусловно. Реакторы РБМК - в стране не единственные реакторы. Есть и
другие, кроме перечисленных выше организаций, которые занимаются
проектированием атомных станций и исследованиями на реакторах. Эти люди, не
зная конкретного устройства энергоблоков с РБМК, вполне могли разобраться. И
особенно в сочетании с работниками электростанций: Чернобыльской или других
- Курской, Смоленской. К примеру, начальники смены станций. Из них можно
было выбрать грамотных двух-трех человек и включить в комиссию. Это
единственные люди, кто не заинтересован в необоснованном обвинении
оперативного персонала, так как сами могут оказаться в подобном положении.
Их конкретные знания энергоблока и реактора, в совокупности с более
глубокими научными знаниями нейтральных работников проектных и научных
организаций, вполне могли составить противовес, особенно сотрудникам ИАЭ и
НИКИЭТ. наиболее недобросовестным и агрессивным. Ни в коей мере мое
замечание не относится к коллективам этих институтов, а только к
занимавшимся расследованием Чернобыльской аварии и то не ко всем.
Но, как это принято у нас в стране (вывод такой делаю не только по
Чернобылю), расследование отдается на откуп потенциальным и чаще всего
фактическим виновникам аварий.
Комиссия А.Г. Мешкова
Основной вывод комиссии:
<Наиболее вероятной причиной взрыва явилось запаривание активной
зоны реактора с быстрым обезвоживанием технологических каналов, вследствие
возникновения кавитационного режима работы ГЦН>.
Взрыв произошел через 42,5 с после закрытия пара на турбину, т.е. в 01
ч 23 мин 46,5 с. Все остальное в акте направлено на обоснование этой версии.
Люди в комиссии были грамотные, блок знали не по наслышке. Не один раз
участвовали в расследованиях аварий, знакомы с расчетами и реактора, и
систем. Но что-то мешает им видеть явную несуразность вывода.
Запаривание и быстрое обезвоживание? Авторы не объясняют, когда оно
началось, что значит быстрое. Если это непосредственно перед взрывом, то к
тому времени стержни СУЗ уже вошли в зону по крайней мере на 2,5 м, и почему
это A3 не заглушила реактор?
Если в момент сброса A3 и, надо полагать, именно поэтому сброшена
защита, то как мы усмотрели необходимость такой акции, ведь только через три
секунды появились сигналы превышения мощности и быстрого ее роста. Нет и
сигнала остановки ГЦН.
Почему это вообще сорвало насосы, когда до того были менее
благоприятные условия и они работали без замечаний?
И по каким таким мистическим причинам могло сорвать насосы, запитанные
от выбегающего генератора? Для них-то условия нормальной работы были вполне
обеспечены. И даже при срыве другой четверки насосов их было вполне
достаточно для охлаждения активной зоны при мощности 200 МВт.
Почему комиссия игнорирует запись системой контроля показаний расходов
всех восьми ГЦН? Расходы, зафиксированные системой контроля нормальны при
начале выбега ТГ в 23 мин 04 с; далее четверка <выбегающих> ГЦН
уменьшает свои расходы, четверка, запитанная от резервной сети,
незначительно увеличивает - так и должно быть. В 23 мин 40 с сброшена
защита, в 23 мин 43 с появились аварийные сигналы превышения мощности и
быстрого ее роста, а насосы продолжают нормально работать. Что, врут
приборы? Трудно представить, чтобы восемь независимых приборов одновременно
стали врать одни в одну сторону, другие в другую, но так складно, как это
следует по технологическим соображениям. И только когда мощность реактора
скачком выросла до неизвестно какой величины, насосы, согласно естественным
законам, сбросили расходы.
Централизованная система контроля на блоке называлась <Скала>,
так вот и выходит - зачем комиссии смотреть на показания этой бездушной
каменюки? Показывает совсем не то, что надо.
И считать НИКИЭТ как бы вовсе разучился. В акте утверждается, что
весовое содержание пара в теплоносителе при четырех работающих на сторону
ГЦН и мощности 200 МВт будет составлять 2 %, на самом деле -менее 1 %. И
цифры вдруг подзабыли. Для доказательства срыва ГЦН в акте указывают
гидравлическое сопротивление опускного тракта -8м водяного столба при
расходе 21 тыс. м 3, а в другой справке по другому поводу дают 4 м при
большем расходе.
Все можно, когда так нужно!
И все же, почему именно срыв насосов комиссия решила выставить причиной
аварии? Я говорю выставить, ибо ни на минуту не сомневаюсь, что
действительные причины аварии комиссии, может за исключением кого-то, были
ясны с самого начала. Знали работники ИАЭ и НИКИЭТ, знал А.Г. Мешков... Он
был ранее начальником главного управления, занимавшегося реакторами РБМК, и
все документы по Ленинградской и другим станциям ему были известны.
Документы по авариям и эксплуатационным замерам. Комиссия искала не причины
аварии, она искала пути наиболее приемлемого показа. И наиболее приемлемым
посчитала срыв ЦН. Дело в том, что после снижения мощности реактора расход
насосов возрос и у 2-3 из восьми превышал допустимый для такого режима.
Оператор Б. Столярчук просмотрел, может и видел, да не успел снизить,
занятый другим. Есть нарушение Регламента персоналом! Остальное дело
техники. Могло при таком нарушении сорвать эти насосы? Могло. Не было?
Неважно. Виновен оперативный персонал!
К этому хочу сказать следующее. Даже если бы и сорвало насосы, то ВO
взрыве реактора виновен никак не персонал. Срыв ГЦН и не двух-трех, а всех
сразу - явление вполне возможное. Так, срабатывание главных
предохранительных клапанов с последующей непосадкой, особенно на малой
мощности, приведет к резкому снижению давления в первом контуре и срыву ГЦН.
Неправильная работа регулятора питательной воды может привести к срыву
насосов одной половины, чего достаточно для взрыва того реактора, который
был. Поэтому реактор должен быть таким, чтобы выдерживал срыв главных
насосов. И это задача науки и конструкторов. Еще в проекте все подобные
ситуации должны быть проанализированы и приняты все необходимые меры
безопасности.
Понимала ли это комиссия А.Г. Мешкова? Конечно. Но расчет прост: пока
разберутся - пройдет время, и эти. так сказать, недостатки реактора будут
устранены. Да и разберутся ли? Что под грифом <Секретно>, а что и
несекретно, то все равно недоступно. Кто имеет доступ и разберется, тому рот
закроют угрозой увольнения, а еще хуже - лишением допуска к секретным
работам. В атомных делах без такого допуска серьезному специалисту делать
было почти нечего.
Правда, в дальнейшем, ввиду уж очень явной подгонки фактов, от версии
срыва ГЦН фактически отказались. Только НИКИЭТ еще продолжает, хоть и не
очень рьяно, придерживаться ее, забыв даже свой отчет за No 05-075-933, где
утверждается, что полный эффект обезвоживания горячей активной зоны всегда
отрицателен. Впрочем, отчет неверный.
