Добровольные пожертвования, взимаемые со светских людей в салонах

Порядочные люди того и гляди возмутятся, увидев, что о них заговорили следом за мастерами воровского промысла, описанными в книге первой. Что за чудовищное преступление: изобразить их на таком фоне, превратить их в ступеньку на пути к описанию великих негодяев в третьей и четвертой книгах![63] Это совершенно непростительно! Однако разве не обязаны мы рассказать обо всех без исключения? А раз уж перед нами, как на Страшном суде, предстанут абсолютные монархи со своими займами и конституционные правительства со своими неуплатными долгами, то мы не видим причин для того, чтобы обойти вниманием людей из хорошего общества.

Итак, вся вторая книга будет посвящена благородным промыслам, которые весьма распространены в большом свете, но ничуть не менее губительны для частных кошельков. Здесь деньги у вас изымают весело и непринужденно, изящно и открыто, но оттого состояние ваше страдает ничуть не меньше, чем от подлых происков, описанных в книге первой. Ударят ли вас дубиной по голове или же по всем правилам искусства заколют шпагой, вы в любом случае умрете!

Разделить эти косвенные налоги, взимаемые людьми из хорошего общества с себе подобных, на разряды так трудно, что мы предпочли в этом случае обойтись без всякой классификации. В самом деле, благородные изъятия денег — это нечто неизъяснимое, они ускользают от исследования, подобно струйке дыма.

Можно ли назвать их дурным поступком? Нет. Мошенничеством? Нет. Разумеется, нет здесь и воровства, но можно ли в данном случае говорить о безупречной честности? Каждая просьба о деньгах, к вам обращенная, исполнена, как и все, что делается во Франции, величайшего остроумия, учтивости и человеколюбия; без этого она была бы смешна, а быть смешными мы боимся; однако всякое покушение такого рода на наш кошелек всегда вызывает у нас не только улыбку, но и ропот. Как бы там ни было, промысел этот, с таким трудом поддающийся классификации и определению, так ловко балансирует на грани между законным и незаконным, что самые умудренные казуисты не в силах причислить его ни к той, ни к другой категории.

Поместив героев этих промежуточных случаев в книгу вторую, мы расположили их между мелкими воришками и ворами высшего полета; подобная нейтральная территория достойна этих почтенных особ; такая классификация — истинная дань уважения французским нравам и нашему светскому обществу.

Порядочному человеку тем более стоит держаться настороже, что хамелеоны, чьи краски и формы мы постараемся описать, всегда предстают в самом приятном из обличий. Это все наши друзья, родственники и даже — вещь в Париже подлинно священная — знакомые. Играя в этих маленьких драмах, они поражают зрителя в самое сердце, волнуют его душу и чувства, ставят самолюбие перед мучительным выбором и в конце концов торжествуют над самой героической решимостью.

Чтобы уберечься от этого потока законных просьб, не забывайте ни на мгновение, что нынче эгоизм сделался страстью и даже добродетелью; что мало осталось душ, ему неподвластных; что вы и ваш кошелек запросто можете стать жертвой одной из тех новомодных выдумок, одного из тех порывов великодушия, одного из тех благородных заговоров, от которых человеку порядочному так трудно уклониться.

Всегда держите в памяти энергическое предупреждение того здравомыслящего человека, который сказал: «Друг мой, друзей у человека не бывает»[64].

В этой книге вы не найдете типов; здесь в каждом параграфе предстанет верное изображение нового лица, в каждом эпизоде читатель узнает одну из повседневных жизненных невзгод.

Слуга вбегает к вам и объявляет в величайшем смятении:

— Сударь, там две дамы, графиня и маркиза, они желают говорить с вами.

— Молодые?

— Пожалуй.

— Хороши собой?

— Да, сударь.

— Проси.

Вы охорашиваетесь перед зеркалом, придаете своему лицу приятное выражение, расправляете волосы на висках, одним словом, принимаете вид… такой вид, который… да что тут говорить…

Несчастный, вы лелеете обольстительные надежды, вы думать не думаете о деньгах, о звонкой монете, об этих металлических кружочках, отягощенных многочисленными недугами, как то: бюджет, друзья, игра, контрибуции; нет, вы вовсе о них не думаете.

Входят дамы: они молоды, хороши собой, благородны, очаровательны; больше того, их прелестные башмачки не забрызганы уличной грязью. Но внезапно лицо ваше каменеет; оно принимает выражение суровое и недовольное; вы больше не в силах смотреть в глаза вашим посетительницам.

Все дело в том, что вы заметили кошелек из красного бархата с золотой бахромой и услышали фразу, которую за последние десять лет успели выучить наизусть:

«Сударь, зная ваше человеколюбие, ваше доброе сердце, мы надеемся, что вы не откажете нам; мы собираем пожертвования на малые семинарии…»[65]

И с этими словами они протягивают вам кошелек, неотразимый довод ad hominem[66]. Тон у них умоляющий, но они не скрывают, что привыкли повелевать.

Некоторые жертвы отвечают на это, что духовенство ныне сделалось богатым, а сами они бедны… Неубедительно!

Некоторые католики притворяются протестантами — и это для того, чтобы сэкономить пять франков! Ложь ради такой мизерной выгоды — больше, чем грех.

Посоветовавшись с несколькими казуистами, мы пришли к выводу, что фраза, которую мы собираемся предложить вашему вниманию, не содержит в себе ничего предосудительного; она — гавань спасения для многих порядочных людей; она позволяет отвадить благотворительниц раз и навсегда.

С полнейшим хладнокровием следует ответить: «Сударыни, я польщен тем, что имею столь достойный повод выразить вам свое почтение, однако я прихожанин иной церкви; сами понимаете, у нас есть свои бедняки».

Слово «церковь» может пониматься и в узком смысле, как приходской храм, и в широком, как вероисповедание.

Достопочтенные иезуиты, которые подсказали мне этот способ, полагают, что, прибегая к нему, мы нисколько не погрешим против совести, особенно если сопроводим свои слова маленькой мысленной оговоркой [67]; приведенная фраза позволяет с честью выйти из положения, особенно если соблюдать в обхождении с дамами безупречную учтивость.

Если вы играете в карты, ни в коем случае не подавайте виду, что выигрываете. Если вас спрашивают напрямую, как идет ваша игра, отвечайте одной из туманных фраз, которые не говорят ровно ничего.

Ведь где-то рядом наверняка мучается ваш лучший друг, который все проиграл; а между тем деньги, взятые взаймы, получить назад очень трудно: память у людей такая короткая, а жизнь такая длинная.

Вот несколько подходящих ответов:

«Да я вообще не играю»;

«Не выигрываю и не проигрываю»;

«Еще ни одной партии не сыграл».

Некоторые чересчур осторожные люди доходят до того, что говорят: «Я проигрываю». Эту уловку следует применять, только если имеешь дело с особами совершенно безнравственными, с пиявками, присасывающимися к кошельку добродушного соседа.

Многие мудрые люди ограничиваются простой гримаской, оставляющей просителя в недоумении. Мы со своей стороны рекомендуем поджать губы — жест многозначительный, но нисколько не компрометирующий.

Этот параграф можно, пожалуй, назвать продолжением предыдущего.

Юноша, делающий первые шаги в свете! Если надумаете играть, усвойте раз и навсегда принцип, который мы попытаемся запечатлеть в вашей памяти.

Когда вы входите в гостиную, где вас встречает старая тетушка, почтенный дедушка или дядюшка (знаете, такой старый дядюшка в парике, который только и знает, что толковать о парламенте Мопу и о том, как его самого, в ту пору советника парламента, выслали в Понтуаз[68]), — так вот, когда кто-нибудь из престарелых родственников вводит вас в гостиную и в то же самое время выводит в свет, вы, должно быть, замечаете в глубине залы кучку стариков и старух.

Не вздумайте смеяться над ними, это вас погубит; осыпьте их комплиментами, особенно старух; разговаривайте, как они, будьте галантным кавалером и превозносите год 1750-й, ибо следует принять во внимание, что у старух имеются сорокалетние дочки и восемнадцатилетние внучки. Поэтому если вы послушаетесь нашего совета, то вскоре будете приятно удивлены тем, что вас повсюду именуют милейшим молодым человеком.

Если вас пригласят за карточный стол, не вздумайте соглашаться и отвечайте — можете даже делать это с улыбкой, — что не знаете ни одной карточной игры.

Помните, что

1) все эти развалины выросли при Старом порядке, когда плутовать в игре считалось вещью самой обыкновенной;

2) они умеют играть в бостон, вист и реверси так же хорошо, как мы в экарте, и вы будете вечно проигрывать;

3) благодаря вам они получат еженедельный доход в пять или десять франков; понятно, что с того дня, когда вы наконец научитесь играть, вы перестанете быть милейшим молодым человеком.

А важнее всего вот что: старые дамы только и делают, что болтают; именно от них зависит наша репутация.

Если вас считают богатым, вам всегда будет грозить явление родственницы, особые приметы которой мы сейчас перечислим.

Возраст у нее неопределенный; она небогата, но бредит благотворительностью. За неимением плаща она бы поделилась с нищим всем, что только можно вообразить.

Всегда оказывается, что она только что встретила какую-нибудь обездоленную жертву.

Если жертва эта женского пола, у нее наверняка полно детей и вовсе нет денег, чтобы их прокормить; она только что родила последнего ребенка в чудовищной нищете или же только что перенесла тяжелую болезнь, и ей не на что даже сварить себе бульон, и проч.

Если жертва мужского пола, значит, это фермер, чья ферма только что сгорела; или рабочий, который свалился с лесов; он отец двух, трех, четырех, пяти, а то и шести детей и сидит без денег.

Рассказав горестную историю, просительница добавляет: «Я уже собрала для них двести франков среди моих родных и знакомых».

Сколько дала она сама, она никогда не скажет, но будет умолять вас умножить сумму, собранную для ее подопечных.

Имейте в виду, что настоящая благотворительность творится в тайне и тишине; люди поистине милосердные помогают бедным напрямую, без шума, без разговоров и стыдятся благодарности.

Посему выпроводите родственницу. Сделать это нелегко, ибо старые родственницы — особы очень хитрые, у них большой опыт и острый язык.

Но на все есть свои способы. Если добродетельная родственница осчастливит вас своим приходом, заверьте ее в своем дружеском расположении, поклянитесь, что ваши деньги к ее услугам, угостите хорошим обедом (к старости все женщины становятся великими гурманками), обходитесь с ней в высшей степени любезно; в результате, когда вы откажетесь помочь ее подопечному, признательность ее желудка и боязнь обидеть родственника столь любезного заглушат, возможно, ее страсть к благотворительности, и она не дерзнет вас упрекнуть.

Если родственница — особа докучная и неприятная, постарайтесь раззнакомиться с ней постепенно; чаще бывайте в отъезде или не дома, встретившись же с ней в свете, всегда восклицайте с чувством: «Ах, милая тетушка, как я счастлив вас видеть! Отчего вы никогда у нас не бываете?»

С бедными родственниками нужно держаться однажды избранной линии — иначе все пропало. Либо вы жестокосердный тиран, либо благодетель человечества.

Отказывайтесь, если можете, от опеки над неимущими сиротами, если они не ваши ближайшие родственники.

Другое дело издали, тайно помогать сироте, стать для него чем-то вроде божества, вести его по жизни, уберегать от несчастий; это — удовольствие, на которое денег не жалко.

Новая шляпа стоит гораздо дороже, чем старая; отсюда афоризм, которому позавидовал бы сам Цицерон: «Не ездите на бал ни к кому, даже к министрам, в дорогой шляпе».

В 1817 году привратник министерства внутренних дел ответил одному бедолаге, который в час ночи требовал у него свою шляпу со словами: «Сударь, она совсем новая», — «Новые шляпы, сударь, кончаются после одиннадцати».

Именно от этой путаницы со шляпами произошел обычай держать их в руке, распространившийся некоторое время назад; нынче, однако, это полезное обыкновение вышло из моды. В 1824 году за свои шляпы держались только некоторые рантье.

У вас есть загородное поместье неподалеку от Парижа; вы его продаете; у вас нет отбою от покупателей, особенно по воскресеньям; вы угощаете их обедом, они просят показать им луг и парк, сходить с ними на ферму, а нагулявшись вволю, уезжают; больше вы их не увидите.

Вот как надо поступать, чтобы не кормить дармоедов:

1) не принимайте никого без записки от вашего нотариуса; это условие важнейшее;

2) если вы не выполнили первого условия, тогда покажите визитеру все ваши угодья до обеда.

Если ему все нравится, если он не столько осматривает местность, сколько прогуливается по ней, восхищается вашими шпалерами и посадками, если ему нравится все, даже цена, которую он находит лишь немного завышенной, будьте уверены, что он ничего покупать не станет, и к обеду его не приглашайте.