Комиссия Г.А. Шашарина
Заместитель Министра энергетики и электрификации Г.А. Шашарин
подписывать акт расследования отказался, и группа в составе работников
Института <Гидропроект> и ВНИИАЭС с привлечением Всесоюзного
теплотехнического института и конструкторов ГЦН провела расследование причин
Чернобыльской аварии и выпустила документ под названием <Дополнение к
акту расследования>...
Этот документ еще в мае 1986 г. верно отразил суть произошедшего на
блоке. Во всяком случае, вполне мог стать основой для объективного
исследования.
В нем убедительно показаны:
- несостоятельность версии срыва ГЦН;
- проведение эксперимента по <Программе выбега ТГ> не связано с
возникновением аварии;
- глушение реактора автоматически в ОI ч 23 мин 04 с с началом
-эксперимента ситуации не меняло, и взрыв произошел бы на 36 с раньше;
- разрыва трубопроводов первого контура диаметром 300 мм и более не
было.
Приведу этот документ с некоторыми сокращениями. Он заслуживает этого
не потому, что открывает какие-то новые аспекты к современному пониманию
причин аварии, а потому, что еще в мае 1986 года фактически были установлены
истинные причины аварии, стоило только подойти к вопросу непредвзято. Текст
привожу с сохранением нумерации его пунктов.
1. Как следует из распечаток программы ДРЕГ, расшифровки осциллограмм
изменения параметров работы оборудования при проведении опыта совместного
выбега нагрузки собственных нужд с ТГ (приложение 2), диаграмм самописцев,
объяснительных записок эксплуатационного персонала, справки работника
организации - конструктора ГЦН (приложение 3), срыва циркуляции в КМПЦ не
было вплоть до неконтролируемого разгона реактора и роста давления в
контуре.
Из указанных приложений видно, что расходы теплоносителя через каждый
ГЦН и по КМПЦ в целом до O1 ч 23 мин 45 с были стабильными, признаки срыва
расхода отсутствовали.
2. Установка работала по нормальной технологической схеме с одним
включенным ТГ-8, имевшим мощность 40 МВт электрических при тепловой мощности
реактора около 200 МВт. Мощность реактора поддерживалась АР. При этом все
параметры, характеризующие работу реакторной установки, в период времени,
предшествующий аварии, вплоть до нажатия кнопки A3 были нормальными и
стабильными. Аварийных технологических сигналов на блоке отмечено не было.
4. Изменение режима работы блока после отключения ТГ-8 состояло в
постепенном за 30,..40 с сокращении расхода через реактор и переходе на
работу с восьми на четыре ГЦН при постоянной мощности реактора, составлявшей
6... 7 % от номинальной. В процессе проведения этого режима расход через
реактор сократился на 20 % от исходного значения. Расход воды через каждый
из четырех ГЦН, оставшихся на нормальном питании, возрос. Это сократило
запас до запаривания этих ГЦН (приложение 4). однако признаков срыва напора
насосов, снижения их производительности, резкого сокращения расхода
теплоносителя через реактор, изменения реактивности активной зоны и
возрастания мощности или иных заметных изменений параметров по этой причине
не было.
Отличие от обычных режимов эксплуатации состояло в том, что:
- для выполнения программы по проверке предусмотренного проектом режима
работы механизмов собственных нужд при потере внешних источников питания
(режим обесточивания) за счет энергии ТГ после его отключения от сети были
включены в работу восемь ГЦН, что не запрещено технологическим регламентом и
инструкциями;
- оперативный запас реактивности перед аварией, как установлено при
дополнительном анализе, составлял около восьми стержней РР при допускаемом
технологическим регламентом не менее 15 стержней PP.
5, Оперативный персонал допустил следующие нарушения:
5.1 По отдельным ГЦН расход воды превышал величину 7000 м 3 /ч,
установленную как предельная при расходе питательной воды менее 500 т/ч.
5.2 При провале мощности в переходном процессе, длившемся 12 мин,
тепловая мощность снизилась до 40...60 МВт, ОЗР снизился ниже допустимого и
составлял за одну минуту до аварии восемь стержней. Кроме того, мощность
реактора была 200 МВт в отклонение от программы.
6. Группа экспертов проанализировала указанные нарушения и отмечает
следующее:
Для определения ОЗР необходимо по запросу оператора выполнить расчет по
программе <Призма> и провести анализ распечатки результатов расчета.
Этот процесс длится 7..10 мин, в течение которых в переходном периоде
ситуация существенно меняется. Другой способ оценки - подсчитать па
указателям положения 211 стержней- Ни это долго.
В проектные.материалах реакторной установки и основанном на них.
технологическом регламенте нет обоснования минимального запаса реактивности
с точки зрения безопасности реактора.
В техническом проекте реакторной установки и в технологическом
регламенте нет разъяснения о возможных последствиях работы реактора с малым
запасом реактивности.
Нет указаний об оптимальном распределении стержней в процессе
нестационарного отравления. С другой стороны, ни в каких материалах нет
указании об особой опасности режима работы па малых уровнях мощности.
Во всех материалах подчеркивается особая опасность превышения
допустимых пределов при больших уровнях мощности. Таким образом, персонал ни
технически, ни психологически не был подготовлен к тому, что столь малый
уровень мощности может представлять не меньшую, а большую опасность при
определенных обстоятельствах, чем при работе на полной мощности.
11. Причины аварии.
Как следует из расчетов ВНИИАЭС, основной причиной неконтролируемого
разгона реактора является сброс A3 в конкретных условиях: при запасе
реактивности, равном восьми стержням, находившимся в активной зоне, и при
малом недогреве до кипения теплоносителя на входе в реактор.
Такой разгон возможен из-за одновременного действия следующих факторов:
11.1 Принципиально неверная конструкция стержней управления и защиты,
приводящая при начальном их опускании вниз с целью прекращения цепной
реакции деления к внесению положительной реактивности в нижнюю часть
активной зоны. При некоторых конфигурациях нейтронного поля и большом числе
выведенных из активной зоны стержней -это может привести как к локальному,
так и общему разгону реактора, вместо его остановки
JJ. 2 Наличие положительного парового эффекта реактивности.
11.3 Наличие, как показала рассматриваемая авария, положительного
быстрого мощностного коэффициента реактивности, вопреки утверждению.
11.4 Работа ГЦН на малой мощности реактора с расходом до 56 тыс. м'/ч
при малом расходе питательной воды. (Это не запрещено технологическим
регламентом)
11.5 Непреднамеренное нарушение персоналом требований регламента в
части поддержания минимального запаса реактивности и программы испытаний в
части поддержания уровня мощности реактора.
П. 6 Недостаточность в проекте реакторной установки технических средств
защиты и оперативной информации персоналу, а также указаний в материалах
проекта и в технологическом регламенте об опасности выше указанных
нарушений.