Никогда не связывайтесь с теми, кто возглавляет общества помощи неимущим матерям, экономические кассы, конторы помощи неимущим, кассы взаимной помощи, общества помощи заключенным, и проч., и проч.

Один молодой человек из хорошей семьи попал за долги в тюрьму Сент-Пелажи. Его друг отправился к кредитору, человеку очень богатому.

Друг этот занимал в свете положение, отводящее от него всякое подозрение в нескромности; речь его была исполнена страсти:

«Как, сударь, вы, с вашим богатством, могли заключить в тюрьму моего юного друга; разве пристало вам, председателю благотворительного общества, прибегать к варварскому закону, который карает несчастных, но милует преступников?»

Негоциант слушал эту речь с кроткой улыбкой.

— Не пройдет и трех дней, сударь, как ваш друг выйдет на свободу, а я получу свои деньги.

— Но он сирота; у него нет богатых друзей!

Негоциант не переставал улыбаться.

— Да разве вы не поняли, сударь, что я посадил его в тюрьму накануне заседания комитета?

— Какого комитета?

— Комитета по освобождению заключенных. Один из моих коллег уплатит долг вашего друга из денег комитета, а я при первой возможности отвечу ему любезностью на любезность.

Ab uno disce omnes![69]

Господин Такой-то

Один весьма приятный и известный в свете господин в сорок лет остался почти без средств. Меж тем он всегда прекрасно одет, изыскан и галантен; вы уже поняли, это господин Такой-то. Он превосходно устроил свои дела, и вот каким образом:

Вы отец семейства, вы богаты, у вас есть загородное поместье и дочь на выданье; господин Такой-то сватает вам зятя. Это очаровательный молодой человек из хорошей семьи, занимающий хорошую должность.

Господин Такой-то пять-шесть раз приезжает к вам обедать; он обсуждает с вами грядущий брак, проводит в доме целые вечера, выигрывает в карты, осведомляется о вашем состоянии, интересуется приданым. Наконец призывают мадемуазель Памелу. Она вне себя от счастья. Она обожает господина Такого-то, который так печется о счастье молодых пар.

Все очень серьезно: вы знакомитесь с молодым человеком в театре и находите, что он очень хорош, лучше не бывает (принято говорить именно так). Господин Такой-то в восторге; вскоре он привозит молодого человека к вам в дом; он всегда исполняет все свои обещания. Дело идет к свадьбе; родители наводят справки, Памела влюбляется все сильнее, а жених часто приезжает со своим другом господином Таким-то в поместье будущего тестя.

Спустя некоторое время, длительность которого зависит от господина Такого-то, выясняется, что молодой человек вынужден жениться на некоей юной особе, которая очень богата, но очень некрасива, и он ее совсем не любит, но не смеет ослушаться воли отца. Господин Такой-то в отчаянии; он произносит гневный монолог по поводу родительского деспотизма и заверяет, что имеет на примете еще одного жениха ничуть не хуже.

Мы разгадали намерения господина Такого-то, любителя дружеских обедов и выгодных карточных партий, однако нет в мире человека, который хоть раз в жизни не попался бы на эту удочку. Ведь господин Такой-то облекает свою деятельность в самые приятные, самые пленительные формы, да он и сам человек очень приятный.

Таким образом, господину Такому-то приходится платить только хозяину квартиры, сапожнику и портному, да и то… на все есть свои приемы!

Несколько раз господину Такому-то в самом деле удавалось устроить хорошую партию; с какой же гордостью он об этом объявляет; эти пары, конечно же, самые счастливые из всех; он только о них и говорит.

Господин Такой-то пользуется всеобщей любовью и уважением; быть может, ему не понравятся наши разоблачения, но мы ведь не назвали его имени — из великодушия.

Все сказанное относится также и к госпоже Такой-то.

Общее правило, знающее мало исключений: никаких подписок! Ни на книги, ни на гравюры, ни на ноты — ни на что. И вот почему:

1) когда подписка окончится, вы всегда сможете купить искомое дешевле, чем подписчики;

2) самое прекрасное предприятие, каким бы надежным оно ни казалось, может провалиться.

Никогда не ездите за покупками в экипаже, разве что на улице проливной дождь; в этом случае останавливайтесь за несколько шагов до дверей лавки.

Утверждение, не нуждающееся в доказательствах:

«В каком бы предприятии вы ни принимали участие, никогда не становитесь рядовым акционером. Нужно непременно получить право усесться за одним столом с директорами и управляющими; здесь, как за табльдотом[70], все зависит от правильно занятого места».

Вооружившись этой аксиомой, как подзорной трубой, вы разглядите источники множества незаконно нажитых состояний.

Действовать ли в соответствии с этой аксиомой или нет — вопрос вашей совести.

Не вступайте в тонтину[71], если не имеете бронзового сердца, луженого желудка и жестяных легких, если не умеете пробивать головой стену и бегать быстрее зайца, да и то!.. не забудьте укрепить свою шляпу куском листового железа с муаровой отделкой на случай, если на голову вам упадет кирпич.

Не стремитесь стать полковником или капитаном Национальной гвардии: честь эта обойдется вам по меньшей мере в двенадцать сотен франков в год; вам придется покупать мундир, по любому поводу задавать обеды однополчанам, завтракать и обедать вне дома в дни дежурств, дарить новогодние подарки барабанщику, и проч., и проч.

Лучше всего вообще избавить себя от необходимости отправляться на дежурство в гвардию.

Для этого достаточно каждый год менять квартиру, а в штабе сказать, что вы уезжаете в Америку, потому что отъездом в загородное поместье тут не отделаешься.

Можно еще поступить вот как: самому не показываться, а послать своего представителя, который заверит, что вы старше того возраста, в каком служба в этой бессмертной гвардии обязательна, а в доказательство предъявит свидетельство о рождении вашего батюшки[72].

Вечером, на балу или на обеде у почтеннейшего из людей, если вам везет в картах; или утром на следующий день после того, как вы получили свой процент с ренты; да и вообще в любой момент, когда вы при деньгах и не опасаетесь за свой кошелек, происходит следующее.

Ваш добрый знакомый или даже друг, один из тех, кому мы ни в чем не можем отказать, потому что им известно наше финансовое положение, а чаще всего любезнейшая, учтивейшая, остроумнейшая дама рассказывает вам о злоключениях некоего светского человека.

«Ах, — говорят они елейным голосом, — у Такого-то дела совсем плохи! Как жаль! Ведь он был человек весьма достойный; он не заслужил подобной участи».

Вы киваете. В самом деле, чем вы рискуете? Пока никакой опасности для вашего кошелька не наблюдается.