Перечисленные факты показывают, что в проекте реакторной установки не
были выполнены важнейшие требования пунктов 2.2.2. и 2.3.7. ОПБ.
Это единственная комиссия, которая отметила несоответствие реактора
нормативным документам. Правда, что-то ей помешало, возможно недостаток
времени., установить ставшие совершенно явными после аварии несоответствия
реактора коренным требованиям ПБЯ, но если бы этот документ был принят к
рассмотрению, то все требования нормативных документов по безопасности
реакторов, которым реактор не отвечал, выявились бы сами собой.
В.П. Волков
Сотрудник ИАЭ В.П. Волков задолго до аварии отмечал
неудовлетворительные характеристики активной зоны реактора РБМК и его СУЗ.
Один и совместно с другими вносил конкретные предложения по модернизации. В
частности, предлагал вариант быстродействующей A3. Не знаю конкретной сути
предложений и потому не могу высказать своего мнения по ним, но те явления,
на ликвидацию которых предложения были направлены, должны были устраняться
принятием предложений В.П. Волкова или другим путем, ибо именно из-за этих
явлений и произошла авария. В течение ряда лет его прямые начальники В.И.
Осипук и В.В. Кичко не принимали никаких мер по реализации предложений.
Тогда В.П. Волков написал докладную записку директору института, научному
руководителю темы РБМК академику Л.П. Александрову. Непрост академик. Его
резолюция на докладной; <Тов. Кичко, срочно собрать у меня совещание>.
Но то ли закорючка в подписи не туда завернута, мол, не обращай внимания, то
ли другие причины, но совещание до аварии так и не состоялось. Волкову
писать больше некуда было, ведь А.П. Александров заодно и Президент Академии
наук.
Дождались аварии. В.П. Волков передал документы в прокуратуру, так как
был убежден, и совершенно справедливо, что взрыв реактора произошел из-за
его неудовлетворительного качества, а отнюдь не по вине персонала. И тут
реакция А.П. Александрова была мгновенной - Волкова перестали пускать в
институт.
Это не производство, которое может и подождать лет этак с... надцать.
Здесь подкоп под собственную репутацию, и нет задержки с ответом.
Полковник Скалозуб говорил: <Я князь Григорию и вам фельдфебеля в
Вольтеры дам>.
Нашему Президенту фельдфебели в помощники не нужны.
А В.П. Волков- вот ведь настырный - пишет самому М.С. Горбачеву. По
письму создается группа под руководством заместителя председателя
Госатомэнергонадзора В.А. Сидоренко. Практически она подтвердила негодность
реактора к эксплуатации. Интересную приписку сделала группа в
сопроводительном письме, что Волков недооценивает указаний в Регламенте. Это
имеется, конечно, ввиду указание в Регламенте о минимальном запасе
реактивности в 15 стержней. Это значит: надзорный орган берет под защиту
решение проектантов заменить указанием в Регламенте требуемые по закону
сигнализацию об отклонении параметра, автоматический останов реактора при
уходе его за норму и даже отсутствие удовлетворительной системы замера.
И это надзорный орган! Именно он призван смотреть, чтобы реакторы были
исполнены согласно требованиям нормативных документов. Впрочем, удивляться
нет причин. Как раз В.А. Сидоренко и отвечал в Госатомэнергонадзоре за
ядерную безопасность реакторов. Все одно и то же. После осуждения написал я
в Центральный Комитет жалобу; были там люди, способные по знаниям
разобраться в моих доводах о необоснованности осуждения. Например, В.И.
Гречный работал ранее заместителем главного инженера станции по науке,
занимался как раз вопросами ядерной безопасности. И что же? Попало мое
письмо в ЦК к заместителю Генерального прокурора О.В Сороке утвердившему мое
Обвинительное заключение. Догадываетесь, какой был ответ? Все верно, такой и
был.
Вот как В.П. Волков говорит в одном из своих отчетов о причинах
катастрофы:
<При анализе Чернобыльской аварии выяснилось: большой эффект
вытеснителей, большой паровой эффект реактивности, образование чрезмерно
большой объемной неравномерности энерговыделения в активной зоне в процессе
аварии. Последнее обстоятельство - одно из наиболее важных и обусловлено
большими размерами активной зоны (7x12 м), малой скоростью перемещения
неоднородных (имеющих поглотители, вытеснители и водяные столбы) стержней -
0,4 м/с и большим паровым эффектом реактивности - 5? эфф. Все это и
предопределило размеры катастрофы.
Таким образом масштаб аварии на ЧАЭС обусловлен не действиями
оперативного персонала, а непониманием, прежде всего со стороны научного
руководства, влияния паросодержания на реактивность активной зоны РБМК, что
привело к неправильному анализу надежности эксплуатации; игнорированию
неоднократных проявлений большой величины парового эффекта реактивности при
эксплуатации; к ложной уверенности в достаточной эффективности СУЗ, которая
на самом деле не могла справиться как с произошедшей аварией, так и со
многими другими, в частности, с проектными авариями, и, естественно, к
составлению неверного Регламента эксплуатации.
Подобное научно-техническое руководство объясняется, кроме всего
прочего, чрезвычайно низким уровнем научно-технических разработок по
обоснованию нейтронно-физических процессов, происходящих в активной зоне АЭС
с РБМК; игнорированием расхождения результатов, получающихся по различным
методикам; отсутствием экспериментальных исследований в условиях, наиболее
приближенных к натурным; отсутствием анализа специальной литературы и, в
конечном итоге, передачей главному конструктору неверных методик расчета
нейтронно-физических процессов и своих функций - обоснование процессов,
протекающих в активной зоне, и обоснование безопасности АЭС с РБМК.
Важным обстоятельством является и то, что Минэнерго длительное время
пассивно эксплуатировало АЭС с РБМК с нейтронно-физической нестабильностью в
активной зоне, не придавало должного значения неоднократным выпадениям
сигналов АЗМ и АЭС при срабатывании A3, не требовало тщательного разбора
аварийных ситуаций... Необходимо констатировать, что авария, подобная
Чернобыльской, была неизбежной>.
Вот так: если не знают научные работники, имеющие в своем распоряжении
вычислительный и экспериментальный аппарат, то откуда будут знать
эксплуатационники? Если наука не может осмыслить опытные данные со станций,
то как это сделать людям, занятым на вахте? Справедливости ради надо
сказать, и В.П. Волков пример этого, не все благодушествовали. Видели
недостатки и делали предложения по их устранению. Но натыкались на глухую
руководящую стену.
2 и 17 июня 1986 г. состоялись заседания МВТС под председательством
А.П. Александрова. Расчеты ВНИИАЭС и выводы группы Г.А. Шашарина не были
приняты во внимание. И уж, естественно, отброшены доводы В.П. Волкова.
Президент и трижды Герой давил всех авторитетом власти. В результате причины
аварии были сведены исключительно к ошибкам и неправильным действиям
персонала. Решение МВТС и открыло путь для дезинформации специалистов и
общественности. В дальнейшем все пользовались этим решением с некоторыми
вариациями.