«Все честные люди просто обязаны его поддержать…»

Кто скажет хоть слово против этой христианской мудрости, такой трогательной, такой прекрасной и такой банальной, особенно если учесть, что в действительности все происходит ровно наоборот?

«Самое ужасное, — продолжает рассказчик, — что бедняга остался совсем без денег; ума не приложу, как такое могло произойти».

Тут вы начинаете подозревать недоброе: бывают предчувствия, которые не обманывают.

Вы произносите в ответ какую-нибудь ни к чему не обязывающую фразу, что-нибудь совсем незначащее. А затем, пытаясь улизнуть, делаете вид, будто заметили кого-то знакомого в другом конце гостиной.

Но время ушло, вы попались, вам глядят в глаза и прибавляют:

«Несчастный был вынужден выставить на продажу:

„Книгу, изданную Эльзевирами“, — если это литератор;

„Картину“ — если это художник;

„Что-нибудь из мебели“ — если это светский человек;

„Прекрасный фарфоровый прибор“ — если это журналист;

„Столовое серебро“ — если это актер драматического театра;

„Перстни“ — если это разорившийся аристократ».

Причем заметьте, что каждый из этих несчастных достоин особого сочувствия: литератор пользовался успехом; художник побывал в Риме; банкир имел глупость не объявить банкротства; аристократ занимал высокую должность. «Вы просто обязаны, — говорят вам проникновенным тоном, — купить билеты; цена-то совсем скромная! Для вас это сущий пустяк. Вы наверняка выиграете; кстати, билеты уже почти все распроданы».

«Вы мне позволите взглянуть?» — говорите вы холодно; вы все еще надеетесь найти путь к отступлению.

Вы берете билет, разглядываете его, вертите в руках. Вы на виду; на вас смотрят… Вернуть билет назад невозможно.

Если дело зашло так далеко, держитесь величаво; объясните, что вы счастливы быть полезным; купите всего один билет, но зато сияя от счастья; утешайтесь тем, что вы не одиноки, что еще восемьдесят девять человек тоже выбросили на ветер пять или десять франков, один, два, три, а то и десять наполеондоров[73].

Однако на будущее учтите, что:

1) разыгрываемый предмет стоит на самом деле в три раза дешевле;

2) нередко билетов распродают недостаточно, и розыгрыша вообще не устраивают;

3) владелец разыгрываемого предмета почти всегда оставляет половину билетов себе и таким образом имеет сорок пять шансов против вашего одного;

4) о той особе, которой вы помогаете, вы и слыхом не слыхивали;

5) да и она о вас никогда не услышит;

6) следственно, вам не стоит ни ждать благодарности, ни надеяться на удовольствие.

Мы знаем композитора, чье фортепьяно разыгрывалось в лотерею семь раз. Оно приносит тысяч восемьсот франков в год. Однако в Париже осталось всего три незадействованных квартала.

Что же до способов уберечься от лотерей, мы можем посоветовать только одно — изучить в тонкостях систему Лафатера[74] и угадывать близкую опасность по лицам, интонациям и жестам.

Анекдот

Мы были знакомы с одним порядочным человеком, которого можно назвать образцом, идеальным воплощением осторожности.

Он ловко предохранял себя от любых покушений на его кошелек, от кого бы они ни исходили: от мошенников или от правительств, от порядочных людей или от светского общества.

Прежде всего, он решился умереть холостяком. И умер!.. нам довелось идти за его гробом; он был накрыт белой простыней и ехал на похоронных дрогах для бедных. Однако покойный умер не девственником. О нет, ни в малейшей степени!

Все свое состояние он вложил в пожизненную ренту и благодаря этому получал ежегодно кругленькую сумму в шестьдесят тысяч ливров.

Следовательно, он не платил налога на недвижимое имущество, ему не грозили принудительные займы, военные реквизиции и контрибуции и проч.

Он славно устроил свою жизнь.

Жил он в самой лучшей из парижских гостиниц, где занимал роскошно обставленные апартаменты.

Следовательно, он никогда не платил ни налога с движимого имущества, ни подушной подати, ему не грозили ни дежурства в Национальной гвардии, ни превращение собственного дома в армейские квартиры.

Слуг у него не было.

Он договорился с владельцем наемной кареты, и тот всегда в нужное время предоставлял ему экипаж с лакеем.

Он бывал на роскошных обедах, но, по причине своего холостяцкого звания, был освобожден от обязанности устраивать ответные трапезы.

Он обедал у самых прославленных рестораторов, а посему был свободен он нахлебников и приживальщиков.

Если у него и были дети, он нисколько не тревожился ни о них, ни об их матерях и никогда не просыпался ночью от их плача.

За всю свою жизнь до самого последнего вздоха он не потратил ни единого франка иначе, как на собственное удовольствие; он мог бы применить к себе слова Горация: justum et tenacem[75].

Всякий день он пользовался неограниченной свободой, ни в чем не знал удержу, ничем не смущался и был счастлив, как только может быть счастлив тот, кто наслаждается всеми благами общественной жизни, но не исполняет ни одну из ее обязанностей.

Ни в коем случае не слушайтесь голоса тщеславия и не имейте глупости соглашаться на бесплатные должности; из всех этих почетных обязанностей более всего опасайтесь поста мэра, особенно в главном городе округа. И вот почему:

1) Если префект отправляется в путешествие, он непременно является к вам; вам приходится его принимать, но будьте уверены: он уже назавтра забудет ваше имя.

2) Когда настанет время призыва и придется тянуть жребий[76], к вам на три дня заселится супрефект. Это еще хуже префекта.

3) Наконец, в вашей коммуне наверняка найдутся судебные тяжбы, которые нужно закончить, и дорожные работы, которые нужно начать; между тем самое ничтожное дело может быть решено только в главном городе департамента, а то и в самом Париже; у нас ведь все централизованно! Вот и прикиньте, сколько вам придется ездить туда и обратно, обедать и жить вдали от дома, сколько денег потратить и сколько тягот снести.

4) Вы наживете себе врагов, а эту неприятность не может искупить даже удовольствие от звания провинциального Цезаря.

По самому скромному подсчету подобное место обходится в двенадцать сотен франков в год — неплохое приданое для порядочной девицы.

Если двое переходят через Сену по мосту Искусств, один из них непременно раскошеливается[77].

Позвольте это сделать вашему другу.

Остерегайтесь авторов, желающих посвятить вам книгу.

Остерегайтесь также авторов, которые посылают вам свою книгу без надписи «Дружески». Даже слова «В знак уважения» небезопасны: из них вовсе не следует, что за книгу не придется платить.