Вполне закономерным по своей нелогичности явилось заключение
Правительственной Комиссии под председательством заместителя Председателя
Совета Министров Б.Е. Щербины.
Комиссия установила, что реактор РБМК имел положительный быстрый
мощностной коэффициент реактивности; тут же констатирует, что быть таким
коэффициент не должен. Надо думать, смотрели в какие-то нормативные
документы, но ссылки нет. Если это свойство реактора недопустимое, то далее
комиссия устанавливает уж и вовсе парадоксальное, нормальному человеческому
уму непостижимое, свойство A3 в первые несколько секунд после срабатывания
вносить положительную реактивность.
И каков вывод высокой комиссии?
Виновен оперативный персонал!
Логика!..
Разве персонал проектировал активную зону реактора, по его расчетам она
формировалась так. что имела положительный мошностной коэффициент? Нет!
Разве персонал придумал изуверскую конструкцию стержней? Нет! Так
почему же персонал, убитый и покалеченный этим мастодонтом, виноват? В чем
виноваты начальник смены Александр Федорович Акимов, отдавший распоряжение
привести в действие A3 реактора в отсутствие каких-либо аварийных и даже
предупредительных сигналов, и оператор реактора Леонид Федорович Топтунов,
исполнивший это распоряжение? Ни в чем, конечно. Как можно обвинять
оператора, по необходимости или без нее нажавшего кнопку A3? В любом случае,
с признанием факта взрыва реактора A3 по нормальной, не правительственной,
человеческой логике с оператора должны быть сняты какие-либо обвинения.
В стране выпускается оборудование без соблюдения стандартов, об этом и
писать-то перестали. Теперь Правительственная Комиссия своим заключением
узаконивает это. Решения принимаются такие, какие надо, по мысли авторов,
для пользы, ну, конечно же, народной. О справедливости тут думать недосуг.
Решение МВТС по причинам катастрофы, продиктованное создателями
реактора, понятно - защищали собственные интересы. Менее понятно, почему
такое решение нашло столь одобрительный отклик в Правительственной Комиссии
и выше. Но и здесь несложно разобраться. Достаточно представить, к чему вело
установление и обнародование факта непригодности того реактора:
- Как наше, так и международное общество, потребовало бы немедленной
остановки остальных реакторов РБМК. А это 13 миллионов киловатт
электрической мощности, не считая Игналинскую станцию. Без ограничения
промышленности не обойтись;
- Два ведущих в стране института по атомной промышленности -ИАЭ и
НИКИЭТ оказались несостоятельными;
- Госатомэнергонадзор, призванный не допускать в эксплуатацию негодные
реакторы, мягко говоря, прохлопал. А это уже ставит под сомнение не только
реактор РБМК, но и другие, т.е. всю атомную энергетику;
- Какой удар по престижу Страны Советов... Все это верно, так это и
есть в действительности, но признавать нельзя.
Куда проще обвинить персонал. Всего-то несколько безвестных человек.
И вот это Заключение Правительственной Комиссии и принятое затем
Решение Политбюро открыли дорогу желающим обвинять персонал и, с другой
стороны, закрыли возможность объективного расследовании. Теперь комиссии,
авторы журнальных и газетных статей, авторы художественных и
<документальных> произведений знали, что и как писать о Чернобыльской
аварии.
Согласно новой государственной политике, СССР ступил на дорогу
гласности и открытости. Поэтому в МАГАТЭ были посланы специалисты во главе с
академиком В.А. Легасовым для информации <международного сообщества>.
Так называл один из информаторов - доктор А.С. Шуленков.
Советские информаторы в МАГАТЭ
Эта комиссия уже отказалась от версии срыва ГЦН. сохранив
направленность на обвинение персонала. Излагать и комментировать материалы
Отчета в МАГАТЭ не стану, материал все же специфический. Отчет, хоть он и в
ограниченном количестве экземпляров, можно достать и прочитать. Остановлюсь
лишь на необходимых моментах.
Отсутствуют в Отчете какие-либо расчеты и ссылки на них. Даются
качественные объяснения и при том довольно произвольные. Вот как объясняют в
Отчете начало разгона реактора:
<К началу испытаний, а именно в I ч 23 мин, параметры реактора были
наиболее близки к стабильным. Закрытие пара на турбину привело к медленному
росту давления в барабан-сепараторах со скоростью примерно 6 кПа/с.
Одновременно начал снижаться расход теплоносителя через реактор,
обусловленный выбегом четырех из восьми ГЦН. За минуту до этого оператор
снизил расход питательной воды. Снижение расхода теплоносителя через
реактор, а также питательной воды, несмотря на конкурирующие (по генерации
пара) с этими факторами повышения давления, в конечном итоге привело к росту
мощности реактора, поскольку реактор обладает положительной обратной связью
между мощностью и парообразованием. В условиях эксперимента перед началом
выбега ТГ имело место незначительное содержание пара в активной зоне, и его
прирост был во много раз больше, чем при нормальной эксплуатации на
номинальной мощности.
Именно рост мощности мог побудить персонал нажать кнопку аварийной
защиты АЗ-5. Поскольку в нарушение технологического регламента из активной
зоны персоналом было выведено больше допустимого количества поглощающих
стержней РР, эффективность стержней A3 оказалась недостаточной, и суммарная
положительная реактивность продолжала расти>.
Таким образом, разгон (увеличение мощности) реактора, по мнению
комиссии, начался от совместного действия снижения расхода теплоносителя и
питательной воды и не смог быть погашен A3. Попробую изложить понятно для
неспециалиста.
Добавление реактивности в критичный реактор ведет к росту его мощности.
Реактор РБМК имел положительный паровой эффект реактивности - с
увеличением объема пара в активной зоне росла реактивность.
Уменьшение расхода теплоносителя и питательной воды ведет к увеличению
объема пара.
Рост давления в первом контуре - к уменьшению.
Каков будет результат их совместного действия? Прежде всего, это не
какое-то экстраординарное явление, а вполне возможная ситуация в реальных
условиях эксплуатации, только уменьшение расхода теплоносителя не из-за
выбега насосов, а из-за остановки. Потому реактор и его СУЗ обязаны
справиться.
В данной ситуации изменение расхода питательной воды вело к быстрому и
большему по величине изменению реактивности, и до 1 ч 23 мин было несколько
таких случаев, - АР мощности реактора вполне удовлетворительно справлялся,
никаких всплесков мощности самописец не регистрирует.
Изменение расхода питательной воды, нормальное явление для
регулирования уровня в барабан-сепараторах, было за минуту до начала выбега.
Элементарный расчет показывает, что возмущение от этого к 1 ч 23 мин уже
отработано регулятором. А если не отработано, например, из-за неисправности,
то появились бы сигналы. Их нет.
Остается более плавное изменение реактивности от изменения расхода
теплоносителя, которое и компенсируется исправно регулятором, - на диаграмме
мощности реактора зафиксирован рост ее на пять мегаватт за последние 4 мин.