Те почтенные особы, которые 30 декабря отлучаются из города на целый месяц, — истинные философы, судящие о вещах в высшей степени здраво[78].

Соглашайтесь крестить только собственных детей[79].

Если вам предлагают крестника, пусть даже с хорошенькой кумой в придачу, отвечайте невозмутимо, что католическая религия предписывает крестному отвечать перед Богом за душу своего крестника, который тем самым становится его духовным сыном, а вы положили себе за правило такую ответственность на себя не брать.

Фраза эта исполнена достоинства и мудрости, благородства и осмотрительности.

Самые скромные крестины обходятся порядочному человеку в сотню экю, и это без учета трат на крестника.

Есть, однако, случаи, когда от крестин не отвертеться: если дети ваши, но рождены вне брака, принципу, изложенному нами в первой фразе этого параграфа, следовать невозможно[80].

Остерегайтесь жениться на бесприданницах; но еще больше остерегайтесь жениться на девушке с многочисленной родней.

Многие почтенные особы взяли себе за правило выходить из дома без денег: мудрые эти люди подобны бравым наемникам былых времен, которые облачались в кольчугу и потому не боялись ничьих кинжалов.

В день праздника Тела Господня ходите по городу как можно быстрее; кругом слишком много набожных детей.

Они поют так сладостно;

Они такие хорошенькие;

В таких красивых нарядах;

А девочки… а цветы… Да что говорить!..

Меньше чем пятью франками вы не отделаетесь.

Если вы продаете лошадь, будьте осторожны: посмотреть на нее явится юноша в сапогах со шпорами и с хлыстом в руке; он уведет вашу лошадь с собой. Не волнуйтесь, спустя три часа вы получите ее назад.

Юноша отыскал у нее серьезный изъян; зато он покатался по Булонскому лесу.

Есть только одна вещь глупее женитьбы на бесприданнице — это поддаться патриотическим призывам сдать деньги на то и на это, на техасские Поля Приюта[81] и на воздвижение очередной статуи, на золотые пальмовые ветви и на шпагу для господина генерала Такого-то.

Все эти господа отлично обойдутся без вас.

Ведь творить добро — это подлинное блаженство, не так ли?

Какую бы брошюрку вам ни предлагали на улице, как бы вам ее ни расхваливали, ни в коем случае ее не покупайте, пусть даже она стоит всего одно су: вы прочтете то же самое в вечерней газете, когда будете пить кофе в обществе приятеля.

Анекдот

Искусство обманом добыть себе место и одновременно отомстить ненавистному покровителю есть вещь труднейшая; поэтому мы расскажем о следующем случае, который ускользнул от внимания автора трактата «О способах добывать должности»[82].

В 1815 году, когда без места оставались целые толпы чиновников и в моде были коробки с банковскими билетами, которые люди предлагали друг другу, как табак из табакерки, один даровитый молодой человек, незаслуженно отставленный от службы, отправился на прогулку в тот район Парижа, где водятся прекрасные парижанки, не отказывающие никому в те дни, когда нужно платить за квартиру.

Он осматривает этих дам с любопытством работорговца и наконец обнаруживает образец прелести и красоты: тонкая улыбка, розовые губки, прекрасный цвет лица, белые зубы; сложена, как богиня. За умеренную плату молодой человек увозит барышню к себе домой. В течение двух недель ей предстоит изображать его жену.

Он наряжает эту заемную супругу, объясняет ей, в чем заключается ее роль, и отправляется к могущественному покровителю — генералу то ли русскому, то ли прусскому.

— Позвольте, сударь, представить вам мою супругу!

— Ах, так это госпожа…

Через неделю искомое место было у нашего героя в кармане. А генерал? А что генерал? Несчастный человек, о нем умолчим.

Советуем покровителям относиться с тем же недоверием к своим подопечным, с каким эти последние относятся к своим покровителям.

Бывая в свете, бойтесь как огня любых бумаг, под которыми вас просят поставить подпись.

Там всегда содержится обещание заплатить луидор, десять франков и проч. музыканту, который выступит с концертом. Когда музыканты знают, что сбор обеспечен, они, по нашим наблюдениям, всегда играют хуже, а нередко случается и так, что, когда деньги уже собраны, концерт отменяется.

Скажите просто, что в этот день вы уезжаете в свое имение.

Ни одна недвижимость не может принести столько дохода, сколько это имение, которого у вас нет.

«Нет, сударыня, я не могу себе этого позволить… Нет, друг мой, я для этого недостаточно богат».

Это фразы, которые нужно научиться время от времени произносить, и притом с подобающей твердостью.

Они избавят вас от бестолковой загородной поездки, от смехотворной покупки, от тысячи вещей, о которых можно сказать: ни уму, ни сердцу.

Общее правило: «Никогда не давайте понять, чему на самом деле равняется ваше состояние». Возьмите это на заметку.

Платить за право увидеть чуть раньше других те вещи, которыми спустя какое-то время можно будет любоваться бесплатно, как то: картины, роспись часовни, плафоны, купола, авторские копии произведений искусства и сами эти произведения, — глупо, нелепо и смеху подобно.

В Париже каждый год изобретают новый способ перекладывать деньги из одного кармана в другой легко и безо всякого принуждения. Имейте в виду, что Дендерский зодиак был и остается просто черным камнем, который нынче можно бесплатно увидеть в Музее[83]; что ископаемые человеческие останки — тоже не что иное, как камень, который всецело принадлежит естественным наукам и не касается никого, кроме господина Кювье[84]; что с гробницей египетского фараона можно без труда ознакомиться в Королевской библиотеке, сняв с полки книгу; наконец, что мумия, древний мраморный лев и прочие диковины — извращения, от которых надобно держаться подальше.

Смотреть нужно только на то, что может доставить удовольствие, — на знаменитого танцовщика или актера, на дебютантку, на празднество и проч.

Вы впервые в жизни публикуете книгу; если вы покажете юному наглецу, который принес верстку, что вам лестно читать свои мысли в печатном виде, он будет уверен, что ему причитается вознаграждение. Это само собой разумеется; загвоздка не в том. Однажды утром плут явится к вам опрятно одетый, отменно наглый, приторно любезный, чтобы передать просьбу типографских рабочих. Праздник их святого покровителя непременно совпадет с тем временем, когда дело дойдет до печатания вашей книги.

Если вы любите плавать и посещаете купальни, то:

1) не вздумайте утонуть;

2) не вздумайте брать с собой что-нибудь ценное. Но ведь кабинки закрываются на ключ? — Разумеется. — Посетители все сплошь порядочные люди. — Тем более.