Для реактора РБМК - это ничто.
Фраза: <поскольку реактор обладает положительной обратной связью
между мощностью и парообразованием> - какое-то Откровение от Комиссии. А
какой же эта связь должна быть для кипящего реактора? Понятно, чем больше
мощность, тем больше пара. Так и должно быть.
Если комиссия хотела сказать, что связь была положительной между
мощностью и реактивностью, тогда другое дело. Эта связь может быть любой:
отрицательной у верно сконструированного реактора и положительной, какой она
была у РБМК, что недопустимо.
Фраза относительно прироста пара во много раз больше, чем при
нормальной эксплуатации на номинальной мощности, тоже невразумительная.
Читать ее нужно так: при малой мощности (всегда, а не только в условиях
эксперимента) прирост объемного содержания пара в теплоносителе на единицу
увеличения мощности в несколько раз больше, чем такой же прирост при
номинале. Именно поэтому на низких мощностях реактор РБМК имел положительную
обратную связь. Между мощностью и реактивностью. Именно этот важнейший для
безопасности факт не учитывали научные работники, когда рекомендовали
станциям измерять мощностной коэффициент на мощностях, близких к
номинальной. При компетентных рекомендациях положительный мощностной
коэффициент давно был бы обнаружен станционными Отделами ядерной
безопасности.
И что означает <нормальная эксплуатация на номинальной мощности>?
До аварии 200 МВт - тоже нормальная регламентная мощность.
Далее: <в нарушение технологического регламента из активной зоны
персоналом было выведено больше допустимого количества поглощающих стержней
РР, эффективность стержней A3 оказалась недостаточной>...
Нет в Регламенте ни одного пункта, указывающего, сколько стержней можно
вывести из зоны. Есть только указание в <Инструкции по эксплуатации
РБМК> и в <Инструкции по эксплуатации СУЗ РБМК>, где сказано, что
при малом запасе реактивности и нейтральном поле внизу нужно ограничить
число стержней, извлекаемых из активной зоны полностью, общим числом 150,
остальные стержни должны быть введены не менее чем на 0,5 м. У нас 26 апреля
нейтронное поле имело максимум вверху. Поэтому мы никаких инструкций не
нарушали. Эти дополнения в инструкции согласованы с Научным руководителем,
Главным конструктором и сделаны по письму заместителя директора НИКИЭТ Ю.М.
Черкашова, где, в частности, сказано:
<Подчеркнем еще раз, положительный выбег реактивности будет
наблюдаться при движении стержней только из крайнего верхнего положения и
только при перекошенном внизу поле нейтронов>.
Эффективность стержней A3 оказалась даже не малой, а с обратным знаком.
Только такой она оказалась из-за неверной конструкции стержней. Зачем
переворачивать понятия с ног на голову? Эффективность стержней зависит не от
количества поднятых на верхний концевой выключатель, а от их конструкции и
конфигурации поля.
При нейтральном поле внизу стержень при старте с верхнего концевика
всегда вносит сначала положительную реактивность, что противоречит всем
канонам конструирования. Да, при большом запасе реактивности часть стержней
при срабатывании A3 стартует из промежуточного положения по высоте активной
зоны и сразу начинает вносить отрицательную реактивность. Но в любом случае
часть стержней вносит сначала положительную реактивность, и какой окажется
сумма -одному Богу известно. Может ли добросовестный человек защищать
подобное положение?
В стремлении опорочить персонал перед международным сообществом
советские информаторы скатились до самой пошлой лжи. Ну, чем-то приходится и
поступиться, раз уже не получается <и невинность соблюсти, и капиталец
приобрести>.
По количеству выведенных из зоны стержней уже знаем.
Зарубежные специалисты высказались, что на оператора возложена
непомерная задача: соблюдать минимум запаса реактивности фактически при
отсутствии средств контроля и информации в переходном режиме. Тогда
информаторы говорят, что в Регламенте был оговорен минимальный запас в 30
стержней. Он действительно таким оговорен, только после аварии.
Скрыть положительный мощностной коэффициент на низких мощностях
реактора не представилось возможным, а из теории автоматического
регулирования известно, что работа при этом крайне опасна, и рано или поздно
он, коэффициент этот, себя проявит. Для информаторов наших нет ничего проще
- говорят: работа на мощности ниже 700 МВт Регламентом запрещалась. Да,
запрещена Регламентом... после аварии.
К августу 1986 г., когда информаторы поехали в Вену, уже были расчеты,
показывающие, что A3 могла вносить положительную реактивность величиной в?
эфф. Об этом умолчали. Больно уж одиозное явление. Ну, не справилась A3,
еще куда ни шло, а A3, сама взрывающая реактор, - нонсенс. Как признаться в
этом?
Есть в Отчете таблица нарушений, допущенных персоналом 26 апреля 1986г.
Состоит она из трех граф: нарушения, мотивация, последствия. Вторая графа
нас не интересует. Приведу по порядку без нее.
Есть в Отчете
Последствия
Комментарий (А.Д.)
1. Снижение ОЗР существенно ниже допустимой величины
Видимо, правильно. В момент нажатия кнопки АЗ-5 запас был порядка 12-13
стержней против допустимых 15
Аварийная защита реактора оказалась неэффективной
Да, но при малом запасе, а не из-за малого запаса
2. Провал мощности ниже предусмотренного программой испытаний
Нет в этом нарушения Регламента и инструкций
Реактор оказался в трудноуправляемом состоянии
Автоматический регулятор вполне исправно поддерживал мощность реактора.
Не зафиксировано на ленте самописца мощности ни колебаний, ни всплесков. Да,
как теперь ясно, все отрицательные качества реактора на такой мощности
проявляются наиболее резко. Но при чем же здесь персонал!?
3. Подключение к реактору всех ГЦН с превышением расходов по отдельным
ГЦН, установленных Регламентом
Нет нарушения в подключении всех ГЦН Есть такие режимы в инструкциях
Температура теплоносителя КМПЦ (первый контур) стала близкой к
температуре насыщения
Для входа в активную зону, а это и имеют ввиду информаторы, утверждение
просто неверно
4. Блокировка зашиты реактора по сигналу остановки двух ТГ
Нет нарушения. Сделано согласно Регламенту
Потеря возможности автоматической остановки реактора
Не имело никакого значения. Авария произошла бы на 36 с раньше.
5. Блокировка защит по уровню воды и давлению пара в
барабан-сепараторах.
По уровню воды защита была от другой группы приборов. По превышению
давления зашита была в строю. По снижению давления защита турбины была в
строю, сменили уставку, это право оператора. Нарушения нет.
Защита реактора по тепловым параметрам была полностью отключена
Защита реактора была и по физическим., и по тепловым параметрам,
согласно Регламенту, для такого режима. В докладе комиссии ВО. Брунш в 1991
г. (наконец-то! - А.Д.) именно по этому поводу сказано: "...сделанное в
Отчете заявление о том, что "защита реактора по тепловым параметрам была
полностью отключена", не соответствует действительности".
6. Отключение системы защиты от МПА (отключение САОР)
Отключена согласно программе, утвержденной Главным инженером. Согласно
документам, действующим на то время, Главный инженер мог разрешить временное
отключение.
Потеря возможности снижения масштаба аварии
Комиссия в августе хорошо знала систему и характер разрушения и четко
представляла, что возможность снижения не была потеряна, а отсутствовала в
принципе.
Вот так обстоит дело с приписываемыми персоналу нарушениями. Не знаю,
как международное сообщество верило советским информаторам - на слово или
просило показать документы. Могли и на слово, потому что едва ли ему,
сообществу-то, понятно, зачем надо клеветать на собственный персонал и
почему это возможно.
Выводы комиссии стали естественным продолжением расследования.
<Разработчики реакторной установки не предусмотрели создание
защитных систем безопасности, способных предотвратить аварию при имевшем
место наборе преднамеренных отключений технических средств защиты и
нарушений регламента эксплуатации, так как считали такое сочетание событий
невозможным>.
Видите, пожурили-пожалели бедных разработчиков: ну, как им было
предусмотреть нарушения и козни злонамеренного персонала, стремящегося во
что бы то ни стало насолить разработчикам и взорвать вполне хороший реактор.
А эти самые разработчики, зная злокозненность персонала, поняли полную
безнадежность предусмотреть какие-то меры против его подвохов и плюнули на
выполнение законных писаных требований нормативных документов. Но об этом
молчок. Почитайте внимательно Отчет информаторов в МАГАТЭ и ни слова не
найдете о несоответствии реактора РБМК ПБЯ и ОПБ.
<Таким образом, первопричиной аварии явилось крайне маловероятное
сочетание нарушений порядка и режима эксплуатации, допущенных персоналом
энергоблока>.
Придумала комиссия нарушения и кричит на весь мир: да это же
невероятно!
<Катастрофические размеры авария приобрела в связи с тем, что
реактор был приведен персоналом в такое нерегламентное состояние, в котором
существенно усилилось влияние положительного коэффициента реактивности на
рост мощности>.
Очень понравилось выражение <такое нерегламентное состояние
реактора>, многие потом его брали на вооружение. А какое такое? Почему же
система контроля ни одним сигналом не откликнулась на него? Либо состояние
регламентное, либо система контроля слепая. И в любом случае, какие могут
быть претензии к персоналу? Органолептически что ли должен был определять?
И мощностной коэффициент при большом расходе первого контура меньше,
поскольку на одно и то же изменение мощности изменение паросодержания, а
значит и реактивности, будет меньше. Потревожили господа информаторы своими
выводами первого генерала Ордена Иезуитов Игнатия Лойолу. до такого и он бы
не додумался.
Еще в больнице был, жена сказала, что племянница прочитала в немецком
журнале <Шпигель> ругательную статью на персонал. Вроде и шерсть не
слезла, и хвост не отвалился, а тоже - реактором управлять. Матюгнулся я, не
вслух, на <проклятых>. Оказалось, родные соотечественнички удружили. С
успехом, дорогие соотечественники, на международной арене в эпоху гласности.
Нас-то информаторы опорочили, но реактор не отмыли. Считать там умеют.
Но это потом, а в первое время на коне приехали. Прокуратура их называет
ведущими учеными-физиками. Действительно, ведущие. Куда только?
Эксперты МАГАТЭ
Стали также жертвами (дез.)-информаторов. Вскоре после сообщения
советских специалистов в тесном сотрудничестве с ними Международная
Консультативная Группа по ядерной безопасности при МАГАТЭ выпустила доклад
по Чернобыльской аварии. Ее причины изложены в двух разделах: первый - для
рядового читателя, второй - почти повторяет первый, но с техническими
подробностями для специалистов.
Рассмотрим первый раздел.
<После отсрочек со стороны диспетчера системы, ночью 25 апреля
возобновилась дальнейшая подготовка блока к испытаниям, включая снижение до
намеченного уровня 700... 1 000 МВт (тепловых). Это оказалось трудным из-за
неправильного обращения оператора с системой управления. В результате
мощность реактора упала до слишком низкого уровня>.
Как было со снижением уровня мощности - я описал. Снижение произошло
из-за неисправности регулятора. Рядовой читатель подумает, что <слишком
низкий уровень> - явление криминальное, недопустимое для реакторов. На
самом же деле для нормальных реакторов, исполненных согласно принятым
нормативным документам, явление никакой опасности не представляет. Просто
мощность оказалась мала для продолжения испытаний и ее пришлось увеличить до
уровня 200 МВт, достаточного для проведения оставшихся работ.
<Мощность вновь была повышена. С некоторыми трудностями был
достигнут уровень 200 МВт, и это потребовало выведения многих регулирующих
стержней. Следует отметить, что продолжительная эксплуатация на уровне ниже
700 МВт тепловых запрещена нормальными процедурами безопасности ввиду
проблем термогидравлической неустойчивости.
Было включено еще два циркуляционных насоса с тем, чтобы обеспечить
после испытаний возможность продолжения эксплуатации реактора с необходимым
числом насосов. Высокий расход воды, вызванный включением этих
дополнительных насосов, представлял собой нарушение нормальных процедур
эксплуатации установки, так как он превысил утвержденные уровни как для
активной зоны реактора, так и для некоторых отдельных насосов, и, что более
важно, затруднил управление основными системами теплоносителя>.
Все неправильно в этом большом абзаце. Зачем же следовать за людьми,
преследующими совершенно определенную цель? Да, информаторы в Отчете
говорят, что, видимо, выше мощность поднять не смогли. Но реакторщику должно
быть ясно, что если реактор выведен в критическое состояние и мощность
поднята до 200 МВт, то при положительном быстром мощностном коэффициенте
реактивности, а именно таким он был, нет препятствий для подъема мощности.
Не было никаких ограничений по времени работы реактора на уровнях
мощностей от 8 до 3 200 МВт. Не было никаких ограничений по максимуму
расхода через активную зону, как и включению всех восьми насосов.
Предположим, что по уровню мощности ниже 700 МВт, по включению насосов
и расходу через активную зону ввели в заблуждение информаторы. Но почему
эксперты так легко согласились с утверждением о затруднении управления при
большом расходе теплоносителя? При большом расходе теплоносителя количество
пара в пределах активной зоны и пароводяных трубопроводов меньше, чем при
малом расходе при одинаковом уровне мощности. Поэтому, например, при
увеличении расхода питательной воды для поддержания уровня в
барабан-сепараторах может произойти схлопывание (коллапс) пара. А поскольку
его меньше при большом расходе, то и влияние схлопывания на реактивность
активной зоны и уровень в барабан-сепараторах будет меньше. И недогрев на
входе в активную зону при большом расходе не меньше, по крайней мере. Вопрос
чисто технический и не требует знания конкретных инструкций Чернобыльской
станции.