У вас ведь есть шляпа для бала и фрак для игры; заведите себе костюм для купальни.

Если у вас есть драгоценность, не хвастайтесь ею в большом собрании.

Аббат Демонсо, придворный глазной врач в царствование Людовика XVI, получил от шведского короля табакерку и объявил об этом в одной гостиной. Все пожелали взглянуть на королевский подарок. «Там были все сплошь знатные господа, — рассказывал он, — однако ж табакерка ко мне так и не вернулась».

Если вам клянутся честью стряпчий и актриса, не колеблитесь ни минуты: верьте актрисе.

Бойтесь беременных женщин: желая добиться своего, они выказывают изощренную хитрость.

Никогда не вверяйте свои деньги в руки человека, пусть даже этот человек служит в банке.

Если вам все-таки без этого не обойтись, доверьтесь актрисе или человеку с простой душой и простым ремеслом: посыльному, угольщику, водоносу, торговцу фруктами и проч.

Разница между карфагенцем и куртизанкой заключается в том, что верить стоит только второй[85]; а ведь карфагенцев среди нас еще очень много!

Храните как можно дольше золотые монеты и серебряные пятифранковики. Этот совет продиктован опытностью. В самом деле, монета достоинством в пять франков все еще вызывает уважение; прежде чем ее потратить, человек дважды подумает; такая монета — основное блюдо в кошельке. А мелочь утекает сквозь пальцы, как вода.

Друг детства, попавший в беду? Скажите лучше, бочка Данаид.

Держитесь подальше от новых изобретений, таких, как: макассарское масло[86], порошок для бритья, омолаживающая масса, пробковые пояса-скафандры, кофеварки, трости-удочки, зонтики в жестяных футлярах, стенные кровати, экономические плиты, которые обходятся в сотню раз дороже обычных, камины ценой в сто экю, которые не нуждаются в дровах, искусственный мрамор, бесшовные сапоги и прочее в том же роде. Как правило, все экономические вещи либо дороги, либо неупотребительны.

Живет на свете бравый земледелец, который несколько лет назад изобрел способ с помощью ежегодной подрезки не дать винограду мокнуть. Способ этот в самом деле способен противостоять порче, которая губит драгоценный урожай; однако достопочтенный изобретатель не учел, что виноградник в пятьдесят — шестьдесят арпанов за один день не подрежешь, сколько бы рабочих на нем ни трудилось, и покуда одни кусты будут подвергаться обрезанию, другие успеют созреть.

Изобретение это, замечательное и хитроумное, годится только для тех, чьи виноградники не превышают двух арпанов, для остальных же виноградарей оно бесполезно. Пример этот выбран из тысячи схожих; он показался нам самым убедительным.

Вообще же изобретения такого рода суть не что иное, как самый страшный из налогов, какой взимают с почтенных буржуа. Не стоит обвинять нас в ненависти к изобретателям; изобретения по-настоящему полезные вызывают у нас искреннее восхищение; другое дело предложения шарлатанов; по их поводу мы можем сказать только одно:

Подождите, пока новое изобретение пройдет проверку опытом и заслужит всеобщее одобрение, и только после этого выкладывайте за него свои кровные десять, двадцать, тридцать или даже сорок франков.

Вы сын: рано или поздно вы станете отцом, если, конечно, не…

Вы сын… В таком случае вы наверняка помните кошель… тот самый, который хранился в укромном месте… Батюшка ваш никогда не проверял его содержимое, и время от времени вы со спокойной душой запускали в него руку. Вы уверяли себя, что никто ничего не заметит. Более того, вы говорили себе: «Батюшка должен был преподать мне уроки аккуратности, бережливости, хозяйственности; я решился его испытать и вижу, что он не выказывает ни памятливости, ни внимательности, а ведь для отца семейства это добродетели первостепенные. Господь избрал меня, чтобы его покарать…»

Если сегодня вы стали отцом, значит, тот урок вы преподали и самому себе. Так что мы припоминаем его на всякий случай… на случай, если вам недостает памятливости.

Никогда не предлагайте знакомым дамам сопроводить их в театр.

А вдруг пойдет дождь?

Впрочем, если дама выказывает к вам особое расположение, три франка, уплаченные кучеру, могут стать полезным вложением денег.

Единственный экипаж, который позволительно иметь старому холостяку, это двухместная карета; и никаких откидных скамеечек.

Если холостяк вздумает завести берлину или ландо, он погиб!

Скольких женщин ему придется развозить по домам! А ведь три пожилых дамы в вашей коляске, это… это хуже ограбления!

Порой одна женщина обкрадывает другую самым чудовищным образом.

Поскольку порядочных женщин на свете столько же, сколько порядочных мужчин, мы советуем эти последним соблюдать в любви величайшую сдержанность и осторожность.

Если ваша жена уверяет вас, что на сто луидоров, полученные от вас, она купила украшение, которое стоит в два с половиной раза дороже, — тогда, даже если украшение на самом деле еще более драгоценно, сомнений быть не может: вас обокрали, хотя и без взлома.

Бедный невинный малыш! Ему десять лет; он не знает света, не знает ни мужчин, ни женщин!.. Он был единственным сыном.

Вот он прыгает от радости, грызет драже и конфеты; он счастлив, как актриса, удостоившаяся рукоплесканий. В доме только что состоялись крестины, и крестный его сестрички подарил ему вместе с конфетами отличную игрушечную саблю. Мальчуган так любит доброго крестного[87].

В двадцать пять лет он обнаружит, что его обокрали; зато сколько подарков он получит до тех пор!

Старший сын может быть обворован таким образом дважды и даже трижды.

За этот разбой законы не карают.

Вы, бедный мальчуган, против него бессильны, и батюшка ваш тоже.

Вам не остается ничего другого, кроме как нежно любить вашу милую сестричку.

Недаром в прежние времена барышень воспитывали в монастырях; очень мудрое обыкновение.

Если один из ваших родственников занимается торговлей, ничего у него не покупайте, ибо:

1) торговаться вы не посмеете, а если товар окажется плох, не решитесь возроптать;

2) если он знает, что вы богаты, то откажет вам в кредите, и вы потеряете деньги, которые могли бы заработать на процентах с капитала;

3) он обманет вас с большей легкостью, чем посторонний.

Все сказанное касается также близких друзей.

Помните, что с поставщиками надо обходиться, как с военным противником.

Есть два достопочтенных разряда французских граждан, с которыми надо держать ухо востро: нормандцы и гасконцы[88].