<Одним из важных последствий явилось то, что операторы заблокировали
автоматическую остановку реактора по таким параметрам, как давление пара и
уровень воды в барабан-сепараторах, с тем чтобы их неустойчивость не вызвала
такую остановку реактора и не приостановила испытаний: вновь серьезное
нарушение нормальной процедуры эксплуатации>.
Не блокировали. Я уж писал об этом.
<Как раз перед этим компьютеризированная система централизованного
контроля выдала оператору информацию о состоянии реактора, включая положение
на это время всех регулирующих стержней. Это было ясное предупреждение,
поскольку оно свидетельствовало об отсутствии запаса компенсирующей
способности регулирующих стержней организовать защиту от аварийной ситуации.
Требовалась немедленная остановка реактора. Однако оператор приступил к
электротехническим испытаниям, хотя состояние блока, как очевидно и как об
этом будет сказано впоследствии, было крайне нестабильным>.
Мы уже знаем, что распечатки не было вообще у персонала. И не могла она
быть к началу испытаний, даже если и была сделана. Оставим это на совести
информаторов.
Я здесь о другом хочу сказать. Эксперты МАГАТЭ - не рядовые читатели.
Из распечатки положения стержней (напоминаю, сделана после аварии) видно,
что большая их часть выведена из активной зоны, т.е. находится в положении,
когда их компенсирующая способность, то есть способность подавлять
реактивность, максимальная. Это для нормальных органов воздействия на
реактивность общепринятое правило. А эксперты говорят об отсутствии запаса
компенсирующей способности регулирующих стержней. При аварийном сигнале они
действуют не как регулирующие, а в качестве стержней защиты. Это выражение
экспертов надо понимать как согласие с такой конструкцией стержней, когда
они вносят вначале положительную реактивность. Выходит так. Но ведь это же
совершенно неприемлемо, и порочность конструкции стержней теперь
общепризнана (впоследствии конструкция изменена). Мне совершенно непонятно,
как эксперты дали себя уговорить в таком вопросе.
<С момента испытаний начался выбег ТГ. Здесь следует отметить
серьезное нарушение процедуры. Ранее была блокирована автоматическая
остановка реактора при отключении обоих ТГ, с тем чтобы реактор оставался на
мощности, для повторения, в случае необходимости, испытаний. Следует
пояснить, что испытания могли и должны были проводиться таким образом, чтобы
сработала САОР при начале испытаний>.
В блокировании защиты по остановке двух ТГ нет нарушения ни процедур,
ни инструкций. Повторять испытания никто не собирался, это измышления
информаторов. Утверждение информаторов, с готовностью повторенное экспертами
МАГАТЭ, что испытания могли и должны были проводиться с автоматическим
гашением реактора, ни на чем не основано. Ни документами, ни техническими
соображениями этого не подтвердить. Могли с зашитой, конечно, и авария на 36
с была бы раньше. Далее идет в докладе описание, как и почему разогнался
реактор. Оно ничем не отличается от версии, изложенной в Отчете советских
информаторов и приведенной здесь ранее. Действительности не соответствует.
Изложенные экспертами действия персонала - это, практически, и все
действия 26 апреля. И все нарушения, нарушения, нарушения. Неужели это не
насторожило экспертов МАГАТЭ? Мы, что, изучали инструкции, нормативные
документы и сдавали экзамены для того, чтобы знать их и делать наоборот? И
не задали информаторам вопроса: почему же вы держите такой персонал? Ведь не
может быть так, что персонал выполнял четко инструкции и вдруг 26 апреля
1986 года взбесился и все начал делать не так. Значит и раньше делал, но
почему-то держали. Ладно, пусть не все, пусть Дятлов из грамотного
(практически по общему признанию), думающего инженера превратился в этакого
гусара и давай налево и направо командовать: <Заблокировать!
Отключить...> Так у нас непросто было оператора заставить нарушить
Регламент или инструкцию. Либо откажется исполнять, либо скажет: <Запиши
в журнал - исполню>. Вот какие вопросы возникают при чтении доклада
экспертов МАГАТЭ.
По части вопросов экспертов ввели в заблуждение советские информаторы,
ссылаясь на несуществующие или внесенные в инструкции после аварии
положения. Но эксперты шли охотно за информаторами и в технических вопросах,
где надо было просто подумать.
Я далек от мысли повторить вслед за В. Яворивским, что МАГАТЭ -это
мафия, кормящаяся от пропаганды атомной энергетики. Уверен, что это люди,
убежденные в необходимости и приемлемости атомных электростанций, люди,
которые убеждены в приемлемой их безопасности сейчас и видят в перспективе
возможность повышения ее.
И все же их сговорчивость по Чернобыльской катастрофе мне непонятна.
Поэтому считаю их добровольными жертвами.
Доклад Международной Консультативной Группы я впервые прочитал в
октябре 1990 г. Удивился, как это, надо думать, опытных воробьев на мякине
провели. Не делая полного анализа доклада, написал по второму разделу
замечания и направил письмо директору МАГАТЭ г-ну X. Бликсу. В письме
поставил вопросы, явные ответы на которые показывали несостоятельность
изложенной в докладе версии аварии, а также то, что по докладу вполне
прозрачно просматриваются уж очень лохматые физиономии операторов.
В ответном письме г-н X. Блике признает за нами и человеческие
качества. Как он пишет:
<Мужество и преданность Вашей группы во время и после аварии,
безусловно, не являются качествами невежественных <упырей> и
<троглодитов>, и это признано во всем мире>.
Благодарю Вас, господин X. Блике.
И все же лучше и куда полезней, чтобы люди Вашего Агентства были
способны критически оценивать свои позиции с учетом ставших им известными
новых сведений. К сожалению, такого желания и способности я не усматриваю в
ответе председателя Международной Консультативной Группы по ядерной
безопасности X. Дж. К. Каутса.
Я в письме указал, что по расположению стержней мы ничего не нарушили.
На что г-н Каутс реагирует так:
<Независимо от того, сыграла ли конфигурация стержней важную роль в
аварии и была ли она в то время допустимой в соответствии с правилами,
действия, приведшие к этой ситуации, были рассчитаны неправильно>.
Вот как! Товарищи и господа ученые кое-как в кабинетах с
вычислительными машинами докопались, а оператор это должен был мимоходом
сообразить. Оказывается, не только по советским меркам, но и по критериям
Запада (или только господина Каутса?) по правилам ты действовал или нет -
все равно виновен. По этому поводу профессор Б.Г. Дубовский сказал:
<Они, то есть эксплуатационники, могли бы избежать аварии, если бы
знали о реакторе больше Научного руководителя>.
Это понятно.
И далее продолжает г-н Каутс:
<По нашему мнению, позиция г-на Дятлова состоит в том, что он
относит аварию целиком на счет внесения положительной реактивности стержнями
A3>.