Вы врач, стряпчий, нотариус и проч., одним словом, человек публичный; в таком случае имейте в виду:

Если к вам явится господин, который занимал или до сих пор занимает высокое положение в свете; если этот господин… (впрочем, наша мысль в равной степени относится и к дамам),

Если этот господин или эта дама, которые, в силу своего происхождения, должны выказывать надменность, гордыню, спесь, высокомерие, бесцеремонность в обхождении с вами, человеком незнатным и — поскольку у вас есть профессия — стоящим на социальной лестнице ниже их, никакой профессии не имеющих либо занимающих должность, которая щедро вознаграждается, но не требует ровно никаких усилий, —

Так вот, если этот господин или эта дама, отложив гордыню, являются к вам и желают говорить о делах…

Имейте в виду, что для вас это очень дурной знак.

Она входит, садится; вы ее знаете, вы польщены ее визитом. Тон у нее наполовину молящий, наполовину надменный. Манеры изысканные, учтивость безупречная, как то и принято в большом свете… Вы отвечаете вежливо, но сдержанно. Визит продолжается.

Внезапно вас просят выйти на несколько минут по срочному делу.

«Ах, Боже мой! — говорит ваша гостья с прелестной улыбкой. — Ступайте, сударь, я подожду».

Содрогнитесь от ужаса: это означает, что у вас собираются взять взаймы деньги, крупную сумму денег, которую вы никогда не получите назад.

По вашем возвращении вам сделают предложение, от которого вы не сможете отказаться.

Предки наши имели многие обыкновения, которые на первый взгляд кажутся странными; тем не менее зарешеченное окошко во входной двери, сквозь которое хозяин дома в смутные времена мог выяснить, кто именно к нему пришел, было вещью весьма полезной и избавляло от множества глупостей.

В иных провинциальных городах такое окошко существует до сих пор.

Нынче в Париже некоторые люди, страдающие от обилия кредиторов, с той же целью проделывают во входной двери амбразуру.

Но все эти хитроумные уловки помогают очень мало. Хозяину дома недостает слуг, у которых хватило бы ума разгадать природу человека, стоящего за дверью.

Единственное спасение — глубокое знание физиогномики Лафатера и большая находчивость.

Один только что приобрел загородное поместье;

Второй только что вложил деньги в государственную ренту;

Третьему предстоит крупная выплата;

Четвертый только что объявил о банкротстве, и проч. Человек проницательный способен разгадать, какого рода затруднение испытывает почтенный попрошайка, благородный заёмщик.

Если затруднение это временное, тогда с легким сердцем давайте взаймы, но только под надежный залог и постарайтесь до окончания срока поменьше видеться с заёмщком.

Если же графиня берет деньги взаймы потому, что она разорилась, пощупайте свой пульс и решите, можете ли вы по доброй воле подвергнуть себя кровопусканию.

Вы — женщина милая, элегантная, богатая — дружите с другой женщиной, такой же милой, остроумной, добросердечной и богатой.

Ни в коем случае не ссужайте вашей приятельнице ни кашемировую шаль, ни платья, ни украшения.

Никакого злого умысла; но сегодня вы даете вашей доброй знакомой шаль на один вечер, чтобы она могла явиться на балу в греческом или иудейском тюрбане.

А назавтра ваша горничная приносит вам шаль, разрезанную на восемь частей: парикмахер не знал, что ваши нежные чувства так далеко не простираются, и безжалостной рукой разрезал шаль на восемь кусков.

Если из печати выходит какая-нибудь недлинная, но очень увлекательная брошюрка, имейте в виду, что Делоне, книгопродавец из Пале-Руаяля, выложил ее у себя на прилавке и, чтобы привлечь к ней внимание публики, даже разрезал страницы, так что ничто не помешает вам прочесть ее совершенно бесплатно.

С новыми роскошными кофейнями дело обстоит точно так же, как с новыми министерствами: платить придется вам.

Бойтесь дуэлянтов: они ссорятся с вами нарочно для того, чтобы вызвать на поединок, а потом откушать за ваш счет завтрак стоимостью в сорок или пятьдесят франков.

Если вы едете по парижским улицам в наемном кабриолете, кучер которого имеет собственную лошадь, не сомневайтесь, что вы услышите множество жалоб по поводу того, что овес вздорожал, а другие кучера — подлые завистники; вообще кучер ваш занимается извозом себе в убыток; гораздо выгоднее было бы нанимать лошадь от хозяина, и проч., и проч.

Если же лошадь кучеру не принадлежит, тогда вы услышите совсем другую песню:

Владельцы лошадей требуют за них непомерные суммы.

Кучер человек бедный, едва сводит концы с концами, а ведь у него жена и дети.

За день вы у него первый седок.

Сам он отставной военный.

Одним словом, вы всегда заплатите такому словоохотливому кучеру больше, чем такому, который не проронит ни слова.

Мало кто платит точно по таксе; мы знали лишь одного почтеннейшего господина, который отмерял деньги с точностью, достойной шекспировского Шейлока[89].

Когда покупаете билет в театр, всегда внимательно пересчитывайте сдачу.

То же касается и Казначейства.

Порой клиентам пытаются сбыть фальшивую монету.

Но особенно внимательными следует быть, когда имеешь дело с целыми столбиками монет, завернутыми в бумажки, на которых написано: «Монеты достоинством в один франк, в два франка и проч.».

Дети в пансионе каждый год ждут не дождутся торжественного дня.

Этот день — именины почтенного наставника; дети заранее сговариваются о подарке. Они выясняют у супруги педагога, чем можно порадовать именинника.

«Нет-нет, — отвечает та в смущении, — я вам ничего не скажу; в прошлом году вы подарили дюжину столовых приборов — и сами помните, как сердился ваш учитель; даже не хотел вас отпускать домой; нет, дарить ничего не нужно».

Эти слова только подливают масла в огонь; дети собирают деньги, смеются над теми, кто сдал мало; идет соревнование: кто выпросит у родителей более крупную сумму; некоторые жертвуют на подарок деньги, выданные им на мелкие расходы. О этот возраст невинности! С каким чистосердечием, с каким восторгом юные существа позволяют себя обмануть!

Они преподносят супницу. Наставник гневается, бранит их, и скромность его предстает во всем своем блеске. Он нехотя распускает их по домам и грозит суровыми карами на следующий год, если подобный скандал повторится. Еще десять лет, и сервиз будет собран полностью. «Добрые детки!» — говорит он супруге. А потом еще долго заверяет каждого из родителей, что его сын делает успехи, что из него выйдет толк, что это прелесть что за мальчуган!