Хотя сам по себе факт внесения положительной реактивности A3 совершенно
чудовищный и в других ситуациях один он мог привести к катастрофе, 26 апреля
он действовал совместно с положительным мощностным коэффициентом. В моем
письме это сказано совершенно недвусмысленно.
Так же обстоит дело и с другими вопросами, затронутыми в моем письме.
А заключение ответа г-на Каутса очень мне знакомой формы - из ответов
прокуратуры и суда:
<У нас нет оснований для того, чтобы менять свою точку зрения.
Авария произошла в результате неудовлетворительной эксплуатации независимо
от того, какие причины лежали в ее основе, в сочетании с конкретными плохими
характеристиками конструкции реактора. То обстоятельство, что в настоящее
время появились дополнительные важные подробности в отношении этих
характеристик, не меняет радикальным образом этой точки зрения>.
Информаторы оклеветали персонал, группа г-на Каутса повторила за ними
на весь мир. Мне по простоте душевной кажется, что если персонал оболгали
одни, то это вовсе не дает права другим делать то же. Я указал, в чем авторы
доклада обвиняют нас необоснованно. Не прошу мне верить на слово. Проверьте.
За слова свои вы отвечаете или нет? Я не академик, не международный эксперт,
я бывший зэк и потому говорю только слова, которые могу подтвердить
документами или общетехническими неоспоримыми сведениями. За свои слова
отвечаю.
Еще из мероприятий, которые сразу после аварии стали осуществлять на
оставшихся реакторах РБМК, специалисту ясно, что тот реактор не подлежал
эксплуатации. После появились и другие документы. А г-н Каутс все говорит о
неудовлетворительной эксплуатации независимо от того, какие причины лежали в
ее основе. Как ученый, вы вправе бесстрастно констатировать действия и
квалифицировать: эти правильные, эти неправильные. Только не надо персоналу
приписывать нарушения, им не сделанные. В этом случае вас действительно
могут не интересовать <какие причины лежали в ее основе>.
Хотелось бы также услышать от Международной Консультативной Группы по
ядерной безопасности, полагаю, это находится в сфере ее задач, не
констатацию <плохих характеристик реактора>, а четкое мнение о
допустимости или недопустимости создания и продвижения в эксплуатацию
реактора с такими характеристиками:
1. Положительный мощностной коэффициент реактивности с полным выбегом
реактивности за счет этого эффекта в несколько? эфф.
2. Органы воздействия на реактивность, изменяющие знак вводимой
реактивности при движении в одну сторону. И, как следствие, A3 при
срабатывании в различных ситуациях может вносить положительную реактивность.
3. Органы воздействия на реактивность не предотвращают, а сами создают
локальную критическую массу.
Доклад Группы, выпущенный в 1986 г., фактически повторяет сообщение
советских специалистов в МАГАТЭ. Делу постижения истины не служит.
Откровения академика В. Легасова и доктора А.Шуленкова настолько понравились
экспертам МАГАТЭ, что сами решили и не думать. О чем и написали в докладе:
<На основе этой информации мы имеем достоверное объяснение
последовательности событий на блоке No 4 Чернобыльской АЭС и не пытались
найти альтернативное объяснение>.
Судебно-техническая экспертная комиссия.
Оголтелая компания. В чем-то некомпетентная, в основном тенденциозная и
в любом случае необъективная. Откровенно, не хочется писать об этой
комиссии. Видел ее в критические моменты своей жизни, о которых забыть бы
лучше всего да не получается. Особенно <симпатичным> выглядел
представитель НИКИЭТ - О. Шорох. Наглый, бессовестный. Немногим отличался от
него и В.А. Трифонов из Госатомэнергонадзора.
Другие-то комиссии не видел тогда, и поэтому представляются в сознании
достаточно абстрактно, а не конкретными людьми. Хотя большинство из них знаю
в лицо, например, за выражением судебно-технической комиссии в
доказательство надежности реактора РБМК, что они отработали к моменту аварии
около ста реакторолет, совершенно четко проглядывается ухмыляющаяся
физиономия работника НИКИЭТ В.Н. Василевского.
С этого и начнем. На самом деле к 26 апреля реакторы РБМК, их было 14
штук, отработали в сумме 87 реакторолет. Согласимся с экспертами, что это
критерий надежности. Тогда при оставшихся 13 реакторах РБМК поделим 87 на
13, каждые 6...7 лет будем иметь по Чернобылю. Думаю, никого такая
перспектива не вдохновит. Следовательно, это критерий не надежности, а
безнадежности. И это не все. После постройки реактора свежим топливом
загружаются не все технологические каналы, так как не хватит стержней СУЗ
для подавления избыточной реактивности. Примерно 240 каналов заняты ДП и еще
несколько сотен поглотителей помещены в специальные кассеты. Это ликвидирует
большой паровой эффект. Извлекаются они по мере выгорания топлива, примерно,
в течение двух лет, когда реактор переходит в так называемый режим
стационарной перегрузки. Значит, 28 лет от 87 надо отнять.
Особенно опасен РБМК был при низких уровнях мощности и малом запасе
реактивности. В таких режимах он работал при остановах. Это всего 10...20 ч
в год у каждого реактора. Таким образом, все реакторы в таком режиме были
всего два-три месяца. Но с развитием атомных станций ночью пришлось бы
разгружать и блоки с реакторами, и тогда опасных режимов было бы намного
больше. Уже и в 1985 г. энергосистема заставляла снижать мощность ночью,
правда, тогда еще несущественно. Только работа в базовом режиме при
неизменной полной мощности позволила тем реакторам протянуть эти 87
реакторолет.
Стремясь доказать, что персонал отключением A3 по остановке двух ТГ
нарушил Регламент, комиссия произвольно толкует пункт Регламента. Как можно
из: <включение и отключение защит, автоматики и блокировок производить в
соответствии с эксплуатационными инструкциями и режимными картами>
сделать вывод, что <блокировка, разрешена только при остановке и
расхолаживании реактора, не просто при стационарной работе с электрической
мощностью менее 100 МВт>? Кстати, и стационарная работа при нагрузке на
турбину 100 МВт запрещена, и не было ее 26 апреля.
Вот усмотренные комиссией нарушения эксплуатационных документов в
<Программе выбега ТГ>:
- Непонятно, с чего комиссия решила, что, по нашему мнению, испытания
касались только электрических систем, а не всего блока. Для чего же мы тогда
подключили к разработке программы реакторный, турбинный цеха и цех
автоматики? И подписи в программе есть. Писали персонально программу
электрики, это вполне естественно.
- Вызывает у них возражение включение четырех ГЦН от выбегающего
генератора, поскольку при этом <либо произойдет закрытие обратных
клапанов на напоре выбегающих насосов и, в конечном счете, срыв их работы,
либо будут поочередно прикрываться и открываться эти клапаны, вызывая
колебания расходов через все насосы, что и наблюдалось при испытаниях 26
апреля>.
То ли не знают эксперты, то ли не хотят знать, что каждый насос имеет
A3