Итальянский язык за двадцать четыре урока; мнемотехника за двенадцать занятий; музыка за тридцать два урока; чистописание за двенадцать уроков и проч.

Мы не опустимся до комментирования всех этих случаев шарлатанства.

Сказанное относится также к портретам за один луидор и два сеанса.

В Лондоне консультации любого рода стоят очень дорого, причем всякое мнение сходит за консультацию. Знаменитый адвокат Драйездаст[90] проходит по Уолл-стрит; некий купец показывает ему шиллинг и спрашивает, не фальшивый ли он. «Ни в малейшей степени, — отвечает адвокат, опуская монету в свой карман, — второй, который с вас причитается, уплатите в следующий раз».

Мораль: если поедете в Англию и будете говорить с врачом или адвокатом, забудьте о том, что на свете существуют знаки вопроса.

Охранять следует не только свой кошелек, но и свою репутацию.

Мошенники, готовящиеся объявить о своем банкротстве, могут предложить вам выгодное дело; интересуют их только ваше честное имя и незапятнанная репутация; это приманка, на которую они надеются поймать множество простофиль. Вы, чистый и наивный юноша, вы, порядочный человек в зрелых летах, вы и помыслить не можете, что почтенные хорошо одетые и хорошо рассуждающие люди, которые приезжают за вами в экипаже, привозят вас в прекрасный особняк и угощают роскошным обедом, могут оказаться мошенниками.

А между тем так оно и есть. Потерять несколько экю не страшно, куда страшнее лишиться незапятнанной репутации, иначе говоря, права со спокойным сердцем смотреть на себя в зеркало.

Если нахлебник не умеет шутить, ничего не знает и бранит кушанья, значит, он вас обкрадывает.

Сколько мужей без зазрения совести проедают имущество своих жен или детей. А сколько жен бросают деньги на ветер и ведут себя с величайшим легкомыслием!

Следовало бы выдавать всех женщин замуж с условием раздельного владения имуществом; впрочем, положения с наследством это все равно не изменит.

Женщина, которая отдает все свое состояние мужу, поступает очень глупо.

Впрочем, в благодеяниях, как и в любви, есть свое кокетство.

Что вы скажете о тех немецких банкирах, которые с тевтонской добросовестностью присылают нам билеты лотерей, где разыгрываются поместья Энгельталь, Сигмаринген, Гогенлиген и проч.? Они, должно быть, полагают, что мы такие же простаки, как их соотечественники! Мы надеемся, что ни одному из наших читателей никогда не случилось отдать кровные двадцать франков за такой лотерейный билет.

Покупать цветы на Цветочной набережной — безнадежная и безграничная глупость, которая, однако же, совершается ежедневно; тысячи розовых кустов увядают на окнах, отравленные известкой, которая заполняет горшок вместо земли. Парижские буржуа, торговцы с улицы Сен-Дени, вы неисправимы!..

Завести поместье вблизи Парижа — это все равно что засеять поле зерном в то самое время, когда птицы выкармливают птенцов. Или позаботьтесь о том, чтобы вас отделяло от столицы по меньшей мере двадцать лье, или вовсе не покупайте поместья.

Есть моты и погубители, которым мало проесть собственное состояние, они хотят рикошетом промотать еще и состояние ни в чем не повинных сограждан. Они развращают честное сословие рабочих и работниц и портят своей безрассудной щедростью полезную часть нации, прививая ей новые потребности: вместо того чтобы отвести нацию от революционной бездны, они толкают ее к новым революциям.

Одно из самых коварных обыкновений этих молодых людей состоит в том, что они дают один, два и даже целых пять франков рабочим и работницам, которые доставляют им от своих хозяев сапоги и фраки, белье и шляпы, и проч., и проч.; в результате когда честный буржуа изредка, в знак своей беспримерной милости дает им ту скромную награду, какой они как раз и заслуживают, то вместо благодарности получает в ответ грубую брань.

Повторяем, в интересах нравственности необходимо предписать, чтобы ремесленники доставляли свои изделия без доплаты; отравлять самые истоки торговли преступно.

О врачах ничего дурного лучше не говорить; если мы живы, то не имеем права жаловаться; тем не менее врачи тоже идут порой на некоторые хитрости и доставляют дополнительный заработок аптекарям. Заметьте, что каждый год в моду входит какое-нибудь особое снадобье: то саго, то салеп. Были годы, когда все нужно было есть с добавлением салепа; потом его заменило саго. Потом все увлеклись аррорутом[91], потом, с легкой руки Вальтера Скотта, повсюду воцарился исландский лишайник, потом местные пиявки в сочетании с водой из Сены, потом слабительное питье; снадобья меняются, но неизменным остается тот факт, что чем они моднее, тем дороже; а между тем с ними все происходит так же, как с нашими литераторами, которые столько раз переиздают свои сочинения, что мы в конце концов выучиваем их едва ли не наизусть. Прежде чем покупать книгу, ознакомьтесь с кратким содержанием.

Никогда никому не открывайте, где хранится ваше завещание и что в нем говорится.

Старые холостяки, бездетные дядюшки, старые дамы, копящие деньги для дальних родственников, порядочные люди, нажившие состояние, ныне и присно к вам обращаюсь я; запомните раз и навсегда: завещанию не место в вашем доме; его следует хранить у нотариуса; это — выбор самый мудрый и самый надежный.

В какой бы компании вы ни находились, если вокруг стола, за которым идет игра в экарте, собралась толпа, а вы поставили на кого-то из игроков, не сводите глаз со своих денег и не пропустите момент расчета, иначе, как ни старайтесь, денег своих вы не получите; к ним еще прежде вас протянется целая дюжина рук.

Есть люди, которые забавы ради забирают и прячут ваши деньги; другие устраивают шутки крайне дурного тона с чужими драгоценностями. В результате деньги или драгоценность пропадают, и самые смехотворные сомнения, самые отвратительные подозрения закрадываются в душу каждого из присутствующих. Деньги каким-то чудом оказываются в сапоге, серьга — в оборке бального платья или под подушкой кресла, и все это приписывают капризам божества, на чей счет относят вообще множество происшествий; имя ему — СЛУЧАЙ.

Общий совет: не шутите с дорогими вещами; мало того что шутки эти — дурного тона, они всегда плохо кончаются, не говоря уже о том, что порой вы совершенно случайно теряете при этом деньги.

Вставная глава

Понравилась статья? Добавь ее в закладку (CTRL+D) и не забудь поделиться с друзьями: